Донецкая киндзаза. Ко Дню Донецка

                ДОНЕЦКАЯ КИНДЗАЗА.
                Ко Дню Донецка. 31 августа, год 2025.
                …
      Эти сиюминутные откровения о Донецке, ко Дню моего страстно любимого города, я посвящаю многоликому и всегда – Позитивному, неизменно – иронично Замечательному, по-доброму - Жизнерадостному - Виктору Николаевичу Левашову, из Ярославля. Его активный читательский интерес, что есть его не равнодушная участливость к моему писательству, оказался очень важным для меня показателем нужности моих многолетних Донецких посланий миру людей.
     Склоняю голову перед великим даром Виктора Николаевича быть необходимым людям!
            С большим для него приветом из Донецка и уважением, Людмила Марава.
                …      
            
                “ - Восемьдесят первая улица! Кому выходить? – Прокричал пастух в синем мундире.
  Стадо баранов-обывателей выбралось из вагона, друге стадо взобралось на его место.
ДИНГ-ДИНГ! Телячьи вагоны Манхэттенской надземной дороги с грохотом двинулись дальше…”
                О. ГЕНРИ.

    Вот об этом. И сегодня. И здесь. Когда вспоминаешь. Ежегодно. Ко Дню моего Донецка.
    А, вспоминая, всегда сравниваешь. Сейчас, в минуты своего ментального спокойствия, сосредоточенного на важности исторического-таки момента – безоговорочное принятие настоящего, происходящего со всеми нами - мне мой город настойчиво видится чередой чудно живых картинок из его прошлого. Ими, не искажёнными сопровождением закадрового, словесно описательного, сумбурно бестолкового и фальшиво обыкновенного скудоумия(!), я сладко наслаждалась, когда в полуденные часы одного из последних дней августа, из уже далёких лет, я медленно шла по улицам Донецка, опрятно чистым, хорошо утоптанным беспечностью уверенности каждого из горожан в своем завтрашнем дне. Радостно светлом и беззаботном дне, на земле, Донбасской, обетованной надежным сплочением понимания друг друга и всех, вокруг тебя.
 
  Казалось, все было тогда так и не иначе. Потому что всем нам, донецким, удалось не захлебнуться в отчаянии насильственно стихийной разрухи нашего Светского Союза – все уже далеко позади, можно и не оглядываться. И, вынырнув из удушливого омута адовых перемен перестроечного времени и случившейся горькой несправедливости, удавкой страшного предательства, обвившего шею каждого из нас, гадостно перекосячего людские судьбы, все же разорвать ярмо так и не сбывшихся, для большинства, обещаний от титулованных шулеров-хапуг о торжественном и скором вхождении, хорошо организованной толпой, в невиданные дебри райских кущ. Но вместо этого, ухватившись за подоспевшую вОвремя волну вымоленной у судьбы надежды, на все хорошее, остаться-таки на плаву трудно понимаемой реальности. У каждого – была своя.
   Да что теребить теперь многострочные подробности последствий того кошмарного бурелома? И поганить в общем-то неплохие слова: ДОНБАСС – ПОРОЖНЯК НЕ ГОНИТ! 
   
   Надёжнее оказалось крепнуть и продолжать жить. Рождаться, перерождаться, взрослеть, мужать, стариться, но оставаться быть преданным своему любимому городу, в котором зародилась и состоялась твоя жизнь.
   Свою, неразрывную, благословенную Небесами вечную связь с Донецком я, в ошеломившем меня тревожном смятении, осознала в дни окаянного накала страстей стихийно народного раздора, в 2014 году. В трагическом для меня, по личным обстоятельствам, году. Как будто заново пришлось мне здесь в то время, в муках ежеминутного отчаяния и больно терзавшей разум душевной бури родиться. Чтобы, обретя чистую и бесценную силу своего второродного рождения, без подлого лукавства и продажного лицемерия говорить о Донецких событиях. Говорить, не поганя блудословием те добрые и не забвенные современниками времена, когда улицы города были действительно украшены кустами дивно красочных роз, царственно гордо и надменно сдержанно упивавшихся каплями воды, бриллиантовым серпантином струившимся во все стороны из шарообразных водных вертушек. Ими были уставлены все Донецкие клумбы. Никогда не забудется, как приятны были колкие всплески дробленой воды, оказавшиеся на коже рук и ног, когда проходила мимо цветочных клумб. Бывало, отходила от них в сторону и, всегда улыбаясь, наблюдала за водно-бриллиантовым, тончайше эфирным ажуром, которым так естественно и живо было наполнено воздушное пространство Донецкой летней жизни.
 
   Именно так. Когда рядом есть вода – рядом есть жизнь. А высоко в небе здесь – дружелюбное солнце! А небо, лучезарно бездонное и дышащее особенной, Донбасской Вечностью! Здесь редко когда оно бывает хмурым и злым… Бывает оно облачным, бывает тучно-усталым, но никогда - свирепо дождливым. Всё – в меру: подождИт малёк, а потом - солнечно! ярко солнечно! - посветлеет. А наоборот – не так интересно.
 
 А в константе Донецкого бытия – так это о городе горячего солнца и душевного тепла!
  О моём Донецке!

  !Слушайте! Ну совсем не тропики же здесь, чтобы литься Небесной воде на Донбасскую землю сутками. Это – к слову, как уместная ремарка к обрушившейся на Донецк иссушённой чрезвычайным трагизмом безводной катастрофе. Судя по моим предыдущим статьям, уже – годы, многие годы тому назад! насквозь пронзённых глубоким смыслом фатального предчувствия, ускоренного стремительным приближения этой чудовищной беды – оказалась она в сегодняшнем настоящем времени вполне предсказуемо ожидаемой. И уже – свершившейся. Не на пустом месте разверзшейся.

 Да, сутками напролёт, навязчиво, неделями может тянуться на Донбассе жара, утомительно горячая, обжигающе ветреная, из года в год – монотонно, для местных жителей, долгоиграющая, изматывающая особенным, Донбасским всесилием здешней степной природы. Не потому ли так драгоценны в Донецком регионе любые источники воды? 
  Повезло! Как же свезло Донецку с Кальмиусом! Мне было очень интересно узнать историю этой реки, название которой переводится с тюркского, как тонкий, как волос, извилистый, как рог. Когда-то активно судоходная река, теперь - это Донецкая страдалица, злобно, не по-доброму, притравленная разгильдяйством, зачумленная многолетним равнодушием к себе горожан. По-рабски преданная людям терпилица, ныне - обессиленная скопившемся на её дне гнильем из зловонных остатков камышей и разлагающихся жутким месивом пластов ежегодно плодящихся в воде водорослей.
   В одной из своих статей я назвала Кальмиус пуповиной Донецка. Вернее - не скажешь. Если притяжением кровного родства – средний объем жидкости в теле взрослого человека до 70% от массы тела – тянет тебя к воде, к реке, к океану, к морю, то это есть…
   …Прекрасно удивительная, не поддающаяся и по сей день объяснению, общность, для всего живого, дышащего, таинственно зарождённого земной жизни. О которой, как о Могущественной и Великой Святости Мироздания вспоминают люди, разумом реинкарнированных неандертальцев, раз!!! в году!!! На Рождество Создателя Земной Жизни. И тогда, гурьбой удалых паломников – к реке! Нагишом побарахтаться в ледяном обряде - фиговые листочки – для прикрытия срама - таинственного омовения! Как будто вытравит он из мозгов и сотрёт с тел подленькую, ну сознательно же и добровольно терпимую греховность не поддающихся лечению жадных человеко-паразитов. 
 Судя по последействиям.
 
   Да разве люди истинно вспоминают о святости!? Судя по последействиям, типа - послесловиям.
   Людишки тешатся, резвятся. По Максиму Горькому.    
 
   Потому из благородно кочевавшего из века в век величайшего чуда природы, в степи Донецкой, превратилась эта славная река Кальмиус в омерзительную отметину позорного наплевательства, по-Донецки, на всё то, особенное, чем богат этот край.
  Волею Создателя Земной Жизни - утвердившего здесь однажды Жизнь, Земную. Облагодетельствовал он этот край богатствами невиданными. По сей день гребут его, совсем не задыхаясь от звериной ненасытности, немереными пудами тянут из Земного нутра многообещающую потенцию бабла, деребанят, поганят, насилуют природу людишки, по Максиму Горькому – а нет ему, здешнему богатству земных недр, ни конца, ни края… Может, хотел Господь посмотреть, долго в душе сомневаясь и не веря  своим самым худшим предположениям, куда же сможет довести человеческая алчность?
    Да уж… Куда же ещё дальше…
  …Зла – немерено. Дрожь в сердце… Которым слышится голос здешней, измордованной многолетним хозяйственным беспределом земли. И мутирующий безнадёгой, едва слышный людям стон Кальмиуса. Не все его слышат. Очень не многим он слышится.

   Беру на себя смелость вспомнить РЕПОРТАЖ из Белоруссии, на Белорусском телевидении, о том, с какой дисциплинарной ответственностью, душевным теплом, бескорыстием, отеческой, я бы значительно усилила – отцовско-материнской заботой о земле, на которой живёшь, тревожатся там о своих реках местные жители. Каждую весну медленно объезжает катер, даже самую маленькую речушку! с привязанным к нему сзади специальным приспособлением, чтобы освободить с его помощью берега реки от скопившегося в них за год(!) – Вам, блин! понятно!? Всего лишь за год!!! Каждый год!!!!! - мусора и ила. Чтобы не показно, по-богатому, а по-доброму! По-родственному -  оживилась река! Речушка! Реченька! – Славный, талантливый, человечный русский язык! Сколько тихой и нежной ласковости в словах! - Чтобы окрасилась река, даже – самая малютка! - прозрачной природной радостью! Чтобы задышала река – даже - самая не приглядная, на вид! - во всю водную ширь и глубину своих лёгких. Чтобы почувствовала живность речная, в каждой реченьке! - рыбы, уточки, лягушки, раки, улитки – заботу людей о себе.
  Ну живут же в Белоруссии люди, не жлобы-стяжатели, по-другому, по-нормальному, по-человечески.

  Кальмиус… Я не знаю, чем, да и дышит ли он сейчас вообще… Вода его, мутно зелёная, –  в этом году, в состоянии постоянного, пьяно-угарного цветения, лениво, как и прежними, недавними годами, заброшенно грузнеет в равнодушной дремоте отупения, в мощнейшей, лихо выпестованной бесхозностью Донецкой современности. Слишком легко поддаваясь любому, по сути, прихотливому дуновению ветра – куда он подует, туда и она течёт, бессловесно безвольная, потерявшая счет дням своего бытия, как будто - в сумасшедшей беспамятности. И, не как будто, а насильственно лишённая своей генетической памяти.
  Уток, в том количестве, как это было раньше, даже какие-то пару лет назад, заметно поубавилось. Лягушки, временами, кряхтят, подвывают – значит, еще где-то кучкуются в буйно осмелевших своей тучностью в едва ли преодолимых кучах бытового мусора, значит - здесь ещё водятся. Рыба – как бы, каким-то чудом ловится, рыбаки, упертые старожилы с удочками – ежедневно заметны на одном из берегов. Для раков наступило морное время.
 
   В дни летней спэкоты, когда воздух расслаивается горячим в нем кипением, тянутся к реке люди. Можно сказать – бесшабашно отчаянные. Им – море по колено, что галдят из всех возможных новостных источников о великом загрязнении главной Донецкой реки! Допустимые нормы такой длящейся годами и не меняющейся! годами! паскудности! – превышены в Кальмиусе во много раз. Присутствуют в реке, как убеждают поводыри местной авторитетности, элементы всей Периодической таблицы великого русского химика Дмитрия Менделеева.
 
  Так что же, и все радиоактивные, и токсичные, так называемые, плохие парни, здесь богуют!? Да. Ни купаться, ни ловить рыбу – не желательно. Где-то, как показали по TV, РЕПОРТАЖ не на Белорусском, на местном телевидении, прямиком в реку текут из огромной трубы фекалии. Не знали до этого трагического момента – а не первый год зверствует водный коллапс в Донецке! – государственно-ответственные господа-служители Донецкой природе о такой непрухе. Как вроде, и Кальмиуса здесь вовсе нет. А если нет – так и проблем нет!
   Да бабушка не надвое сказала – и Кальмиус есть, и так оно на самом деле здесь и есть. И дерьмо из близлежащей больницы за просто так круглосуточно-щедро, ну прям какой-то заказной, стахановский подряд! обогащает реку всевозможной заразой.
  Санстанция Донецка официально фиксировала резкое превышение в воде Кальмиуса количества кишечных палочек. Такое вопиющее! Мощное загрязнение говорит о прямых массивных канализационных стоках в реку. 

  Неконтролируемый никем хаос первобытной, не излечимый бременем многовековой Земной цивилизации дикости.      

   Так понятно или нет? За что же тогда стены в департаменте природы осыпаны, от потолка до пола, наградными поздравительными грамотами? Ах, да! Позаботились! Извертелись на пупах! Приляпали по берегам седовласого Кальмиуса убого немощные таблички: КУПАТЬСЯ ЗАПРЕЩЕНО! Вот и вся забота о тебе, дорогая моя, Донецкая река, с гордо узнаваемым именем - КАЛЬМИУС!
  Привет от дикарей! От реинкарнированных неандертальцев! 

   А Кальмиус, бедолага, ещё и спасает людей от безводности. Приходят сюда они с вёдрами, чтобы набрать из реки Божьей водицы, для домашних надобностей, в эпоху Донецкого повсеместного обезвоживания. Приходят к реке – чтобы подышать свежим воздухом. Приходят, чтобы просто отдохнуть. Но упёрто мозолящая взор заброшенность речного русла отражается ответной бесхозностью в унылом пространстве примкнувшего к нему парка.
 
    По тревоге, когда натикает время образцово показательной массовки, типа субботников – по плану общественной активности, они стихийно проходят этак – пару-тройку раз в году, сметут из парка мусор бешено взбудораженные очередной, планово организованной побудкой активисты-затейники. Радостно позируя перед камерами вместе с метлами в руках, и с огромными, в первый раз надетыми на руки рабочими рукавицами. Победно веселясь перед камерами, фиксирующими, на потом, историческое событие, пара-тройка раз в году. А ещё потом – как получится, многое зависит от сознательности посетителей парка. А посетители… Вот где свобода – плюй годами, во все стороны, от горла! швыряй пустые бутылки - по всем сторонам, городи сигаретными бычками навозные кучи возле бордюров!!! Нормально! Хорошая приправа к тлену пересохших, не выдержавших угара летней жары – без изменений это происходит каждый год, досрочно опавших с деревьев листьев… Трухлявым, вылинявшим в спэкоте жмыхом вся эта мусорная масса утрамбуется плотными штабелями земного торфа, после дождичка, в четверг. Ждут его здесь, как манны Небесной.
 
   Ситуация на столько много серьезная, что люди, годами выживающие здесь без воды, покорно готовят ведра, для дождевой. Если дождь-таки случится. И ливанёт он, непременно! выстраданными ожиданием журчащими потоками, с грязных крыш домов человеческих муравейников. А прямиком – ударит-таки водопадами живучести по расставленным на земле вёдрам!
  Да матушка природа не спешит задарма опять раздавать невежественным аборигенам свои дары.

 Макеевка.
Длительное время течёт канализация на Бутовском повороте прямо в ставок «Дубрава». В связи с этим в водоёме погибла вся рыба. Местные жители сообщают, что много раз обращались в водоканал, однако, ситуация так и не разрешилась.
   И так – повсеместно. Да! Вспомнили же, наконец, о речке Крынке. Между прочим – это правый приток, достойно полноводной реки Миус. Вроде, начали уже чистить русло тоскующей, по-сиротски, Крынки, выгребать из застойного подобия вонючего болота тошнотворные, позорные следы человеческой жизнедеятельности – многокилометровый мусорный отстойник. 
  А иначе – вечное иссушённое Тебе, речка Крынка, наплевательское забвение.
  От современников из окаянных дней. Живущих по принципу – пока гром не грянет. Или петух … … не клюнет? 
                …
P.S. С сердечным почтением к постоянным читателям моей прозы на этой страничке – Борису Гатауллину, Михаилу Фирсову, Михаилу Харитонову – 2, Вессе Блюменбаум, всем читателям моих эссе. Ей Богу, без ВАС было бы несносно пробираться моим беспокойным мыслям о любимом Донецке сквозь застойные кущи холодного оцепенения в мозгах одновременников. Их, к глубокому сожалению – большинство. Никак не осознающих, что окружающая среда есть то, во что превращается природа, если десятилетиями насиловать её беспечным разгильдяйством.
  А, может, как-то поверхностно осознающих да фиолетово ко всему равнодушно дышащих, по причине своего скорого отсюда отбытия.
 
    Подобные прецеденты – знатно впечатляют азартным ускорением событий!   
               
                С ежегодным уважением, Людмила Марава. ДОНЕЦК!!!