Гурусна? Нет, весело... , или В какую сторону пово

“В Душанбе, как и всюду в республике,
вокруг тебя звучит таджикская речь.
Прислушайся к ней повнимательней…”

Из редакторского предисловия к очерку
Отахона Латифи «Величие языка»


     Как скоры мы бываем на вынесение безапелляционного лингвистического приговора…

     Судьбы языков, судьбы людей – сколько же в них общего: изученного и неизведанного, справедливого и пристрастного, красивого и безобразно-искажённого.
Судьбы зданий – тоже судьбы. Есть и злополучные. Есть, скажем, ленинградец ВНИИБ. Пока есть. Одно из словесных примечаний к происходящему вокруг почти утвердившегося сноса богатыря, образчика культуры и архитектуры города на Неве: «хуже них [покушающихся на здание ВНИИБ и позволяющих эти покушения] только те, кто завозит мигрантов». Кто. А кто завёз русских в Россию?.. Наш дом там, где мы его достойны.

     «Гурусна» в переводе с таджикского означает «голодный». Есть ещё «руин» (кого? чего? – руин, кто? что? – руины) – бронзовый;  «ато» (а то!) – дар, подарок; «афгор» (а в горы?) – повреждённый, сломанный; «банда;» (ба;нда, бандана) – раб, невольник; «бисёр» (бисер) – много; «покрой» – добродетельный; «пар» – перо, крыло; «пир» – старый, пожилой; «туда» – толпа, группа людей; «шум» – злополучный (тот самый); «суд» – польза, выгода, прибыль; «дур» – далёкий, дальний, долгий… Даже «ахоли» (пусть и недроблёное, и с ударением на последний слог), означающее «население», «жители». Почти совпадающее последнему, то самое, бранное слышится в русских деревнях и городах особенно часто. А с «бедой» какая «беда»! Но об этом существенно ниже.

     Да мало ли созвучных слов, частей слов в русском и фарси! Много ли. В “Божественной короне таджиков и русских” Мухтарама Хотама даже изобильно. Взаправду их много, так или иначе.

     Так предосудительно ли не «любить водку, халяву и революции» и не «быть мудаком»? Предосудительно ли иметь большую, крепкую семью, вкушать только свежеприготовленную пищу, нещадно бороться с потом и пылью и верить в Бога? Предосудительно ли не блистать (на поверку же – напротив!) пушкинским слогом или самобытным мышлением? Пока они сравнивают стилистику Цветаевой и Бодлера, у нас «Маршак Шагал» и «Кто такая Ксения Некрасова?» Пока он, не нарушая вселенской тишины, отпробовав чая из засушенной зауральской мелиссы, находит в нём «вкус свечи и дождя», у нас «Громкие чтения». Пока у него «одуванчик пришёл» (тополиный пух прилетел), у нас «гум-гам». Пока у них «Аллаху акбар», у нас «Только не «Отче наш!»

     От туркмена услышали в ответ на нашу просьбу:
– Хорошо, я буду вам позвонить.

     У таджиков глагольные конструкции также / так же «отягощены». На англоговорящего при этом и внимания не обратим: «I am a farmer» – «Я есть э фермер». А ведь лишнего – даже больше!.. А ведь недаром академик Лев Владимирович Щерба, специалист по русскому и французскому языкам, говорил: “При изучении неродного языка невозможно изгнать родной язык из сознания учащихся”. Невозможно. Явление это носит название «интерференция» и выражается в отклонениях от норм и правил изучаемого языка под влиянием родного. Особенно заметна интерференция в фонетике, проявляясь на уровне акцента иностранца.

     На устном уровне усвоения иностранного языка его слова не могут не подвергаться фонетическим видоизменениям под воздействием артикуляционной базы родного языка (сирк – цирк, исправлюс – справлюсь, лешш – лещ).

     Говорят неправильно? Пишут неправильно? Да нет, более чем правильно. Для примера: «маркофь». Почему? Потому же, почему и «борон» (дождь – дошть), «сангобдавак» (трясогузка – трисагуска) или «конуннома» (свод законов – свот законаф). Таджикское правописание предполагает полное совпадение написанного с произнесённым. Оттого и звучание языка особенное, от русского чрезвычайно отличное. Но не неправильное. Не забудем, к тому же, что русские категории падежа и рода в таджикском отсутствуют, а предлоги более многозначны и полифункциональны (хотя об этом – или всё, или ничего).

     Другой пример. “Я приехал”. Имелось ввиду “Я пришёл”. Глагол «омадан» в таджикском языке имеет в себе три равнофункционирующих: «приходить», «приезжать», «прибывать». Он прибыл, прибыл он. Не это ли главное?

     Тут не имею права не затронуть и происшествие.
     Маршрутный автобус. Русская пробка на узком, перегруженном шоссе в начале учебного года – от изобилия мудрости и качества асфальтируемого наспех покрытия. Напряжённый водитель-таджик, пытающийся расслабить нервную систему – отвлечь себя разговорами с соотечественниками по телефону. После изрядного количества минут женщина-славянка (в кои веки без высокомерия и презрения!) не выдержала: “Товарищ водитель, послушайте, надоело уже это ваше «быр-быр»-«мыр-мыр» по-узбекски!” По-узбекски… Тем злосчастным словом было таджикское «баромадан» – неродное нам, непривычное, но действительно урчащее, музыкальное. Не согласиться с соплеменницей не могу, но не могу и не спросить: “А русские «х…й-х…й-х…й», «б…ть-б…ть-б…ть» не надоели? Замечание сделать риску не хватит?” «Баромадан» – «выходить», «выезжать», «отправляться». Баромадан – искать выход из засилия матершины, сленга и исковеркивания.

     Это уже экстралингвистические факторы. С кем говоришь, о чём говоришь, в какой ситуации общения находишься. Общаясь с таджиками, да и вполуха прислушиваясь к ним, нетрудно разгадать никакой не секрет единственно неприглядной составляющей их речи – люмпенско-маргинальной, перенятой от… носителей русского языка! Самым сильным ударом по моему духовному и лексикологичекому миру было слово «монашка». Негодую: “Нет такого слова! Нужно говорить «монахиня»”. В ответ, искренно: “Да почему? Все русские так говорят!” Так и живём. В себе не разобрались, а на другого взобрались.

     Как бы то ни было, уверенным, координативным таджикско-русским двуязычием не в социальных силах обладать все иноговорящие. Более того, если обстановка непринуждённая, можно наблюдать смешение лексических и грамматических элементов двух языков. Например: “Перерыв шавад” – “Пусть будет перерыв”, “Вообще нест” – “Вообще нет”. Совершенно справедливо осуждать насыщение речи макаронизмами, однако на определённом этапе избавиться от них невозможно. Автор вспоминает свою школу с углублённым изучением английского языка, когда в рамках английских (и французских) занятий русский был под полным запретом. Мозг не успевал переключиться с одного чистого языка на другой, с одного урока на другой. В результате чего мы, головокружённые, вдобавок получали порции раздражения от учителей-предметников, подозревавших издевательство с нашей билингвальной стороны. В ситуациях же волнения, напряжения (которые и испытывают не без нашей «помощи» иноговорящие) уровень освоения даёт сбои, вплоть до самых нелепых, грустно-комических ошибок или полного перехода на родной язык с потерей ориентации в пространстве.

     Стоит учитывать и тот факт, что словарный запас таджика-билингва «обычно состоит из слов, обозначающих конкретные предметы, признаки и явления. Очень мало используются слова с обобщённой семантикой» (Р.И. Хашимов. Таджикско-русское двуязычие (социолингвистический аспект). Монография – Душанбе: Дониш, 1986).

     Русский имеет право родиться и умереть русским. Таджик имеет право родиться и умереть таджиком. Мы не станем «отаджичиваться» в Таджикистане, так пусть и они не «обрусеют» в России.

     “Современная терминология таджикского литературного языка создавалась не на пустом месте. Старописьменный таджикский язык обладал развитой терминологической системой, так как ещё в глубокой древности таджики достигли больших успехов в математике и философии, медицине и астрономии, поэзии и искусстве, в добыче драгоценных металлов, камней и в развитии различных ремёсел” (Р.И. Хашимов, «Таджикско-русское двуязычие»).

     В связи с этим, если потрудимся, узнаем сколько слов в привычный нам, сложившийся к сему дню русский язык пришло из персидского. Не по его и не по нашей вине, но пришло: диван (девон – высший орган исполнительной, законодательной или законосовещательной власти); здесь, к слову сказать: “чудо чудное, диво дивное”, где «див», точнее, «дэв» – чудище, чудовище; тахта (доска); канделябр (кандиль – люстра, светильник, лампада); бинт, бандаж, бандана (банд (кроме прочих 14-ти значений) – ремень, пояс); балкон (бол(о)хона – верхний этаж двухэтажного дома); пуф, пуфик (пуфак – пузырь, надувной шарик). Даже чрезвычайно славянозвучащие: кадушка (каду – тыква), амбар (анбор), бахоры – лапти без задников и без опор, в которых ходят дома (бахор – весна, не потому ли без задников и без опор). Есть и тимофеевка луговая – аржанец, от «арзанак» (тот же “злак”). Мараз – болезнь, заболевание, недуг. Куриная слепота (кур – слепой). Утка чирок (чарог – светильник, по форме напоминающий утку). Говядина (гов – корова). Наконец, западносибирская красавица наша (наша ли – Западная Сибирь отнюдь не исконная русская территория) Обь. Об – вода, с таджикского в переводе.

     И даже если добродотошный языковед оспорит мою отдельную, маловероятную, потенциальную полупрофессиональную оплошность (здесь заметим, что в лингвистическом стане, между прочим, никогда не будет единосогласия, поскольку происхождение, равно как и написание, слов дискуссивно, почти никогда не очевидно, ни со стороны науки о слове, ни со стороны исторической) и исключит из высшего списка понятие-другое, направление ветра в таком случае всё же не изменится.

     Удивительно: направление неизменно, а флюгер-петушок – знай себе вертится-поворачивается. И то правда, и то истина: придерживаться внутренней и внешней неколебимости на протяжении, что там всей жизни, хотя бы дневного цикла уже есть почти подвиг. Даже перед самим собой. В постороннем же присутствии, в состоянии постоянной напряжённой готовности дать или не дать отпор заблудшему общественному мнению, особенно тяжко. Потому мы всё больше исполняем pas balance;. А то и вовсе… Оттого и осуждаем, порой безо всяких на то оснований.

     Дело сделано: осудили. А как сами говорим на иностранных языках, преимущественно на тех, чьих носителей расписали? Почему должны, спросите? Никто не должен. Никто никому ничего не должен. Или… Только нам. Только бы у нас. А верблюда? “Верблюда? Нет, не видел” .

     Иностранные. Далеко ушли. Прислушайтесь, прислушайтесь, как мы истязаем свой, родной!

     Раз светлоокий юноша, обратившись к кареглазому водителю автобуса, не только гласные, а и половину согласных проглотил. Шофёр с кавказских гор вынужден был просить повторить сказанное “русским по-русски”. Засмеяться пришлось всем свидетелям-очевидцам. По-доброму. Юноша растерялся, подёрнулся румянцем. Что же, не принадлежит, значит, к ge;ne;ration perdue. Но вот остальные? Бранница, сумятица, остолопство, символизация, синкопирование, оскопирование, редукция языка . Выкорчёвывание его. На смену филологии танатология идёт. Продули родину. Гурусна? Безрадостно.

     Воистину, петушок нашего флюгера отзывается не на те ветра… Так куда, куда же он… отворачивается?



Два послесловия.

Послесловие-дополнение первое.

Ибрагим Гусейнов
(дагестанский лезгинский поэт;
гг. жизни: 1935-2014)

ВЕРБЛЮДА? НЕТ, НЕ ВИДЕЛ

О, тишь да гладь и благодать –
Ничьих других забот не знать.
О чем волнуетесь опять?
Верблюда? Нет, не видел.

Зачем мне видеть, не пойму,
Когда мне видеть ни к чему,
Ведь так спокойно одному.
Верблюда? Нет, не видел.

Да пусть весь мир горит огнем,
Лишь бы не тронуло мой дом,
И мой сарай, и все, что в нем.
Верблюда? Нет, не видел.

Что надо вам на этот раз?
Чем прогневил ещё я вас?
Хотя я тоже не без глаз, –
Верблюда? Нет, не видел.

И что за странная нужда
Во мне, когда у вас беда?
Я знаю раз и навсегда:
Верблюда? Нет, не видел.

Коситесь на меня опять,
А что мне голову ломать,
Когда легко могу сказать:
«Верблюда? Нет, не видел».

О горе, мой пропал верблюд!
Его найти – нелегкий труд,
И не дай Бог услышу тут:
«Верблюда? Нет, не видел».


Послесловие-дополнение второе.

Три были-небыли из книги “Рассказы о Таджикистане”, изданной в Душанбе в 1976 году и прозванную мной за цвет переплёта и цвет мыслей «Белой книгой Таджикистана». Авторами её стали писатели и журналисты республики. Форма изложения – документально-художественная. Итак, приведу выдержку из очерка Отахона Латифи (пожалуй, самого известного союзного таджикского журналиста) “Величие языка”.

“Рассказывают, что почтенный визир и поэт Алишер Навои как-то на Самаркандском базаре увидел двух возбуждённо торговавшихся людей. Размахивая друг перед другом кулаками, они орали: один – «се», второй – «уч». Из толпы их подзадоривали: «Не уступай» – и все хохотали.
– Они же сейчас подерутся, нечестивые, – сказал Навои и подошёл к спорщикам. – О, вы, наивные неучи, – обратился он к ним на двух языках, – вы же говорите одно и то же.
Таджикское «се» и узбекское «уч» означают «три».

Но эта история очень давняя. А вот совсем свежая. Утверждают, что произошла она в кишлаке Дар-Дар.
Единственной дорогой туда была тропинка, где порой двое не могли разойтись. В начале тридцатых годов до самых верховий Зеравшана проложили большак.
Вскоре в кишлак въехала машина. Народ высыпал на улицу посмотреть диковинку. Водитель начал заводить мотор, надо было ему ехать дальше. Но видит, из радиатора вытекла вода. И сейчас на горных дорогах случаются камнепады, в непогоду такие участки шофёрам запрещают проезжать. Даже маленький камушек, скатившийся с вышины, опасен. Камушек и пробил радиатор автомобиля первопроходца.
– Ой, беда какая, – сокрушался водитель.
Услышав, как часто он повторяет слово «беда», сердобольные дардарцы принесли несколько снопов сушёной люцерны. По-таджикски её называют «беда».

Не потому ли народы испокон веков стремились освоить язык друг друга, чтобы понимать друг друга, жить в мире и дружбе. Но вместо этого, те, от кого это зависело, нередко сеяли вражду и неприязнь. В народе живёт такая легенда:
В далёкие времена грамотеи заспорили, чей язык более велик. В гневе почтенные таскали друг друга за бороды. В дискуссию вмешался мудрец. Он предложил от каждого народа взять по маленькому ребёнку, дать немых кормилиц и держать в крепости. Так и сделали. Через семь лет вывели детей в круг и сказали грамотеям:
– На чьём языке дети заговорят, тот язык и велик.
Ни слова ни на каком не произнесли дети. Тогда молвил мудрец:
– Каждый народ сам по себе, что цветок сам по себе, который потому и бесплоден. В общении – людской язык”.

Конец цитаты.
Недопониманиям, курьёзным и не очень, как будто только лишь начало…
Что же, давайте разбавим «гурусные» мысли курьёзным «происшествием».

Кухонная сцена в молодой русскоязычной семье.
– Есть у нас в доме половник!
– Нет у нас в доме половника!
– Есть!
– Нет!
– Есть!
– Нет!
– А это что?!
– Это поварёшка!

Ваш покорный слуга, уж на что слуга, и ваш, и слова, и тот умудрился осину с ольхой перепутать...

Здравия нашим мыслям и словам!