Про личные границы

Ты называешь это парадоксом? Железный засов, врезанный в дверь, тоже можно назвать парадоксом — ведь он запирается от того, кто хочет войти. Но для той, что за дверью, это — единственная логика. Звук щелчка — это не каприз, а финальный, идеально выверенный аккорд в симфонии отчаяния.

Ее неприязнь — это не чувство. Это территория, огороженная колючей проволокой. Всё начинается с маленькой таблички «Посторонним вход воспрещен», вежливой и недвусмысленной. Но он не читает табличек. Он видит лишь ландшафт, который хочет завоевать. Его внимание, упорное и глухое, — это не дар. Это осада.

Каждый новый знак внимания после ее «нет» — это таран, бьющий в ворота. Его послание кристально ясно, даже если он шепчет комплименты: «Твои границы — иллюзия. Твое «нет» — это просто кокетство. Я лучше знаю, что скрыто в твоей тишине». И тогда нейтралитет, этот хрупкий цветок, вянет за секунду. На его месте прорастает раздражение, а потом и холодное, тошнотворное отвращение — древний, как мир, инстинкт отторжения яда. Это внутренний страж, который кричит: «Чужой! Опасно!»

В его голове — сценарий из плохого кино. Он — герой, который обязан добиться принцессы упорством. Он разрывается между «я хороший парень» и ее отвержением, и чтобы не сойти с ума, он решает, что должен стараться еще усерднее. Он не видит женщину — он видит цель. Трофей. Шкатулку, которую нужно взломать, чтобы посмотреть, что внутри. А быть шкатулкой, а не человеком, — унизительно и мерзко.

И где-то на глубине, под слоем раздражения, шевелится холодный червь страха. Она никогда не знает, на что способен тот, кто не слышит слова «нет». Ее отвращение — это дистанция, которую она создает сама, ведь он не оставляет ей другой.

Так в чем же парадокс? Он живет лишь в одной голове.

Его логика: Я несу ей цветы, а она морщится, будто от смрада. Я предлагаю ей себя, а она отшатывается, как от ядовитой змеи. Где справедливость?

Ее правда: Он предлагает мне не любовь, а плен. Он дарит не цветы, а тяжесть своих ожиданий. Он не видит меня — он видит лишь свое отражение в моих глазах, и злится, что оно ему не нравится.

Это не парадокс. Это два разных языка, на которых говорят на разных планетах. Один на диалекте завоевания, другая — на языке свободы. И то, что для одного — жест доброй воли, для другой — акт молчаливой агрессии.

Отвращение — это не чувство. Это приговор. Это последний, исчерпывающий ответ организма на вопрос, который больше не нуждается в обсуждении. Это не каприз. Это инстинкт самосохранения, одетый в эмоцию.