Курьер

Серое утро входило в комнату щелью между шторами. Будильник не звонил — он вибрировал, предательски жужжа где-то под подушкой, словно испуганный шмель. Саня поймал его, заглушил и замер на секунду, слушая, как за стеной сопит сестрёнка, а на кухне осторожно звякала посуда – мать поднималась первой, как всегда.

Так начинался практически каждый его день с того самого момента, как он закончил школу.

Электричка пахла старым металлом, пылью и чужими жизнями. Саня занимал место у окна, всовывал наушники в уши и отключался. За стеклом мелькали знакомые пейзажи: сначала старые обшарпанные дома их пригорода, потом – промзона, и вот он – растущий на горизонте каменный монстр. Огромный, шумный, вечно спешащий город.

Его рабочий инструмент – потрёпанный смартфон с треснувшим стеклом и большой рюкзак. Он был частью городского кровообращения – таким же важным и незаметным, как эритроцит. Он был курьером. Городские улицы Саня знал лучше, чем линии на своей ладони, но при этом всегда чувствовал себя здесь чужаком, тенью, которая появлялась на пороге ровно на тридцать секунд, чтобы произнести: «Здравствуйте, ваш заказ», – и раствориться.

Он встречал разных людей. Были довольные жизнью менеджеры в лоснящихся бизнес-центрах, которые брали кофе, даже не взглянув на него. Были уставшие мамаши в халатах, расплачивающиеся смятыми наличными за пиццу для детей. Влюблённые, заказывающие романтические ужины в высотки с панорамными окнами. Но для всех он был призраком.

Город гудел вокруг него, жил своей стремительной, нервной, яркой жизнью. Он лизал Саню глазами неоновых вывесок, дышал на него выхлопными газами, оглушал грохотом стройки и гудками машин. Саня носился по его артериям-проспектам и венам-переулкам, но чувствовал себя даже не клеткой, а песчинкой, занесённой сюда случайным ветром.

Однажды он доставлял суши в офис IT-компании. Сквозь стеклянную стену он увидел своих ровесников. Они сидели в ярких креслах, пили кофе из стильных кружек, что-то оживлённо обсуждали, глядя в огромные мониторы, спорили и смеялись. Их глаза горели. И Саню резко кольнуло под ложечкой. Острая, колющая зависть. Не к их деньгам или дорогой одежде, а к тому, что они здесь, в эпицентре, а не бегут по касательной, догоняя чужую жизнь.

Вечерняя электричка была другим миром. Здесь пахло усталостью. Люди сидели, уставясь в одну точку, с потухшими глазами. Бабушки с сумками-тележками, рабочие в промасленной спецовке, студенты. Саня смотрел на их отражение в тёмном стекле. Он был одним из них. Из тех, кто каждый день куда-то уезжает и возвращается обратно.

А потом был дом. Его маленький городок встречал тёмной тишиной, пахнущей дымом и сиренью из палисадников. Свет в окне их квартиры в пятиэтажке был маяком. Мама разогревала ужин. Десятилетняя Лиза бросалась ему на шею с криком: «Санька, купи киндер!» – хотя он привозил его каждую пятницу.

Он смотрел на их лица – мамы, уставшей, но светящейся от его прихода, и Лизы, веснушчатой и озорной. Он слышал тишину, нарушаемую лишь скрипом половиц и телевизором у соседей. Это был его мир. Тёплый, предсказуемый, родной. И безнадёжно маленький, который держался на хрупком равновесии: его зарплаты и матери, уходящих целиком на коммуналку, еду и кружки для Лизы.

Конфликт зрел в нём месяцами. Он был меж двух берегов. На одном – чужой, шумный, равнодушный город, полный возможностей, о которых он только читал в интернете. Возможность учиться, расти, зарабатывать, стать кем-то. Но там он был никем. Курьером № 734.

На другом берегу – всё, что у него было. Семья. Дом. Тишина. И ощущение, что если ничего сейчас не изменить, то через год, пять, десять он будет всё так же садиться на ту же электричку, только седая мать будет провожать его ещё более потухшим взглядом, а Лиза вырастет и уедет первой.

Мысль пришла тихим вечером. Он сидел в коридоре и чинил велосипед Лизы. Мама вышла и присела рядом.

— Устал? — спросила она просто.
— Нет, — автоматически ответил он.
— Враньё, — она улыбнулась. — Я же вижу.
Он молчал, закручивая гайку.

— Саня, — голос у матери был тихим, но твёрдым. — Пора.
— Чего «пора»? — устало отозвался он.
— Учиться. Подавать документы. В городе приёмная комиссия уже работает. Я узнавала.

Саня замер и посмотрел на неё. Она говорила серьёзно.

— Мам, о чём ты? — он мотнул головой в сторону комнаты, где делала уроки Лиза. — Кто будет помогать? Ты одна не потянешь.
— Справлюсь, — она перебила его, и в её голосе прозвучали нотки упрямства, которые Саня знал с детства. — Считала уже. Возьму еще одну смену на фабрике – Валя уволилась, место свободное. А Лиза... Лиза уже взрослая. Ты должен жить своей жизнью, сынок. Не нашей. Тебе тесно здесь.
— Какие мне экзамены, мам?! — он сжал зубы, чувствуя, как раздражение смешивается с бессилием. — Я уже три года, как не брал в руки учебники.
— Ты умный! — сказала она так горячо, будто отстаивала его перед кем-то невидимым. — Ты всегда всё схватывал. Голова у тебя светлая. Книжки возьмёшь, позанимаешься. Ты попробуй только. Это твой шанс.

Он хотел было возразить, сказать, что всё нормально. Но слова застряли. Мать отвернулась, делая вид, что поправляет занавеску, но Саня увидел, как она смахивает с кофты несуществующую пылинку – привычный жест, чтобы скрыть дрожь в руках. Он посмотрел на её волосы, в которых уже появилась седина, на морщинки у глаз. Она отдавала ему и Лизе всю себя, не жалуясь. И она была права. Он задыхался.

А ещё это слово. Шанс. Оно повисло в воздухе между ними. Шанс для него. И риск для них всех. Он представил, как будет тратить деньги на учёбу, как будет днями пропадать в городе пока мама одна тянет всё на себе. Он видел себя через пять лет с дипломом, но без опыта, пытающимся найти работу в том же городе, который даже не заметит его ухода. А потом он представил другое. Себя через пять лет здесь, в этой же кухне. С ещё более уставшим лицом, с ещё большей горечью.

В эту ночь он не спал. Лежал и смотрел в потолок. Два варианта будущего сталкивались в нём, как поезда на разъезде. Один – эгоистичный и светлый: студенческая жизнь, новые знакомые, знания, перспективы. Другой – тяжёлый и ответственный: работа, семья, долг.

Утром он стоял на перроне. Электричка подошла и остановилась, скрипнув колодками. Двери открылись. Люди стали заходить внутрь. Саня сделал шаг вперёд, потом остановился. Сердце колотилось где-то в висках.

Он видел себя в тёмном стекле вагона. Уставшее лицо, знакомое до боли. Курьер. Парень из пригорода.

А потом он увидел другое. Себя, который возможно, однажды тоже будет сидеть в кресле с кружкой кофе и работать над чем-то своим.

Он сделал шаг назад. Двери закрылись перед ним с шипящим звуком. Электричка дёрнулась и медленно поползла в сторону города. Сначала медленно, потом быстрее, пока не превратилась в точку.

Он дёрнул плечом, закинув повыше большой квадратный рюкзак, и достал телефон. Набрал номер диспетчера.
— Алло, — сказал он, и его голос показался ему чужим. — Я сегодня не выйду. У меня… семейные обстоятельства.

Саня стоял на перроне один. В кармане лежал листок с адресом приёмной комиссии университета. В голове – цифры: стоимость проезда, цена учебников, мамина зарплата, новые ботинки для Лизы к зиме.

Солнце поднималось выше, и его лучи упали на рельсы. Одна колея уходила налево, сверкая и обещая будущее. Другая шла направо, назад, к дому, и казалась более знакомой. Саня замер и глубоко вздохнул, ощутив ветер, который дул ему прямо в лицо, не выбирая сторон. И этот ветер пах одновременно выхлопными газами мегаполиса и свежескошенной травой его городка. Он не двигался, давая себе ещё одну минуту просто постоять посередине, в точке, где сходятся все его возможные жизни.