Глава 16. Змеиные тропы

Ярость Дракона. В ставке Сына Неба, императора Чжу Ди, развернутой в нескольких днях пути от павшей Стены, царил идеальный, выверенный порядок. Тысячи шатров стояли ровными рядами, шелковые знамена с драконами лениво трепыхались на ветру, а стража в лакированных доспехах двигалась с ритуальной точностью. Все здесь было символом незыблемой, могущественной и абсолютно уверенной в себе империи.
Но внутри главного шатра, расшитого золотыми драконами, бушевал ураган.
— ЗА ОДИН ДЕНЬ! — ревел Чжу Ди, и его голос, привыкший повелевать миллионами, срывался на визг. Придворные, бледные, как полотно, распростерлись на коврах, не смея дышать. — Они пробили Хребет Мира за один день! Кучка степных варваров, пахнущих конским потом, осквернила величайшее творение наших предков!
Гонец, принесший эту дурную весть, уже был обезглавлен на заднем дворе. Но это не принесло облегчения. Унижение было слишком велико. Это был не просто военный прорыв. Это была личная пощечина ему, Чжу Ди, великому воину.
В этот момент, когда гнев императора достиг пика, один человек осмелился подняться с колен. Это был старый генерал Чжан Юй. — Сын Неба, позволь твоему верному псу сказать, — произнес он, и его голос, хоть и был почтителен, звучал твердо. — Ярость — плохой советчик в войне. Мы еще точно не знаем, какой силой и какой хитростью враг смог сокрушить Стену. Бросаться на него вслепую — значит рисковать лучшими воинами империи.
Император впился в него взглядом.
— Ты предлагаешь проявить трусость, генерал?
— Я предлагаю проявить мудрость, Повелитель, — не дрогнув, ответил Чжан Юй. — Позволь мне повести авангард. Мы прощупаем их силы, узнаем их тактику. А Великая Армия ударит тогда, когда мы будем знать, куда бить.
Прощупать? — встрял главный евнух Ван Цзин. — Генерал, кажется, вас покинула отвага и гордость за нашего Дракона. Дракон не прощупывает змею, он разрывает ее на части!
Император одобрительно кивнул, а молодые, жаждущие славы полководцы, наперебой поддержали его.
— Наша артиллерия сотрет их в порошок еще на подходе! — выкрикнул один.
— А наша тяжелая конница растопчет то, что останется! — добавил другой.
Чжу Ди выслушал их. Мудрый и осторожный совет старого, верного генерала был неприятен его гордыне. А лесть и хвастливые крики льстецов были бальзамом для его уязвленного тщеславия. Он сделал свой выбор.
— Генерал Чжан Юй, — произнес он ледяным тоном, — твоя отвага в прошлом неоспорима. Но сегодня твое сердце полно сомнений. Ты останешься здесь и будешь охранять ставку. А я поведу настоящих воинов на битву, достойную их доблести.
Это было публичное унижение. Старый генерал молча поклонился и вернулся на свое место. Он понял, что его голос больше не будет услышан.
В хоре воинственных и льстивых кличей, наполнивших императорский шатер, слова генерала Се Цзиня прозвучали, как удар похоронного колокола. — Ваше Величество, это — безумие.
Он произнес это не громко, но в наступившей внезапно тишине его голос, казалось, заполнил все пространство. Он не кричал, как другие генералы. Он констатировал факт. И от этого его слова были еще страшнее.
Се Цзинь поднялся. Он не был придворным. Это был человек, выкованный из другой стали. Его лицо, темное от ветра и солнца северных границ, было неподвижно. Его глаза, узкие и пронзительные, смотрели прямо на императора, и в них не было ни страха, ни подобострастия. Он тридцать лет воевал с кочевниками и знал их повадки не по книгам. Он знал, что степь не прощает двух вещей: трусости и глупости. И сейчас он видел перед собой глупость в чистом виде.
— Что ты сказал, генерал? — голос императора Чжу Ди был ледяным. Он не привык, чтобы ему перечили.
— Я сказал, что это — безумие, — спокойно повторил Се Цзинь. — Повелитель, Тимур — это не просто вождь. Это — тигр, который сожрал полмира. А его армия — это стая голодных волков, которые не отступали ни перед кем, ни перед индийскими слонами, ни перед русскими зимами. Они не знают слова «осада». Их дом — седло. Их закон — скорость.
Он шагнул к карте. — Вы предлагаете встретить их нашей Великой Армией в чистом поле. Что произойдет? Мы выстроим наши порядки. А они, — он сделал круговое движение рукой, — обойдут нас с флангов своей легкой конницей. Они осыплют нас тучами стрел. Они не вступят в бой. Они будут кружить вокруг нас, как стервятники, выматывая, отрезая от воды и припасов. А когда наша армия, измученная и деморализованная, превратится в неповоротливого, издыхающего быка, вот тогда их хромой тигр и нанесет свой удар. Идти на них в открытое поле — значит бросить стадо овец на растерзание этой стае. Мы проиграем.
В шатре повисла мертвая тишина. Слова генерала были холодны, как сталь, и так же неоспоримы.
— Ты предлагаешь бежать? Прятаться за стенами, пока нашу землю топчут варвары? — прошипел евнух Ван Цзин, пытаясь превратить стратегический анализ в обвинение в трусости.
Се Цзинь медленно повернул на него голову, и во взгляде его было столько ледяного презрения, что евнух невольно попятился. — Я предлагаю воевать, как змея, а не как бык, — ответил генерал, снова глядя прямо на императора. — Нельзя сражаться с тигром в поле. Нужно стать змеей в траве. Нужно жалить его в пятку, пока он не ослабнет от яда. Нужно лишить его еды, лишить его сна, превратить каждый шаг по нашей земле для него в пытку. И лишь когда тигр, израненный и обессиленный, рухнет на землю, вот тогда змея и нанесет свой смертельный укус.
Он закончил. Его план был ясен, логичен и абсолютно противоположен тому, чего жаждала уязвленная гордость императора. Чжу Ди смотрел на него, и в его глазах боролись разум и тщеславие. И, к несчастью для династии Мин, тщеславие победило.
Император ударил кулаком по столу. — Собрать все знамена! Мы не будем ждать! Мы сами выйдем им навстречу и раздавим эту саранчу! Я хочу видеть их хромого царька в железной клетке у ворот Бэйпина!
Решение было принято. И Великая Армия, гордость Поднебесной, начала свой величественный, парадный марш. Марш навстречу своей гибели.


Стратегия тени. Позже, когда шумный и хвастливый совет у императора закончился, Се Цзинь вернулся в свой шатер. Он был не похож на шатры других полководцев. В нем не было ни ковров, ни шелковых подушек, ни серебряной посуды. Лишь походная кровать, грубый стол и огромная, испещренная пометками карта северных провинций на стене. Это было жилище солдата, а не вельможи.
Здесь его уже ждали его офицеры. Десяток закаленных, обветренных мужчин, чьи лица были похожи на старую, потрескавшуюся кожу. Это были не придворные генералы, а командиры пограничных сотен, те, кто, как и он, тридцать лет смотрел в глаза степи. Они были верны не титулу, а человеку.
Се Цзинь молча налил в глиняные пиалы дешевого, терпкого чая. — Ну что, старые волки? — сказал он, глядя на своих соратников. — Вы все слышали. Наш Сын Неба решил, что лучший способ убить тигра — это закричать на него погромче.
По шатру пронесся горький, злой смех. — Он поведет нашу Великую Армию на убой, — продолжил Се Цзинь. — Он бросит наших мальчиков в пасть варварам. И через месяц от нашей армии останутся лишь кости, белеющие на равнине, да позорное пятно в хрониках. Мы давали клятву верности Драконьему Трону, — он обвел всех тяжелым взглядом. — Но наша высшая клятва — это верность самой Поднебесной. И наш долг — спасти ее. Даже если для этого придется ослушаться приказа того, кто сидит на троне.
Один из офицеров, молодой и горячий, нахмурился.
— Но, генерал, это… это почти измена.
— Измена — это сидеть сложа руки и смотреть, как твою страну ведут к гибели из-за гордыни одного человека, — отрезал Се Цзинь. Он подошел к своей, другой карте. Она была не такой красивой, как у императора, но куда более подробной. На ней были отмечены не города, а горные тропы, болота, заброшенные деревни и источники.
— Пока Великая Армия будет величественно идти по главным дорогам, мы уйдем в тень. Мы — не армия. Мы — яд в крови врага. Мы — ржавчина на его клинке. Мы — бессонница в его лагере.
Он начал излагать свой план, и его офицеры, сначала хмурые, слушали со все возрастающим, хищным вниманием. — Мы разделим наши отряды на сотни. Каждая сотня — самостоятельная стая. Мы не будем вступать в бой. Мы будем нападать на их обозы. Лошадь без фуража — это не воин, а просто мясо. Мы будем сжигать за ними траву. Мы будем обрушивать камни на их отряды в ущельях. Мы будем травить воду не только трупами, но и ядовитыми травами, которые знают только наши местные охотники. Мы будем нападать на их лагеря по ночам и исчезать до рассвета.
Он посмотрел в глаза молодому офицеру, говорившему об измене. — Да, это война без славы. Без знамен. Без почестей. Поэты не сложат о нас песен. Они назовут нас разбойниками и трусами. Но пока Великая Армия будет героически гибнуть в одной большой битве, мы, бесчестные змеи, выиграем для империи время. Мы не убьем тигра. Мы доведем его до истощения. И когда он, израненный, голодный и обезумевший от наших укусов, рухнет без сил, вот тогда мы и нанесем свой смертельный удар.
Офицеры молчали. Этот план был бесчестным, грязным, жестоким. Он не сулил ни славы, ни наград. Но они, старые волки, знавшие войну не по парадам, а по запаху крови и смерти, понимали — он был единственно верным.
— Мы с тобой, генерал, — просто сказал один из них. И остальные молча кивнули. Это была их новая клятва. Клятва теней.

Разные дороги. На следующий день, на глазах у всего двора, император Чжу Ди отдал свой приказ. Генерал Се Цзинь, с лицом, непроницаемым, как камень, стоял перед ним на коленях.
— Если ты так любишь змеиные тропы, генерал, — произнес император, и в его голосе звенело ледяное презрение, — то и ползай по ним! Я даю тебе под командование десять тысяч ополченцев — крестьян и всякий сброд, который не годится для настоящей битвы. Делай, что хочешь. А я поведу настоящих воинов на битву, достойную их доблести.
Это была публичная пощечина. Ссылка. Унижение. Придворные евнухи и молодые генералы едва сдерживали самодовольные усмешки. Се Цзинь не ответил. Он молча совершил глубокий, безупречный поклон, коснувшись лбом земли. Затем он встал и, не глядя больше ни на кого, вышел из шатра. Его спокойствие было более пугающим, чем любой гнев.
В тот день Великая Армия Мин, сверкая на солнце шелком знамен и сталью десятков тысяч доспехов, величественно двинулась навстречу армии Тамерлана. Земля гудела под копытами их коней. Воздух дрожал от боя сотен барабанов. Это был не поход. Это был парад. Река из стали и гордыни, уверенная, что она сметет на своем пути любую преграду. Это была армия, идущая на свою последнюю битву, чтобы умереть с честью.
А в это же самое время, на западе, из неприметных боковых ворот лагеря, без барабанного боя и без знамен, вышел небольшой, одетый в серую, пыльную одежду отряд. Десять тысяч человек, чьи лица были такими же темными и нечитаемыми, как у их командира, генерала Се Цзиня. Они не пошли по главной дороге. Они свернули на едва заметную тропу и, не поднимая пыли, молча, словно призраки, растворились в предгорьях. Это была армия, идущая на свою первую битву, чтобы выжить.
Змея ушла в траву.
И теперь на пути Фархада и Тамерлана стоял не один, а два врага. Один — могучий, ревущий, предсказуемый тигр, идущий прямо на их копья. А второй — невидимая, хитрая и смертельно ядовитая змея, которая уже начала обвивать своими кольцами их лагерь, выжидая момента для своего единственного, смертельного укуса.