Хын-Га. Соболиная Гора - 3. Январь. Туя

   С этого момента, я очень редко видел его. Только однажды, краем глаза, успел зацепить мимолетную тень - мелькнувшую, как стрела. Толонбай стал очень осторожным. Я, поднявшись на сопку, сквозь бинокль безуспешно пытался разглядеть хоть какие-то следы, ведущие или приводящие к его пещерке. Все было запрятано под снегом. И чтобы не досаждать гордому зверьку, перестал приближаться к его домику. Складывал остатки еды чуть дальше своей палатки. Ёлке тоже доставалось со стола,  просто кидал остатки через верх палатки - а там уж, куда упадет...

   Когда совсем уже прижали, сильные январские морозы и даже старые сосны начали потрескивать по ночам, я все же заглянул за палатку. Возле самого полога, возвышался небольшой холмик. "Сдохла, что ли?!" И, как будто в ответ, увидел как холмик чуть-чуть приподнялся и вернулся на место. Жива! "Ну и, вот, как ее запихнуть-то в палатку с печкой?!" Упертая... ну, совсем как Сова! Зато я нашел, куда она докопалась и где уперлась в стенку моей палатки - чуть выше моего лежака выпячивалось что-то снаружи. Клюв Ёлкин! Даже были видны два маленьких, заиндевевших пятнышка, от дыхания ее носопырки. Теперь, каждое утро начиналось с проверки двух пятнышек. Вроде, все было нормально и мы с Ёлкой пережили сибирские злющие морозы...

   А соболя так и не было видно... Хотя раньше, он позволял себе немного "поиграть" со мной, когда я уходил от палатки, с рюкзаком и карабином. Этот смышленыш начинал меня преследовать и выскакивал то из-под ствола валежника, то цвиркал высоко-высоко вверху, на вековом кедре. А когда я начинал переходить таежный ручей, он пулей перепрыгивал его и стоя "столбиком" наблюдал, как я осторожно перехожу коварную преграду.

   Ну, понятно - ему стало мало дела до меня... Теперь - он Глава семейства!

  Однажды, когда жгучие сибирские морозы уже немного отступили - в нашу долину пришел Сохатый, Дын-Бу... Это был не тот, "картиночный" лось, с развесистыми рогами - это был настоящий Исполин Леса! Владыка Тайги! Тот, кого боялись даже матерые медведи. Он пришел рано-рано утром, но вездесущая Туя, маленькая ласка, его сразу же учуяла и начала скакать по мне.

  Туя появилась внезапно. Когда я, как-то зимой, спускался с ближайшей горы - местные называли ее Хой-Ыы-Айна, "Гора, Приносящая Горе" - то увидел множество запутанных, маленьких следов, возле своей палатки. Но! Следы не приближались ближе десяти-пятнадцати сантиметров от нее. Тем более, они не забегали за дальний полог, где Ёль "охраняла" все вокруг себя, сидя в своей снежной "берлоге". Я сбросил двух куропаток, перед заметенным костровищем и полез в палатку, чтобы затопить печурку. Небольшие полешки занялись пламенем и я, прикрыв дверцу, выбрался наружу. Поворачиваюсь к своей добычи и... И вижу! Какая-то "мелкая зараза", чуть больше моего пальца, пытается утащить куропатку! Вцепилась ей за шею и "пляшет" туда-сюда, туда-сюда! Но по-тихоньку, по-тихоньку - и утаскивает-таки ее от палатки.

   - А ну-ка!!! Брысь отсюда! Брыыыысь!!! - заорал я.
   И тут же услышал в ответ.
   - Ту-ту-туй! Сьсьщщаа! Тууууу-ууЙ!! - и, как пуля от мелкашки - вжжжик! И нет ее...

   Начал разделывать куропаток и вдруг, стало интересно - кто же, эта малявка-то?! Взял все потроха, выложил на небольшой лист бересты и вынес наружу, чуть подальше от входа. Было жалко, конечно, выпускать драгоценное тепло от печурки, но все-таки оставил небольшую щелку, чтобы видна была та самая береста с угощениями. Сумерки быстро сменились чернотой ночи. Облаков и туч не было и поэтому лунный свет залил всю мою "дворцовую площадь", ровным волшебным светом. Ёлке я оставил самые деликатесные кусочки дичи, а остальное, разобранное - побросал в котелок с водой, который уже начинал закипать. Скоро добавлю туда картоху, половину луковицы, пару-тройку горошин перца - и будет знатный ужин для меня! А на гарнир сойдет перетертый щавель с черемшой, который я насобирал этим летом, и оказалось, что чересчур уж, как-то, многовато...

   Сижу... Слежу одним глазом за похлебкой, вторым - за полянкой, виднеющейся через щелку палатки. И вот, около полуночи - вылетает она! Ласка! Или ее детеныш. И у нее так красиво переливается шерстка, под лунным светом. Буквально, как натуральный жемчуг!... Что стало аж ее, немного жалко, из-за того что я ее сейчас, вот... Прямо сейчас, пристрелю зарядом дроби...

   Вообще-то, ласки в тайге - это как крысы или мыши в городской квартире! Пролезут везде и всегда. Тем более, такая шмакодявка. Но... Просто, рука не слушалась меня. Никак не мог нажать пальцем на курок. И я сидел, и смотрел уже в оба глаза, как Туя смачно, с причмокиванием, "приплясывая", уничтожала потроха куропаток. Когда она закончила трапезу, то не растворилась сразу же во мраке. Она встала на задние лапки и громко-громко пропищала: "Ту-ту-тууууй! Аййй-яааа! Цвирм!!!" - и исчезла, молниеносно...

   Через неделю, Туя уже внаглую сувала свой носик ко мне в палатку и верещала вовсю:" Ту-ту-туууя! Цц..ЦЦ!" - это, типа, она требовала свой завтрак. Когда было совсем лениво (она же приходила совсем рано-рано утром!), просто выкидывал свой провизионный рюкзак наружу. "Нна!! Падла! Жри, что сможешь!" И вновь засыпал под возмущенные вопли Туи. Конечно, в нем же были только железные банки, с тушенкой и разными кашами...

   Но тут, вдруг, в конце февраля произошел резкий скачок температуры... Если днем было минус двадцать пять, тридцать - то к ночи стало резко холодать. Мой простенький градусник показывал минус сорок. И продолжал падать. Я притащил все нарубленные дрова во внутрь палатки и закидал всю печку ими, под самую завязку. Ёль уже не только клювом, а всем своим боком терлась о скат палатки. Минус 55!! Я уже подумывал, распластать снизу бок палатки и силком затащить ее внутрь... Но тут!

   - Ту-ту-ту-ту-ту... Цц.. Ц?!

   Туя робко совала свой носик в палатку, не решаясь войти.

   - Да, давай уже! Цы-цы-цыыы! Залазь ко мне!

   Зверек влетел во внутрь, "облетел" все вокруг и - плюхнулся мне на живот, сверху спальника. Сразу же стало хорошо и уютно. Смолянистые дровишки тихо-тихо потрескивали в печурке, а на меня смотрела пара черных-черных глаз-бусинок.

   Ну и все... Туя решила, что моя палатка, это - ее дом! Поэтому она его защищала от всех таежных "напастей". Я тут же отдал ей все бразды правления нашей палатки. Она, постоянно, суетилась и таскала всякий мусор в нее. Я - молча терпел. А когда возвращался с тайги, то замечал Туйкины результаты самодеятельности ))) Она "законопатила" все-все щели внутри палатки, которые по ее мнению, были недостаточно закрыты!

   Ну и, понятно - что я отдавал ей на ревизию, все что добыл за день. В принципе, она все четко делила - хватала себе самый большой хвост, а все остальное - оставляла мне. Но, когда в добыче был таймень... Тут ее душа "раздиралась" напрочь: "Тебе – половину и мне – половину, твою половину – ещё пополам!!" Короче, эта рыба - была ее "слабым" звеном!

   Она, вообще, была такой проказницей... Но, увы - ее настиг страшный ураган, который валил с корнями вековые кедры. Туя была на "охоте", когда штормовой  ветер пронесся по нашим местам. Через неделю, нашел ее под упавшей сосной, раздавленной насмерть. Похоронил за палаткой. Ёлка возмущенной шипела, пока я рыл маленькую могилку. Но мне было все равно - ведь Туи больше нет...