Розовый чемоданчик с наклейками из мульфильмов

Земля здесь была дикая испокон веков. Болота пучились и пузырились, леса вставали и обрушивались поколение за поколением.
Если что и строилось, то лишь птичьи гнёзда и барсучьи норы.
Жизнь текла в глухоте и унынии. Только река была полна задора, день и ночь стремилась куда-то. Задумывалась на долгих плёсах, бросалась в пляс на перекатах. И как всякая другая из семейства текучих, была по - женски прибориста. Никакого ручья не упускала на сторону, никакого родника. Всех впитывала и всему давала ход.
Буравила отмели. Стремила стремнину. Стерегла берега от слияния. Противостояла любому вторжению. Лодку дерзкого землепроходца норовила перевернуть. Волной сбивала с ног глупого бродня.
Но пришло время, когда на стук одинокого дятла в чащобе вдруг отозвался топор человека. Берег стал прорастать избами. По воде засновали долблёнки. Долго ли коротко, - дело дошло и до паромной переправы.
Ну, а первый мост на реке сподобились наводить только уже в космические времена.
Конец пришёл её женской вольнице. Первобытному всевластию.
Пронизала тело реки сначала одна бетонная свая. Потом ещё и ещё. И река словно бы девственности лишилась. Расплела косу, струясь меж опорами моста.
Словно бы замуж вышла и мостом была увенчана, удостоившись узорчатого кокошника от берега до берега…
Ещё в школе Мишка Зарубин умудрился получить водительские права, потому и в мостоотряде пребывал как белый человек в полном смысле этого слова. В то время как остальные студенты разгружали баржи с цементом, пыль над ними всегда стояла столбом, он выглядывал из кабины самосвала в чистой рубашке и кричал:
-Молитесь, чтобы дождь не начался. А то саркофагом накроет.
Ребятам было не до шуток. Они выражались непотребно и плевались в сторону Мишки сгустками цемента.
А после смены он загонял самосвал в реку, вымывал кузов до блеска и с песнями вёз учёных работяг на танцы в соседнее село. (Девчонок в стройотряд не брали. Слишком тяжёлая работа).
Мишка был и за письмоносца. Каждый день в обеденный перерыв мотался на своём Газоне до почты и обратно. Привозил письма пачками.
Мишке писала Томка. Красивым почерком по две-три страницы чуть не каждый день. Сперва Мишка отвечал регулярно. Потом почувствовал от переписки некоторое утомление. Слов стало не хватать. Даже злость брала, - сколько можно! Ну, договорились же в сентябре заявление в загс подать, недолго осталось.
Эту досаду в сердце Мишка никак не связывал с существованием здесь на стройке деревенской скромницы Аси, хотя уже и получал в нос от её брата: «Ты поиграешь и уедешь. А ей тут жить». Однако Мишка в драке устоял, не испугался и по-прежнему твистовал с Асей каждую среду и субботу. Девочка была охочая до чтения, и Мишка привозил ей книги из отрядной библиотеки. Если бы не шофёрские обязанности, он бы и провожать её ходил после танцев. «Это так, не всерьёз, - отвечал он себе на уколы совести. -Томка, - это совсем другое».
Лес по берегам реки уже начал желтеть. Ночью небо загромождалось слитками звёзд. Роса по утрам казалась снегом. Ещё пара недель, и- домой…
Девушка в ситцевом платьице сидела на лавочке дебаркадера с чемоданчиком на коленях, кудрявая, солнечная. И весёлый капитан с проходящего буксира крикнул ей в рупор:
-Эх, прокачу!
Дыма из трубы кораблика было больше его самого. Судёнышко ткнулось скулой в измочаленный пирс. Матрос подал девушке руку, она со страхом прыгнула, и сжалась от рёва гудка. Таким образом капитан как бы протрубил о своей победе, но, оказалось, преждевременно. Всю дорогу, слушая моряцкие байки, девушка просидела у него в рубке на откидном стульчике, отказываясь даже постоять за штурвалом.
Капитан был из местных и, отваливая от плашкоута перед мостом, опять кричал в рупор, грозясь прийти на танцы…
У Мишки сломался самосвал. Он чинил его возле мастерской, когда увидел её. Даже не её, а розовый чемоданчик в её руке. «Чемоданчик-то зачем?» И вгляделся пристальнее, - вообще, она ли это?
Она приближалась, а он ничего не чувствовал, и это было странно.
Она подбежала и обняла его, не выпуская из рук своей легкомысленной клади.
Он стоял, растопырив свои грязные руки у неё за спиной.
Спустившись к реке, она стала раскладывать снедь на газете. В чемоданчике оказались бабушкины пирожки и бутылка молока. А так же её купальник и плед.
Мишка долго тёр руки бруском хозяйственного мыла. Но когда они сели на плед и Мишка полез целоваться, - надо же было когда-то начинать, - она всё-таки оттолкнула его.
-Ты весь бензином пропах.
-Ароматические углероды, Томочка, - решил отшутиться он.
-Це восемь, аш восемнадцать, - хихикнула она. – Но всё-равно противно.
Поели молча.
Потом он устроил её в палатку поварихи и продолжил возиться со своим самосвалом.
Вечером она пришла звать его в клуб на танцы. Он воскликнул с наигранным ужасом:
-Пешкодралом! Пять кэмэ! Давай лучше на рыбалку!
И она ушла с ребятами.
Ремонт Мишка закончил при блеске электросварки на пролёте моста и трепете зарниц на горизонте…
Минуло полвека. Интеллигентный старик с рюкзаком за плечами и с удилищем в чехле, сойдя на ближайшей станции, перебирал ногами по шпалам в направлении этого моста.
Стальная коробка вырастала перед ним с каждым шагом. Он остановился и стал разглядывать нагромождение бетона и металла как какую-нибудь скульптуру, - долго и со знанием дела.
В его памяти пробуждалось хлюпанье жидкого цементного раствора в кузове самосвала, треск отбойного молотка клепальщиков, звон арматуры, и – чемоданчик, розовый с наклейками из мультфильмов.
Старик спустился к реке и принялся раскладывать снасти на песке, думая, что его появление здесь напоминает возвращение злодея к месту преступления. «Конечно, в конце концов мы всё-таки поженились, - думал он. - и даже вырастили двух детей. Но на том всё и кончилось. Даже штампа в паспорте не осталось».
Ожил мобильник.
-Да, Верусь! - ответил он. - Всё идёт по плану. Обратно на десятичасовом.
Он выключил телефон, раскрутил грузило на леске, забросил наживку в омуток и стал ждать поклёвки.
Река текла самозабвенно и завораживала этим вечным движением. Журчание воды на камнях у берега убаюкивало. Старик задремал и вдруг вскинулся от пришедшей мысли:
«А пирожки были с квашеной капустой!»
Кивок на удилище дёрнулся. Забыв обо всём на свете, рыбак вскочил с хлипкого стульчика и принялся яростно крутить ручку на катушке удилища.