Великий Октябрь в свете освоения 7

Ш.Г. Алиев

 Великий Октябрь в свете освоения

(кое-что к учебнику)


Горловка (ДНР) — 2025


** *
Оговоримся еще раз относительно преемственного становления практики в том смысле, что она в своей производящей данности содержит (снято) опыт предшествующей истории (натурально-личного типа человеческого бытия), кстати, положительно зафиксированный коммунистическими учениями, теорией научного коммунизма, в частности. Дело в том, что практический опыт (равно опыт любой развивающейся предметности) наследуется не единственно в смысле положительности. Он явлен не только положительным опытом становления, но и негативным. Вернее, этими оценочными характеристиками он светится в зависимости, что, под каким углом, как заинтересованно люди здесь принимают. И, вообще, «положительное» и «негативное» в становлении социальных явлений, событий многим, если не главным образом, определяется заинтересованной классовой позицией, откуда люди подходят к ним. В целом классовые позиции при многообразии их носителей разделимы надвое: на те, что, настроены жизнеутверждающе, положительно. Они, как бы сказал В.И. Ленин, «позволяют человечеству подняться на ступеньку выше». Противоположной же позиции держатся социальные силы, движения, реакционные. Они тянут назад, цепляются за достигнутое, нажитое, за располагаемые преимущества, власть, богатства, узкокорыстные, мафиозные, локальные интересы и проч.

Как легко понять, сложившееся уплощенное приятие производства, производящих явлений, восполняемое в означенном выше смысле, достраивается также очень даже другими (нежели положительные, коммунистические) видениями, содержанием. Они (негативные видения и подходы), опять же, могут идти и от прошлого, и будущего, явленных преимущественно эксплуататорски-классовым сознанием практики, жизни.

Отсюда, располагать столь уплощенной данностью производящей практики, даже хорошо (по крайней мере, «удобно»)кой-кому. Ибо приятия «вещей», знания под углом такого подхода, ограниченные пределами «производства», достаточно ясны, не требуют напряжения для совладания. Они могут быть восполнены приемлемым, весьма выгодным опытом (представлениями, образами и т.п.). В частности, — в модном с известной поры, прагматическом, направленном на прибыль, бизнес, гонку «вещного богатства», плане. Самое же главное, опыт данный, равно сложившийся от восполнения результат, как нельзя удобен господствующим классам: чтобы удерживать, сохранять выгодный порядок вещей, направлять ход дел в нужном себе русле, успешно совладать с противоборствующими им («деструктивными») силами, всецело властвовать в мире. Не только не терять располагаемые вольности с возможностями, но множить последние вместе с богатствами, господством.

Но именно из-за оскопленности располагаемого опыта производства, соответственно, «багажа», наследуемого от прошлого, — другими словами, в силу того, что и как присваивают, поступают, строят политику, ошибаясь на каждом шагу, — «набивают шишки», совершают роковые промахи, как говорится, «стреляют себе в ногу», «блуждают в потемках». Дошли вплоть до того, что, впав в натуральный маразм, ввергли планету в глобальный кризис, рушат самими же отстроенный мировой порядок. Должны же они тогда, наконец, усмотреть несостоятельность такой позиции, устремлений, политики. Или им не дано открыть, скажем так, «близорукость» своего обхождения с вещами (точнее, «вещами»), предстающими из столь уплощенно понимаемых и реализуемых «материально-производственных детерминаций», установлений, видений, дел?..

Между тем, для преодоления данной и подобных ограниченностей придется (даже против воли) выходить за рамки означенного существования и отношения к действительности. Известно ведь, по-настоящему понять и относиться к предмету (равно практике, тем более, производящей, фиксируемой урезанно) можно при условии (не единственном ли?) возвышения над ним, преодолевающего, так сказать, «однобокости», узости его (предмета) в частно-ограниченных данностях. И положительный опыт внепроизводственной практики из прошлого и будущего, подхваченный и реализованный Марксом, другими мыслителями, держащимися истины, действительно исторического прогресса, ради возвышения и свободы человека, против всего, что несправедливо, тянет вспять, в безбытийность, тогда оказался бы тут как тут.

Верно, часто подобный выход из тупиков наличности срабатывает, история учит. Особенно, коль скоро перед нами общественные движения, силы, великие личности, обретший для-себя-бытие народ, утверждающие пути истинного спасения, исторического прогресса. Заинтересованным, способным, им дано трезвое, бытиеносное осмысление действительности, искать и находить положительный, жизнеутверждающий опыт прошлого и будущего. Опираясь на него, только и осуществимы восходящие в подлинное будущее, устремления.

Однако, на зрелых (точнее, перезрелых, переживаемых нами сегодня) закатных этапах производящих обществ, особенно в развитом индустриализме и постиндустриализме, с означенным прагматизмом, главное, безудержной волей к власти уходящих сил истории, — стремящихся навсегда укорениться, господствуя, в мире, хоть бытие уже давно оставило их, — дела обстоят отнюдь не так. Далеко не подлинные истины с носителями последних интересуют и влекут их.

Напротив. Отвергая всякую подлинность, носителей истины, изо всех сил, чего бы это ни стоило, они закрепляются во власти, пытаются увековечить нажитое богатства, «вольности» с корыстями и порядками от своей гнусной политики. И для обеспечения ее делается что угодно, любые средства хороши. Отсюда, как раз, в качестве оборотной стороны (отчуждения), — еще точнее, неизбежного следствия паразитирования, эксплуатации успехов научно-технического, экономического, вообще, культурного прогресса, — «царство» постмодернистской (неолиберализм и трансгуманизм) депопуляции. Сводя жизнь и видение дел к безбытийной технике, «вещам», потребительству, манипуляции, наконец, «цифре», это «царство» не может не нести тотальную деградацию человекообразования, деструкцию духовности, атрофию осмысляющего отношения к действительности, человечности вообще. Разве не обходится все это жизни катастрофами, войнами, в конечном счете, тотальным исчезновением?..

Снова-таки, здесь не нужны, неуместны истина, расцвет человека, восхождение к просторам спасительного для всех людей будущего. Эти и подобные перспективы с бытиеносными истинами непригодны, ибо не предоставляют места и возможностям отношениям господства и подчинения, эксплуатации, наживы одних (власть имущих) за счет угнетения других, подвластных. Господствующим классам, вообще, присваивающему господству одного человека над другим, «вещному» богатству небольшой кучки «избранных» за счет ограбления и расчеловечения остальной массы народа приходит безоговорочный конец. Вот почему, интересы современных господство и власть предержащих сил, сплошь занятых депопуляторством (ибо только так можно как-то удержать ускользающее из рук), в совершенно противоположном истине, включая «положительности», к коим устремлены подлинно спасительно-освободительные силы, носители исторического прогресса.

Так что, при отсутствии, того хуже, отвержении означенного положительно осмысляющего подхода к действительности внепроизводственный созидательный опыт практики просто уподобляется некоему «балласту», который иной раз некуда и деть. А в других случаях, превращается (кстати, подобно гореизвестному «стакану» из «Философских тетрадей») в грубое, даже смертоносное орудие тех, кто заведомо «ставит палки в колеса» действительному прогрессу и освобождению человечества. В итоге, мы сплошь (до захлеба) утопаем в болоте примитивно понимаемого и навязываемого производства, спекулируем, паразитируя, тут. Тем самым, выхолащиваем практику (не важно, что речь о производящем типе), не говоря уже о ее субстанциально-всеобщей данности как специфического способа человеческого бытия. Наконец, выхолащиваем, «выбрасываем с ребенком», возможности, «побеги» спасительности для мира и человека, прорастающие уже на почве самого производства и видимы подлинно осмысляющему мышлению.

И это все — на фоне грандиозных успехов роста производительных сил, созидательных возможностей, потребностей человека, буде оно обставлено, обеспечено адекватными общественно-собственническими производственными отношениями, соответствующим социальным строем. Главное — радикальным переосмыслением самого специфического способа существования человека в мире, синтезирующем с производством все положительное, непреходяще значимое в непроизводящести. Причем, как предшествующий производству, так и будущий опыт движения.

** *
Но пойдем дальше. Выше указывалось, означенное положение вещей, — сведение революции к отмеченным процессам внутри известной социально-экономической, политической (точнее, узко практической) данности, в свою очередь, редукция многообразия человеческих дел и отношений к практике как производству, — не случайно. Дополняя сказанное, легко показать, что открытие практически деятельной природы человеческого бытия происходило в пору безудержного триумфа и расцвета производящей практики. К тому же — всего более доступной, главное, удобной сознанию в означенной (примитивизированной) данности. Какую другую деятельность, творчество здесь обнаружить, предпочесть, коль скоро практически-деятельная природа существования всемерно (и объективно, и субъективно) явлена лишь производяще? Вряд ли обыкновенному сознанию доступно другое видение, активность, помимо, представшей производящести (причем, урезанной). Иной способ существования в осмысливаемых условиях усмотреть весьма непросто, если, вообще, невозможно.

Закрепившийся же производящий подход в сознании и делах людей утверждает (кстати, безотчетно) одну и ту же, установку, представление относительно любых вещей человеческого окружения, — включая революции, вообще, предметы, ее вызывающие, сопутствующие, — как производяще вершащихся, детерминированных. А это означает, что мир, процессы, явления (включая социальные) не могут приниматься иначе, нежели объективистски-просветительское (Нового времени) обыкновение. То есть, как бы «сами по себе», вне своей субъективной, деятельностной (практической) привязки. Практическая (тем более, в субстанциальном, всеобщем смысле) природа их почти никак не интересна. По означенной выше редукционистской логике, любые предметы предстают вне практики, преимущественно, как бы сказал Маркс, «объектами созерцания». Разве что, — как-то выражая «практическое» в обыденном, вплоть до грязно-торгашества, смысле. А порой, — доходя до так называемых «экономизма» и «социологизаторства». Нынче же преобладают соображения утилитарно-прагматистские, вытесняемые трансгуманизмом, дигитализацией, с вытекающими смертоносными следствиями.

Как раз из таких, царящих представлений практики с очевидностью вытекает, означенное выше, когда революция (в том числе коммунистическая), — как бы ее ни понимали, какое бы значение в движении общества не усматривали, —предстает «механизмом», обновляющим социальные события, процессы, людей, являя только и только производящие общества. Сколь бы далеко ни продвинулись, они (революции) обеспечивают лишь означенное движение внутри производящей практики. Вместе с тем, где имеет место производство, где люди вершат жизнь производяще, — революция только и возможна, оправдана, имеет силу, смысл. По сути, выступая средством, обеспечивающим движение производящего общества, ни для какого другого этапа истории и жизни она не предназначена.

И, если, все же, также непроизводящим этапам и формам протекания истории присваивать революции (а они непременно имеются), то последние будут мыслиться «производящими» (даже «недопроизводящими» в смысле не развитыми в производящем отношении) не иначе.

Одним словом, поскольку «механизмы» революции суть формами самоосуществления производящих обществ, они не выводят за пределы производства. Полагается, любая революция, протекая (опять же, производяще) внутри производящего общества, лишь совершенствует последнее, не более. Впрочем, коль скоро она выводила за пределы производства, — как бы люди (напрочь погруженные в производство, производяще принимающие действительность) распознали результаты подобного вывода? Верно: расценивали б лишь мерами и формами производства, некими его вариациями, как бы при этом «громко» их ни называть. Подобные представления-заключения тем более уместны, коль скоро не забывать, как узко и поверхностно понимается производство, производящая активность.

Даже в постиндустриализме, где производство призвано перерасти самое себя, — требует иные формы существования, поскольку зашло в тупик, следуя прежними, привычными, — люди (субъекты), не зная ничто другое, помимо производства (к тому же, ограниченно и идеологически ангажированно видимого), не способны вершить жизнь, иначе, чем производяще, капитализируя. Ни на какой другой способ существования, творчества не готовы. Между тем, объективно складывающиеся, — по необходимости и реальным возможностям, но не замечаемые заинтересованными (а также «близорукими») силами, — факторы, предполагают не просто перемены, а качественный, даже сущностный скачок в человеческом бытии, призванный возвысить производство на принципиально новую, осваивающе-произведенческую ступень.

Среди данных факторов объективного порядка (в известном смысле посланности бытия) можно назвать, например: третий и четвертый этапы НТП, обеспечивающие высочайший уровень производительных сил, решение ресурсных и энергетических вопросов, экологизацию, автоматизацию и роботизацию производства. Формируется, особенно благодаря приходу новейших, в частности, природоподобных (MBIC) технологий, мощная и разносторонняя, высоко интеллектуализованная техно система, уже уподобляющая общественное производство естественному (тому, как природа творит вещи, блага) процессу. На лицо выход человека из непосредственного производства, доминирование человекосозидания (потребления) над вещепроизводством. С исчерпанием возможностей экспансивно-экстенсивного развития экономики и общества ширится перспектива интенсивного движения на путях инновации, раскруткой человеческого фактора. Соответственно, — ограничения необходимого времени производства свободным, освобождение труда (человеческого фактора). Этому призваны весьма способствовать информатизация, дигитализация всех сфер жизни. Далее, намечается, даже происходит преодоление стоимостных отношений, рынка, обобществление труда и собственности, стирание классово-сословных различий, глобализация, демократизация и децентрация жизни. Рост общественного богатства и изобилия благ способны при нормальной организации удовлетворить потребности каждого человека, возможности его всестороннего и свободного развития и т.д. Все это, равно другие моменты, предполагают, служат коренному (революционному) преобразованию общества, мира на постпроизводящих (точнее, произведенческих основаниях, на чем возводится здание событийного человеческого бытия.

Но, с другой стороны, данные факторы, образуя объективно-реальную возможность и востребованность событийного мироустройства, будучи амбивалентными в господствующей действительности, как бы «нейтрализуются» такой же (объективной) возможностью противоположного направления. Другими словами, они Подавляемы, извращаемы негативами, параллельно произрастающими здесь же. О чем можно вести речь, скажем, видя, как формируется, буквально направляясь через деструкцию к смерти, человеческий фактор как таковой? Сводится на нет жаждой ближайшей капиталистической наживы, а также из-за всемерного отчуждения человека (неотъемлемого спутника частно-собственнических обществ, особенно капитализма) возможность инновационного развития! Так называемый «постхуман», повсеместно подменяющий человека, — разве послужит утверждению событийного человеческого бытия? На какую «революцию» он способен? Что за «революцию», депопуляторствуя, привносит в мир трансгуманизм и неолиберализм, неминуемые порождения капитализма в своем исходе? На что нацелен, что отстаивает сегодня мировой капитал, возглавляемый транснациональной корпоратократией (что то же, Deep State), простершей свою власть над всей планетой? Повторяем, какую бы перспективу на будущее современный мировой капитал ни сулил, — все ведет к уничтожению мира, человека. Хорошо об этом, между прочим, говорит С.Е. Кургинян в своих недавних выступлениях [https://t.me/sek_speech/2652 и др.]. Говорится и в выступлениях участников XIX съезда КПРФ и в отчетном докладе ЦК съезду [См.: kprf.ruparty-live/cknews/235430.html]

Среди множества, противоборствующих подлинному прогрессу, неизбежных «негативов», несомненно, главенствующую роль играет фактор субъектный. Он способен стать куда большей объективной силой нежели многие другие «объективности». К тому же, коль скоро он как бы тождествен, совпадает с деструктивными интенциями самого производства, выражает волю власть предержащих сил, мировой корпоратократии, Deep State.

Это, господствующее на планете довольно давно уже, субъектная активность мирового капитала в лице предержащих планетарную власть структур, на все пойдет, лишь бы не дать развернуться по истине и бытийной посланности означенным и другим подлинно прорывным факторам. Ибо, несомый последними, спасительный оборот дел всецело чужд (точнее, смертелен) их коренным интересам, устремлениям! У господствующе-властных сегодня сил принципиально иные интересы и цели, отдающие, действительно, дьявольщиной...

Потому-то они, продолжим сказанное выше, пускаются на возможное и невозможное, «все тяжкое» ради удержания, продления воли к власти, господства, выстроенного ими «порядка вещей». Отсюда потуги любыми путями, не считаясь ни с чем, покончить с факторами реального прорыва и трансцеденции производящего существования, наличных порядков. По крайней мере, как-либо дезактивировать энергетику, влечения, смыслы данных перспектив, выхолостив, оттянув по возможности, сведя на нет. Прежде всего, — конечно, человеческий фактор. Собственно, разносторонний комплекс подобных мер, коими, исторически отживший свое, капитал сегодня «цепляется за жизнь», упрочиться в ней «неискоренимо и полновластно», не может не называться депопуляцией.

Повторяем, не от «хорошей жизни» означенные структуры и силы вынуждены прибегать к депопуляторскому инструментарию, неплохо сознавая, что строят, куда ведут, наконец, почему возводят свой «спасительный ковчег» (под названием «Новый мировой порядок»). Так либо иначе, сознавая тупиковость путей, коими до сих пор шли, исчерпанность реальных возможностей привычного властвования, — им ничего не остается, кроме расчета-упования, хоть на этих (пусть, по истинному счету, негодных, больше, гибельных) путях, на короткое время даже продлить, сохранить собственное господство, положение, достатки. Как заявляет один небезызвестный герой Достоевского, «Пусть миру не быть, ну, а вот, мне — чаю попить!»...

Кстати, означенные бытиеносно-объективные прорывные факторы, будучи амбивалентными, поскольку вершатся производяще (стало быть, отчужденно, с вытекающими следствиями), вполне это позволяют, а производящая практика, — к тому же, примитивно понимаемая, обреченная на самотек, того хуже, влекомая соответствующими силами вниз, — прямо тянет. Различные депопуляторские веяния, вообще, господствующий (из-за цепляния за «негативы») крен человека лицом к смерти, — оно все неизбежно и прямо выражает логику современного производства. Не возвысившись над последним, невозможно преодолеть данный крен. Производство в лице господство и власть предержащих сил его лишь усугубляет. Что оно стало всецело губительным, среди прочего, прямо передают царящие сегодня буржуазные идеологемы разного пошиба.

Отсюда же депопуляторские «выводы» о так называемом «конце истории» (Ф. Фукуяма). Хотя, разумеется, никакого «конца» у истории, коль скоро будет идти верным путем, не может быть. А вот, историческое движение определенной данностью практики (в нашем случае, производящей) — безусловно конечно и, соответственно, уготавливаемо заинтересованными могущественными силами.

Да, иссякли реальные возможности производящей истории, роста производяще-творческой созидательности. Кстати, «исчерпаны», как в положительном, так и негативном смысле. В «негативном», — поскольку его всяко «стопорят», консервируют, извращают по идеологическим соображениям означенные деструктивные силы. «Положительный» же смысл исчерпанности производящего существования в том, что последнее пребывает в состоянии качественного скачка. Достаточно многое сложилось уже, — причем, субъективно и объективно, — дабы он произошел, если бы не препятствия, чинимые силами деструкции, если бы не бездумная, порой непреодолимая инерция народная от производства.

Что ни говорить, никуда не деться от факта исчерпанности каких-либо значимых идей, перспектив, реальных возможностей, коими современная жизнь могла бы дальше двинуться, сохранивши себя. Больше, качественно обновившись, как это случалось на прежних этапах истории, включая производящие. Люди не выберутся из нагроможденных завалов, коль скоро не принять радикальные, преодолевающие (отталкиваясь от уже объективно складывающихся факторов) созидательно-субъективные меры трансценденции наличности, господствующих мировидений, общественного строя, укладов жизни, форм активности. Но где их (меры) найти? Что не менее трудно, особенно сегодня, — как реализовать?..

Данным состоянием тщеты, предельно обострившись, преисполнена современная мировая ситуация. Везде здесь бесплодно «бесятся» (иначе не скажешь) «производящие головы и руки». То есть, производяще мыслящие, соображающие, действующие. И даже — поступающие. Одержимым, в конечном счете, волей к смерти, им никакой другой удел, способ существования, путь движения не открыт, безвестен. Мало, что «почва» вокруг уже засеяна, местами пускает побеги принципиальной нови. Достаточно только снять пелену с глаз, т.е. революционизироваться, набравшись воли. Но... Откуда, как, где силы взять, коль скоро лишь «очередными сделками» захвачен, когда коммунисты «поглощают рот» своему презику, напрочь тоже, «сдельному», «прагматичному», колыхающемуся (трепещущемуся) на ветру, «обмануться бы раду»?..


** *
Подобное состояние (тщетного «барахтания»), между прочим, характерно не только производящему человеку. В любом типе человеческого бытия люди обычно не способны располагаемыми средствами (из настоящего и прошлого) выбраться за пределы наличного, гамлетически замкнуты тут мерами и детерминациями его реализации. Остальные перспективы человеческого развертывания в мире отсечены, недоступны, нуждаются для открытия и усвоения в серьезной, затребованной бытием, воле, означенной чуть выше.

Но, верно также: в допроизводящих системах жизни спасительные выходы из сложившейся замкнутости рано или поздно (причем, объективно, точнее, онтологически) отыскивались, способ существования, жизнь людей менялись. Как указывалось, в традиционных (до производства) обществах исторический процесс вершится как бы вне ведома людей, далекий от осознания, активного субъектно-сознательного участия. Революции случались отнюдь не по известным классическим теориям, лекалам, но стихийно, обычно, «за спиной» людей, народов, допустимо сказать, «эволюционно» (в смысле бесшумности, незаметности, продолжительности). Люди, к тому же, жили как бы под покровом бытия (прибытийно), вершили свои дела под его сенью...

Формы новой жизни и творчества зарождаются здесь вне ведома людей, внутри, как представляется, «раз навсегда данной привычности» (хода дел, практики). В «Прокрустово ложе» коей втиснутые, — они просто не усматриваются, конверсируемы в наличность, напрочь извращенные. К тому же — по нежеланию, неспособности знать, неприятию по существу. «Неприятию», — ибо новые формы несут поприща, горизонты, где обычно наличным людям, тем более, властвующим социально-политическим структурам, силам, считай, нет места, смыслов, былой определенности. Будущее же, принимаемое в свете последней, совершенно беспросветно, заведомо неопределенно, чуждо... Гамлетов вопрос подстерегает почти на каждом шагу. И хорошо еще, когда «будущее» предпочитается, видится людям в прошлом...

В общем-то, нечто подобное наблюдается, обычно и в производящих обществах. Тем не менее, особенно на развитых и завершающих ступенях производства, где уже появляются, крепнут организованные революционно-освободительные движения, дела серьезно меняются. Здесь роль сознательной деятельности народных масс в истории, подразделенных на классы, существенно сказывается. К тому же, по мере развития самого производящего человеческого бытия, сознательность, духовное вызревание возрастает. Местами даже достигает (в лице подлинно революционно-освободительных сил) истинного отражения действительности. Главное — ответствующего бытию, участия в преобразовании последней.

Но и господствующие классы, власть предержащие структуры тоже «набираются ума», что, среди прочего, позволяет им «безрадостную» перспективу для себя усмотреть и принимать доступные меры для ее предотвращения. Возведение «нового мирового порядка» («нового ковчега»), трансгуманизация как выражения депопуляторства, — не есть ли все это из арсенала данных «мер»? Другой вопрос, насколько они действенны, спасительны, ответствуют бытию, истине...

Впрочем, и подвластные не в лучшем положении. Они тоже мало как состоятельны узреть подлинную перспективу, имея иллюзорные представления. Кстати, — навязываемые свыше. Ведь, как известно, «идеология господствующих классов есть господствующая идеология» (Маркс). Манипулирование, «промывка мозгов» подвластных, эксплуатируемых (доступными средствами) — это далеко не отличительная особенность современного информационно-цифрового общества. С тех пор, как становление исторического процесса обнаруживает социальные антагонизмы, господствующим классам потребовалось держать угнетаемую массу народа (эксплуатируемые классы, «низы») в «сетях»: подчинении, повиновении, — выстраивается работа по подавлению сопротивления последних, присвоение им подобающего эксплуататорам («верхам») состояния. Нет спору, сегодня располагаемые технические средства это обеспечивают беспрецедентно.

Трудящиеся же (включая пролетариат), со своей стороны, — как бы ни открывали-сознавали свое положение, призвания (в том числе революционные), без специальной подготовки весьма непросто (а в современных условиях вряд ли когда) дойдут до подлинного осмысления реалий, своих призваний. Тем более — теории, политической и идеологической борьбы, на кои, скажем так, посланы. Без содействия, организующей помощи и руководства соответствующих профессионалов, теоретиков-идеологов, партий (хорошо, коль скоро они вырастают из их массы) тут не обойтись.

В добавок, будучи объективным порождением производства, они сознают себя благодаря последнему существующими. С преодолением, прекращением его, не сами ли исчезнут (пусть и с эксплуататорами)? «Исчезнет» (эту установку из подсознания, как раз, вытаскивает Фукуяма) и общество, «история», вроде, непредставимые вне производства. Так что, трудящиеся как бы даже ратуют за существование, отстаивание производства... Да и все дела их, связи, поведение, — причем, не только на непосредственном производстве, но не в меньшей мере за ним (в быту, повседневной жизни), — разве не нацелены на сохранение и удержание господствующей наличности?.. Не переродился ли в этом смысле в современных условиях пролетариат, некогда «до конца последовательный, революционный класс, гегемон революции)?..

Альтернативу производства не знающим, их идеологи ее не указывают, тоже не ведая. А поскольку не преодолевается, сохраняется производство, — что бы ни делали освободительные силы, движения ради достижения справедливости, исправления наличного положения дел, как бы их ни «коммунистили» да громкоголосыми словесами обставляли, — ничего другого, кроме воссоздания отношений и условий производства, где кто-то призван быть эксплуатируемым, а другой «господином» (очень часто, особенно современными техническими средствами до неопознаваемости), они не создадут. Сколь бы «коммунистично» да «соцалистично» ни выглядела действительность, основанная на производстве, — стало быть, капитализме, тоже меняющем свой облик, мимикрирующем, — все окажется ничем иным, как бесчеловечным, «новым, дивным миром» депопуляторов. К тому же, — обреченным на исчезновение, истребив вскорости реальный мир...

Повторим, снова и снова: производство и капитализм, частная собственность — неразделимы. Если б не было производства, не возникло бы его неизбежное следствие (вместе с тем, предпосылка), капитализм. Производство не может не порождать и вскармливать капитализм, соответственно, эксплуататорские общественные отношения, условия. Капитал не существует иначе, как производя: экспансируя, пожиранием (эксплуатацией, насильственной или нет) живого труда, природы, противостоящих ему людей, народов, жизни. И все это неизбежно, сколь бы ни «обобщали» труд и собственность, как бы ни потреблятили, «демократили» и «освобождали» человека [См. об этом: «Практика...» / http://proza.ru/2023/09/02/1093, а также раздел 13 «Практики...»]. Какие бы «революции» с «обновлениями» ни совершать, как бы ни называть их («коммунистические», «социалистические» и проч.), — везде тут буржуазное нутро, пусть (как принято с известной поры) всяко вуалированное.

Хорошо обо всем этом говорит в ряде публикаций, особенно в книге-интервью, к которой мы не раз обращались, А.А. Зиновьев [См.: АЛЕКСАНДР ЗИНОВЬЕВ. Я мечтаю о новом человеке. — М., 2007. — С. 52-53 и др.]. Кстати, это даже выступлением Путина подмечено на недавнем «юбилейном) «Валдайском форуме». Не подлежит сомнению: высочайший уровень благосостояния, процветания и мощи современного капитала, олицетворяемого странами метропольного Запада, достигнут благодаря ограблению всей планеты. «История Запада — по сути хроника бесконечной экспансии. Западное влияние в мире — это огромная военно-финансовая пирамида, ей всё время нужно новое топливо для поддержания себя самой — природные, технологические, человеческие ресурсы, принадлежащие другим. Поэтому Запад просто не может остановиться и не собирается это делать. Иначе ведь развалится, исчезнет» [Полный текст выступления Владимира Путина на заседании дискуссионного клуба «Валдай» 5 октября 2023: о чем говорил президент России / https://www.kp.ru/daily/27564/4833298/]. Надо тут только понимать, что «запад» — не столько географический, даже геополитический, сколько мировоззренчески-идеологический, даже экзистенциальный образ, феномен, «спрут», опутавший сегодня всю планету, не ведающий территориальные границы...

Больше того. Современный мировой капитал пользует, высасывая соки, не только непосредственных производителей своих стран (как это наблюдается в классическом капитализме). Эксплуатируемо, потребляемо для его существования, наживы вместе с непосредственно трудящимися все население планеты от мала до велика. Причем, — в итоге утверждения нового мирового порядка, человечество, как разворачивается сегодня ход дел, будет просто уничтожаться (выражаясь «птичьим языком», подвергнуто депопуляции). В лучшем случае, достижениями новейших технологий, люди, трансгуманизированные в «постчеловеков» и встраиваемые в информационно-цифровую техно систему, окажутся буквально изведены из человечности. То есть, «не мытьем, так катаньем», депопуляризованы. И, нельзя не видеть, речь идет далеко не просто о некотором ожидаемом результате. Он непосредственно и довольно спешно вершится уже, на наших глазах. Причем, — по необходимости, невозможности иначе. А все потому, что мир устроен буржуазно, выражая интересы транснациональной корпоратократии, сильных мира сего, узурпировавших планетарную власть.

Уже в 1974 году небезызвестный Генри Киссинджер, проводя в жизнь волю последних, во всеуслышание провозглашает, что «Депопуляция должна быть высшим приоритетом американской политики... Американской экономике требуется всё более возрастающее количество природных ресурсов..., особенно из менее развитых стран... Везде, где уменьшение населения поможет улучшить перспективы такой стабильности, политика в отношении регулирования населения становится связанной с ресурсами, расходами и экономическими интересами США» [https://t.me/c/1788936332/3806]. Чуть позже, при президенте Кардере, эта политика возводится в ранг официальной, и само Американское государство предстает, в конечном итоге, средством ее реализации.

Нельзя не видеть, проведению данной политики служит сегодня почти все. Взять, например, вроде, прогрессивные, даже перекликающиеся с социалистической перспективой, формы наблюдающегося обобществления производства, собственности, труда, жизни вообще, которые являет постиндустриализм, не столько спекулятивно, сколько гнусно выдаваемые за «коммунизацию», «коммунитаризацию», «социализм» и т.п. На деле, данные перемены ведут не столько к действительному обобществлению, сколько к обобщению. Другими словами, к абстрактной (формальной, пустой, бессодержательной) общности, лишающей человека собственного, самости, стало быть, происходит обнуляция индивидуальности, личностного. Точнее, перед нами дальнейшее отчуждение человека в виде технического обобщения, технизации всего и вся в форме все той же депопуляризующей дигитализации.

Такое «обобществление» (обобщение), никак не ведя к коммунизации, социализации, в лучшем случае, являет мимикрию их. Именно оно обеспечивает «желанное» для депопуляторов: безличность, бездуховность, бессердечность, число (матему). То есть, технику, безбытийность, смерть человека.

Это все, разумеется, ничуть не отменяет частную собственность. Лишь усугубляет ее, превращая не только вещественные средства производства, но также субъективные в безраздельное владение и пользование планетарной корпоратократией. Симбиоз развитых информационно-цифровых технологий и «изобретения» Давосских пауков, так называемого «инклюзивного капитализма» такое «обобществление», как раз, обеспечивает.

Повторим уже в который раз: означенный исход дел, факт депопуляции человека — далеко не некая случайность, нечто непредвиденное и нежелательное, идущее, вроде, от намеренности, злокозненности соответствующих политиков, структур. Налицо закономерный результат, логики закатного становления производства. И он неотвратим, коль скоро не найдутся (стало быть, не соберутся) силы, дух и пути непроизводящего движения человечества. Производство на заключительных этапах существования, впадая в тупики, так усугубляет руками своих ключевых носителей и представителей (от которых, как раз, лишение спасительных перспектив) жизнь, что не может не вести к смерти человека, к прекращению мира вообще.

Об этом сегодня кричат многие авторы. Причем, на Западе и Востоке. Говорим и мы в своих разысканиях. Весьма примечательно, главное — очень убедительно, предстоящая человеку наших дней «судьба» описана в книге глубокого автора Владимира Александровича Кутырева [См.: Владимир Кутырёв. Последнее целование. Человек как традиция/ © В.А. Кутырёв, 2015 / Издательство «Алетейя», СПб., 2015].

И, что интересно, авторы, исследователи, даже именитые, известные (только что упомянутый, не исключение), тем не менее, продолжающие смотреть на мир производяще, перед лицом, ураганом врывающегося в их привычный мир, исхода просто беспомощно разводят руками. Они не в силах найти, как предотвратить, остановить наваливающуюся катастрофу, что делать, дабы миновала, а человеческому «миру быть», не исчезнуть.

Одни тут вспоминают опыт Иванушки-дурачка из «Конька-горбунка» (Фурсов) в целях спасения. Другие (Кутырев и др.) предлагают «не торопиться», как-либо «оттянуть» наступающий крах, «понаслаждаться» («нацеловаться») тем, что еще осталось. Третьи (особенно Дугин) только и балабонят, что надо всеми силами изо всех труб кричать, что «наступает зло, зло наступает!». («Волки, волки!» — известная сказочка, далеко не просто детская, как к фашисту Ильину привела, — один Бог знает). То же, что нынче сей автор несет (пригревшись у «местечка», Ильиновавшись), — аж воротит...

Иные же, объявляющие себя радетелями «Controlled development», «прогрессивными консерваторами» (тфу, гадость, поскольку болтают одно, а творят совершенно противоположное, зарывая мир), — помалкивают относительно грозной навалы. При этом малодушно ведут себя, аки известные «страусы», делают вид, что ничего не видят. Обыкновенно же — пребывают в элементарном невежестве. Скорей, просто довольствуются происходящим, поскольку оно выражает их волю. Ведь, в принципе, они те же самые депопуляторы, разве что «стыдливые», на втором плане, «на подхвате», вплоть до шакализма...

Относящие себя к коммунистам да социалистам, стоя близко к ним, к тому же, пребывая во властных структурах, часто «гремят» порожними от воды прежнего «ведрами». Твердят все то да по тому же, не без понимания при сем, что пустозвонят, что как-то да оказываются безоглядно убранными с пути, «спеленатыми». В лучшем варианте, они предпочитают не вести разговоры о будущем, о предстоящем: все в так называемые «сослагательности» уходят, переводят разговоры. Соглашательско-мимикрические «программы» с «шагами» составляют, Пушкина в «мухогон» превращают...

Что в такой ситуации с народом, в частности, отечественным, с его субъектностью, для-себя-бытийностью, в том числе спасительными революционно-освободительными перспективами? В соответствующих разделах «Практики...», а также «Народ и коммунисты в буржуазном сететворчестве» мы достаточно высказались на этот счет, разделяя, скажем так, «безрадостные» взгляды А.А. Зиновьева, выраженные в означенной публикации. Он как бы восполняет, конкретизирует наши доводы относительно ужасного состояния и качества отечественного народа, его способности реализоваться подлинно историческим будущим в социологическом, даже этнологическом, психологическом планах.

Верно! Примеров тому, как можно, двигаясь вперед, иначе (непроизводяще) обобществлять, сохранять дух и сердце человечности, соприсутствия бытия, дабы не потерять человека, сегодня не найти, нет. Скажем еще и еще раз: стоя исключительно в пределах производства, не усматривая за ним ничто иное в смысле способа существования, человеку просто невозможно сохраниться, не исчезнуть. Его смерть не только провозглашена, но и влекома отовсюду, коль скоро царит закатившееся производство.

Человек производящий, — не ведающий ничего другого, помимо производства как способа своего существования, присваивающего отношения к действительности, сознания, — не в силах подняться за пределы производства, преодолеть последнее, поскольку перед глазами нет образцов, примеров, форм иного обустройства жизни, подлинно спасительного будущего. Путаясь же в производстве и присваивающе, — причем, в «теории» и в делах, да по мелкому счету, — ничто другое, помимо производства, с вытекающими отсюда, горе-перспективами не усмотреть. Так мы неизбежно обречены исчезнуть различными путями депопуляторства. Всевозможные же формы мироустройства, где, вроде планетарная корпоратократия, объединившись с цифровыми гигантами, самочинно вознесясь в «сверхлюдены», «олимпийцы», «небожители» и проч., уготавливает себе «спасительный ковчег», — самое большее, лишь жалкая попытка тонущего «оттянуть» свою неминуемую погибель. Иначе и не может быть.