Спасти англичанку

   Августовский лес шумел как множество старых телевизоров, сваленных в огромную кучу и включенных на пустых аналоговых каналах, только ещё объемнее, шире, богаче и снисходительно величаво, как будто знал, что нет ему равных по звучанию в округе, и никто его не перешумит здесь – ни поезд, периодически глухо проскакивавший за подолом леса, ни дворовые собаки, пытавшиеся рвать лаем ткань дня, ни последние сверчки, устало трясшие погремушками в траве, ни даже изредка перетряхивавшие небо самолеты. А само небо показывало нервный стриптиз, то надевая на себя одежды из облаков, то их вскоре сбрасывая, обнажая продрогшее солнце на синей коже. А потом, словно ему надоело изгаляться перед невнимательными зрителями внизу, уткнувшимися в свои заботы, оно надело на себя драное холщовое рубище и прыснуло влагой, словно плюнуло всем им в лицо. Потом, как будто передумало, снова обнажилось, сверкнув солнцем-стрингами, как бы говоря: «Как же я вас всех ненавижу, жирных уродов, жрущих и пьющих в этом тёмном забулдыжном клубе. Но плясать обязана, потому что нужны деньги, есть маленькая дочь, а душа продана, и умоляет быть выкупленной, хотя, может быть, и хер с ней, но дочка, моя малютка пропадёт, кто оплатит няню, пока меня нет, кто принесет ей еду и игрушки. Поэтому я буду танцевать, а вы будете жрать и пялиться на то, что уже давно мёртвое».
   Англичанку собирались насиловать всей деревней. В очередь уже записался десяток мужиков разных мастей. Дербений держал её в своём собачнике, по соседству с огромным псом, запертым в клетке за стенкой, во втором отсеке раньше жила сука, но была пару недель назад сбита машиной почты, когда ушла на самовыгул, и не выжила. Англичанку Дербений нашёл в лесу днём ранее, видимо, заблудилась, отстав от туристической группы; говорил всем, что застал её в тот момент, когда она гадила прямо на кусты брусники в сосновом бору. Дербений незаметно подкрался к ней сзади по мху-соучастнику и набросился в тот момент, когда она надевала мокрые от росы штаны обратно. На вопросы о том, как же он узнал, что это была англичанка, Дербений только пожимал плечами, отвечая: «Не знаю, не нашинская она была какая-то, воняла по-другому, что-то бубунила не по-мулиански, и флаг на рюкзаке был британский, а когда рожу повернул к себе, всё стало ясно – бритовка сраная».
   Англичан в Дрёмовке ненавидели. Много бед они принесли, несмотря на то, что обитали далеко – в другой галактике. Поговаривали, что и там у себя они гадили не меньше – стравливали народы, поставляли оружие и специалистов, а столица их мерзотной земли – то ли Бляндон то ли Блундон, была переполнена финансовыми пиявками и упырями планетарных масштабов. А когда им удалось украсть коды доступа от порталов в другие галактики, завыла от боли и гнева вся Вселенная из-за их мерзопакостничества. Стали они ссорить расы, устраивать перевороты на планетах, теракты, саботажи, словом принесли заразу туда, где её и без них хватало.
   - И что ж теперь? Ты тоже пойдёшь насилить, Варламий?
   - Коли отпустишь, пойду. Дербеша всех мужиков пригласил.
   - Что ж тебе, меня мало что ли?
   - Это другое, Анчура. Это не секс, а экзекуция. Такая, чтоб неповадно было этим тварям в наши края снова соваться.
   - А остальных нашли?
   - Ищут, но пока безуспешно. Вот вечером англичанку снасилим, к утру все мужики освободятся и пойдём густой оравой на поиски, глядишь, и других бритов найдём и накажем.
   - Всё-таки не ходи туда, Варлаша, не бери грех на душу. Она хоть и англосука, но, может быть, не виноватая совсем. Это ж у них дряни по паре наверху на самом - в Блундоне много. А простые-то люди бритские, деревенские, может и не при чём. Не она же лично нашу хату с беспилотов закидывала, а? Тех, кто жёг, надо насилить, да, даже не их, а тех, кто нас, мулиан с кривами стравил, а она при чём.
   - А при том, что она из этого гадюшника. И какой бы фифой не прикидывалась, с ними гнидами она – заодно. Это здесь она бедная овечка, непричёмушка, а домой вернётся, вмиг обернётся в тварь ползучую, которая и поддержит и пожертвует, кого и кому надо. Мол, за демократию она на нашей горемушной планете, а самой жить-то хорошо хочется, а за чей счёт, спрашивается. Так что надо бы снасилить её, Анчура, да только, если честно, и самому противно об неё мараться.
   - Вот и не ходи.
   Варламий ушёл очищать крышу от навоза, который ранее кривы набросали, а Анчура на огороде захлопотала.
   А к вечеру народ собрался у дома Дербения. По большей части это были мужики, пытавшиеся организовать нечто вроде очереди, вспоминая, кто где занимал; чуть поодаль спорили да галдели бабы, оставившие детей со стариками дома, Анчуры среди них не было. На участке Дербения всё уже было готово к мероприятию: посреди большого пространства между хатой и баней стоял притащенный из мастерской большой стол, на котором лежала голая англичанка, привязанная за белые растопыренные руки и ноги к массивным ножкам стола.
   Когда очередь более-менее вытянулась, и начало её, словно огромная анаконда, потянулось в направлении постамента, Дербений залез на стол, на котором лежала англичанка, так что она оказалось прямо у него под ногами, и взял слово.
   - Друзья, прошу прощения за то, что оставляю вам англу немного спорченной. Простите, не удержался вчера - когда нашёл её, так сразу и наказал. Но в остальном, всё целое, пользуйтесь на здоровье и пусть запомнит она ваше дело на века вечные.
   Мужики встали наизготовку, в том числе и Варламий, а также затесался среди них и странный мужичонка со спущенными портками и сморщенным волосатым задом, ошалело озиравшийся по сторонам, казалось, ничего не понимавший. Он тоже взял для проформы пару мелких настурций, но, видимо, сам не понимал, зачем. А у остальных мужиков букеты были посолидней – каждый стоял с целыми цветочными взрывами в руках самых диких цветов и оттенков, из-за этого очередь походила на шикарно цветущую, длиннющую клумбу на ножках.
   И насилие началось. Мужики по очереди подходили к столу с англичанкой и с особым выражением на лицах клали на её голое тело свои букеты, а затем уходили, освобождая место тем, кто стоял за ними. Так уж вышло, ведь природа весьма вольна на эксперименты, что мулиане свои половые акты совершали при помощи букетов цветов.
   Варламий тоже положил свой букет на грудь англичанке, а затем подошёл к Дербению.
   - Слушай, а что это там за мужичонка без портков, какой-то странный он, не нашинский похоже?
   - Поди шпион, агент ноль ноль всем, как его там, Джеймс Блонд. Не спугни его, смотри, надо бы тёплым взять.
   А мужичонка, тем временем, уже надел обратно портки, так как понял, что все остальные их не сняли, и продолжал трясти телефоном, пытаясь реанимировать связь в Дрёмовке, которая блокировалась шумом леса. Варламий посмотрел украдкой  на английского уродца и смачно сплюнул в траву.
   - Видать, англичанку свою сраную, спасать пришёл. Его-то надо будет наказать как следует, подозреваю, что числятся за ним довольно мрачные делишки.
   - Скажи мужикам, пусть берут его, - шепнул Дербений, - повиним этого гадёныша по самое бритство.
   Небесная стриптизёрша с показным безучастием смотрела на то, как мулианские мужики скрутили аглицкого агента и потащили к стенке сарая, а потом по очереди принялись расстреливать его шишками.