Человек под окном

Глава 1.



Этот дом не был обычной «хрущёвкой», а представлял собой переход от детища широкой, как русская душе, застройки к улучшенным жилищам и потому слыл опытным. Сразу за деревянной дверью  начинался проход влево и вправо.  Перед проходом обычная железобетонная  лестница образца строительства 60-х годов с незатейливыми железными перилами, покрытыми сверху деревом, вела вверх к широкому, во всю стену  окну с площадкой перед ним, рождавшим у жильцов чувство простора. Дом строился во времена, когда запасы топлива казались неисчерпаемыми и стоили копейки. Наиболее расторопные жильцы устроили на этой площадке цветник.  Эти окна в сочетании с панельными стенами заставили жильцов сильно померзнуть при возвращении к капитализму.
 
Я взошёл  по лестнице на второй уровень, повернул налево.  Проход между двумя рядами дверей, отражающих как посторонних, так и уровень доходов жильцов, прячущихся за этими дверями,  был длинным, сумрачным и тоскливым, словно бесполезно прожитая жизнь. Зато заканчивался стеклянной дверью, ведущей прямо на улицу. Через эту дверь проход освещался, поскольку остальные осветительные приборы не действовали. Не такого уровня была управлялка, чтобы расходовать средства на светильники в те времена, когда стране ничего не светит.

Зато лестница была хорошо освещена благодаря огромному, во всю стену окну второго уровня, как в США. Сразу было видно, что здание строилось в те времена, когда народ был уверен в неистощимости своих запасов топлива. Впоследствии отапливать здание с такими окнами оказалось накладно.

В этом доме у меня было назначено свиданье: утром позвонила, судя по голосу, немолодая  женщина и тихим, боязливым говорком попросила прийти к ней в виде исключения на дом. Нет-нет, ходить она может, но в данном случае хочет, чтобы я кое-что увидел собственными глазами.

Что ж, желание потребителя для нас всегда закон. И вот нужная мне дверь с небольшой жестянкой хрущевского разлива с числом 17. Не успел я нажать кнопку звонка, как дверь отворилась, словно моя новоиспечённая  работодательница ждала под дверью с той стороны. В ожидании отправки на Ту Сторону.

Это была очень и очень немолодая женщина, но чистенькая, опрятненькая, без следов безнадёжной старости. Ну,  не было на ней написано, что старость не радость. На ней был одет  длинный чёрный балахон,  скорее всего  купленный в уценёнке,  в которую свозят на вес обноски со всей Европы,  чтобы продать поштучно. Россия и раньше была обреченная донашивать старые парижские шляпки, а теперь к ним добавились и другие предметы одежды, включая кружевные трусики, за которыми рвались, сметая  пограничные  заставы, жаждущие лучшей жизни россиянки.  Из надписи на груди  балахона  следовало, что его  владелица не знает английского языка. Во всяком случае, его матерной разновидности. На спине была изображена «оторвашка» неопределённого  возраста и неопределённой потасканности,  но в соломенной шляпе  добольшевицкого образцв, плоской, как шутки дальновиденья или стальной шлем английского воина.

Обычно юные девы красятся, чтобы выглядеть старше, а взрослые женщины накладывают заплаты на дыры в красоте, чтобы выглядеть моложе, но моя новая знакомая не красилась вообще. Она явно  была из числа тех, кто думает, что, коли она зла никому не делает, так и ей можно спасть спокойно. Конечно, на такой много не заработаешь, но ведь и сам Шерлок Холмс не слишком-то преуспевал, иначе он жил бы во дворце, а не снимал жилплощадь вскладчину. Тем более горницу, которую можно было перескочить одним прыжком. Такими были в те времена лондонские коммуналки для небогатых горожан.

Я шагнул внутрь, словно услышав вопрос:  «Добровольцы есть?» И попал в крохотную прихожку, в которой  на полу в углу кучковалась незатейливая обувка, а справа жались друг к другу,  словно нижние чины «Потёмкина» перед расстрелом, две двери подсобных помещений, ибо наступило время Великого Разделения помывочного помещения и отхожего места. 

Ещё один шаг вперёд – и прихожка плавно перетекла в горницу, где в одном углу стояла постель, в другом горка староприжимного образца. Чуть ли не половину помещения занимало пианино с надпись на немецком языке «J.Becker». Чёрное, слегка облезшее от времени, оно напоминало ночь перед рассветом, когда первые лучи солнца только-только появляются в непроглядном ночном мраке.. По возрасту оно было даже старше хозяйки  -- явное наследство царских времён. Надпись, впрочем, не была ручательством того, что производство было истинно германским: в России хватало и подделок под известных производителей.  На пианино лежала стопка потрёпанных нот – инструмент явно не простаивал.


Окошко в однушке было тоже одно, с узким, словно дорога в мусульманский рай, подоконником, на котором с трудом помещался столетник, полезнейшее для поддержания телесного здоровья от озлоблений и недугов растение, расцветающее по преданию, раз в сто лет, почему и получило своё название. То же предание гласит, что тот, кто ухитрится подстеречь появление этого цветка и тут же, не сходя с места, съест его, проживёт ещё сто лет.

 Рядом с ним примостился глиняный горшок с цветком кактусной разновидности «декабрист», получивший своё название за способность цвести в определённый срок – в декабре. Во всяком случае, в это верит большинство садоводов-любителей, а, как известно, даже если ваша вера слаба, как горчичник, она творит чудеса. Она  буквально обязывает растение расцвести в морозы, просто чтобы не разочаровать очередную старушку, жизнь которой и без того полна разочарований.

Одним словом, это было жилище, при виде которого приходит на ум что-нибудь есенинское:

Избушка, ветхая немного,
И в ней  владелица её,
А рядом пыльная дорога
Уходит в инобытиё…



- Вы знаете, я боюсь! – вдруг выпалила она, когда мы уселись за небольшой круглый стол, пользовавшийся большим спросом в 50-е годы,  когда столы  уже начали полировать,  и я отказался от любезно предложенного чая..


Оказывается, вот уже почти неделю во дворе дома  в одно и то же время  появляется незнакомый человек, долго стоит, смотрит на её окна,  поворачивается  и молча уходит.
- Что ему надо? – испуганно спросила бывшая учительница гудошного искусства, как будто я должен был это знать. И не дожидаясь ответа,  продолжила:
- Я нарошно просила Вас прийти к четырём часам, поскольку именно в это время он и появляется.


Мы немного подождали – и я увидел предмет моих забот. Невысокий мужчина, издали напоминавший одного из сыновей Пинкертона, унаследовавших его сыскное предприятие,  но не унаследовавший его способностей,  стоял на покрытом глубокими трещинами, словно морщинами Матери-Земли,  асфальте и смотрел на наши окна.
- Это он! – прошептала хозяйка, словно боялась, что нас могут услышать.
- Ну, я пошёл, похожу за ним немного, -- коротко подытожил я наш разговор.