Senex. Книга 1. Глава 38
Глава 38. Падение Крутова
Если человек приходит в мир и заявляет, что он
собирается учить его, этот мир, уму-разуму, должен
быть благодарен своей судьбе, если ему удастся
спасти свою шкуру.
А. Шопенгауэр
2014 год начался без Королёвой: у неё был больничный до 17 января, и Василий Порфирьевич наслаждался тишиной и покоем. С утра коридоры власти в заводоуправлении были безлюдными, все прятались по своим комнатам и приходили в себя после праздников, во всём здании была непривычная тишина.
И в этой тишине, как раскаты грома, прогремел слух, что Крутова сняли с должности Генерального директора! Василию Порфирьевичу сразу стало понятно, что теперь весь завод снова погрузится в состояние неопределённости, как это было перед сменой Фомина.
Крутова не было, никто ничего не знал, все были в растерянности. Василий Порфирьевич, как обычно, издалека поздоровался с Директором по экономике и финансам Колкером... А он – впервые! - подошёл к нему и пожал его руку!.. И Василий Порфирьевич его прекрасно понимал: сейчас лучше здороваться со всеми... На всякий случай...
В 10 часов Главный инженер Ларионов провёл совещание вместо Крутова, но никаких новостей по-прежнему не было. ОСК не было смысла затягивать решение вопроса с назначением нового директора, но Крутова по-прежнему не было, приказа на его замещение не было, финансовые документы подписывать было некому, и завод мог остаться без зарплаты. И только после обеда прошёл слух, что в пятницу была телефонограмма из ОСК, в которой Главного инженера Ларионова назначили исполняющим обязанности Генерального директора сроком на три месяца. В начале февраля состоится Совет директоров ОСК, на котором будет решён вопрос о назначении нового Генерального директора завода. После обеда Василий Порфирьевич увидел, как Саша, водитель Крутова, выносил его вещи из кабинета в машину.
Василию Порфирьевичу стало грустно: Крутов больше не руководит родным заводом, у завода теперь будет новая точка отсчёта. При этом, как ни странно, Василий Порфирьевич вспомнил, как он заснул за компьютером в диспетчерской, и в это время туда зашёл Крутов… А теперь Крутова нет… Такое впечатление, что некие высшие силы убрали свидетеля его позора.
Глядя на пустынный коридор власти и пустой кабинет Крутова, Василий Порфирьевич понял: в настоящий момент власть ушла отсюда, центр власти на три месяца сместился в технический корпус, и Гайдамака, который старательно создавал вакуум вокруг Василия Порфирьевича, сам оказался в вакууме. Рядом с ним нет Генерального директора, который оценил бы его старания, и он старается впустую. Сейчас власть оказалась у технологических служб завода, которые Гайдамака люто ненавидел и на которые постоянно оказывал давление.
Доска с фотографиями важнейших событий прошедшего года исчезла, через некоторое время она снова появилась, и Василий Порфирьевич заметил, что фотографии с Крутовым были заменены на фотографии с Ларионовым.
Причина смены руководства завода, в принципе, была понятна Василию Порфирьевичу: в связи с предстоящей реконструкцией в завод будут вложены огромные государственные средства, и руководители ОСК хотят, чтобы денежными потоками управлял свой человек. Подсознание подсказывало Василию Порфирьевичу, что происходит нечто такое, чего в истории завода ещё никогда не было. Ведь даже в 2012 году, когда шла борьба за завод между олигархом Пугачёвым и ОСК, и к Фомину у правоохранительных органов были серьёзные претензии, никогда не объявляли в прессе о том, что он совершил преступление, все структуры власти свято соблюдали презумпцию невиновности. А с Крутовым, который начал приводить завод в порядок, это сделали без колебаний, ославив его на весь мир, да ещё и озвучили негативный комментарий вице-премьера Рогозина, нарушив презумпцию невиновности. И Василий Порфирьевич сделал логичный вывод: «Вот что значит борьба за огромные деньги, которые скоро поступят на завод!» Но если всё было так серьёзно, то у него невольно возникал вопрос: «Неужели в такой ситуации новые руководители оставят у власти таких придурков, как Гайдамака и Елистратов?»
Ильюшин сказал:
- Среди судостроителей наш завод сейчас называют кладбищем недостроенных кораблей, потому что мы не выпускаем никакой продукции, а только закладываем корабли.
Из слов Ильюшина логично вытекало, что Крутова сняли не случайно, и что Гайдамака с Елистратовым тоже приложил руку к тому, чтобы завод пришёл к полному краху.
В первый рабочий день 2014 года Василий Порфирьевич так и не увидел Гайдамаку. В 14 часов начальник проводил совещание корпусных цехов, но Василия Порфирьевича он не пригласил, и Моряков всё понял: «Значит, это было, как я и предполагал, очередное глумление Гайдамаки надо мной».
* * *
Во время Новогоднего Корпоратива Гайдамака сказал, что с Нового года в отделе открыта новая единица сотрудника, который будет помогать Ильюшину в вопросах госзакупок и замещать в его отсутствие. И в первый день 2014 года появился новый сотрудник - молодой инженер Рудольф Ильдарович Хан. Это был высокий крепкий парень, которого можно было бы даже считать привлекательным, если бы в его лице слишком явно не угадывались корейские и узбекские черты. Но сам он, судя по его самоуверенному поведению, считал себя не просто красивым, а даже неотразимым в глазах женщин. Хан в прошлом году закончил институт по специальности «Маркетинг», он, исходя из слов Гайдамаки, должен занимать недавно открытую должность помощника Ильюшина по госзакупкам... Но, как это принято у Гайдамаки, на самом деле всё оказалось наоборот: Хан будет сидеть в БОП и помогать Кожемякиной. Гайдамака и в этот раз остался верен себе. Единственное, в чём непредсказуемый Гайдамака всегда оставался абсолютно предсказуемым – это неистребимое желание полностью обесценить все усилия и достижения своих подчинённых.
Василию Порфирьевичу ничего не было понятно с функциями нового сотрудника… Но одно он знал точно: ему, мужчине 59 лет, больше не придётся быть на побегушках у Кожемякиной, теперь этим будет заниматься «молодой сцыкун» Хан. Чтобы окончательно прояснить для себя изменившуюся обстановку, Василий Порфирьевич спросил у Грохольского по поводу функций нового сотрудника, и он тут же стал жаловаться:
- Тут идея простая: Гайдамака, напару с Елистратовым, разваливает наш отдел. Он внедряет молодых сотрудников, чтобы потом избавиться от пенсионеров. Сначала он избавится от Старшинова, потом, извините, и за Вас возьмётся.
- Для меня это не новость, - спокойно ответил Василий Порфирьевич.
- Короче, надо куда-нибудь бежать, пока не поздно. Например, в Отдел строителей заказов.
- Я бы с удовольствием побежал в Отдел строителей заказов, но там тоже не нужны пенсионеры, - возразил Василий Порфирьевич.
- А что касается конкретно Хана, - продолжил Грохольский, - то здесь всё гораздо сложнее: Хан не будет помогать Ильюшину…
- Это я уже знаю…
- Ильюшину будет помогать Кожемякина!
Василий Порфирьевич удивлённо уставился на Грохольского… И вдруг понял, что самого Грохольского этот вариант вполне устраивает. А для себя он сделал логичный вывод: «Чем больше дублёров будет у пенсионеров, тем ниже будет самооценка Гайдамаки».
Когда сотрудники отдела получили расчётные листки, к Ильюшину прибежала Кожемякина, которая теперь работала на него, и стала жаловаться:
- Андрей, что же это такое творится? Молодому и неопытному Хану Гайдамака сразу дал 10 разряд и пообещал зарплату 50 000 рублей, а я до сих пор сижу на 9 разряде! А Гниломедов вообще заявил мне: «Нечего работать на пенсии, надо освобождать место молодым!»
Ильюшин только философски развёл руками.
Логика Гайдамаки была понятна Василию Порфирьевичу, потому что она была очень простая: «Пенсионеры ленивы, у них косный ум, поэтому от них надо избавляться!» А ведь он тоже стал пенсионером, но для себя почему-то делал исключение из собственного правила. А если в законе есть исключение, значит, этот закон неправильный, и он работать не будет.
Кожемякина пожаловалась, что сейчас, в связи с появлением Хана, у неё возникло состояние неопределённости… А для Василия Порфирьевича это состояние уже стало привычным. Сначала только он находился в состоянии неопределённости, поскольку появились Королёва и Пешкин, а теперь в состоянии неопределённости оказались все сотрудники отдела. У каждого пенсионера, «благодаря» стараниям Гайдамаки, появился молодой дублёр, который дышал ему в спину и своим присутствием доносил до него простую мысль, озвученную Гниломедовым: «Нечего работать на пенсии, надо освобождать место молодым!». А поскольку все знали, с какой целью Гайдамака набирает молодых специалистов, то к каждому молодому специалисту сразу возникало враждебное отношение.
Состояние неопределённости, в котором оказались все сотрудники ПДО, было результатом давления, которое Начальник ПДО оказывал на своих подчинённых. Сначала Гайдамака оказывал давление на Василия Порфирьевича, демонстративно отдавая предпочтение Королёвой и Пешкину, а его держа без работы. Теперь Гайдамака стал оказывать давление на всех опытных сотрудников тем, что демонстративно отдавал предпочтение молодым неопытным инженерам. По воле Гайдамаки Кожемякина стала помогать Ильюшину, а это означало, что Гайдамака насильственно отстранил профессионала от его привычной работы и заставил заниматься новым, непривычным делом, а на его место поставил полного профана. В этой ситуации можно было с полным правом сказать: «Это несправедливо!» Но трёхлетнее испытание в лице Королёвой и Пешкина научило Василия Порфирьевича мыслить шире, поэтому у него возникло другое предположение: «А что если Кожемякина наказана за то, что по-хамски обошлась с моим искренним желанием помочь ей?» Может, так оно и было… Но Василий Порфирьевич решил, что ему не стоит злорадствовать по этому поводу: каждый получает своё… Значит, и он получит своё… Наверное, и Гайдамака когда-нибудь получит своё… Ведь то, что он вытворял с профессионалами, делалось нарочито, специально, назидательно! Но почему он так вёл себя? И Василий Порфирьевич для себя решил, что Гайдамака так вёл себя потому, что Крутов посчитал самого Гайдамаку бесперспективным, не доверил ему должность Директора по производству, и Гайдамака решил отыграться на профессионалах своего отдела, давая им понять, что они такие же бесперспективные, как он сам. Для Гайдамаки нежелание Крутова назначить его Директором по производству стало сильным унижением, поэтому он стал мстить подчинённым за своё унижение, и ему от этого становилось легче. Но в голове Василия Порфирьевича это всё равно никак не укладывалось: «Гайдамака мстит своим подчинённым за то, что его обидел Крутов!»
Гайдамака читал лекции в Санкт-Петербургском государственном морском техническом университете, где его окружали неопытные студенты, поэтому он и на работе решил окружить себя молодыми неопытными людьми, которые будут смотреть ему в рот. Это был самый лёгкий способ повысить свою самооценку, поэтому он старался «прогнуть» под себя окружающий мир, воспроизводя на работе приятную для него университетскую обстановку. И теперь мечта Гайдамаки сбылась: к нему на совещание в 9 часов стали приходить только молодые специалисты Пешкин, Гниломедов и Хан. Василий Порфирьевич, наконец, понял, что Гайдамака специально обязал его и Старшинова каждое утро ходить в корпусообрабатывающий цех, чтобы эти «старпёры» не портили ему радужную картину мира и не напоминали о том, что он сам уже пенсионер. А для полноты картины Гайдамаке не следует смотреться в зеркало.
Можно было бы сказать, что Гайдамака создал для себя идеальную ситуацию… Но Василий Порфирьевич знал, что энергия не терпит идеальных состояний, потому что для энергии идеальное состояние – это застой, а застой – это свидетельство того, что энергия перестала поступать в эту точку пространства. Энергия подчиняется закону хаоса. Значит, в ПДО что-то должно измениться.
Электрик, ремонтируя проводку в комнате 220, устроил короткое замыкание, возникло задымление, включилась пожарная сигнализация.
- Миша, давай откроем окно и проветрим комнату, - сказал Пешкину Василий Порфирьевич, но он категорично заявил:
- Открывать как раз-таки нельзя, чтобы пожар не разгорелся!
- Но ведь пожара нет...
- Всё равно нельзя: вдруг там что-нибудь тлеет! - настаивал Пешкин.
Пешкин в последнее время стал очень категоричным, он даже не пытался вникать в суть происходящего, потому что ему это не было нужно: его слушался сам Гайдамака! Раньше Пешкин был любимой игрушкой Королёвой, а теперь он стал любимой игрушкой Гайдамаки, который «отжал» Пешкина у Королёвой. И Василию Порфирьевичу пришлось смирить свои амбиции, чтобы не спорить с ним. Сейчас было время Пешкина, и Василий Порфирьевич не был уверен, придёт ли когда-нибудь его время в этой точке пространства. Тем более, что, глядя на категоричного Пешкина, ему категорически не хотелось быть категоричным.
Пешкин вошёл в комнату, остановился посреди комнаты и стал озираться.
- Миша, ты туда попал? - пошутил Василий Порфирьевич.
- Ты кто вообще? – подхватил шутку Ильюшин.
- Я попал не туда ещё 1 апреля 2011 года!
- Надо было иметь своё мнение, а не пользоваться чужим! - подвёл итог Ильюшин.
И Василий Порфирьевич был с ним полностью согласен.
* * *
В январе в журнале «Корабел» появилась статья, авторами которой являлись Королёва, Слизкин и Либерман. И сегодня же Королёва, наконец, снизошла: разрешила поздравить её с прошедшим днём рождения. Она могла бы прийти и 10 января, поскольку, будучи на больничном, всё равно ходила на работу, когда ей заблагорассудится, но, видимо, решила, что так будет слишком просто. Пешкин утром привёз пироги, и в 9 часов весь отдел должен был поздравлять именинницу. А Василий Порфирьевич решил по такому знаменательному случаю задержаться в корпусообрабатывающем цехе после ежедневного совещания дольше, чем обычно. Так он и сделал: после совещания у начальника цеха погулял по цеху, потом пошёл на достроечную набережную и вернулся в комнату 220, когда всё уже закончилось. Он узнал, что Королёву поздравляли не в 9 часов, как это происходило обычно, а в 9.30, когда она соизволила появиться. Василию Порфирьевичу были отвратительны такие мелочные амбиции, и только он один понимал, что происходит. Больше никто не догадывался об этом. Но Василий Порфирьевич не должен был показывать Королёвой, что он обо всём догадывается, и он очень надеялся, что ему удалось испортить ей настроение.
- Миша, сколько я тебе должна за пироги? - ласковым голосом спросила Королёва.
- Я не помню, надо подсчитать, а то я чек не взял, - уклончиво ответил Пешкин.
- Миша, тебе ничего нельзя поручить! - так же ласково сказала Королёва.
- Я вспомнил! - сказал Пешкин. - Вы мне должны 1200 рублей.
Королёва отдала ему деньги и сразу «похвалила»:
- Миша, ты у нас законченный мытарь: всех обобрал!
Василий Порфирьевич посмотрел на Пешкина: он млел от этих «ласковых» слов Королёвой.
Хан пришёл к Пешкину за советом, поскольку Гайдамака дал ему и Пешкину совместное задание по формированию графиков, но Пешкин в присутствии Королёвой стал разговаривать с ним очень высокомерно:
- Ты ошибся, туалет с другой стороны!
- Я там уже был, - смиренно сказал Хан.
- А руки помыл? - не унимался Пешкин.
- Я всегда их мою, - так же смиренно ответил Хан.
- А то многие не моют руки после туалета! - многозначительно сказал Пешкин.
«А некоторые моют руки, но не вытирают их, и потом после них все дверные ручки мокрые!» - невольно подумал Василий Порфирьевич.
Их разговор и дальше продолжался в том же духе: Пешкин принципиально говорил обо всём, что ему приходило в голову, но только не о том, что пытался узнать у него Хан, и тот вскоре ушёл. Пешкин гордо посмотрел на Королёву: он достойно выдержал экзамен перед «мамой».
А у Василия Порфирьевича появилась интересная мысль, причиной которой стали слова Пешкина: «А то многие не моют руки после туалета!» Его слова означали, что он специально, демонстративно не вытирал руки после того, как мыл их после туалета, чтобы все видели, что он их помыл. Если бы он вытер или высушил руки, то никто не знал бы, что он их помыл. Пешкин шёл с мокрыми руками в комнату 220, чтобы «мама» видела, что он помыл руки после туалета. И если Пешкин кого-то встречал по пути в комнату 220, то подавал ему для приветствия мокрую руку, чтобы все знали, что он моет руки после туалета. Из этой ментальной головоломки, созданной в гениальной голове Пешкина, следовал единственно возможный вывод: поскольку Василий Порфирьевич выходил из туалета с сухими руками, то для Пешкина это значило, что он их не мыл!.. Аплодисменты!
* * *
В понедельник Самокуров пришёл в комнату 220 с виноватым видом и сказал:
- Я в субботу обломал вашу кормушку: голуби тут такое устроили!..
- Это Вы прокурору расскажете! - зло сказал Пешкин.
- Правильно сделали! - обрадовался Василий Порфирьевич.
- Я Вас предупредил! - с угрозой сказал Пешкин.
Для Василия Порфирьевича это событие стало очень сильным знаком. Он ещё не знал, кто будет назначен Генеральным директором завода, зато уже знал, что время Королёвой истекло.
Королёва пришла в 9.30, следом за ней вошёл Грохольский и сказал ей:
- Вы опоздали, мы в 9 часов чествовали Полянского!
- Мишка, ты почему не предупредил меня? - по привычке закричала Королёва.
- При чём тут Мишка? - закричал на неё Грохольский. - Он твой референт, что ли? Ты сама виновата, а не Мишка!
Королёва опешила от его крика и стала оправдываться:
- Должен же кто-то быть виноватым! Пусть сначала научится штанишки надевать, с горшка слезаючи!
Грохольский решил свои вопросы с Пешкиным и собрался уходить, Королёва вышла вслед за Грохольским на колоннаду и стала заискивать перед ним:
- Ты что это такой злой сегодня? Кричишь на меня... Лучше бы обнял, поцеловал... - и она полезла к нему обниматься.
Когда Королёва вернулась в комнату, снова пришёл Самокуров и сообщил персонально Королёвой, что он убрал кормушку.
- Я обижена! - заявила Королёва… И когда Самокуров ушёл, она начала поднимать свою самооценку, устроив испытание Пешкину:
- Миша, расскажи-ка мне, как снабженцы заказывают материалы. В субботу я поручила тебе разобраться в этом.
Пешкин стал отвечать на её вопрос, но Королёва сказала, что он так и не разобрался в вопросе, и стала возмущаться:
- Чем ты занимался в субботу? Ладно, тогда я сама расскажу тебе, бери ручку и записывай! – и она стала ходить по комнате, скрестив руки за спиной и диктуя Пешкину, что надо писать.
Василий Порфирьевич, наблюдая за Королёвой, вдруг понял, что в последнее время её глумление над Пешкиным не задевает его так сильно, как, например, сегодня разозлило Грохольского. И сам Грохольский, и другие сослуживцы считали Пешкина пострадавшим, потому что находились в других комнатах и не знали, что представляет из себя сам Пешкин. А Василий Порфирьевич уже понял, что Пешкин был абсолютно неадекватен, и кто-то должен был постоянно опускать его на грешную землю. Именно эту неприятную, грязную миссию и выполняла Королёва.
Василия Порфирьевича уже не раздражал громкий голос Королёвой, и он даже умудрился читать в компьютере книги под её болтовню, потому что он знал из собственного опыта - ругая других, человек ругает самого себя: «Так пусть Королёва ругает сама себя!»
Моряков и Королёва теперь двигались в противоположных направлениях. Её зрение ухудшалось, и она уже стала пользоваться тремя очками для разных случаев, то есть она всё больше подвергала себя стрессу. А Василий Порфирьевич вообще отказался от очков.
Королёва опять принялась доказывать Пешкину, что он деградирует... А на её столе лежала огромная пачка зёрен, которые Пешкин купил специально для неё и приволок на работу, и получалось, что она унижает его из чувства благодарности за этот подарок. Это был закон, по которому жила Королёва: её ничто не трогало, она никого ни за что не прощала, у неё ни к кому не было чувства сострадания, и сколько бы добрых дел ей ни делали, она всё равно держала на первом месте свой интерес. Значит, и Василий Порфирьевич поступал вполне в рамках этого закона, при удобном случае демонстрируя ей, что между ними никогда не наладится нормальное человеческое общение, несмотря на её искренние добрые советы по вопросам лечения больных ног.
На обед Королёва пошла вместе с Пешкиным, она мило побеседовала с ним, попросила отсрочки с расплатой за зёрна... А когда закончился обеденный перерыв, она с новой силой набросилась на него: для неё обед был - как перемирие в войне… В её вечной войне против всего мира.
Новый Генеральный директор ещё не был назначен, а Королёва уже сказала, что будет писать ему докладную записку... А если удастся, то даже поговорит с ним.
Вчера Королёва открыла окно, и Василий Порфирьевич не стал его закрывать… И он даже не знал, почему он не стал закрывать окно…А сегодня Королёва пришла на работу с сильным насморком, она почти непрерывно кашляла и всем жаловалась, что у неё нет сил и здоровья. Королёва совсем разболелась, поэтому попросила Пешкина:
- Миша, купи мне шалфей, но только непременно в фильтр-пакетах.
Василий Порфирьевич считал, что Королёва демонстрирует совершенно запредельный цинизм: с таким же успехом она могла бы попросить об этом свою дочь... Но не просила... Почему? Если её спросить об этом, то она наверняка ответит, что её дочь очень занятой человек, у неё свои заботы... Значит, Королёва считает, что у Пешкина не должно быть своих забот, потому что он обязан обслуживать её? И Василий Порфирьевич понял, что она именно так и считает. Когда Королёва чихала, Пешкин всегда говорил ей: «Будьте здоровы!» Когда чихнул Пешкин, Королёва сделала вид, что очень увлечена работой, и тут же надела наушники.
Королёва отправила на принтер документ и попросила Пешкина забрать его. Она решила, что слишком больна, чтобы ходить на принтер? Ничего подобного, она тут же встала и пошла в туалет. Это был яркий показатель её презрения ко всем людям.
Пешкин снова заговорил о другой работе, и Королёва снова стала убеждать его в том, что он не только программу DRAKAR не знает, он вообще ничего не знает.
Слизкин стал игнорировать Королёву, и она взялась подговаривать его подчинённых бросить Слизкина и работать только с ней по составлению организационной схемы формирования единого графика корпусного производства по приказу Крутова, аргументируя это тем, что Слизкин написал ерунду. А у Василия Порфирьевича было подозрение, что Слизкин специально написал бред, чтобы отделаться от Гайдамаки, которого он ненавидел. Слизкин не собирался реализовывать бредовые идеи Гайдамаки, и уж тем более он не собирался делиться с ним своими идеями.
* * *
Гайдамака в благодушном настроении пришёл к Пешкину и стал говорить ему, что надо выпустить распоряжение о порядке организации закупок. Королёва встряла в их разговор, и мирная беседа превратилась в ругань. Королёва и Пешкин во весь голос орали, что Отдел снабжения может закупать материалы, даже если ещё нет конструкторской документации, и Королёва едва не захлёбывалась от гнева. А Гайдамака повторял, как под фонограмму, слова Слизкина о том, что без конструкторской документации нельзя закупать материалы. Василий Порфирьевич с удивлением наблюдал, как Пешкин, который раньше в подобных спорных ситуациях старался отмалчиваться, сегодня вместе с Королёвой орал на начальника. Было такое ощущение, что на Гайдамаку накинулись две подзаборные дворняги. Королёва своего добилась: её свора начала работать в полную силу – и благодушное настроение, в котором Гайдамака пришёл к Пешкину, бесследно улетучилось.
А Василию Порфирьевичу всё это было нисколько не интересно, поскольку Гайдамака демонстративно исключил его из производственного процесса.
Но Королёву тоже не устраивало отношение к ней начальника, она узнала, что в Отдел строителей заказов требуются два человека для оформления договоров, и предложила свои услуги Главному Строителю заказов, поскольку она - как она сама утверждала - на договорах собаку съела. Но Главный Строитель отказался от её услуг... Потому что она однажды опрометчиво обозвала его козлом. Было похоже на то, что уже весь завод знал, кто такая Королёва и чего от неё можно ждать. Если выражаться языком дипломатов, то Королёва стала слишком «токсичной», и с ней никто не хотел связываться. Королёва осталась совершенно одна, и ей нужен был союзник. Она требовала от своего раба Пешкина, чтобы он всегда поддерживал её точку зрения, а не Гайдамаки. Пешкин должен сделать свой выбор, и она не оставит его в покое, пока он не сделает «правильный» выбор.
Королёва прослушивала фонограмму совещания, которую ей любезно предоставил Пешкин, и продолжала его доканывать. Вдруг она спросила у Пешкина:
- Ты откорректировал приказ, как было сказано на совещании?
- Нет ещё...
- Не откорректировал приказ, а стоишь в коридоре и с Ханом разговариваешь! Быстро корректируй приказ!
Василий Порфирьевич сразу вспомнил своих родителей, которые не могли видеть, что он бездельничает, и сразу давали ему какую-нибудь работу по дому… И он понял: «Так вот, оказывается, откуда возникло моё ощущение несвободы! Вот почему я испытываю чувство вины за то, что начальник умышленно изолировал меня от работы!»
Василий Порфирьевич заметил, что Пешкин перестал упоминать свою девушку Машу… Значит, их отношения прекратились. Общение мужчины с женщиной очень специфическое, если оно носит доверительный характер. Пешкин отказался от общения с Машей, потому что его полностью устраивало общение с Королёвой. Он готов общаться с ней бесконечно, и ему не нужны были другие женщины. Видимо, именно Маша проявила инициативу, чтобы её общение с Пешкиным стало более доверительным… Но Королёвой удалось замкнуть общение Пешкина со всеми женщинами мира - включая и его мать - только на себя, поэтому в отношениях с Машей Пешкин тоже сделал «правильный» выбор. Такова цена рабства.
* * *
12 января 2014 года на площади Независимости в Киеве состоялся первый в новом году массовый митинг оппозиции. По разным данным, в нем приняли участие от 50 до 200 тысяч человек.
16 января 2014 года Верховная рада Украины приняла ряд законов, ужесточающих наказание за организацию массовых беспорядков, блокирование и захват зданий. 17 января их подписал Виктор Янукович. Это спровоцировало новый виток кризиса. Протестующие стали забрасывать представителей правоохранительных органов камнями и коктейлями Молотова.
19 января 2014 года, митингующий Майдан заявил, что Верховная рада больше не легитимна в связи с принятием «законов 16 января». Протестующие попытались прорваться к парламенту, начались столкновения с милицией. В результате столкновений в центре Киева 19-20 января около 100 человек были госпитализированы.
22 января 2014 года в центре Киева были обнаружены тела нескольких участников протестов с огнестрельными ранениями. Лидеры оппозиции объявили о создании Народной рады. Президент Виктор Янукович инициировал переговоры с оппозицией.
23 января 2014 года Арсений Яценюк, Виталий Кличко и Олег Тягнибок сообщили, что договорились с властями о перемирии: МВД освободит задержанных в ходе беспорядков, однако палаточный городок должен быть демонтирован, а правительственный квартал — разблокирован. Протестующие отвергли это условие.
Тысячи людей всю ночь оставались на улицах украинской столицы.
24 января митингующие построили новые баррикады на Институтской и Ольгинской улицах и полностью заняли здание Министерства аграрной политики и продовольствия. Киев охватили массовые беспорядки, начались столкновения с силовиками. Протесты постепенно распространились по всей Украине. В некоторых городах — Тернополе, Ровно, Ивано-Франковске, Львове и Хмельницком — протестующие захватили здания областных госадминистраций.
27 января 2014 года демонстранты захватили одно из зданий Министерства юстиции на улице Городецкого в Киеве. В тот же день президент Украины Виктор Янукович и оппозиция договорились об отмене законов от 16 января, ужесточающих наказание за организацию массовых беспорядков, блокирование и захват зданий.
28 января 2014 года премьер-министр Украины Николай Азаров подал в отставку, его обязанности стал исполнять первый вице-премьер министр Сергей Арбузов. Верховная рада провела заседание, на котором большинством голосов аннулировала девять из двенадцати «законов 16 января», а также приняла президентский законопроект об амнистии «мирных митингующих», который предлагал амнистию в обмен на освобождение захваченных административных зданий. Сторонники Майдана решили не расходиться.
Свидетельство о публикации №225082800440