Браки заключаются на небесах

Глава 1

Аня проснулась рано: «Тридцать шесть лет… и снова в небе отмечать!»
Но другой внутренний голос вдруг вступился: «Ты сама этого хотела!»

Да, сама… сама этого хотела. Аня почти всю свою сознательную жизнь провела в небе. С двадцати лет она жила между рейсами, аэропортами и гостиницами. Шестнадцать лет — и почти каждый день взлет и посадка, а то и дважды в день. Как повезет.

Все, чего хотела в жизни, — она получила. Уютная квартира в самом центре, с современным ремонтом, где каждый предмет мебели и техники были не просто вещами, а символами ее успеха и независимости.

Машина, которой могли позавидовать даже мужчины, дорогие наряды, поездки на самые изысканные курорты мира — жизнь, о которой многие мечтали.

Но за блеском и роскошью скрывалась тихая тоска, одиночество в те редкие часы, когда бывала в своей шикарной квартире.

Аня часто смотрела на фотографии своих подруг: в простых однушках или даже с родителями, с мужьями, детьми, с семьями, которые могли быть далеко не идеальны, они были… счастливы!

Они завидовали ей, а она завидовала им, тому, что имели они. Тому, чего у нее не было, и вера в то, что когда-то будет, была утеряна.
Тридцать шесть лет…

«Моя семья — это экипаж», — шутливо думала Аня, глядя на сменяющиеся лица коллег по работе. Но этот экипаж всегда был временным, всегда разным. Никто не оставался с ней на земле.

… Как-то Анна стояла у входа в салон, принимала пассажиров, проверяя порядок и радушно улыбаясь.

Но в глубине души, как темное облако, теперь уж всегда, тяжело лежала мысль, что время уходит — и у нее почти нет шансов на то, о чем она мечтает. Рейсы, рейсы…

Две женщины, сидевшие в первом ряду, разговаривали достаточно громко, и Аня услышала.
— Моей-то уже двадцать восемь стукнуло, — говорила одна, тяжело вздыхая. — Кому нужна? Все, перестарок… не дождаться мне внуков. Я-то и сама поздно выскочила…

Аня сжала ладони, оставив на лице улыбку, будто маску, чувствуя, как внутри нарастает комок. Перестарок. Слово, от которого мороз по коже. Кому-то там двадцать восемь, а ей уж тридцать шесть… Если та — перестарок, то кто ж она?

В ее двадцать восемь все было иначе — она была свободна, но уверена, что успеет.

Но сейчас, в тридцать шесть, когда все подруги давно обзавелись семьями, и у многих дети оканчивают школу, она уже была уверена в обратном — ничего не успеет.

Она вспомнила те ночи, когда летала, усталая и одинокая, когда в гостиницах не было ничего, кроме холодных стен и дежурного света.

«Опоздала», — подумала Аня, глядя в окно, где за облаками скрывалось солнце.

Аня закрыла глаза и вспомнила тот летний вечер, когда впервые почувствовала, что может быть иначе.

Тогда был он — Алексей. Молодой, светлый, с тихой улыбкой, которая грела сердце. Они встретились случайно — в маленьком кафе у аэропорта, где Анна обычно быстро выпивала кофе перед ночным рейсом.

Любовь вспыхнула мгновенно — искренне и неотвратимо. А потом оказалось, что Аня беременна.

Первые недели были наполнены счастьем и мечтами. Алексей говорил о будущем, о доме, о том, как они вместе построят жизнь.

Но спустя месяц пришло предложение — месяц работы в Южной Африке, рейсы только внутри страны, зарплата, которая могла обеспечить первый взнос по ипотеке.

В тот момент Аня стояла перед выбором — семья или карьера. Работа — это был ее фундамент, ее свобода. А семья — неизвестность, страх, ответственность.

И тогда, в холодном кабинете больницы, она сделала то, что до сих пор считает своей самой большой ошибкой.

Аня хорошо помнила тот вечер, когда, дрожа от волнения, сказала Алексею:
— Дети у нас еще будут, — старалась звучать уверенно, — а такие предложения, как это, бывают раз в жизни.

Алексей посмотрел на нее холодно, устало, и произнес:
— Ну и живи в своей квартире… одна, без меня и без детей…

Слова пронзили ее тогда, как ледяной нож. И она ушла — одна, с чувством, что выбрала неправильно, но уже слишком поздно.

Из Африки Аня вернулась с тяжелым чемоданом, ободранным от перелетов, и банковским счетом, на котором лежала сумма, о которой мечтала последние годы.

Она, почти не раздумывая, пошла к риелтору и оформила квартиру — просторную, с окнами на парк, с кухней, где можно было встречать гостей… если бы они были.

Она пыталась себя уговаривать: «Все хорошо. Вот же оно — свое жилье, своя крепость». Но в стенах, еще пахнущих свежим ремонтом, было слишком тихо. Тишина врезалась в душу, и от нее спасали только рейсы — работа, где шум двигателей и голоса пассажиров глушили внутренний пустой звон.

После Алеши мужчины в ее жизни появлялись и… исчезали. Были симпатии, были романы, но все — как стыковка в чужом аэропорту: ненадолго, без багажа, без намерений. Максимум на полгода.

Она стала ловко прятать свою усталость за улыбкой. Даже подругам казалось, что у Анюты все прекрасно: наряды, путешествия, машина, возможность сорваться хоть завтра на Мальдивы. И только сама она знала, что каждый вечер возвращается не домой, а в пустую квартиру, где зажигала свет лишь для себя.


…И теперь, слушая разговор двух пожилых женщин на борту, Аня вдруг поняла — время ушло… безвозвратно…

Перестарок. Ей тридцать шесть. Взгляд потухший, а сердце до сих пор рвется впустить любовь в дом.

«Опоздала, — прошептала она себе, — и, кажется, уже навсегда».

Она занялась своими обязанностями, которых было немало: проверила ремни у пассажиров, привычно улыбнулась мальчику в первом ряду. Работа — ее защита: пока занята делом, сердце не слышит себя.

Но именно в этот день судьба решила вмешаться.

В экипаже был бортпроводник Виталий — статный, красивый, высокий, с немного растрепанными волосами и теплым взглядом. Для остальных он был просто бортпроводником нового рейса. Для Ани — коллегой, с которым она часто пересекалась на линии, но всегда считала, что у него своя жизнь, свои горизонты. И скорее всего он женат, как все.

В тот день, когда она впервые увидела Виталия, рейс был сложным — полный салон, длинная дистанция и два бортпроводника-мужчины в смене вместе с ней: кроме Виталия, еще был Сергей, парень лет двадцати пяти.

Сергей с первых минут дал понять, что в его представлении «опытная коллега» — это не про профессионализм.
— Аннушка, ну что, полетим весело? — подмигнул он, когда они втроем проверяли кухню. — А то рейс длинный… можно и скоротать время, — и скривил ухмылку, в которой не было ни тени уважения.

Аня сделала вид, что не услышала, но Сергей, похоже, решил, что молчание — согласие.
— Ну что, как насчет после ужина пассажиров? — прошептал он, проходя мимо. — Пообжимаемся?

Ее передернуло. За шестнадцать лет в воздухе она научилась отсеивать подобные намеки, но каждый раз это оставляло ощущение липкости на душе.

Виталий, стоявший неподалеку, уловил интонацию Сергея и взглянул на него так, что тот замолк, не закончив фразу.
— Сергей, займись лучше своим сектором, — тихо, но твердо сказал он, и голос его был такой, что спорить не захотелось.

Аня поймала на себе взгляд Виталия — ровный, спокойный, в котором не было ни тени заигрывания. И вдруг ощутила, что рядом с ним безопасно. Это чувство, казалось, она утратила много лет назад. И вот оно снова с ней…