de omnibus dubitandum 103. 60

ЧАСТЬ СТО ТРЕТЬЯ (1878-1880)

Глава 103.60. КАПРИЗНО-АРТИСТИЧЕСКОЕ БЕЗВОЛИЕ...      

конец мая, 1878 год

    То понятие, которое именуют обществом, в Вене, центре государства Габсбургов, достигло своего наивысшего (и последнего) расцвета, являя собой объединенную культурой духовную общность с отчетливо разграниченными социальными слоями.

    Верхний и самый недоступный круг формируется двором, затем следуют родовитое дворянство, просто дворянство, нижние слои которого образуют группы военных, чиновничества, далее — университетская профессура, буржуа и, наконец, евреи финансового мира.

    У каждого из этих слоев, у каждой группы общества — свой уклад жизни, квартиры в определенных районах города, свои клубы, рестораны и прочие места встреч, общения; даже в австрийском диалекте у каждого слоя, у каждой группы свой особый диалект, свой язык, но все они в основном связаны с венским, австрийским диалектом. Отличались слои один от другого (словно цветы в пределах одной группы) особым оттенком окраски: дамы из приюта для престарелых дворянок, воспитанницы пансиона Пресвятой Девы Марии, супруги богатых буржуа, получившие образование в женевских пансионах, жены людей среднего сословия; понятия чести офицера или коммерсанта — неодинаковые, разные, как их происхождение и, их одежда. И как бы часто эти люди ни встречались, они не смешиваются. Их представители видят друг друга в Бургтеатре, в зале Филармонии, на прогулках на остров Пратер, на бульваре Рингштрассе, они сразу же узнают друг друга по внешнему виду, по говору, по газете, которую тот или иной держит в руках, но общаются друг с другом лишь мимоходом. Так было до 1878 года, когда все габсбургское государство перетряслось, когда изменилась его духовная самостоятельность, изменилось его лицо.

    Попробую передать ту особую атмосферу меланхолического легкомыслия, «веселого апокалипсиса», в которой жила столица клонящейся к упадку Австро-Венгерской империи.

    Вся Вена легкомысленная с ее ветреностью и горечью, с ее унынием и остроумием, с ее знанием жизни и женщин будет показана в главах посвященных той эпохе. Это Вена отдельных кабинетов, беспечных холостяков, любовных приключений. В ней много опыта, иронии и самоиронии». Характеризуя венский стиль жизни, изнеженный и расслабленный, современники любили противопоставлять его стилю берлинскому, мужественному и строгому. В обновленном прусском Берлине — культ силы, напор, воля к власти и воля к победе; в старой, пережившей свое величие Вене — пассивная созерцательность, эстетизм, капризно-артистическое безволие, порхающие вальсы и брызги шампанского.

    Все основные герои нашего повествования живут, словно у последней черты, отделяющей их от небытия, черты, под которой будет подведен общий итог их несостоявшейся жизни. Они всегда чувствуют дыхание смерти, особенно ощутимое в моменты встреч с загадочными вестниками из-за черты.

    Близость роковой границы их нервирует, вызывая душевное расстройство, приучая их к извращенному наслаждению любовной игры со смертью, которая выступает обычно под волнующей маской Эроса. Смерть отбрасывает на них свою тень, отчего очертания реальной действительности как будто растворяются в осенних сумерках.

    Подчиняясь принципу удовольствия, они находятся в непримиримом конфликте с сознающим «Я» личности.

Баронесса Хелена фон ВЕчера (нем. Helene von Vetsera; 1847, Марсель — 1 февраля 1925, Вена) — австрийская дворянка еврейско-австрийского происхождения.
Хелена Бальтацци родилась в семье еврейского банкира Теодора Бальтацци (1788—1860) и его первой жены Деспины Вулкович (?-1849/50). Имела еврейские корни. Отец сделал состояние в Стамбуле; имел двух жён и девять детей. Родители умерли рано. Опекуном стал друг семьи, любовник ее мачехи, австрийский дипломат еврей Риттер Альбин фон ВЕчера (1825—1887). В 1864 году он женился на семнадцатилетней Хелене. В 1870 году Альбину был пожалован титул барона. Хелена с мужем переехала в Вену. Альбин умер от инфаркта в 1887 году.
Хелена была старшим ребёнком в семье Бальтацци. Имела полнородную сестру Элизабет (10)(1849—1899), единокровных сестёр: Эвелину (4)(1855—1901), Шарлотту (3)(1856—1875) и Вирджинию (2)(1857—1929), а также четверых единокровных братьев: Александра (9)(1850—1914), Аристидеса (6)(1853—1914), Гектора (5)(1854—1916) и Генриха (1)(1858—1940).
Дом Бальтацци славился своими конюшнями, их лошади участвовали в крупных международных скачках. Александр и Аристидес совместно владели знаменитым скакуном Кисбером (нем. Kisber), который выиграл Эпсом Дерби в 1876 году. Гектор был хорошим наездником.
Шарлотта была замужем за графом Георгом Эрдоди.
Эвелин была замужем за австрийским графом Георгом фон Штокау (1854—1901).
Члены семей Бальтацци и ВЕчера были известны своей деятельностью в международной политической, социальной и деловой жизни. Их тепло принимали в аристократических кругах Европы, Лондона, Парижа, Санкт-Петербурга и Вены.
В браке с Альбином ВЕчерой родилось четверо детей:
Ладислаус «Лаци» фон Вечера (1865—1881)
Джоанна «Ханна», графиня фон Билант-Рид, баронесса фон ВЕчера (1868—1901) [4]
Мария «Мэри» фон ВЕчера (1871—1889)
Франц Альбин «Фери» фон ВЕчера (1872—1915)
Лаци погиб 8 декабря 1881 года во время пожара в театре «Ringtheater».

Мария, ставшая любовницей австрийского кронпринца Рудольфа, была обнаружена мёртвой 30 января 1889 года в замке Майерлинг. Тело Марии было перевезено в Хайлингеркройц в ночь с 31 января на 1 февраля двумя её дядями (Георг фон Штокау и Александром Бальтацци усадили мёртвую девушку на заднее сиденье экипажа, между собой), и спешно похоронено на территории монастыря. Вскрытия не проводилось и, о смерти Марии был составлен фиктивный акт. По просьбе родственников 16 мая 1889 года гроб с телом Марии был извлечён из временной могилы, заключён в ещё один медный гроб и перезахоронен
Хелена пережила мужа и всех своих детей и, из-за инфляции после войны потеряла всё имущество. Она умерла в бедности в Вене в 1925 году. Похоронена на кладбище Пайербаха в Нижней Австрии.

    Лица мужчин совершенно раскраснелись и они, похоже, уже немного вдохновились. Я чувствовала себя очень хорошо. Было великолепно, так как два дротика плясали в моих руках и конвульсивно подёргивались.

    Крепко сжав их, я очень медленно раз за разом вытягивала их крайнюю плоть до самого верха, каждый раз, на несколько секунд задерживая в пальцах кожное утолщение. При возвратном движении я щекотала головки обоих стержней мизинцем. Сперва накатило на доктора Майснера (тайного агента Венской полиции).

    Но это оказалось только несколько вязких, как резина, густых капель. Он поднёс ко рту бокал с вином, жадно отхлебнул из него и вполголоса пробормотал:

    – В такую жару собирать грибы без воды очень трудно.

    Сразу после этого накатило на князя Эстерхази, но у того выброс был гораздо обильнее. Я почувствовала, как по пальцам у меня устремился целый поток. Мужчины стали приводить под столом свои брюки в порядок, но на это никто не обратил внимания, мой банкир Хирш и граф Хойос были увлечены Штеффи.

    Я сделала вид, будто опьянела, и сказала, что хотела бы немного прогуляться по свежему воздуху. Когда я протискивалась мимо мужчин, те с благодарностью сжимали меня коленями.

    От бесцеремонных лап кавалеров мои юбки были ещё наполовину подняты, и, когда я проходила мимо кронпринца Рудольфа, тот ущипнул меня за зад. Потом я вышла на улицу и немного прогулялась вдоль ограды обширного ресторанного сада. Там царила полная тишина, было почти темно, и росли высокие кусты. Теперь я оказалась как раз напротив того места, где за оградой должна была располагаться наша беседка.

    Я отчётливо расслышала смех Штеффи, потому что кронпринц Рудольф, видимо, в этот момент рассказывал сочный анекдот.

    Внезапно я, увидела рядом с собой фигуру человека, стоявшего вплотную к ограде. Им оказался кучер, который привёз нас сюда. Он слушал музыку и даже пытался разобрать, о чём говорилось в беседке. При этом он сжимал в руке свою кукурузину и, как бешенный мастурбировал. Он на свой манер разделял праздник с другими. Завидев меня, он не стал прятаться, а спокойно оставил свой полутвёрдый стебель висеть поверх брюк.

    – Почему же вы, милая барышня, не сидите со своими друзьями в беседке? Там у вас, кажется, очень весело.

    – У меня что-то немного голова разболелась, – с улыбкой ответила я.

    – У него тоже голова болит, – сказал он, подмигивая, и указал на свой член.

    И сразу после этого обмена репликами он обхватил меня за бёдра, опрокинул навзничь, и я, будучи к этому моменту весьма подвыпившей, растянулась на траве, а он – на мне. В два счёта замечательный стержень извозчика оказался у меня внутри.

    Мне доставило удовольствие прямо за спиной у кронпринца Рудольфа уступить домогательствам бравого кучера. Он был такой же простой человек, как мои братья и, вообще, люди, которые проживали в нашем городе, и на его долю тоже должно было что-нибудь перепасть. Я совершенно не сопротивлялась, и он был наверху блаженства.

    – Вот так… правильно… давай-ка сюда свою тёрочку… а-а-ах… какая шершавая, прямо насосик… и жадненькая, что твой пудель… прекрасная жизнь, должно быть, у супруга-то… вот так… правильно… только обточим маленько… один раз не считается… не правда ли, он глубоко входит… киска ты моя, маленькая… о господи, мокрый уже совсем … а-а-а-ах, у-у-у-ух… это ведь не всегда должен быть богатей… а я, знаешь ли, с лошадьми умею хорошо ладить… сейчас… сейчас… поработай-ка ещё чуточку своим задком… о-о-о-о…

    В тот же миг я почувствовала, как его сперма ударила мне внутрь, кипятком, горячо, быстро и резко. Это было похоже на выстрел. Потом он помог мне подняться. Я привела свои юбки в порядок, в то время как он снова надел на голову свой блестящий цилиндр, лежавший в траве. Уходя, я помахала ему через плечо, в ответ он приподнял цилиндр и негромко крикнул:

    – Целую ручку, вознагради тебя бог, желаю и дальше приятного развлечения!

    Когда я вернулась к остальным, они были уже изрядно пьяны и кричали, перебивая друг друга.

    У Штеффи – блузка её была нараспашку – упала брошь, и она собиралась найти её под столом. Граф Хойос сказал, что хочет помочь ей в поисках. Он вынул из садового подсвечника свечу и правой рукой держал её под столом, опираясь о край столешницы левой. Штеффи ползала под столом и хихикала. Вдруг она так больно ущипнула меня за икру, что я наверно бы отскочила, однако она крепко держала меня и потянула вниз.

    Заглянув под стол, я поняла, что события приняли нешуточный оборот. Штеффи стояла под столом на четвереньках, задрав юбки до пояса, а граф Хойос размягчённым концом свечи водил туда-сюда в её смокве, так что наша Штеффи от сладострастия скрипела зубами.

    Тут и меня опять сразу разобрало желание, однако для двух дам здесь, внизу, места не было. Тогда я сделала вид, что привожу в порядок бант на туфле, и, по крайней мере, понаблюдала за сей живописной сценой. На Штеффи как раз накатывало, а граф Хойос в странной позе столь комично покачивался взад-вперёд, что князь Эстерхази спросил:

    – Что, это тебя свеча так дёргает?

    Штеффи закатила глаза, откинула голову и увидела между широко расставленными ляжками банкира Хирша прямо перед собой туго натянутую ширинку, с которой чуть пуговицы не отскакивали.

    Она, мигом расстегнула ширинку, и сжатая пружина кронпринца Рудольфа тотчас выпрыгнула ей в рот. Она лизала, сосала и чмокала, но наверху едва ли что-нибудь слышали, потому что кронпринц Рудольф с доктором Майснером наперебой рассказывали один другому анекдоты.

    Таким образом, я до поры до времени вынуждена была сидеть спокойно. Доктор Майснер и князь Эстерхази почти расплющили меня, так тесно мы уже сидели рядом друг с другом. Чтобы мне не слишком сильно помяли подол, я, усаживаясь за стол, подняла его, и теперь правая рука князя Эстерхази изучала мне сверху довольно глубокую ложбинку между ягодицами, тогда как доктор Майснер мял мою левую грудь, отчего сосок просто огнём горел.

    Мне ужасно хотелось тоже принять участие в игре со свечой, и я не могла дождаться, когда настанет мой черёд. Наконец – мне показалось, что прошла вечность – лицо моего кронпринца Рудольфа на противоположном конце стола вдруг покраснело ещё сильнее, и он, будто поперхнувшись, отпил из бокала глоток вина. Граф Хойос незанятой рукой участливо похлопал его по спине и сказал:

    – Знаешь, всегда хорошо откашляйся после оргазма!

    Штеффи, совершенно разгорячённая и, со слезами на глазах от душившего её хохота, снова выбралась наверх со словами:
– Не думала, что искать брошь такое утомительное занятие!

    Но теперь вниз забралась я, там опустилась на корточки и взяла в рот кол доктора Майснера, уже опять благополучно стоявший. А в руку я взяла хвост Бирнекера, этот, правда немного обвис, однако я быстро сумела его взбодрить и привести в чувство.

    Граф Хойос наклонил голову под стол и попросил:
– Ты и про меня не забудешь, не правда ли, Хеля? А то во мне всё прямо бурлит и клокочет!

    Задача оказалась довольно сложной, ибо мне пришлось изловчиться и протянуть другую руку назад, чтобы поймать его хвост, до сих пор действительно ничего не получивший. Он пульсировал у него так судорожно, что мне казалось, будто в руке у меня змея. Кончиком языка я облизала огромный жёлудь доктора Майснера, потом целиком взяла его в рот и принялась двигать головой, всё время, захватывая при этом всю крайнюю плоть, что всегда, я знаю, кронпринца Рудольфа тоже приводило в состояние крайнего возбуждения. Две другие шишки я весьма неторопливо растирала руками и очень сожалела о том, что у меня на спине нет глаз, чтобы одновременно смотреть на член графа Хойоса. А тот у меня за спиной, похоже, разгулялся на славу, ибо я вдруг ощутила прямо у себя между лопатками обжигающе горячие брызги, это на графа Хойоса накатило так мощно, что он залил мне сзади всю блузку. На переднем плане соус князя Эстерхази протёк мне в рукав до самого локтя, и, почувствовав, как увлажнилась моя перламутровая раковина, я, от переизбытка страсти и возбуждения впилась зубами в хобот доктора Майснера. Тот инстинктивно сжал ляжки, так что у меня затрещал череп, и я услышала, как он выругался:

    – Чёрт побери, теперь у нас под столом завелась какая-то кусачая сучонка!

    – Ты, верно, ничего не имел бы против, иметь таких сучек побольше, бедняга! – осклабился кронпринц Рудольф, и все вокруг во всё горло расхохотались.
Я едва не захлебнулась природным продуктом доктора Майснера, который, как раз в этот момент замечательно кончил мне в рот…

    Потом все мы снова тесным дружеским кругом весело сидели наверху, усталые, но очень довольные. Ресль подошла к нашему столику, жеманно шелестя юбками и льстиво играя глазами:

    – Итак, господа, – промурлыкала она точно кошка, – нам подошло время закрываться, однако для вас уже приготовлена специальная комната…
Во мне эта специальная комната вызывала крайнее любопытство. Кронпринц Рудольф уже неоднократно делал на нее намёки. Через почти опустевший ресторанный сад мы вслед за Ресль прошли в «специальную горницу», стараясь дорогой держаться ровно и не терять равновесия.

    Комната была ярко освещена, жалюзи на окнах – опущены. В центре неё располагался длинный, не покрытый скатертью стол, а в углу ещё один, маленький, с всевозможными закусками и несколькими бутылками красного «Фёслауэра». Едва все мы оказались в помещении, как господин фон Ферингер, лицо которого уже изрядно налилось синевой, с такой медвежьей силой ухватил красивую хозяйку за титьки, что у неё на спине лопнули завязки передника!

    Ресль, захихикав, взвизгнула:

    – Боже праведный, господин фон Ферингер, что же это вы делаете? Что может подумать обо мне ваша любовница?

    – Хелена? Ах, она не из таких, она и другим тоже капельку позволяет.

    В этом он был прав, а, кроме того, я давно уже заприметила, что между импозантной хозяйкой «плодов виноградной лозы» и фон Ферингером довольно часто, видимо, случались интимные эпизоды. Господин фон Ферингер дёргал и рвал её груди, прижимался животом к её красивому, полному заду и потом, под общий смех, оттеснил её к столу и наклонил над ним.

    – Позовите оркестр и Ветти! – пронзительно закричала хозяйка, нетерпеливо виляя обнажённой попой из стороны в сторону и с каждой секундой всё более, впадая в состояние сексуального неистовства, потому что господин фон Ферингер не сразу ее нанизал. В этот момент в комнату вошли четыре музыканта: со скрипкой, кларнетом, гитарой и губной гармоникой. Они вежливо поздоровались и сказали:

    – Если господа не возражают, мы немного поиграем для вас.

    – Какие могут быть возражения против музыки, – прорычал кронпринц Рудольф, – однако вам предстоит заняться и ещё кое-чем.

    С ними появилась и Ветти. Ресль представила её своей племянницей, мужчины самодовольно усмехнулись, а Ветти, точно школьница, сделала книксен. Но она тоже была себе на уме, поскольку сопротивлялась только для видимости, когда граф Хойос, орлом налетев на неё, потянул её к столу.

    Она встала возле Ресль и ловким движением попы сама закинула наверх подол лёгкого платья. Граф Хойос уже, было, приготовился вставить ей свою макаронину, но кронпринц Рудольф осадил его, прорычав:

    – Прекрати немедленно! Ты не должен забегать вперёд меня!

    Граф Хойос недовольно поворчал в ответ, однако оставил своё намерение и в ожидании дальнейших событий расстегнул Ветти корсаж. Смуглые телеса у неё, оказались крупных размеров, но несколько дряблыми, однако графу Хойосу они, похоже, пришлись по вкусу, потому что он взвесил её грудь на ладонях и, возбуждая, потёр тёмно-коричневые соски. Ветти закрыла глаза и опять изобразила стыдливость.

    Потом я и Штеффи наполовину склонились над столом, князь Эстерхази занял позицию у меня за спиной, доктор Майснер (тайный агент Венской полиции) подошёл к Штеффи.

    – А сейчас, музыканты! – скомандовал кронпринц Рудольф.

    Четверо оркестрантов выстроились по другую сторону стола. Они совершенно ничему не удивлялись, потому что, вероятно, уже не первый раз играли на таких танцах.

    – Примкнуть штыки! – скомандовал кронпринц Рудольф, который чувствовал себя сегодня заправским капралом.

    Четыре смычка оркестрантов появились на виду как будто сами собой. Ресль схватила короткий, красный хвост гармониста, Ветти, повернувшись спиной к графу Хойосу, вцепилась в член скрипача, мне достался перчик кларнетиста, и, наконец, Штеффи завладела нижним инструментом гитариста.

    – Все заняли позицию?

    – Да-а-а! – хором проревели мы.

    – Знаете «Марш Радецкого»? – обращаясь к музыкантам, спросил кронпринц Рудольф. Голос у него чуть ли не дрожал от переполнявшей его жажды отсношать шикарную вкусную Ресль. – Тогда начинайте! Но смотрите, капелла, чтобы с такта мне не сбиваться!