Как полопаешь, так и потопаешь. 1987 год

(Поговорка в перевёрнутом виде мне нравится больше).

Первый визит в Североуральск оказался примечательным настолько, что в последующие годы я ждал похода на Северный Урал с особым нетерпеньем. Перефразируя Ю.Визбора: «Я сердце оставил в Уральских горах».

И дело не только в красоте этого края. Как известно, путь к сердцу мужчины … Да-да, была и гастрономическая причина.

У нас тогда выдалась пара часов свободного времени до отхода рейсового автобуса во Всеволодск (так местные для краткости называют село Всеволодо - Благодатское), на котором предстояло добраться к началу активной части маршрута. Так что, была возможность познакомиться с городом, но сначала хотелось бы покушать, а то позже пообедать «в нормальных условиях» вряд ли удастся.

Прохожий подсказал нам, как найти хорошую (пояснил: ОРС-овскую) столовую, и мы пошагали туда прямо с рюкзаками.
Крайний подъезд обычной пятиэтажной «хрущёвки», скамеечки, палисадники, но вот дальше (напомню, это был 87-й год) ...

Большой, почти пустой зал. За столиками сидели два или три посетителя. Справа от входа – вешалка, дальше – умывальник. Слева – буфет, который мы не сразу и заметили. Не заметили, потому что все взоры устремились вперёд, в дальний конец зала – на раздачу. Даже то, что мы смогли разглядеть от входа, нас поразило, нет – убило!

Свалив мешки в угол и наскоро ополоснув руки, гурьбой пошли, вопросительно переглядываясь: а туда ли мы попали? Замешкались … Потом, кажется, Андрей подошёл к кассирше и вполголоса поинтересовался: «А эта столовая – для всех?»

- Для всех! Выбирайте и двигайтесь ко мне! – со смехом ответила та.

Ассортимент! Ассортимент блюд – вот, что прежде всего отличало эту столовую от куйбышевских, где мне доводилось бывать. Большой выбор салатов, первых, вторых блюд (разнообразные мясные, рыбные), гарниров. То же – выпечка, напитки, в т.ч. чай с лимоном, чай со сгущёнкой. Отдельно – плошки со сметаной, сахаром. А ещё – порезанные арбуз, дыня, виноград и огурцы. Это – то, что запомнилось. И ведь цены нормальные! И, что отмечал во все свои приезды на Урал, до чего же доброжелательные «тётеньки» на раздаче!

Надо ли говорить, что мы «оторвались»? А потом ещё и в буфет наведались. А потом … Потом Андрей, выражая общее мнение, предложил выразить его коллективу столовой в виде благодарности в письменном виде. Валентиныча, как самого фотогеничного, командировали за «Книгой жалоб и предложений». Тот быстро её раздобыл, попутно познакомившись (к обоюдному удовольствию) с кассиршей, которая – мир тесен – оказалась нашей землячкой.

Ну, так вот, сгрудились мы за столиком, как те казаки над письмом турецкому султану, шёпотом обсуждая, какие слова будут к месту в «жалобной книге». Поэтому смех Андрея, листающего эту книжку в поиске свободной страницы, прозвучал особенно громко. И было отчего зарж… простите, улыбнуться: всё содержание книги составляли записи с благодарностями от иногородних туристов!

Когда, закончив поход, вернулись в город, естественно, было желание снова заглянуть в знакомую столовку. Но что-то не получилось – может, не работала в воскресный день. Поэтому по знакомой лиственничной аллее на ул.Мира прошли через площадь до ул.Ленина, где нам подсказали адрес пельменной.
В обычном дворе – обычная пятиэтажка с зелёными палисадниками. В открытые настежь окна первого этажа видно, как посредине кухни сидят в кружок, по-домашнему, три женщины и лепят пельмешки. Подробностей посещения не помню, но – душевно было!
-----------------------

В самом походе по маршруту было много, чего интересного: громада Белого Камня с избами Заячьей и Медвежьей по чернично-голубичному пути к нему, случайная встреча с «князем Кутимским» С.П.Аликиным, непередаваемые краски осенней тайги по примороженным берегам Лямпы, незабываемый переход через Главный Уральский Хребет и штурм заснеженного Денежкина Камня.

Только, вот, простое техническое повествование спустя годы даже самому неинтересно; то ли дело – ощущения, настроение… Но многие важные мелочи, если и помнятся, то воспроизвести их теперь могу лишь телеграфно – перечислением, что годится, разве что, для подписи фотографий. А подробности, чтобы получился связный рассказ, и напомнить некому: «иных уж нет, а те далече» …

Впрочем, один походный вечер был настолько насыщен эмоциями, что …

К концу дня местность стала совсем паршивой. На месте былых сплошных рубок, споря с нашей «картой», поднялся молодой осинник, кусты ещё какие-то. И воды под ногами – с избытком. Чавк-чавк! Да уж, одно дело в умной книжке читать про нарушение человеком природного баланса, и совсем другое – испытывать последствия этого нарушения на себе. Чавк-чавк!

Небо с обеда хмурится – как бы дождь не пошёл… Тьфу, накаркал! Теперь вода не только снизу. Но нет равновесия душевного. Потому, что мой сшитый специально к этому походу костюм из новомодной ткани «болонья» течёт, и не только по швам. Потому, что нет сухого места для лагеря. Потому, что нет приличных дров для костра, а «неприличные» ещё найти надо. А дождь всё расходится… Народная мудрость гласит: поздний гость ночевать остаётся. Это означает: фигушки, сегодня дождь не закончится.

Быстро темнеет. Всё, хорош! Надо вставать на ночь. Неподалеку видны несколько высоких лесин, столь желанных после надоевшего мелколесья – «мордохлыста».
Бросили в кучу рюкзаки, накрыли плёнкой и разбрелись, подыскивая место для палаток. С великим трудом удалось приткнуть их рядышком на относительно сухом – в смысле, не заболоченном - участке. Кривовато, конечно, ну, да ладно!

А дождь всё идёт. И температура воздуха … не комфортная. Хотя и за работой, но без рюкзака спина мёрзнет. И неспина мёрзнет тоже. Весь мокрый, а переодеваться сейчас – глупо. Потом уж, в палатке…

У дежурных что-то не ладится с костром. Двое держат кусок полиэтилена, а под ним третий, кажется, Андрей колдует со спичками. Все, кто свободен, ищут дрова. А выбор дров небольшой: три здоровенных ёлки и молодой осинник. Сергей, скользя вибрамами по раскисшему склону, приноравливается с пилой к огромному выворотню на обрывистом берегу. Валентиныч помогает ему снизу. Советами.

Меня постоянно преследует какой-то дробный звук. Может, это дождь стучит по капюшону? Замер, прислушался. Нет, не дождь – зубы. И чего это говорят: замёрз так, что зуб на зуб не попадает. Попадает, да ещё как - эмаль крошится!

Слышу из палатки Натальин голос: «Валер, у тебя болонья тоже промокает? Чего молчишь?» Встревает Галка: «Ты его щас не трогай…» Поздно! Ору, чтоб выметались из палатки дрова собирать, иначе сам приду за ними и … (внутренний голос, лязгая зубами, продолжает мысль: «… и составлю компанию – буду третьим»). Ага, вылезают… То-то же!

Замечаю, что народ, притащив хворост к костру, не спешит уходить от огня. Валентиныч подводит под это «научную» базу: дескать, костру нужна защита от ветра. Да и дров мало, поэтому надо экономить лучевую энергию и сушиться одновременно с варкой ужина. Звучит убедительно. Втянув голову в плечи и ёжась, решаю присоединиться к исходящим паром счастливчикам.

Живая стенка у костра оказывается такой прочной, что только с третьей попытки удаётся притиснуться к огню. И то потому, что Галка наклонилась за упавшим носком. (Вечно она всё роняет! Но это я несколько забегаю вперёд…)

Боже, хорошо-то как! Если бы ещё сверху не капало. Если бы ещё Сергей не напирал справа. Если бы ещё Наталья не норовила своими мокрыми штанами от меня костёр загородить. Если бы ещё не так дымно. Если бы … да кабы!

Эх, жаль, не нашлось рядом подходящих деревьев, на которых можно было бы растянуть полиэтиленовый тент. Не стояли бы теперь, мокрые и холодные, как зюзьки (зюзьки – это такие..., ну, в общем, которые совсем-совсем мокрые и холодные).

К счастью, дождь ослабел, потом сменился мелкой моросью. Из котла, перебивая запах прелого брезента и палёной шерсти, потянуло съедобным. Ну-у, теперь, как говорится, можно жить. Ещё бы костёр не стрелял искрами, не дымил так жестоко, да горел бы поярче … Глаза слезятся, носы шмыгают…

Солидная порция густого молочного супа и горсть белых сухарей быстро примиряют с суровой действительностью. Затихли… Только костёр трещит… Или это … за ушами?

Оживление пришло со звуком шкрябающих по мискам ложек. Щас вот ещё чайку с ирисками, и будет, как Света говорит, жизнь прекрасна и удивительна! Вот только чай что-то подкачал (впрочем, в те годы хороший чай был редкостью).
Народ пил, морщился и комментировал:
- Блин, заварили «пыль дорог Грузии». Хоть смородинового листа добавили бы.
- Как в бане: сыро, дымно и запаренными вениками пахнет.
- Да ладно вам, третий сорт – не брак!
- Хорош бухтеть, нормальный чай!

Котёл быстро пустел, и Иришка, не сумев зачерпнуть кружкой в котле, нацепила рукавицу и стала наливать чай через край. Другой рукой она прикрывала лицо от пламени костра, поэтому не уловила момент, когда с остатками чая в подставленную кружку из котла шлёпнулась … войлочная стелька!

Когда эмоции немного улеглись, я полусерьёзно учинил допрос, кто не уследил за своим личным снаряжением. Мужики взялись идентифицировать свежеварёную стельку, а Галка взяла котёл и быстренько так ушла в темноту, бросив через плечо: Да ладно вам, сейчас свежего чайку заварим. Подумаешь …

Просохнуть у костра мне так не удалось. Как, впрочем, и согреться. Да и усталость давала себя знать. Даже миску после ужина не помыл (первый и последний раз в жизни!). Посмотрел: народ всерьёз устраивается у костерка сушиться. Крепят рогульки, корягу притащили здоровенную. Всё, процесс пошёл! Свой долг на сегодня я, как Начальник, выполнил. А раз так – отбой.

Пользуясь отсутствием соседей, устраиваюсь в палатке посередине «спарки» - конверта из двух состёгнутых спальников. Мокрые шмотки, сняв, бросил в ноги: потом высушу … может быть ... Всё! Даже думать об этом холодно. Классика жанра: «Я подумаю об этом завтра!»
 
При тусклом свете фонарика переоделся в сухую шерсть, укрываюсь спальником с головой. Замираю. «Мне тепло и сухо, мне тепло и сухо…»

Не убедительно! Потому что снова мокрые ноги. Потому что палатка одним краем стоит в луже. Нет, не так. Правильнее сказать, лужа стоит в палатке. А я, получается, лежу в этой луже. И так мне грустно и одиноко стало!! «У-у-у-у-у-у-у-у…»

Мой вопль не остался без ответа. В долетевших затем от костра советах недостатка не было: потерпеть (дескать, кому сейчас легко?!), переставить палатку … быстренько, выйти к костру и т.д. и т.п. Добрые вы мои! Заботливые!
Кое-как отжал через порог палатки нижнюю часть спальника, засунул под него в ноги рюкзак и, подтянув колени к груди, затих.

Уже задремал, когда раздался вопль снаружи. По непереводимой на любой иностранный язык игре слов я узнал Валентиныча.

И сразу затем – дружный смех, даже хохот. Оказалось, Валерка, как обычно, пристроил к огню для просушки свои, чуть не наизнанку вывернутые, болотники и, оставшись в спальных трениках, решил посушить насквозь мокрые сверху донизу штормовые штаны.

Он на вытянутых руках сушил сначала штанины, а потом подбросил в костёр дровишек и перевернул штаны над огнём поясом вниз. Тут пламя рвануло через мокрые брезентовые штанины, как в печные трубы. Два снопа искр и дыма устремились в ночное небо. Веселуха! Вдруг этих снопов стало – три. Это прогорело сиденье у штанов – «развилка», по терминологии Валентиныча.

Второй раз проснулся оттого, что соседи забрались в палатку и, устраиваясь спать, покрывали ненавистную лужу матом и другими подручными материалами.
Хорошо! – подумал я и опять заснул.