Иммигранты

ИММИГРАНТЫ
Роман
"История одной семьи на фоне тридцати лет большой игры"
________________________________________
Пролог. Шахматная доска
1991 год, Лэнгли, штат Вирджиния
В закрытом зале ЦРУ шло совещание. Советский Союз рушился, и западные стратеги планировали будущее.
— Господа, — говорил аналитик, указывая на карту, — распад СССР открывает уникальные возможности. Но главная угроза — возможность возрождения России как сверхдержавы.
— Временной горизонт? — спрашивал директор.
— Двадцать-тридцать лет. Если ничего не предпринять.
— Варианты?
— Расширение НАТО на восток. Создание санитарного кордона. Контроль над ключевыми территориями.
На карте красным были отмечены страны Восточной Европы. Украина выделялась особо.
— Украина — ключевая позиция. Без неё Россия не сможет восстановить имперский статус.
— Временные рамки для Украины?
— Поколение. Нужно вырастить новую элиту, ориентированную на Запад.
Одновременно, Лондон, здание МИ-6
— Американские коллеги правы, — говорил британский стратег. — Но они недооценивают роль культурной войны. Русский мир нужно расколоть изнутри.
— Каким образом?
— Противопоставить русских и украинцев. Представить их историю как историю угнетения.
— А если не поверят?
— Поверят. Через поколение поверят. Главное — контролировать образование и СМИ.
Никто из планировавших не думал о простых людях — рабочих, инженерах, учителях, которые станут разменной монетой в этой игре. О семьях, которые будут вынуждены бежать от последствий чужих решений.
Одной из таких семей была семья Коваленко из промышленного города Кременчуга.
________________________________________
Глава 1. Конец эпохи
Декабрь 1991 года. Кременчуг, Украинская ССР
Николай Коваленко стоял у проходной завода имени Кирова и читал объявление: "В связи с отсутствием госзаказа производство турбин временно приостанавливается. Работники отправляются в неоплачиваемый отпуск."
Сорокавосьмилетний инженер-механик не понимал, что происходит со страной. Ещё вчера завод выпускал турбины для всего Союза — от Мурманска до Владивостока. Сегодня эти же заводы стали "зарубежными партнёрами", а кооперационные связи разорвались.
— Николай Петрович, — окликнул его мастер участка Василий, — а вы как дальше жить будете?
— Не знаю, Вася. Жена в школе работает, но там тоже зарплату задерживают.
— Моя тёща из Германии писала. Говорит, там работы много, денег платят хорошо.
— А как туда попасть?
— Да кто ж знает. Говорят, документы какие-то нужны, языки учить.
Дома Николая ждала невеселая картина. Анна, жена, проверяла тетради при свете настольной лампы — электричество отключали каждый вечер. Трое детей делали уроки в одной комнате: семнадцатилетний Максим готовился к выпуску из школы, четырнадцатилетняя Катя помогала десятилетнему Денису с математикой.
— Как дела на заводе? — спрашивала Анна, не поднимая головы от тетрадей.
— Закрывают. Временно, говорят, но я понимаю — насовсем.
— А что дальше?
— Будем думать.
Но думать было не о чем. Страна разваливалась на глазах. По телевизору говорили о "суверенитете" и "независимости", но в магазинах пустели полки, а на улицах появлялись первые бомжи — люди, которых "рыночная экономика" выбросила за борт.
Максим, самый старший из детей, пытался понять происходящее:
— Пап, а что такое независимость Украины?
— Хороший вопрос, сын. Если честно — не знаю.
— Но ведь это хорошо? Свобода?
— Свобода от чего? От работы? От зарплаты? От будущего?
— Учителя говорят, что от российского империализма.
— А кто теперь будет покупать наши турбины? Американцы?
Максим молчал. В семнадцать лет мир казался простым — есть угнетатели и есть свобода. Он не понимал, что свобода тоже бывает разная.
Катя, напротив, чувствовала фальшь в торжественных речах по телевизору:
— Мам, а почему все радуются, что нет больше Советского Союза?
— Не все радуются, доченька.
— А кто радуется?
— Те, кому это выгодно.
— А кому выгодно?
— Тем, кто хочет что-то продать или купить подешевле.
Десятилетний Денис понимал меньше всех, но чувствовал больше всех. Дети реагируют на настроение взрослых инстинктively.
— Мама, а мы не обеднеем?
— Почему ты об этом думаешь?
— А соседи говорят, что теперь все будут бедные.
— Не все, сынок. Кто-то станет богаче.
— А кто?
— Те, кто знает, как пользоваться переменами.
Анна говорила это, но сама не понимала механизмов происходящего. Как сорокачетырёхлетняя учительница русского языка и литературы могла понять геополитику развала сверхдержавы?
Между тем, в западных столицах уже работали аналитические центры, планировавшие будущее постсоветского пространства. Украине отводилась роль форпоста против возможного возрождения России. План был долгосрочным — на поколение вперёд.
Но семья Коваленко думала не о геополитике, а о том, как прокормить детей.
Глава 2. Первые признаки
1992 год
Год независимости принёс не процветание, а хаос. Предприятия останавливались одно за другим, зарплаты не платили месяцами, в магазинах появились талоны на хлеб.
Николай несколько месяцев искал работу. Обошёл все заводы города — везде одна картина: производство сворачивается, люди сокращаются.
— Николай Петрович, — говорил директор химзавода, — мы бы рады вас взять, но заказов нет. Россияне покупать перестали, а других рынков мы не знаем.
— А перспективы?
— Какие перспективы? Мы сырьё из России получали, туда же готовую продукцию поставляли. А теперь границы, таможни, валютные курсы. Проще завод закрыть.
— И что люди делать будут?
— А кто про людей думает? Каждый сам за себя теперь.
Анна в школе сталкивалась с тем же. Финансирование образования сокращалось, учебники не покупали, зарплату учителям задерживали на месяцы.
— Анна Петровна, — говорила директор школы, — я понимаю, что люди уходят. Но куда идти-то?
— Некоторые в Россию подаются. Там хоть что-то платят.
— А вы не думали?
— Думали. Но дети здесь, дом здесь. Как бросить всё?
— А если совсем плохо станет?
— Тогда посмотрим.
Дети тем временем учились жить в новой реальности. Максим после школы подрабатывал грузчиком на рынке — семье нужны были любые деньги.
— Максим, как дела? — спрашивали одноклассники.
— Работаю. Деньги зарабатываю.
— А учёба?
— После работы учусь. Времени мало, но стараюсь.
— А планы на будущее?
— Какие планы? Выжить бы.
В семнадцать лет он уже думал не о мечтах, а о выживании. Поколение, выросшее в относительной стабильности СССР, внезапно столкнулось с жестокой реальностью "дикого капитализма".
Катя наблюдала за происходящим и делала выводы:
— Мам, а правда, что в Америке все богатые?
— Не все, доченька. Но жить там легче.
— А почему?
— Потому что у них экономика давно работает. А у нас только развалили старую, а новую ещё не построили.
— А когда построят?
— Не знаю. Может, через много лет.
— А мы дождёмся?
Анна не знала, что ответить. В сорок четыре года начинать всё сначала казалось невозможным.
Но самые трудные времена были ещё впереди.
Глава 3. Гиперинфляция
1993 год
Украинская экономика рухнула окончательно. Инфляция достигла тысяч процентов в год. Деньги обесценивались ежедневно.
Николай устроился сторожем на том самом заводе, где раньше работал инженером:
— Николай Петрович, — говорил бывший подчинённый, теперь начальник охраны, — не обижаетесь, что предлагаю такую работу?
— А что обижаться? Работа есть — и хорошо.
— Зарплата, правда, копеечная.
— Зато хоть что-то. А то совсем без денег останемся.
По ночам, обходя пустые цеха, Николай думал о странности жизни. Ещё два года назад здесь работали тысячи людей, выпускались турбины мирового класса. Теперь оборудование распродавали на металлолом.
"Кому это выгодно?" — размышлял он. Заводы закрываются, люди нищают, страна превращается в сырьевой придаток. А где-то кто-то на этом зарабатывает.
Анна тем временем брала дополнительные часы — вела кружки, репетиторствовала, лишь бы заработать на еду для детей:
— Анна Петровна, — говорили родители учеников, — мы бы заплатили больше, но сами еле концы с концами сводим.
— Понимаю. Времена тяжёлые у всех.
— А что думаете, долго ещё продлится?
— Не знаю. Говорят, что это переходный период.
— Переходный к чему?
— К рыночной экономике.
— А что это такое?
— Честно говоря, сама не очень понимаю.
Максим в восемнадцать лет уже работал полный день — поступить в институт было не на что. Образование стало платным, а денег у семьи не было даже на еду.
— Максим, — говорил отец, — ты не жалеешь, что не учишься дальше?
— Жалею. Но что поделать? Кому сейчас нужны инженеры?
— Раньше нужны были.
— Раньше было другое время.
— А какое время сейчас?
— Не знаю, пап. Время выживания.
Катя в пятнадцать лет уже понимала больше взрослых:
— Мам, а мне кажется, что нас специально разоряют.
— Кто нас разоряет?
— Те, кто выгодно продал заводы на металлолом. Кто купил землю за копейки. Кто вывозит сырьё.
— Откуда такие мысли?
— Читаю, слушаю, думаю. Не может же страна просто так развалиться.
— Может, доченька. История знает много примеров.
— А примеры того, как развалившиеся страны восстанавливались?
— И такие есть.
— Сколько времени это занимает?
— Десятилетия.
— Значит, мы не дождёмся?
Анна обняла дочь и не ответила. Потому что сама не знала ответа.
Денис, самый младший, адаптировался лучше всех. В одиннадцать лет он воспринимал нищету как нормальное состояние мира:
— Мам, а все люди так живут?
— Не все, сынок.
— А как живут другие?
— Лучше. В других странах лучше.
— А можно туда поехать?
— Можно, но сложно.
— Почему сложно?
— Потому что нужны деньги, документы, знание языков.
— А если очень захотеть?
— Если очень захотеть, то можно. Но нужно много работать.
— Я буду много работать, — серьёзно сказал мальчик.
И Анна поверила ему. В детских глазах была такая решимость, которой не хватало взрослым.
Глава 4. Письмо из Германии
Март 1994 года
Спасение пришло неожиданно. Сестра Анны, Марина, которая три года назад уехала с мужем-инженером в Германию, прислала письмо:
"Дорогая Анечка! Простите, что долго не писала. Здесь всё время работаем, на письма времени не хватает. Но сейчас более-менее устроились, можно и оглянуться.
Виктор нашёл работу на стройке. Платят неплохо — за месяц столько получаем, сколько дома за год не заработали бы. Я пока домработницей подрабатываю, но немецкий учу, может, потом что-то получше найду.
Дети пошли в школу. Трудно, конечно, языка не знали. Но немецкие учителя терпеливые, есть специальные классы для иностранцев. Через полгода уже нормально заговорили.
Анечка, я знаю, что у вас дома совсем плохо. Слышу по новостям, читаю в газетах. Может, подумаете о переезде? Здесь можно жить по-человечески. Работы много, социальные гарантии есть.
Конечно, не всё так просто. Первое время очень трудно — язык, культура, всё чужое. Многие не выдерживают, возвращаются. Но кто остаётся — не жалеет.
Если решитесь — напишите. Помогу, чем смогу. Но учтите — лёгкой жизни здесь тоже нет. Просто честная работа честно оплачивается.
Целую всех. Марина."
Анна читала письмо и плакала. Не от радости — от отчаяния. Сестра предлагала спасение, но какой ценой? Бросить дом, работу, друзей, родину?
— Что там пишет? — спрашивал Николай.
— Зовёт к себе. В Германию.
— И что думаешь?
— Не знаю. Страшно.
— А здесь не страшно?
— Здесь страшно по-другому. Здесь знаю, чего бояться.
— А там что бояться?
— Неизвестности. Чужого языка. Того, что не приживёмся.
— А если приживёмся?
— То хорошо для детей. Плохо для нас.
— Почему плохо?
— Потому что мы уже старые. Трудно в пятьдесят лет жизнь менять.
— А детям сколько лет? Максиму восемнадцать, Кате пятнадцать, Денису одиннадцать. У них вся жизнь впереди.
— А у нас?
— А у нас задача — дать им шанс на эту жизнь.
Вечером они созвали семейный совет. Максим к тому времени уже работал грузчиком полный день и мало надежд имел на изменение ситуации:
— Если есть возможность уехать, нужно ехать, — сказал он сразу. — Здесь будущего нет.
— Откуда такая уверенность? — спрашивала мать.
— Мама, я на рынке работаю. Вижу, кто деньги зарабатывает. Торгаши, спекулянты, жулики. Честным трудом здесь не заработаешь.
— А в Германии заработаешь?
— Не знаю. Но попробовать стоит.
Катя была против:
— Я не хочу никуда ехать. Здесь мои друзья, моя школа.
— Катюша, какие друзья? Половина одноклассников уже бросила школу, пошла торговать на базаре.
— А что плохого в торговле?
— Плохого то, что ты умная девочка. Могла бы стать врачом, учителем, инженером.
— А здесь нельзя?
— Здесь можно, но не на что учиться. И работать негде будет.
Денис слушал взрослых разговоры и не вмешивался. В одиннадцать лет он ещё не понимал окончательности решений.
— А что я буду делать в Германии? — спрашивал он.
— То же, что и здесь. Учиться, расти, становиться взрослым.
— А язык выучу?
— Выучишь. Дети быстро языки учат.
— А вы выучите?
— Постараемся.
— А если не выучите?
— Тогда будете переводить, — улыбнулся отец.
Но Николай понимал — если не выучат язык, останутся изгоями в чужой стране навсегда.
Глава 5. Решение
Лето 1994 года
Решение созревало медленно. Ситуация в стране не улучшалась, а только ухудшалась. Криминал, коррупция, развал социальной системы — всё это делало жизнь невыносимой.
— Анечка, — говорил Николай, — сегодня видел, как грабили старушку среди бела дня. Никто не заступился.
— А милиция?
— Какая милиция? Они сами еле концы с концами сводят.
— А что старушка?
— Отняли пенсию. Плачет, а что поделать?
— И так будет всегда?
— Не знаю. Может, через десять лет наладится. А может, и нет.
— А детям ждать десять лет?
— Детям нужно сейчас образование получать, профессию осваивать. А здесь что? Максим грузчиком работает, хотя голова светлая.
— А в Германии что будет?
— В Германии будет шанс. Не больше, не меньше.
— А если не воспользуются шансом?
— Тогда хотя бы будем знать, что дали им возможность.
Письма от Марины приходили регулярно. Сестра не приукрашивала действительность, но и не пугала:
"Дорогие мои! Работаем с Виктором как лошади. Он на стройке с шести утра до шести вечера, я по домам убираю. Но к концу месяца на столе деньги лежат. Честно заработанные.
Дети адаптировались быстро. Андрей уже по-немецки думает, иногда забывает русские слова. Мне грустно, но понимаю — для него это лучше.
Если решитесь ехать, готовьтесь морально. Первые полгода будете как в тумане — ничего не понимать, на все соглашаться. Но потом привыкнете.
Главное — не ждать чудес. Здесь не рай, а просто страна, где законы работают и договоры соблюдают. Но работать нужно много."
Максим тем временем пытался поступить в институт на вечернее отделение. Съездил в Полтаву подавать документы и вернулся расстроенный:
— Папа, мама, — сказал он, входя в дом, — не поступлю.
— Почему?
— Конкурс огромный, а я полгода не учился. Отстал от программы.
— А на следующий год?
— А что изменится на следующий год? Я всё равно работать буду, времени на подготовку не хватит.
— Значит, образования не будет?
— Получается, что нет.
Анна поняла — сын прав. В новых условиях дети из рабочих семей образования получить не могут. Только богатые могут позволить себе содержать детей-студентов.
— Тогда едем, — сказала она.
— Точно едем? — переспросил Николай.
— Точно. Пока дети не совсем взрослые, пока можно что-то изменить.
— А как всё организовать?
— Марина поможет. Она уже писала про документы, визы.
— А деньги на дорогу?
— Что-то продадим. Золото моё, часы твои.
— А если не получится?
— Тогда хотя бы попробуем. Лучше попробовать и не получиться, чем не попробовать вообще.
Вечером они рассказали детям о решении. Максим обрадовался, Катя заплакала, Денис спросил:
— А обратно можно будет вернуться?
— Можно, — соврала мама. — Если не понравится.
Но сама понимала — назад дороги не будет. Слишком дорого стоит переезд, слишком много нужно потратить сил на адаптацию.
Это была дорога в один конец.
Глава 6. Подготовка
Осень 1994 - весна 1995
Подготовка к эмиграции заняла полгода. Нужно было оформить загранпаспорта, получить приглашение от Марины, собрать справки, переводы, медицинские документы.
Каждая бумажка стоила денег. Николай продал отцовские часы — хронометр, который дед привёз с войны. Анна расстаралась с золотыми серёжками — свадебным подарком. Максим отдал все накопления от работы грузчиком.
— Жалко продавать, — говорил Николай, заворачивая часы в газету.
— А что делать? Документы сами себя не оформят.
— Может, займём у кого-то?
— У кого займём? Все в одинаковом положении.
— А если не хватит денег?
— Доберём как-то. Максим ещё поработает.
Максим тем временем взял дополнительные подработки. После основной работы грузчиком разгружал вагоны на железной дороге, по выходным помогал на стройках.
— Сын, ты себя убиваешь, — беспокоилась мать.
— Мама, это временно. Накоплю на документы — и в Германию.
— А если в Германии тоже тяжело будет?
— В Германии тяжело, но справедливо. Здесь тяжело и несправедливо.
— Откуда знаешь?
— От тех, кто там был. Говорят, что если работаешь честно, то и зарабатываешь честно.
— А здесь нельзя честно заработать?
— Можно. Но очень мало. На жизнь не хватает.
Катя постепенно смирялась с переездом. Подруги завидовали — в Германию ехать казалось невероятным везением:
— Катька, ты там про нас не забывай, — говорила лучшая подруга Лена.
— Не забуду. Может, вы тоже когда-нибудь приедете.
— Куда нам? У нас денег на документы нет.
— А мы тоже еле собрали.
— Зато вы собрали. А мои родители даже мечтать не могут.
— А что родители говорят?
— Завидуют. И правильно делают, что уезжаете.
— Почему правильно?
— Потому что здесь молодёжи делать нечего. Кто может — все валят.
— Все?
— Все, у кого мозги есть. Остаются только те, кому некуда деваться.
Денис воспринимал переезд как приключение. В двенадцать лет ещё не понимаешь окончательности решений:
— Мама, а в Германии снег есть?
— Есть, сынок.
— А ёлки?
— И ёлки есть.
— А школы?
— Конечно, школы есть. Ты в немецкую школу пойдёшь.
— А немецкий язык трудный?
— Трудный. Но ты выучишь.
— А русский забуду?
— Дома будем по-русски разговаривать.
— Всегда?
— Всегда.
Но Анна понимала — это обещание выполнить будет трудно. Дети быстро привыкают к новому языку и забывают старый.
К весне документы были готовы. Оставалось продать мебель, купить билеты и сказать "прощай" всей прежней жизни.
Глава 7. Последний снег
Март 1995 года
Последний снег в Кременчуге выпал в конце марта. Мокрый, тяжёлый, он лежал на крышах пятиэтажек как саван на умершем городе.
Николай ходил по квартире и смотрел на пустые стены. Мебель продали за копейки — кому нужны советские стенки и диваны в эпоху "европейского ремонта"?
— Жалко, — говорила Анна, гладя рукой стол, за которым дети делали уроки. — Столько воспоминаний.
— Воспоминания с собой возьмём, — отвечал муж. — А мебель — это просто вещи.
— А если там не приживёмся? На что жить будем?
— На то, что заработаем.
— А если не сможем заработать?
— Сможем. У нас руки есть, головы есть. Остальное приложится.
Но сам Николай тоже сомневался. В сорок восемь лет начинать жизнь заново в чужой стране — авантюра для отчаянных или безнадёжных. Они были и теми, и другими.
Максим провожал одноклассников, которые разбегались кто куда:
— Толька в Москву подался, Серёга в армию идёт, Витька женится и на завод к тестю устраивается, — рассказывал он родителям.
— А ты в Германию, — добавила мать.
— Да, получается, что в Германию. Странно звучит.
— А страшно?
— Страшно. Но интересно. Хочется посмотреть, что там за жизнь такая.
— А вдруг не понравится?
— Тогда посмотрю и вернусь.
— Максим, оттуда не возвращаются.
— Почему?
— Потому что очень дорого стоит. И потому что здесь становится всё хуже.
— А там лучше?
— Не знаю. Но у тебя будет шанс узнать.
Катя прощалась с подругами и плакала:
— Ленка, я тебя никогда больше не увижу.
— Увидишь. Я тоже уехать хочу, как деньги накоплю.
— А накопишь?
— Попробую. Хотя родители против.
— Почему против?
— Говорят, что я их одних оставлю. А кому они в старости нужны будут?
— А моим родители что, не нужны?
— Нужны. Но ты семью сохраняешь. А я разрушаю.
Катя поняла — каждый выбор что-то разрушает и что-то сохраняет. Их семья сохраняла единство ценой разрыва с родиной.
Денис собирал игрушки и не мог понять, что взять, а что оставить:
— Мама, а солдатиков можно взять?
— Можно, но не всех. Места в чемодане мало.
— А каких выбрать?
— Самых любимых.
— А если все любимые?
— Тогда тех, с кем труднее расстаться.
Мальчик перебирал пластмассовых солдатиков и думал о том, что каждый выбор — это маленькая смерть того, что не выбрал.
Глава 8. Дорога
Апрель 1995 года
Поезд Кременчуг-Львов отходил в шесть утра. На перроне собралась вся родня — бабушки, тёти, двоюродные братья. Все плакали, обнимались, давали советы.
— Колечка, — говорила мать Николая, — ты смотри там, за границей-то не забывай нас.
— Не забуду, мама.
— И детей учи русскому языку.
— Буду учить.
— А то станут совсем чужими.
— Не станут.
— Станут, сынок. Видела я таких. Приезжают через годы — уже не наши.
Анна прощалась с сестрой, которая оставалась:
— Галочка, а ты точно не передумаешь? Может, тоже к нам потом?
— Не знаю, Анечка. Муж не хочет. Говорит, в наши годы поздно.
— А дочка?
— Дочка сама решит, когда вырастет.
— А если решит уехать?
— Значит, так судьба.
Дети стояли среди взрослых и не понимали окончательности происходящего. Максим пытался быть взрослым, но губы дрожали. Катя рыдала открыто. Денис спрашивал:
— Мама, а мы действительно больше сюда не приедем?
— Приедем, сынок. В гости приедем.
— А когда?
— Когда заработаем денег на билеты.
— А это скоро будет?
— Постараемся, чтобы скоро.
Но Анна знала — это неправда. Слишком далеко, слишком дорого, слишком разные станут жизни.
Прозвучал третий звонок. Проводница торопила пассажиров. Начались последние объятия, последние поцелуи, последние слёзы.
— Поезжайте, — сказала бабушка. — Не оглядывайтесь. Дорога должна быть со светлыми мыслями.
Николай поднялся в вагон первым. Потом помог Анне с тяжёлыми сумками. Дети сели у окон и махали руками родственникам на перроне.
Поезд тронулся медленно, со скрежетом. За окном поплыли знакомые пейзажи — заводские трубы, панельные дома, частный сектор на окраине города.
— Папа, — сказал Денис, — а как ты думаешь, что будет с нашим городом?
— Не знаю, сынок. Может быть, наладится. А может быть, совсем зачахнет.
— А люди что будут делать?
— Кто сможет — уедет. Кто не сможет — останется.
— А это справедливо?
— Справедливость, Денис, понятие сложное. Кому-то справедливо уехать и спастись. Кому-то справедливо остаться и бороться.
— А мы что делаем?
— Мы спасаемся. И это тоже правильно по-своему.
Поезд набирал скорость. За окном мелькали знакомые станции, поля, леса. Всё то, что было родиной и больше ею не будет.
Глава 9. Граница
Львов — Перемышль
На границе с Польшей их проверяли два часа. Украинские пограничники придирались к документам, польские — к багажу. Всё это время семья сидела в автобусе и молчала.
— Страшно? — шепнула Анна мужу.
— Страшно. А тебе?
— Тоже. Особенно за детей.
— Дети адаптируются. Они молодые.
— А мы?
— А мы постараемся не стать обузой.
Максим смотрел в окно на пограничные столбы и думал о том, что пересекает не только границу между странами, но и границу между жизнями. Прошлая жизнь осталась по ту сторону колючей проволоки.
Катя плакала тихо, уткнувшись в плечо матери. Пятнадцать лет — возраст, когда каждое изменение кажется катастрофой.
Денис разглядывал польских пограничников и удивлялся — такие же люди, но в другой форме, с другими лицами.
— Мама, — спросил он, — а поляки нас любят?
— Не знаю, сынок. Но зла нам не желают.
— А немцы?
— Немцы тоже обычные люди.
— А почему тогда все боятся за границу ехать?
— Потому что неизвестность всегда страшна.
— А известность?
— Известность тоже бывает страшной.
Наконец автобус тронулся дальше. Впереди была Польша, потом Германия, потом новая жизнь.
Глава 10. Берлин
Май 1995 года
Марина встречала их на автовокзале в Берлине. Сестра Анны за три года изменилась — похудела, постарела, в глазах появилась усталость.
— Приехали, — сказала она вместо приветствия. — Ну и дураки.
— Почему дураки? — удивилась Анна.
— Потому что не представляете, во что ввязались.
— А во что?
— В каторгу. Первые годы будете как рабы.
— Зато честные рабы, — ответил Николай.
— Посмотрим, что через год скажешь.
Ехали на автобусе через весь город. Берлин поражал масштабами, но не красотой. Много строек, много турок, много людей с усталыми лицами.
— А где немцы? — спрашивал Денис.
— Немцы в других районах живут, — отвечала тётя Марина. — А мы с вами в иммигрантском гетто.
— А что такое гетто?
— Место, где живут чужие.
— А мы чужие?
— Пока да. Может быть, через много лет перестанем быть чужими.
— А сколько лет?
— Лет десять. Минимум.
Поселили их в общежитии для трудовых мигрантов. Одна комната на пятерых, двухъярусные кровати, общая кухня и туалет на этаже.
— Это временно, — говорила Марина. — Пока не встанете на ноги.
— А сколько это может продлиться? — спрашивала Анна.
— У нас три года продлилось.
— И как вы выдержали?
— А куда деваться? Назад пути нет, вперёд идти надо.
Дети осматривали новое жилище молча. Максим пытался выглядеть взрослым, Катя сдерживала слёзы, Денис с любопытством изучал незнакомую обстановку.
— Мама, — спросил он, — а это и есть Германия?
— Это маленький кусочек Германии.
— А где большой кусочек?
— Большой кусочек нужно заслужить.
— Как заслужить?
— Работой, терпением, знанием языка.
— А это долго?
— Долго, сынок. Очень долго.
Первую ночь в Германии никто не спал. Слишком много впечатлений, слишком много страхов, слишком много неопределённости.
Но дорога назад была отрезана. Оставалось только идти вперёд.
Глава 11. Первые уроки
Июнь 1995 года
Немецкая реальность оказалась жестче, чем представлялось издалека. Николай месяц искал работу и получал только отказы:
— Sprechen Sie Deutsch?
— Nein, aber ich lerne. (Нет, но я учусь.)
— Das ist nicht genug. (Этого недостаточно.)
И так везде. Без языка его не брали даже дворником.
— Анечка, — говорил он жене, — может, мы ошибку совершили?
— Почему ошибку?
— Да потому что я в сорок восемь лет как младенец. Ничего не понимаю, ничего не умею.
— Научишься.
— А если не научусь? Что тогда с семьёй делать?
— Научишься. Другого выхода нет.
Анна пыталась найти работу по специальности — учителем русского языка или литературы. Но оказалось, что её советский диплом здесь не признаётся.
— Вы должны пройти переквалификацию, — объяснял чиновник в Министерстве образования.
— Сколько это займёт времени?
— Два-три года.
— А на что жить эти годы?
— Можете работать уборщицей, официанткой, сиделкой.
— Но я же тридцать лет детей учила!
— В другой стране, по другой системе.
Анна вышла из министерства в слезах. Тридцать лет профессионального опыта превратились в ноль одним росчерком пера.
Детей определили в школы. Максима — в класс для иностранных учеников, где изучали немецкий язык. Катю — в реальную школу. Дениса — в обычную начальную школу.
Первый день был катастрофой для всех троих.
— Мама, — говорил вечером Максим, — я ничего не понимаю. Совсем ничего.
— А другие дети?
— Турки уже немножко говорят, поляки быстро схватывают. А я как глухонемой.
— Ничего, сынок. Через месяц будет легче.
— А если не будет?
— Будет. Обязательно будет.
Катя пришла домой молчаливая и злая:
— Не хочу в эту школу, — заявила она.
— Почему?
— Потому что все смеются надо мной. Спрашивают, почему я такая бедно одетая.
— А ты что отвечаешь?
— Что мы из России приехали.
— И что они?
— А они говорят, что русские все бедные и грязные.
— Катюша, не все немцы такие.
— А какие они? Я других пока не встречала.
Денис адаптировался лучше. В двенадцать лет дети менее критично воспринимают изменения:
— Мама, а немецкие мальчики хорошие.
— Правда?
— Да. Они со мной играют, хотя я плохо говорю.
— А что говоришь?
— "Ich hei;e Denis. Ich komme aus Ukraine." (Меня зовут Денис. Я из Украины.)
— И всё?
— Пока всё. Но завтра выучу ещё слова.
К концу первого месяца стало ясно — адаптация будет долгой и болезненной. Каждый день приносил новые унижения, новые трудности, новые сомнения в правильности выбора.
Но пути назад не было.
Глава 12. Первая работа
Август 1995 года
Николай наконец нашёл работу — разнорабочим на стройке. Зарплата минимальная, но хоть что-то. В сорок восемь лет бывший инженер таскал мешки с цементом и подавал кирпичи каменщикам.
— Wie hei;t du? — спрашивали немецкие рабочие.
— Nikolaus, — отвечал он, коверкая своё имя на немецкий лад.
— Woher kommst du?
— Aus Ukraine.
— Ach so. Russki.
— Нет, украинец.
— Ist das nicht dasselbe? (Разве это не одно и то же?)
Николай не знал, что ответить. Для немцев все выходцы из бывшего СССР были просто "русскими".
Работал он с шести утра до шести вечера. Домой возвращался измотанный, с натруженной спиной, но с деньгами. Впервые за полтора года он мог положить семье на стол не только хлеб.
— Коля, — говорила Анна, — может, попробуешь найти что-то по специальности?
— Без языка кто возьмёт инженером?
— А язык учи.
— Когда? После двенадцати часов на стройке голова не работает.
— По выходным.
— По выходным сплю. Отдыхаю от немецкой речи.
— Но ведь это не навсегда?
— Не знаю, Анечка. Может, навсегда.
— Не говори так.
— А что говорить? В пятьдесят лет стать немецким инженером? Это из области фантастики.
Анна тем временем устроилась уборщицей в офисное здание. Работала по ночам, когда дети спали. Мыла полы, протирала столы, выносила мусор.
— Странно, — думала она, разбирая бумаги в корзинах. — Тридцать лет учила детей русской литературе, а теперь убираю за немецкими клерками.
Особенно больно было читать выброшенные документы. Планы, отчёты, деловые письма — всё то, что она могла бы переводить, редактировать, преподавать. Но её квалификация здесь не ценилась.
Первую зарплату получили в сентябре. Сложили вместе — получилось достаточно, чтобы снять маленькую квартиру.
— Мама, — радовался Денис, — теперь у нас будет собственный дом!
— Не собственный, а съёмный, — поправляла Анна.
— А в чём разница?
— В том, что собственный никто не отнимет. А съёмный могут забрать, если не будем платить.
— А мы будем платить?
— Будем стараться.
Глава 13. Новая школа, старые проблемы
Сентябрь 1995 года
В новой квартире дети пошли в новые школы. Максим — в профессиональное училище, где изучал электротехнику. Мечты о высшем образовании пришлось оставить.
— Максим, — говорил мастер производственного обучения, немец Герхард, — у вас хорошие руки. Будете хорошим электриком.
— А в университет поступить нельзя?
— Можно, но сложно. Нужно сдать экзамен по немецкому, подтвердить аттестат.
— А это реально?
— Для вас — вряд ли. Вы уже взрослый, у вас нет времени на подготовку.
— А если очень постараться?
— Тогда лет через пять, может быть. Но зачем? Электрик — хорошая профессия.
Максим понимал — немец прав. В девятнадцать лет, без денег, без языка, мечтать о немецком университете наивно.
Катя пошла в реальную школу и сразу столкнулась с проблемами. Одноклассницы игнорировали её, учителя относились снисходительно.
— Катарина, — говорила учительница немецкого, — вы должны больше заниматься. Ваш уровень языка недостаточен.
— А как заниматься? — спрашивала Катя. — Дома никто не может помочь.
— Есть дополнительные курсы.
— Платные?
— Конечно, платные.
— А если денег нет?
— Тогда нужно заниматься самостоятельно.
— По каким учебникам?
— Купите в магазине.
— На что купить?
Учительница пожала плечами. Проблемы бедных иммигрантов её не интересовали.
Денис адаптировался лучше всех. К концу первого месяца он уже болтал с одноклассниками на ломаном немецком:
— Wo wohnst du? (Где живешь?)
— In Marzahn. Und du?
— In Kreuzberg. Das ist gut hier. (В Кройцберге. Здесь хорошо.)
— Ja, aber viele Ausl;nder. (Да, но много иностранцев.)
— Ich bin auch Ausl;nder. (Я тоже иностранец.)
— Das macht nichts. Du bist nett. (Ничего. Ты хороший.)
Дети принимали его, потому что он не претендовал на особое отношение. Просто играл с ними в футбол и старался быть полезным.
Глава 14. Первая зима
Декабрь 1995 года
Первая зима в Германии выдалась тяжёлой. Не из-за холода — немецкие дома отапливались хорошо. Тяжёлой психологически.
К Рождеству стало ясно — они остались одни. Немецкие соседи были вежливы, но дистанцированы. Русскоязычные иммигранты жили своими проблемами. Родственники остались за тысячи километров.
— Коля, — говорила Анна в канун Рождества, — а помнишь, как дома праздновали Новый год?
— Помню. Вся родня собиралась, стол до потолка, веселье до утра.
— А сейчас?
— А сейчас мы вчетвером за маленьким столом. И телевизор по-немецки.
— И это навсегда?
— Не знаю. Может быть, привыкнем.
— А может быть, не привыкнем?
— Тогда будем терпеть.
Максим работал на зимних каникулах — подрабатывал в магазине. Деньги нужны были позарез.
— Максим, — спрашивали однокурсники, — почему ты не отдыхаешь?
— Нужно помогать семье.
— А почему? Родители не работают?
— Работают, но мало зарабатывают.
— А в России вы были богатые?
— Не были. Но и не были такими бедными.
— Тогда зачем приехали?
— Чтобы у нас было будущее.
— А теперь есть будущее?
— Надеюсь.
Катя в шестнадцать лет переживала подростковый кризис, усугублённый эмиграцией:
— Мама, я ненавижу эту страну.
— Почему, доченька?
— Потому что здесь я никто. В школе — дура, дома — переводчик, на улице — иностранка.
— А дома, на Украине, кем была?
— Собой. Катей Коваленко. А здесь я Katarina из Russia.
— Из Ukraine.
— Для них разницы нет.
— Пройдёт время, и будет разница.
— Не будет, мама. Я всегда буду чужой.
— А может, научишься быть своей?
— Не хочу быть своей среди чужих.
Анна не знала, что ответить. Дочь права была по-своему.
Денис встречал первый немецкий Новый год с немецкими друзьями:
— Denis, bleibst du hier f;r immer? (Денис, ты здесь навсегда останешься?)
— Ich wei; nicht. (Не знаю.)
— Willst du zur;ck nach Ru;land? (Хочешь вернуться в Россию?)
— Das ist Ukraine, nicht Ru;land. (Это Украина, не Россия.)
— Ist das nicht dasselbe? (Разве не одно и то же?)
— Nein, das ist anders. (Нет, это разное.)
Но объяснить разницу на ломаном немецком он не мог.
К концу первого года стало ясно — они выжили. Нашли работу, жильё, школы для детей. Но счастливы ли они стали?
Этот вопрос каждый задавал себе, но вслух не произносил.
Глава 15. Второй год
1996 год
Второй год в Германии принёс первые успехи и новые разочарования. Николай получил повышение на стройке — стал бригадиром. Зарплата увеличилась, но не намного.
— Nikolaus ist flei;iger Arbeiter, — говорил прораб. — Aber Deutsch ist noch schwer f;r ihn. (Николаус трудолюбивый работник, но немецкий ещё даётся ему тяжело.)
— Я стараюсь учить, — отвечал Николай на ломаном немецком.
— Ja, aber langsam. In deinem Alter ist es schwierig. (Да, но медленно. В твоём возрасте это трудно.)
— А что делать?
— Arbeiten und lernen. Keine andere Wahl. (Работать и учиться. Другого выбора нет.)
Анна тем временем нашла дополнительную работу — сиделкой у пожилой немки фрау Шмидт. Старушка была одинока и рада общению:
— Anna, erz;hlen Sie mir von Ru;land, — просила она.
— Ich bin aus Ukraine, nicht aus Ru;land. (Я из Украины, не из России.)
— Ach so. Was ist der Unterschied? (Ах да. В чём разница?)
Анна пыталась объяснить на простом немецком, но фрау Шмидт не очень понимала. Для неё все страны восточнее Германии были просто "Osteuropa".
— Warum sind Sie gekommen? — спрашивала старушка.
— Wegen der Kinder. F;r besseres Leben. (Из-за детей. За лучшей жизнью.)
— Und haben Sie besseres Leben gefunden? (И нашли лучшую жизнь?)
— Ich wei; noch nicht. (Ещё не знаю.)
— Sie vermissen Heimat? (Скучаете по родине?)
— Ja, sehr. (Да, очень.)
— Das verstehe ich. Ich vermisse auch meine Jugend. (Понимаю. Я тоже скучаю по своей молодости.)
Максим к концу училища понимал — электриком он не станет. Руки не те, интерес не тот. Но что делать дальше — не знал.
— Максим, — говорил мастер, — у тебя голова хорошая работает. Может, в институт попробуешь?
— На кого?
— На инженера. Или на программиста — сейчас модно.
— А реально поступить?
— Если язык подтянешь — реально.
— А деньги на учёбу?
— В Германии есть стипендии для способных.
— Для иностранцев тоже?
— И для иностранцев. Главное — способности доказать.
Максим впервые за полтора года почувствовал надежду. Может быть, не всё потеряно?
Катя тем временем влюбилась в турецкого одноклассника — Мурата. Семнадцатилетнего сына рабочих-гастарбайтеров.
— Катя, — беспокоилась мать, — он же мусульманин.
— И что?
— А что скажут его родители?
— Его родители нормальные. Не такие зацикленные, как некоторые.
— Я не зациклена. Просто переживаю.
— За что переживаешь?
— За то, что ты совсем от нас уйдёшь. Сначала страну сменила, теперь веру захочешь сменить.
— Мама, я не собираюсь веру менять. И от вас никуда не ухожу.
— А если он захочет жениться?
— Тогда выйду замуж.
— И станешь турчанкой?
— Стану женой любимого человека.
— А национальность?
— А что национальность? Мы же и так между всех национальностей болтаемся.
Анна поняла — дочь права. После эмиграции вопросы национальной принадлежности стали второстепенными.
Денис в тринадцать лет уже свободно говорил по-немецки и думал на двух языках:
— Мама, а я кто — русский или немец?
— Ты украинец, который живёт в Германии.
— А украинцы и русские — это одно и то же?
— Нет, разные народы.
— А почему все думают, что одинаковые?
— Потому что долгое время жили в одной стране.
— А сейчас живут в разных?
— Да.
— И воюют друг с другом?
— Пока нет. Надеюсь, не будут.
— А если будут?
— Тогда нам будет очень грустно.
— Почему?
— Потому что у нас там остались родственники.
Денис задумался. В тринадцать лет такие вопросы кажутся абстрактными. Он не мог представить, что через двадцать лет этот разговор станет пророческим.
Становление (1997-2010)
Глава 16. Максим поступает
Сентябрь 1997 года
Максим сдал экзамены в Берлинский технический университет на факультет информатики. Из тысячи абитуриентов взяли триста, и он прошёл по конкурсу.
— Сын, поздравляю! — обнимал его Николай. — Теперь ты студент немецкого университета!
— Спасибо, пап. Правда, стипендии хватает только на книги. Придётся работать.
— А справишься? Учёба и работа одновременно?
— Справлюсь. Другого выхода нет.
Анна плакала от счастья:
— Максимушка, я так горжусь тобой! Два года в чужой стране, а добился того, о чём дома и мечтать не смел.
— Мам, рано радоваться. Поступить — полдела. Нужно ещё закончить.
— Закончишь. Ты у нас умный.
— Ум здесь не главное. Главное — знание языка и немецких стандартов.
Максим не преувеличивал трудности. Уже на первых лекциях понял — отстаёт от однокурсников кардинально. Не по способностям, а по базовой подготовке.
— Они изучают информатику с детства, — рассказывал он дома. — У них дома компьютеры стоят с пяти лет. А я первый раз увидел компьютер в училище.
— Но ты быстро учишься, — утешала мать.
— Не успеваю. Пока я разбираюсь с основами, они уже решают сложные задачи.
— А преподаватели?
— Преподаватели хорошие, но они не могут тратить время на одного отстающего.
К концу первого семестра Максим понял — придётся работать в три раза больше остальных, чтобы просто не отчислиться.
Подрабатывал он в компьютерном магазине — собирал системные блоки, устанавливал программы. Хозяин, турок Осман, платил мало, но давал возможность практиковаться:
— Максим, ты хороший работник. Но медленный. Немцы любят быстро.
— Учусь быстрее работать.
— Учись. А то найду другого.
— Османа, а если я буду работать по выходным, поднимешь зарплату?
— Посмотрю. Если будешь приносить пользу.
Максим работал шесть дней в неделю, а седьмой день тратил на учёбу. О личной жизни думать не было времени.
Глава 17. Катя уходит к туркам
1998 год
Отношения Кати с Муратом становились серьёзнее. В восемнадцать лет она была готова на радикальные решения.
— Мурат предложил мне выйти замуж, — объявила она родителям.
— Катя, тебе восемнадцать лет! — ужаснулась мать.
— И что? В восемнадцать уже можно принимать решения.
— А школа? А образование?
— Школу закончу. А дальше видно будет.
— А что скажут его родители? — спросил отец.
— Его родители не против. Но есть условие.
— Какое?
— Я должна принять ислам.
Повисла гробовая тишина.
— Катя, — тихо сказала мать, — ты понимаешь, что это означает?
— Означает, что я стану мусульманкой.
— А мы?
— А вы останетесь православными. В чём проблема?
— Проблема в том, что мы потеряем тебя.
— Не потеряете. Я же не в Турцию переезжаю.
— Катя, религия — это не просто обряды. Это образ жизни, мышление, традиции.
— Мама, а какие у нас традиции? Мы в церковь не ходим, постов не соблюдаем, молитв не читаем.
— Но мы христиане.
— Формально. А по сути — ни христиане, ни мусульмане.
— Тогда зачем тебе нужен ислам?
— Затем, что Мурат мне нужен. А без принятия ислама его родители не согласятся на брак.
Николай пытался найти компромисс:
— А нельзя как-то договориться? Формально принять, но по факту остаться собой?
— Папа, религия — это не игра. Если принимаю, то всерьёз.
— И что это будет означать?
— Что буду носить хиджаб, ходить в мечеть, соблюдать исламские традиции.
— А дети?
— Дети будут мусульманами.
— И никогда не узнают о христианских корнях?
— Узнают. Но как о прошлом, а не как о настоящем.
Анна плакала по ночам. Ещё один ребёнок уходил из семьи. Не физически — духовно.
— Коля, что мы делаем не так? — спрашивала она мужа.
— Ничего не делаем не так. Просто живём в сложном мире.
— Дети от нас отдаляются.
— Дети взрослеют. Это нормально.
— Но не так же! Максим думает только об учёбе, Катя уходит в другую религию.
— А что ты хочешь? Чтобы они всю жизнь сидели у нас на шее?
— Хочу, чтобы помнили корни.
— А может, корни не так важны, как будущее?
— Без корней нет будущего.
— А без будущего нет смысла в корнях.
В декабре Катя приняла ислам и взяла имя Айше. Обряд проходил в берлинской мечети в присутствии семьи Мурата. Родители Кати на церемонию не пришли.
— Не могу на это смотреть, — говорила Анна. — Как дочь отрекается от того, что мы ей дали.
— А что мы ей дали? — спрашивал Николай. — Разрушенную родину? Нищую юность? Статус иммигранта второго сорта?
— Дали любовь, заботу, образование.
— Любовь и заботу она получит и в исламе. А образование... какое образование? Она в Германии школу заканчивает, а мы ей помочь не можем.
— Могли бы, если бы не уехали.
— Если бы не уехали, она бы замуж за алкоголика вышла и детей в нищете рожала.
После свадьбы Катя-Айше стала приходить домой редко. Новая семья, новые традиции, новая жизнь поглощали её целиком.
— Как дела? — спрашивала мать во время редких встреч.
— Хорошо. Мурат хороший муж, свекровь добрая.
— А не жалеешь?
— О чём жалеть?
— Что сменила веру.
— Не сменила, а нашла. Раньше у меня веры не было.
— А семья? Мы для тебя кто теперь?
— Вы мои родители. Это не изменится.
— А дети? Они будут знать, что у них есть русские дедушка и бабушка?
— Будут знать. Но это не будет главным в их жизни.
— А что будет главным?
— Ислам. Турецкая община. Традиции мужа.
Анна понимала — дочь права по-своему. В пустоте, которую создала эмиграция, ислам давал смысл и принадлежность.
Глава 18. Денис становится немцем
1999 год
Пятнадцатилетний Денис адаптировался лучше всех. Говорил по-немецки без акцента, думал немецкими категориями, мечтал немецкими мечтами.
— Денис, а ты помнишь Украину? — спрашивала мать.
— Смутно. Помню, что было холодно и грустно.
— А язык помнишь?
— Какой-то помню. Но зачем он мне?
— Чтобы знать корни.
— Мои корни здесь, мама. Я большую часть жизни в Германии прожил.
— Но ты же украинец!
— По происхождению. А по сути я немец.
— Как это немец? У тебя фамилия Коваленко!
— Фамилию можно сменить. А душа уже немецкая.
Денис был прав по-своему. В пятнадцать лет он думал на немецком, мечтал на немецком, злился на немецком. Русский язык остался только для разговоров с родителями, и то через силу.
— Мама, а можно я с Штефаном на каникулы поеду? — спрашивал он.
— Куда поедете?
— В Баварию, к его бабушке.
— А зачем?
— Посмотреть настоящую Германию.
— А разве это ненастоящая?
— Берлин — это космополитический город. А там деревни, традиции, история.
— А наши традиции тебе не интересны?
— Какие наши? Советские?
— Украинские.
— Мама, я украинских традиций не знаю. И знать не хочу.
— Почему?
— Потому что я здесь живу. Зачем мне чужие традиции?
— Это не чужие! Это твои!
— Мои традиции — немецкие. А украинские — это прошлое, которое не имеет отношения к моему будущему.
Анна понимала — младший сын потерян для русского мира навсегда. Но самое страшное, что он не считал это потерей.
В школе Дениса любили учителя и уважали одноклассники:
— Denis ist flei;ig und ehrlich, — говорила классная руководительница. — Er wird ein guter deutscher B;rger. (Денис прилежный и честный. Из него выйдет хороший немецкий гражданин.)
— А откуда он родом? — спрашивали новые учителя.
— Aus Ru;land. Aber das spielt keine Rolle. Er ist schon ganz deutsch. (Из России. Но это не важно. Он уже совсем немец.)
Денис не поправлял — Россия или Украина. Для него это было одинаково далёким прошлым.
Планы на будущее у него были чисто немецкие:
— Хочу изучать международные отношения, — говорил он родителям.
— Зачем?
— Чтобы работать в МИД Германии или в ЕС.
— А с нашими странами связи не хочешь поддерживать?
— С какими нашими? У нас нет стран. У нас есть немецкие паспорта.
— А родина?
— Родина там, где живёшь и планируешь жить.
— А где родился?
— Где родился — не важно. Важно, где вырос и кем стал.
Николай слушал сына и думал: "Может, он и прав. Зачем тащить за собой мёртвый груз прошлого?"
Глава 19. Кризис среднего возраста
2000 год
К пятидесяти трём годам Николай понял — его жизнь разделилась на две части: советскую и немецкую. И между ними лежала пропасть непонимания.
На стройке он был просто Nikolaus — трудолюбивый, но неразговорчивый Gastarbeiter. Коллеги относились к нему доброжелательно, но без интереса к личности.
— Nikolaus, wie lange lebst du schon in Deutschland? — спрашивал молодой немецкий инженер.
— Пять лет.
— Und wie gef;llt es dir? (И как тебе нравится?)
— Gut. Arbeit ist gut, Geld ist gut. (Хорошо. Работа хорошая, деньги хорошие.)
— Vermi;t du deine Heimat? (Скучаешь по родине?)
— Manchmal. (Иногда.)
— Aber hier ist besser, oder? (Но здесь лучше, да?)
— Anders. (По-другому.)
Немец не понимал разницы между "лучше" и "по-другому". Для него мир делился на развитые и неразвитые страны.
Дома Николай чувствовал себя переводчиком между мирами. Максим рассказывал об университете на смеси немецкого с русским. Денис говорил только по-немецки и переходил на русский через силу. Катя-Айше приезжала в хиджабе и объясняла исламские традиции.
— Коля, — говорила Анна, — я чувствую себя чужой в собственной семье.
— Почему?
— Дети говорят на языках, которых я не понимаю. Живут жизнью, которая мне непонятна.
— Зато у них есть будущее.
— А у нас?
— У нас есть они. Этого достаточно.
— Но они нас не помнят. Максим думает только об учёбе, Денис — о немецких друзьях, Катя — об исламе.
— А что ты хочешь? Чтобы они всю жизнь сидели рядом и слушали наши украинские песни?
— Хочу, чтобы помнили, кто их родители.
— Помнят. Но у них своя жизнь.
— Жизнь без нас.
— Жизнь лучше нашей.
Анна соглашалась, но грустила. Материнское сердце хотело не только лучшей жизни для детей, но и их близости.
В том же году она получила письмо из дома. Писала двоюродная сестра из Полтавы:
"Дорогая Анечка! Как дела в Германии? У нас тоже понемногу налаживается. Кучма президентом стал, говорит про реформы. Заводы кое-какие заработали, зарплаты начали платить.
Твоя мама часто спрашивает, когда приедешь. Ей уже семьдесят восемь, здоровье слабое. Хотелось бы внуков увидеть.
А дети твои как? Максим закончил институт? Катя замуж не собирается? Денис как растёт?
Пиши, не забывай родину."
Анна читала письмо и плакала. Мать старела там, одна, а дети здесь забывали русский язык.
— А что, если съездим домой? — предложила она мужу.
— На какие деньги?
— Накопим.
— Сколько накапливать? Билеты дорогие, визы нужны.
— Но мама же стареет.
— И что? Мы можем что-то изменить?
— Можем проститься.
— Анечка, если поедем домой, там нас не отпустят. Найдут причину оставить.
— А если не найдут?
— Тогда потратим все сбережения на поездку к умирающей стране.
— Это наша родина!
— Была нашей. А теперь у нас другая родина — Германия.
— У детей Германия. А у нас что?
— У нас нигде нет родины. Мы между мирами.
Этот разговор они повторяли много раз. И каждый раз приходили к одному выводу — пути назад нет.
Глава 20. Первые внуки
2003 год
У Максима появилась девушка — Моника, однокурсница по университету. Немка из среднего класса, дочь инженера и учительницы.
— Познакомь нас с родителями, — просила Анна.
— Зачем?
— Как зачем? Мы же будущие сваты.
— Мама, здесь не принято знакомить родителей до помолвки.
— А когда помолвка?
— Когда закончим университет и найдём работу.
— А это когда?
— Года через два.
— А вдруг расстанетесь?
— Тогда расстанемся. Что в этом страшного?
— Максим, а что она знает о нас?
— Знает, что вы из Украины приехали. Работаете честно, детей хорошо воспитали.
— И всё?
— А что ещё рассказывать?
— Ну, про семью, про традиции, про то, кто мы такие.
— Мама, мы никто особенный. Обычная иммигрантская семья.
— А корни? А история?
— Какая история? Что дедушка работал на заводе, а бабушка в школе? Это неинтересно.
— Но это наша жизнь!
— Ваша прошлая жизнь. А моя жизнь здесь.
В 2004 году Максим закончил университет и женился на Монике. Свадьба была скромная — только самые близкие. Родители познакомились за неделю до церемонии.
— Ihre Familie ist sehr nett, — сказала мать Моники.
— Danke sch;n, — ответила Анна на ломаном немецком.
— Wie lange leben Sie schon in Deutschland?
— Neun Jahre.
— Das ist lange Zeit. Gef;llt es Ihnen?
— Ja, es ist gut hier. F;r Kinder besser.
— Verstehen Sie. Familie ist wichtig.
Разговор был натянутым. Слишком разные миры, слишком разный опыт.
В 2005 году родился Александр — первый внук семьи Коваленко. Светловолосый, голубоглазый, больше похожий на немецкую сторону семьи.
— Как красив! — умилялась Анна, беря внука на руки.
— Ja, er ist sch;n, — согласилась Моника.
— А имя почему немецкое?
— Weil er Deutscher ist. (Потому что он немец.)
— Наполовину немец.
— Больше чем наполовину. Он будет расти здесь, учиться здесь.
— А про наши корни узнает?
— Vielleicht. Wenn er interessiert ist. (Может быть. Если заинтересуется.)
Анна поняла — внук будет немцем. И это правильно для него, но больно для неё.
У Кати-Айше тоже родился сын — Омер. Смуглый, черноволосый, с турецкими чертами лица.
— Он похож на отца, — сказала Анна.
— Алхамдулиллах, — ответила дочь. — Он будет хорошим мусульманином.
— А русский язык изучать будет?
— Зачем? Он турок.
— Наполовину турок.
— Полностью турок. В исламе национальность отца определяет национальность детей.
— А мы что, чужие ему?
— Не чужие. Но далёкие.
Денис в двадцать один год был холост и не думал о семье:
— Рано мне ещё жениться, — говорил он. — Сначала образование, потом карьера.
— А потом семья?
— Потом посмотрим. Может, семья. А может, и нет.
— Почему нет?
— Семья — это ответственность. А я хочу свободы.
— Какой свободы?
— Жить где хочу, работать где интересно, ни от кого не зависеть.
— А дети?
— А что дети? Их и так много в мире.
— Но твоих детей нет.
— И не факт, что будут. Не все люди должны размножаться.
Анна слушала младшего сына и не узнавала его. Откуда такой цинизм в двадцать один год?
Глава 21. Газовые войны
Январь 2006 года
Из сводки новостей ARD, 1 января 2006: "Россия полностью прекратила поставки газа в Украину из-за неуплаты долгов. Президент Украины Виктор Ющенко назвал действия Москвы "экономическим шантажом". В Европе растут опасения по поводу надежности российских энергопоставок."
Денис смотрел новости за завтраком и переводил родителям суть событий:
— В общем, Россия перекрыла газ Украине. Говорят, что из-за долгов.
— А на самом деле? — спросил Николай.
— А на самом деле наказывают за оранжевую революцию.
— Откуда знаешь?
— Изучаю международные отношения, папа. Это же очевидно.
Анна слушала и думала о сестре Галине, которая осталась в Полтаве:
— Интересно, как там люди без газа зиму переживают?
— Тяжело переживают, — ответил Денис. — Но выживут. Привычные уже.
— Ты так равнодушно говоришь.
— А что, я должен переживать за страну, которую бросил в двенадцать лет?
— Это твоя родина!
— Была родиной. Теперь моя родина — Германия.
Максим тем временем устроился программистом в небольшую IT-компанию. Зарплата была скромной, но работа интересной — разрабатывали системы безопасности для банков.
— Максим, — говорил начальник Хольгер Мюллер, — у нас новый проект. Защита от кибератак из Восточной Европы.
— Какого рода атаки?
— Взлом банковских систем, кража данных клиентов. В основном из России и Украины идут.
— И что я должен делать?
— Создать систему фильтрации трафика из этих регионов.
Максим работал и думал о парадоксе: он защищает немецкие банки от хакеров из стран, откуда сам родом.
Внутренняя записка Федеральной службы безопасности Германии, февраль 2006 года: "Участились случаи кибератак на финансовые учреждения ФРГ. Источники атак прослеживаются в основном на территории России и Украины. Рекомендуется усилить контроль за IT-специалистами из этих стран, работающими в критически важных секторах."
На работе к Максиму стали относиться с осторожностью:
— Максим, — сказал коллега Штефан, — ты же оттуда родом. Может, знаешь, кто эти хакеры?
— Я из Украины, а не из преступного мира.
— Но связи же есть?
— Какие связи? Я десять лет в Германии живу.
— Ну хоть что-то знаешь об их методах?
— Знаю, что они очень талантливые программисты.
— А почему воруют?
— Потому что честным трудом там не прожить.
— А ты почему не воруешь?
— Потому что здесь можно честно зарабатывать.
Разговор был неприятным, но показательным. Максим понял — в глазах коллег он навсегда останется потенциальным хакером из Восточной Европы.
Из письма Галины Коваленко (сестра Анны) от 15 февраля 2006 года:
"Дорогая Анечка! Как дела в Германии? У нас тут такое творится — не передать словами. Газ дают по два часа в день, школы закрывают, люди дровами топят. А по телевизору говорят, что это Россия нас наказывает за то, что выбрали демократию.
Только какая это демократия, если от неё одни проблемы? При Кучме хоть газ был. А теперь свобода есть, а тепла нет.
Твоя мама совсем плохо стала. Все про внуков спрашивает. Говорю — в Германии живут, а она не понимает где это. Старость тяжёлая штука.
Как дети? Максим работу нашёл? Катя как поживает? А Денис вырос небось? Пиши, не забывай нас совсем."
Анна читала письмо и плакала. Мать умирает там одна, а дочь здесь не может даже приехать проститься — визы дорогие, отпуск на работе не дают.
— Коля, — говорила она мужу, — может, все-таки съездим?
— На что съездим? У нас долги по кредиту за квартиру.
— Но мама умирает!
— И что мы изменим? Приедем, поплачем и уедем. А долги останутся.
— Но это же мать!
— А это наши дети. Они здесь живут, им здесь учиться и работать.
— Дети нас уже не помнят.
— Зато мы их помним. И это главное.
Глава 22. Расширение пропасти
Май 2006 года
Катя-Айше родила второго ребенка — дочь Фатиму. Анна приехала в роддом и не узнала дочь — в строгом хиджабе, с мусульманскими молитвами на устах.
— Как дела, доченька?
— Альхамдулиллах, все хорошо. Аллах дал нам здоровую дочь.
— Красивая девочка.
— Фатима будет хорошей мусульманкой, иншаллах.
— А русский язык учить будет?
— Зачем? Ей нужен арабский для чтения Корана и турецкий для общения с семьей отца.
— Но мы же бабушка и дедушка!
— Конечно. Но вы же можете немного турецкого выучить?
Анна поняла — дочь окончательно ушла в другой мир. И внуки будут для неё чужими людьми.
Дома она рассказывала мужу:
— Катя предлагает нам турецкий изучать, чтобы с внуками общаться.
— И что в этом плохого?
— Плохого то, что мне уже пятьдесят два года. Какой турецкий?
— А что предлагаешь?
— Не знаю. Смириться, что потеряли дочь и внуков?
— А может, не потеряли, а они нашли себя?
— В исламе?
— А почему нет? Может, там им лучше, чем в нашей пустоте.
Николай был прав по-своему. Катя-Айше выглядела счастливой и уверенной в себе. Ислам дал ей то, чего не могла дать разорванная между мирами семья.
Из статистических данных Федерального ведомства по миграции и беженцам ФРГ за 2006 год: "Количество граждан стран бывшего СССР, принявших ислам в Германии, составило 3,247 человек. Из них 67% — женщины в возрасте 18-30 лет, вышедшие замуж за мусульман. Основная причина — поиск идентичности в условиях культурного разрыва."
Денис тем временем поступил в магистратуру по специальности "Европейская интеграция". Писал дипломную работу о восточном расширении ЕС.
— Папа, — рассказывал он за ужином, — я изучаю, как страны Восточной Европы интегрируются в европейские структуры.
— И что выяснил?
— Что процесс очень болезненный. Элиты получают выгоду, а простые люди страдают.
— Как это?
— Заводы закрываются из-за конкуренции с западными, молодежь уезжает на заработки, остаются только старики.
— Как у нас на Украине?
— Точно так же. Только Украина еще не в ЕС, а уже получила все минусы интеграции.
— И что, по-твоему, будет дальше?
— Дальше будет еще хуже. Украина станет аграрным придатком Европы.
— А люди?
— Люди будут уезжать. Как мы когда-то.
— И это правильно?
— Для людей — да. Для страны — катастрофа.
Анна слушала младшего сына и удивлялась — в двадцать два года он рассуждал как опытный аналитик.
— Денис, а тебе не жалко Украину?
— Жалко абстрактно. Как жалко любую страну, которая разрушается.
— Но это же твоя родина!
— Мама, моя родина там, где я могу реализоваться. А там я могу только спиться или уехать.
— Но может, нужно бороться за свою страну?
— С кем бороться? С объективными процессами глобализации? Это все равно что бороться с приливом.
Глава 23. Кибервойны
Апрель 2007 года
Из сводки новостей Deutsche Welle, 27 апреля 2007: "Эстония подверглась массированным кибератакам после решения о переносе памятника советскому солдату в Таллине. Атаки парализовали работу правительственных сайтов, банков и СМИ. Власти Эстонии обвиняют Россию в организации кибертерроризма."
Максим на работе оказался в центре событий. Их компания получила контракт на восстановление эстонских систем.
— Максим, — сказал Хольгер, — ты понимаешь специфику российских хакерских методов. Поможешь разобраться с атаками на Эстонию?
— Я не специалист по российским хакерам.
— Но ты же оттуда родом. Должен что-то понимать в их ментальности.
— Хольгер, я из Украины. И уехал оттуда ребенком.
— Но культурный код же остался?
Максим понял — коллеги видят в нем не немецкого программиста, а агента влияния постсоветского мира. Это было унизительно и несправедливо.
В процессе работы он действительно разобрался в методах атак. Хакеры были талантливыми, но их мотивы казались иррациональными:
— Зачем они это делают? — спрашивал Хольгер.
— По-моему, это не экономическая выгода, — отвечал Максим. — Это месть за унижение.
— Какое унижение?
— Представь, что твоя страна развалилась, тебя выбросили из истории, а бывшие союзники теперь в НАТО и обвиняют во всех грехах.
— И что, это оправдывает кибертерроризм?
— Не оправдывает. Но объясняет.
— А ты на чьей стороне?
— На стороне закона. Я здесь живу, здесь работаю.
— Но внутренне?
— Внутренне мне жаль всех — и эстонцев, и русских. Потому что это война прошлого против настоящего.
Аналитическая записка БНД (внешняя разведка ФРГ), май 2007: "Кибератаки на Эстонию демонстрируют новый тип конфликтов в цифровую эпоху. Россия отработала технологии гибридной войны, которые могут быть применены против любого члена НАТО. Рекомендуется усилить киберзащиту критической инфраструктуры и создать резерв специалистов из числа выходцев с постсоветского пространства."
После событий в Эстонии к Максиму стали относиться по-другому. Не как к подозрительному иммигранту, а как к ценному эксперту.
— Максим, — предложил руководитель департамента, — мы хотим создать отдел по противодействию восточным киберугрозам. Возглавишь?
— А зарплата?
— На тридцать процентов больше текущей.
— А обязанности?
— Анализировать методы российских и украинских хакеров, разрабатывать защиту.
— Получается, я буду защищать Германию от своих бывших соотечественников?
— А в этом есть проблема?
— Моральная — да. Практическая — нет.
— И что решаешь?
— Соглашаюсь. Но с условием — никаких политических оценок. Только техническая работа.
— Договорились.
Так Максим стал одним из ведущих специалистов Германии по кибербезопасности. Ирония судьбы — украинский беженец защищает немецкие интересы от украинских хакеров.
Глава 24. Война в Грузии
Август 2008 года
Экстренная сводка новостей ZDF, 8 августа 2008: "Российские войска вошли в Южную Осетию после того, как грузинские силы попытались восстановить контроль над мятежным регионом. Президент Грузии Саакашвили заявил о 'российской агрессии'. Москва утверждает, что защищает российских граждан."
Семья Коваленко собралась у телевизора — такого не было уже несколько лет.
— Началось, — сказал Николай. — Теперь будет как в девяностых, только хуже.
— Почему хуже? — спросила Анна.
— Потому что тогда все разваливалось стихийно. А теперь кто-то целенаправленно восстанавливает империю.
— Кто?
— Да кто же еще. Путин.
Денис слушал родителей и анализировал ситуацию с позиций международного права:
— Папа, все не так просто. Грузия первая начала военные действия.
— И что, это оправдывает российскую интервенцию?
— Не оправдывает, но объясняет. Россия использовала предлог для демонстрации силы.
— Демонстрации кому?
— Западу. Показать, что постсоветское пространство — зона российских интересов.
— А Украина?
— Украина следующая в очереди.
— Когда?
— Лет через пять-десять. Когда подготовят почву.
— Какую почву?
— Расколют общество, поставят своих людей во власть, создадут повод для вмешательства.
Анна слушала младшего сына и ужасалась — откуда в двадцать четыре года такой цинизм?
— Денис, а может, все образуется? Может, договорятся мирно?
— Мама, империи не договариваются. Они расширяются или умирают.
— А мы что, зря уехали? Может, нужно было остаться и бороться?
— За что бороться? За право жить в нищете?
— За родину!
— Мама, родина — это не территория. Родина — это место, где ты можешь достойно жить.
Максим подключился к разговору:
— Я на работе анализирую российские кибератаки. После Грузии их количество выросло в разы.
— На кого нападают?
— На всех подряд — эстонцев, поляков, литовцев. Проверяют систему защиты НАТО.
— И что, НАТО готово к обороне?
— В традиционном смысле — да. А в кибернетическом — нет.
— А Украина готова?
— Украина вообще не готова ни к чему. У них даже нет нормальной службы кибербезопасности.
— Значит, если Россия захочет...
— Если захочет, то возьмет без проблем.
Катя-Айше слушала братьев молча. Для неё эти разговоры были далекими — она жила в мире ислама, где политические границы менее важны религиозных.
— А что говорит муж? — спросила Анна дочь.
— Мурат говорит, что это дела неверных. Мусульманам нужно думать об умме, а не о национальных государствах.
— А ты как думаешь?
— А я думаю, что он прав. Все эти войны от того, что люди забыли Бога.
— Но ведь и мусульмане воюют между собой.
— Потому что отошли от истинного ислама.
Анна поняла — дочь окончательно живет в параллельной реальности.
Из доклада аналитического центра Carnegie Europe, сентябрь 2008: "Российская операция в Грузии означает конец постбиполярного мира. Москва продемонстрировала готовность использовать военную силу для изменения границ в Европе. Следующими целями могут стать Украина и страны Балтии. ЕС и НАТО должны пересмотреть стратегии сдерживания."
— Видишь, — сказал Денис, показывая распечатку доклада, — я же говорил. Все идет по плану.
— По чьему плану? — спросил отец.
— По плану тех, кто в девяносто первом году сидел в ЦРУ и планировал будущее.
— И что, все предрешено?
— Почти все. Остаются только детали.
— А люди?
— А люди приспособятся. Как всегда.
— Мы тоже приспособились?
— Мы не приспособились. Мы сбежали. И правильно сделали.
Николай смотрел на младшего сына и думал — правильно ли они воспитали детей? Дали им лучшее будущее, но лишили корней и сострадания.
А может, так и должно быть в мире, где корни стали обузой, а сострадание — роскошью?
Глава 25. Мировой финансовый кризис
Сентябрь 2008 года
Экстренная сводка Bloomberg, 15 сентября 2008: "Инвестиционный банк Lehman Brothers объявил о банкротстве. На фондовых рынках мира началась паника. Эксперты говорят о худшем финансовом кризисе со времен Великой депрессии 1929 года."
Николай первым почувствовал кризис на собственной шкуре. Стройки в Берлине начали сворачиваться одну за другой.
— Николаус, — сказал прораб Ханс, — нам приходится сокращать бригады. Заказчики отменяют проекты.
— А я?
— Ты хороший работник, но дорогой. Молодые турки согласны на меньшую зарплату.
— На сколько меньшую?
— На треть.
— И что мне делать?
— Либо соглашаться на новые условия, либо искать работу в другом месте.
— А где еще возьмут пятидесятипятилетнего иммигранта без языка?
— Нигде. Поэтому думай.
Дома Николай объяснил ситуацию семье:
— Либо зарплата на треть меньше, либо безработица.
— А пособие по безработице? — спросила Анна.
— Пособие дают тем, кто долго работал. А мне нужно доказать, что я не сам уволился.
— А доказать можешь?
— Смогу, но это время, нервы, бюрократия.
— Тогда соглашайся на меньшую зарплату.
— А как кредит за квартиру платить? Расходы же не уменьшились.
— Урежем расходы.
— На чем? Мы и так живем скромно.
Анна тоже почувствовала кризис. Немецкая экономка фрау Шмидт сообщила, что больше не может позволить себе сиделку каждый день:
— Anna, вы хорошая помощница, но мне приходится экономить. Пенсия маленькая, а цены растут.
— А сколько дней в неделю нужна буду?
— Три дня вместо пяти.
— А заработок?
— Соответственно меньше.
Дома Анна подсчитывала семейный бюджет и понимала — не сводится. Доходы упали, а расходы остались прежними.
Статистика Федерального агентства занятости ФРГ, октябрь 2008: "Уровень безработицы среди иммигрантов из стран Восточной Европы вырос на 40% за два месяца. Особенно пострадали работники строительной отрасли и домашнего сервиса. Прогнозируется дальнейший рост безработицы в этой категории."
Максим на работе наблюдал панику среди коллег:
— Максим, — говорил Хольгер, — компания сокращает IT-бюджеты. Придется урезать проекты.
— Какие проекты?
— В первую очередь кибербезопасность. Это не приносит прямой прибыли.
— Но без защиты банки уязвимы для атак.
— Риски отступают на второй план, когда нет денег на зарплаты.
— И что со мной будет?
— Ты ценный специалист. Но зарплата заморозится минимум на два года.
— А повышения?
— Забудь о повышениях. Главное — сохранить место.
Максим понимал — кризис перечеркивает все планы на будущее. Кредит на квартиру, свадьба с Моникой, планы завести детей — все откладывается.
Моника тем временем потеряла работу в рекламном агентстве:
— Максим, меня сократили. Говорят, что рекламные бюджеты урезают первыми.
— И что будешь делать?
— Искать работу. Но везде одно и то же — кризис, сокращения.
— А может, пока не найдешь, планы на детей отложим?
— Отложим. На неопределенный срок.
— А свадьбу?
— И свадьбу тоже. Сейчас не время для праздников.
Денис в университете писал курсовую работу о влиянии финансовых кризисов на геополитику:
— Папа, — рассказывал он, — я изучаю, как экономические кризисы приводят к политическим потрясениям.
— И к каким выводам приходишь?
— Что кризис 2008 года изменит расстановку сил в мире.
— Как именно?
— Ослабнет влияние США и Европы. Усилится роль Китая и России.
— Россия тоже в кризисе.
— Да, но у России есть ресурсы. А у Европы — только долги.
— И что это означает для нас?
— Для нас лично — ничего хорошего. Кризис ударит по иммигрантам в первую очередь.
— А для наших стран?
— Украина станет полем битвы между Россией и Западом. А мы будем наблюдать это по телевизору.
Из аналитического отчета RAND Corporation, ноябрь 2008: "Финансовый кризис создает окно возможностей для ревизионистских держав. Россия может использовать европейскую зависимость от энергоресурсов для продвижения своих геополитических интересов. Особенно уязвимы страны Восточной Европы, не входящие в НАТО."
К концу 2008 года семья Коваленко почувствовала, что их размеренная немецкая жизнь дает трещину. Доходы упали, планы на будущее отложены, надежды на процветание развеялись.
— Анечка, — говорил Николай, — помнишь, как мы в девяностые думали, что самое страшное позади?
— Помню.
— А оказывается, мы просто перебрались из одного кризиса в другой.
— Но здесь хотя бы есть социальные гарантии.
— Пока есть. А что будет, если кризис затянется?
— Не знаю. Будем выживать.
— Как в девяностые?
— Хуже. Тогда мы были молодые. А теперь нам за пятьдесят.
— Зато дети выросли.
— Выросли, но своих проблем хватает.
Глава 26. Первые трещины в семье
2009 год
Кризис изменил не только экономику, но и отношения внутри семьи. Дети, привыкшие к стабильности, впервые столкнулись с неопределенностью.
Максим и Моника отложили свадьбу на неопределенный срок. Отношения начали портиться из-за финансового стресса.
— Максим, — говорила Моника, — может, мне переехать к родителям? Сэкономим на аренде.
— А что обо мне скажут твои родители?
— Скажут, что в кризис каждый думает о себе.
— Значит, наши отношения менее важны денег?
— Сейчас — да. Извини, но это реальность.
— Тогда переезжай. Я тоже к родителям вернусь.
— Надолго?
— Пока не закончится кризис.
— А если он не закончится?
— Тогда пересмотрим отношения.
Максим действительно вернулся в родительский дом. В двадцать пять лет это было унизительно, но практично.
— Максим, — говорила мать, — не расстраивайся. Кризис временный.
— Мама, а что если не временный? Что если это новая реальность?
— Не говори так.
— А что говорить? В IT сокращают зарплаты, Моника без работы, планы на будущее рухнули.
— Зато ты живой, здоровый, с хорошим образованием.
— С образованием, которое не гарантирует стабильности.
— Никто не может гарантировать стабильность, сынок.
— Тогда зачем мы сюда приехали? За нестабильностью?
— Приехали за возможностями. А что с ними делать — твоя ответственность.
Денис закончил магистратуру и не мог найти работу по специальности:
— Папа, — рассказывал он, — везде требуют опыт работы. А откуда взять опыт, если никто не берет без опыта?
— А может, в другой сфере поискать?
— В какой? Я специалист по европейской интеграции. А сейчас Европа больше думает о дезинтеграции.
— Тогда переквалифицируйся.
— На кого? На строителя, как ты?
— А что плохого в строительстве?
— Плохого то, что я пять лет учился на международника, а буду кирпичи таскать.
— Зато будешь зарабатывать.
— Если возьмут. Сейчас и в строительстве кризис.
Катя-Айше была единственной, кто не пострадал от кризиса. Турецкая община помогала своим, мусульманские семьи поддерживали друг друга.
— Как дела? — спрашивала Анна во время редкой встречи.
— Альхамдулиллах, все хорошо. Мурат работает, я дома с детьми.
— А кризис не влияет?
— На нас меньше влияет. У нас своя экономика, свои связи.
— Какая своя экономика?
— Турецкие магазины, кафе, строительные бригады. Мы друг с другом работаем.
— А если кризис усилится?
— Мы привычные к трудностям. Наши деды из деревни пришли, ничего не боялись.
— А вы не боитесь?
— Аллах не даст больше, чем можем выдержать.
Анна слушала дочь и завидовала. У Кати-Айше была вера, община, поддержка. А у них — только неопределенность.
Из доклада Института трудовых исследований им. Ханса Беклера, март 2009: "Кризис обнажил уязвимость иммигрантских семей в Германии. Отсутствие социальных связей, языковые барьеры и профессиональная неквалифицированность делают их первыми жертвами экономических потрясений. Требуются специальные программы поддержки."
К лету 2009 года стало ясно — кризис затягивается. Семья Коваленко, привыкшая к постепенному улучшению жизни, впервые за четырнадцать лет в Германии почувствовала движение назад.
— Коля, — говорила Анна, — мне кажется, мы возвращаемся в девяностые.
— Не возвращаемся. Мы никогда их не покидали.
— Как это не покидали? У нас была стабильная работа, планы на будущее.
— Была иллюзия стабильности. А теперь иллюзии развеялись.
— И что дальше?
— А дальше будем жить без иллюзий.
— Это лучше или хуже?
— По-честному.
Глава 27. Новые реалии
2010 год
К 2010 году семья адаптировалась к кризисным реалиям. Николай работал на условиях сокращенной зарплаты, Анна подрабатывала где придется, дети пересмотрели планы на жизнь.
Максим наконец нашел новую работу — в банке, специалистом по кибербезопасности. Зарплата была на двадцать процентов ниже прежней, но хотя бы стабильная.
— Максим, — говорил новый начальник, — после кризиса банки поняли важность защиты информации.
— И что от меня требуется?
— Создать систему защиты от внешних и внутренних угроз.
— Внутренних?
— Да. Сотрудники тоже могут быть источником опасности.
— В каком смысле?
— Продавать информацию конкурентам, государствам, криминальным группировкам.
— И как это выявлять?
— Мониторить коммуникации, анализировать поведение, выстраивать профили подозрительной активности.
Максим понял — его работа превращается в слежку за коллегами. Это было неприятно, но необходимо для выживания в новой реальности.
Моника тоже нашла работу — секретарем в юридической фирме. Зарплата копеечная, но лучше, чем безработица.
— Максим, — сказала она, — может, попробуем возобновить отношения?
— На новых условиях?
— На более скромных. Никаких больших планов, никаких иллюзий.
— А любовь?
— Любовь тоже стала скромнее.
— Это грустно.
— Это реалистично.
Денис устроился переводчиком в миграционную службу. Работа была депрессивной — он помогал новым беженцам из Афганистана, Ирака, Сомали.
— Папа, — рассказывал он, — каждый день вижу людей, которые потеряли все.
— Как мы когда-то?
— Хуже нас. Мы хотя бы выбирали. А они бегут от войны.
— И как к ним относятся немцы?
— По-разному. Кто с сочувствием, кто с раздражением.
— А ты?
— А я понимаю и тех, и других.
— Как это?
— Понимаю беженцев — сам когда-то был на их месте. И понимаю немцев — они боятся, что их страна изменится.
— И кто прав?
— Все правы по-своему. И все неправы по-своему.
Из письма Галины Коваленко от апреля 2010 года:
"Дорогая Анечка! Мама умерла в феврале. Тихо, во сне. До последнего спрашивала про тебя и внуков. Хотела с ними познакомиться, но не судьба.
Хоронили скромно — денег нет. Люди помогли, кто чем мог. Говорили, что хорошая была учительница, много детей выучила.
Дом продаю. Жить одной тяжело, да и не на что. Может, в Полтаву перееду, к дочке. А может, тоже в Германию подамся — слышала, что там пенсионеров принимают по воссоединению семей.
Как думаешь, взяли бы меня к вам? Или поздно уже?
P.S. Твоя мама оставила письмо. Просила передать внукам. Прилагаю."
Анна читала письмо и рыдала. Мать умерла, а она даже на похороны не приехала. Теперь навсегда останется чувство вины.
— Коля, — сказала она мужу, — сестра хочет к нам перебраться.
— В шестьдесят пять лет?
— А что ей там делать одной?
— Анечка, мы сами еле концы с концами сводим. Куда нам еще одного человека?
— Но это же сестра!
— Я понимаю. Но мы не можем спасти всех.
— А кого можем спасти?
— Себя и детей. И то с трудом.
— А совесть?
— Совесть — роскошь, которую мы не можем себе позволить.
Анна поняла — эмиграция делает людей жестче. Не от злости, а от необходимости выживать.
Письмо бабушки внукам (перевод с украинского):
"Дорогие мои внуки! Максим, Катя и Денис!
Не знаю, прочитаете ли вы это письмо, поймете ли украинские слова. Но хочется сказать вам то, что не успела сказать при жизни.
Вы выросли в далекой стране, стали чужими людьми. Но для меня вы всегда оставались родными. Кровь моя, сердце мое.
Может быть, вы забыли украинскую речь, украинские песни, украинскую землю. Но не забывайте — вы дети этой земли. Как бы далеко ни ушли, корни ваши здесь.
Живите хорошо, растите детей хорошими людьми. И если когда-нибудь вернетесь на родину — знайте, что она вас помнит и ждет.
Ваша бабушка Мария."
Дети прочитали письмо каждый по-своему. Максим отложил в сторону — сентиментальность из прошлого. Катя-Айше пожала плечами — бабушка была неверной, молитвы за неё читать нельзя. Денис задумался — может, стоит когда-нибудь съездить на Украину, посмотреть на корни?
Но все трое понимали — письмо из другого мира, который для них уже не существует.
Глава 28. Арабская весна и шахматы больших держав
Март 2011 года
Из аналитической записки Института стратегических исследований США, февраль 2011: "События в Тунисе и Египте создают уникальную возможность для переформатирования Ближнего Востока. Рекомендуется поддержать 'демократические' силы в Сирии и Ливии для ослабления российского влияния в регионе. Побочным эффектом станет поток беженцев в Европу, что дестабилизирует ЕС и усилит зависимость от американской поддержки."
Денис на работе в миграционной службе наблюдал за резким увеличением числа беженцев из арабских стран:
— Начальник, — докладывал он, — заявлений стало в три раза больше. Все из одних и тех же регионов.
— И что рассказывают?
— Стандартная история — режим Асада преследует, демократию хотят, свободы.
— А документы есть?
— Документов нет, но истории очень похожие. Как будто кто-то учил, что говорить.
— Ты имеешь в виду, что их подготавливали?
— Не знаю. Но слишком уж одинаково рассказывают.
Дома Денис делился наблюдениями с родителями:
— Странная ситуация получается. Во всех арабских странах одновременно народ восстал против диктаторов.
— И что странного? — спросила мать. — Может, люди свободы хотят?
— Мама, я работаю с беженцами каждый день. Большинство из них не политические активисты, а обычные люди, которые убежали от войны.
— Но ведь войну начали их правительства?
— А кто этих правительств свергать помогал? Кто оружие оппозиции поставлял?
— Ты о чем?
— О том, что "арабская весна" больше похожа на "арабскую зиму", организованную извне.
Николай слушал сына и вспоминал собственный опыт:
— Денис, а помнишь, как у нас СССР развалился? Тоже говорили — народ свободы хочет.
— И что с того?
— А то, что свобода принесла нищету. А кому-то — большие деньги.
— И кому же?
— Тем, кто заранее знал, что будет развал.
Из расшифровки телефонного разговора госсекретаря США Хиллари Клинтон с послом в Сирии, март 2011 (утечка WikiLeaks): "Асад должен уйти. Но не сразу — нужно сначала обескровить сирийскую армию, чтобы Россия потеряла союзника. Поддерживайте оппозицию оружием, но не давайте быстрой победы. Затяжной конфликт нам выгоднее."
Максим на работе анализировал кибератаки и видел закономерности:
— Хольгер, — говорил он начальнику, — атаки на арабские страны резко выросли.
— Откуда идут?
— Сложно сказать точно. Но методы американские.
— Ты уверен?
— Вирусы Stuxnet-типа. Такие только американцы и израильтяне умеют делать.
— И зачем им атаковать арабов?
— Чтобы ослабить центральную власть. Хаос выгоден тем, кто хочет смены режимов.
— А при чем здесь Россия?
— А при том, что Сирия — союзник России. Если Асад падет, русские потеряют военную базу в Средиземном море.
— И что, американцы специально войну организовали?
— Не знаю насчет специально. Но они точно ее не останавливают.
Глава 29. Путин понимает игру
Март 2012 года
Из речи Владимира Путина на заседании Совета безопасности России, март 2012: "События последних лет показывают, что нас методично выдавливают из всех регионов мира. Югославию разбомбили, Ирак оккупировали, Ливию разрушили. Теперь очередь Сирии. А после Сирии будет Иран. А после Ирана — мы. Пора это остановить."
Денис переводил этот отрывок для немецких коллег и объяснял логику Путина:
— Видите, — говорил он, — Путин не планирует агрессию. Он реагирует на то, что считает агрессией против России.
— Но ведь никто Россию не атакует, — возражал коллега.
— Не атакует военно. Но окружает базами, устанавливает ракеты, организует смену режимов в союзных странах.
— Это же демократия!
— Для кого демократия? Для ливийцев, которых бомбили? Для иракцев, которых оккупировали?
— Но там же были диктаторы!
— Были. И что теперь там? Хаос, гражданские войны, миллионы беженцев.
— Зато нет диктатуры.
— Зато есть анархия. А она хуже диктатуры.
Максим тем временем изучал американские кибервойны и понимал их логику:
— Папа, — рассказывал он дома, — американцы ведут настоящую кибервойну против всех, кто им мешает.
— Против кого конкретно?
— Против Ирана, Сирии, Северной Кореи. И против России тоже.
— И что делают?
— Ломают электросети, банковские системы, военные сети связи.
— А это не война?
— Это война, но не объявленная. И жертв вроде как нет.
— А на самом деле?
— А на самом деле жертвы есть. Когда ломаешь больничные компьютеры, люди умирают.
— И что Россия делает в ответ?
— Учится. И становится лучше нас в этом деле.
— Почему лучше?
— Потому что у них меньше ограничений. А у нас слишком много правил.
Из доклада аналитического центра RAND Corporation, апрель 2012: "Стратегия 'управляемого хаоса' на Ближнем Востоке дает положительные результаты. Ослаблены Ливия, Ирак, начинается развал Сирии. Следующий этап — ослабление российских позиций в Восточной Европе через аналогичные методы. Украина — оптимальная мишень для применения технологий цветных революций."
Николай читал переводы таких докладов в русскоязычной прессе и понимал:
— Анечка, теперь понятно, зачем нас из СССР выгоняли.
— Как выгоняли? Мы сами уехали.
— Сами, но не сами по себе. Нас к этому подтолкнули.
— Кто подтолкнул?
— Те же, кто сейчас арабов подталкивает к революциям.
— И зачем им это нужно?
— Чтобы не было сильных государств, которые им конкурируют.
— А мы что, конкурировали?
— СССР конкурировал. А нас превратили в потребителей западных товаров.
— Но ведь жить стало лучше!
— Нам лучше. А стране — хуже.
— А что важнее — нам или стране?
— Не знаю, Анечка. До сих пор не знаю.
Глава 30. Сирийская шахматная партия
Сентябрь 2013 года
Из перехваченной российскими спецслужбами переписки между Госдепартаментом США и послом в Турции: "Эрдоган согласился пропускать оружие для сирийской оппозиции через турецкую границу. В обмен обещаем поддержку в вопросе курдов и возможное членство в ЕС. Операция 'Древесная сикомора' выходит на полную мощность."
Максим на работе отслеживал кибератаки на Сирию и видел координацию:
— Хольгер, атаки на сирийские правительственные сайты идут одновременно из разных стран.
— Это случайность?
— Нет. Это координация. Кто-то управляет процессом.
— Кто?
— Судя по методам и времени — американские спецслужбы.
— А зачем им ломать сайты сирийского правительства?
— Чтобы помочь оппозиции. Во время революции информационная война не менее важна обычной.
— И что, мы должны это останавливать?
— Мы должны защищать немецкие интересы. А немецкие интересы — в том, чтобы не было новых волн беженцев.
— Получается, нам выгодно, чтобы Асад остался у власти?
— Выгодно, чтобы в Сирии был мир. А кто у власти — вторично.
Денис встречался с сирийскими беженцами и слышал их рассказы:
— Брат мой, — говорил молодой дамасец Омар, — ты понимаешь арабский?
— Немного понимаю.
— Тогда скажи немцам правду — мы не от Асада бежали.
— А от кого?
— От тех, кто Асада свергать приехал. Игил, Аль-Каида, всякие наемники.
— Но ведь это оппозиция! Борцы за свободу!
— Какая свобода? Они головы отрезают, женщин в рабство продают.
— А западные СМИ говорят, что это пропаганда Асада.
— Западные СМИ врут. Я своими глазами видел.
— И что делать?
— Ничего. Просто знай — когда великие державы играют, простые люди страдают.
Секретная директива ЦРУ, операция "Древесная сикомора", октябрь 2013: "Бюджет операции по поддержке сирийской оппозиции увеличен до 1 млрд долларов в год. Приоритет — не победа оппозиции, а максимальное ослабление сирийской армии и истощение российских ресурсов. Конечная цель — принуждение России к отказу от базы в Тартусе."
Катя-Айше в мечети слушала совсем другую версию событий:
— Сестра Айше, — говорил имам, — то, что происходит в Сирии — это фитна, великое испытание для уммы.
— А кто виноват в этой фитне?
— Враги ислама. Те, кто не хочет, чтобы мусульмане жили по законам Аллаха.
— А Асад разве не мусульманин?
— Асад — алавит. Это почти как шииты. Не настоящие мусульмане.
— А те, кто с ним воюет?
— Среди них есть настоящие моджахеды. Но есть и наемники неверных.
— Как разобрать, кто есть кто?
— Время покажет. Аллах поможет праведным победить.
Дома за ужином семья обсуждала сирийские события:
— Кажется, — говорил Денис, — в Сирии проводят репетицию того, что потом сделают с Украиной.
— Как это? — удивилась мать.
— Так же. Раскачают общество изнутри, поддержат оппозицию оружием, организуют революцию.
— А зачем?
— Чтобы убрать правительство, дружественное России.
— А потом?
— А потом поставить свое правительство.
— И что в этом плохого?
— Плохого то, что обычно это заканчивается войной и хаосом.
Максим добавил:
— Денис прав. Я изучаю американские кибероперации. Они всегда идут по одному сценарию.
— По какому?
— Сначала информационная подготовка — СМИ рассказывают о "кровавом диктаторе". Потом кибератаки на правительственные системы. Потом поддержка оппозиции деньгами и оружием. И в конце — "гуманитарная интервенция".
— А Украина?
— А Украина будет следующей. Как только с Сирией разберутся.
Глава 31. Янукович между молотом и наковальней
Ноябрь 2013 года
Из секретной телеграммы посла США в Украине в Госдепартамент, ноябрь 2013: "Янукович колеблется между Россией и ЕС. Путин предложил 15 млрд долларов и дешевый газ. ЕС предлагает кредит в 1 млрд под жесткие условия МВФ. С экономической точки зрения выбор очевиден — русское предложение в 15 раз лучше. Но мы не можем позволить Украине уйти в российскую сферу влияния. Активизируем операцию 'Украинская свобода'."
Николай смотрел новости о приостановке евроинтеграции:
— Правильно Янукович сделал! — сказал он. — Посчитал, что выгоднее.
— Как правильно? — возмутилась Анна. — Люди в Европу хотят!
— Люди хотят жить лучше. А не обязательно в Европе.
— Но ведь европейские стандарты жизни выше!
— Анечка, мы пятнадцать лет в Европе живем. Стандарты выше, но какой ценой?
— Какой ценой?
— Ценой того, что ты становишься никем в чужой стране.
— Зато дети получили образование, работу, будущее.
— Получили. Но потеряли корни, язык, культуру.
— А что важнее?
— Не знаю. Но выбор этот болезненный всегда.
Денис анализировал ситуацию с профессиональной точки зрения:
— Родители, вы не понимаете сути. Янукович не мог выбирать свободно.
— Почему?
— Потому что любой выбор означал конфликт с другой стороной.
— И что он должен был делать?
— Лавировать между Россией и Западом. Как Лукашенко делает.
— А получилось бы?
— Если бы дали время — получилось бы. Но ему времени не дали.
— Кто не дал?
— Те, кому выгодно немедленное решение.
Максим читал аналитику американских экспертов:
— В американских докладах прямо пишут — нельзя позволить Украине стать нейтральной.
— Почему нельзя? — спросил отец.
— Потому что нейтральная Украина будет торговать и с Россией, и с Европой. И всем от этого хорошо.
— И что плохого?
— Плохого для тех, кто хочет контролировать украинские рынки.
— А кто хочет контролировать?
— И американцы, и русские. Каждый по-своему.
— А украинцы?
— А украинцы разорвутся между ними. Как всегда.
Из записки российского МИД в Кремль, декабрь 2013: "Американцы через НГО и фонды вложили в подготовку украинской оппозиции более 5 млрд долларов за 20 лет. Создана сеть активистов, готовых к уличным протестам. При первой возможности они попытаются организовать 'цветную революцию' по сценарию Грузии и Киргизии."
Глава 32. Майдан — революция или переворот?
Февраль 2014 года
Из прослушанного разговора помощника госсекретаря США Виктории Нуланд с послом Джеффри Пайеттом, февраль 2014: "Нуланд: 'К черту ЕС! Мы потратили 5 миллиардов долларов, и теперь европейцы хотят все испортить. Яценюк должен стать премьером.' Пайетт: 'А Кличко?' Нуланд: 'Кличко в правительство, но не премьером. У нас есть точный план.'"
Семья Коваленко слушала эту запись по немецкому радио в шоке:
— Получается, — сказал Николай, — американцы заранее решили, кто в Украине должен править?
— Получается, что да, — ответил Денис. — И потратили на это 5 миллиардов.
— А что европейцы?
— А европейцы, как обычно, в стороне. Американцы их даже не спрашивают.
— И что теперь будет?
— Теперь будет то, что американцы запланировали.
Максим связывался с киевскими коллегами и получал информацию из первых рук:
— Андрей, что у вас там происходит?
— Хаос полный. На Майдане вооруженные люди, непонятно кто командует.
— А что с Януковичем?
— Янукович сбежал. Говорят, угрожали убить.
— Кто угрожал?
— "Правый сектор", "Свобода". Люди с автоматами и в масках.
— И это демократическая революция?
— Революция-то демократическая. Но методы не очень.
— А русские что делают?
— Русские пока молчат. Но Крым уже наш отрезали.
— Как отрезали?
— Связь прервали, дороги заблокировали. Говорят, там уже русские военные.
Из показаний Виктора Януковича в суде Ростова-на-Дону, март 2014: "Мне предложили подписать соглашение с оппозицией о досрочных выборах. Я согласился. Но через день пришли вооруженные люди и сказали — либо подписываешь отставку, либо убиваем. Пришлось бежать."
Анна слушала эти показания и думала:
— Коля, а что если он правду говорит?
— А что если и правду? Что от этого изменится?
— Изменится понимание того, что произошло.
— Анечка, понимание не вернет Крым и не остановит войну.
— Но важно же знать правду!
— Правда у каждого своя. У американцев — одна, у русских — другая, у украинцев — третья.
— А какая настоящая?
— Настоящая та, которая объясняет происходящее лучше всего.
Денис объяснял немецким коллегам логику событий:
— Видите, Янукович согласился на досрочные выборы. Но оппозицию это не устроило.
— Почему не устроило?
— Потому что на выборах мог проиграть. А революция дает власть сразу.
— Но ведь народ поддержал революцию!
— Часть народа поддержала. Другая часть — против.
— А какая часть больше?
— Неизвестно. Референдум не проводили.
— Тогда как понять, чего хочет народ?
— Народ хочет мира и хлеба. А получает войну и нищету.
Из дневника неизвестного участника Майдана, февраль 2014: "20 февраля. Стреляют снайперы. Говорят — беркутовцы. Но стреляют и в беркутовцев тоже. Кто стреляет — не понятно. Люди падают с обеих сторон. Завтра хоронить будем.
21 февраля. Подписали соглашение с Януковичем. Досрочные выборы в декабре. Думал, все кончено. Но вечером пришли 'правосеки' и сказали — соглашение не признаем. Будем штурмовать Администрацию президента.
22 февраля. Янукович сбежал. Говорят, в Крым. А может, и дальше. Радио передает, что власть перешла к парламенту. Но на улицах командуют люди с автоматами. Это победа или начало новой беды?"
Глава 33. Крым — возвращение или аннексия?
Март 2014 года
Из стенограммы заседания российского Совбеза, 18 марта 2014: "Путин: 'Крым всегда был русским. Хрущев передал его Украине в 1954 году как внутриадминистративную перестановку. Никто не думал, что СССР развалится.' Министр обороны Шойгу: 'Севастопольская база — основа нашей безопасности в Черном море.' Глава МИД Лавров: 'Если не заберем Крым сейчас, там будет американская база.'"
Семья Коваленко наблюдала за "крымской операцией" в прямом эфире:
— Как быстро все произошло, — удивлялась Анна. — Еще вчера Крым был украинским, сегодня уже российский.
— Ничего удивительного, — ответил Денис. — План готовился годами.
— Какой план?
— План возврата стратегических территорий в случае угрозы российским интересам.
— А угроза была?
— С российской точки зрения — была. Новая власть в Киеве могла разорвать договор о базе в Севастополе.
— И что, это оправдывает аннексию?
— Не оправдывает. Но объясняет.
Максим анализировал "крымскую операцию" с профессиональной точки зрения:
— Папа, это была блестящая спецоперация. Без единого выстрела, за три недели.
— Ты одобряешь?
— Я анализирую. С военной точки зрения — безупречно.
— А с моральной?
— Мораль в геополитике — роскошь.
— Но ведь это нарушение международного права!
— А бомбардировка Югославии в 1999 году не была нарушением?
— То другое дело...
— Почему другое? Тогда тоже говорили о "гуманитарной интервенции".
— Но там геноцид был!
— И в Крыму говорят о "защите русскоязычного населения".
— Но ведь в Крыму никого не убивали!
— Потому что русские действовали быстро. А если бы медлили, могли бы и убивать.
Результаты референдума в Крыму, 16 марта 2014: За присоединение к России: 96,77% Против: 2,51% Недействительных бюллетеней: 0,72% Явка: 83,1%
Из комментария наблюдателей ОБСЕ: "Референдум проводился с нарушением международного права в условиях военной оккупации. Результаты не могут считаться легитимными."
Из комментария независимых социологов: "Опросы общественного мнения в Крыму с 1991 по 2013 год показывали, что 60-65% населения поддерживали бы присоединение к России. Референдум лишь формализовал давние настроения."
Николай читал противоречивые оценки и размышлял:
— Не понимаю — кому верить?
— А может, не нужно никому верить? — предложила Анна. — Может, у каждой стороны есть своя правда?
— Но ведь правда одна должна быть!
— Должна, да не бывает. Особенно в политике.
— Тогда как разобраться, что происходит?
— Смотреть, кому что выгодно. Кто получает прибыль от конфликта.
— И кто получает?
— Военно-промышленный комплекс, политики, которые на войне рейтинги поднимают, СМИ, которые на сенсациях зарабатывают.
— А кто проигрывает?
— Простые люди. Как всегда.
Глава 34. Война в Донбассе начинается
Апрель 2014 года
Из сводки новостей ДНР, 12 апреля 2014: "В Славянске, Краматорске и других городах Донецкой области местные жители заняли здания администраций. Требуют проведения референдума о статусе региона. Киев направляет войска для подавления 'сепаратистских выступлений'."
Из сводки новостей Украины, 12 апреля 2014: "Российские диверсанты захватили административные здания в Донецкой области. Началась 'антитеррористическая операция' для освобождения оккупированных территорий."
Максим на работе получил задание — мониторить информационные войны между сторонами конфликта:
— Хольгер, — докладывал он, — украинские и российские СМИ дают диаметрально противоположные версии событий.
— И кто говорит правду?
— Каждый говорит свою версию правды.
— А как понять, что происходит на самом деле?
— Никак. Информационный туман специально создается.
— Кем создается?
— Всеми участниками. Каждый хочет навязать свою версию событий.
— А немецкие СМИ?
— Немецкие пересказывают американские. А американские — украинские официальные.
— Получается, мы видим только одну сторону?
— Получается, что да.
Денис переводил для немецких дипломатов разговоры с беженцами из Донбасса:
— Скажи немцам, — просил пожилой шахтер из Горловки, — мы не сепаратисты. Мы просто не хотим, чтобы нас убивали за русский язык.
— А кто вас убивает?
— "Азов", "Айдар", "Правый сектор". Приехали из западных областей, говорят — кто по-русски говорит, тот сепаратист.
— А местная власть?
— Местная власть сбежала или перешла к ним. А кто не перешел — того избили.
— И что делать?
— Уезжать. Куда глаза глядят.
Немецкий дипломат слушал перевод и задавал вопросы:
— А почему не обратиться к центральному правительству?
— К какому правительству? Которое нас "террористами" называет?
— Но ведь есть же украинские законы!
— Законы писаны для тех, кто украинский язык знает. А мы "москали".
— Но вы же граждане Украины!
— Были гражданами. А теперь — внутренние враги.
Из доклада Human Rights Watch, май 2014: "Зафиксированы многочисленные случаи применения пыток и внесудебных казней в зоне 'антитеррористической операции'. Особенно отличаются подразделения 'Азов', 'Айдар', 'Правый сектор'. Командование украинской армии не контролирует действия добровольческих батальонов."
Из доклада Amnesty International, май 2014: "Документированы случаи массовых убийств мирных жителей в Мариуполе 9 мая 2014 года. По свидетельствам очевидцев, стрельба велась из зданий, контролируемых украинскими силовиками. Официальная версия о 'российских диверсантах' не подтверждается фактами."
Глава 35. MH17 — трагедия или провокация?
Июль 2014 года
Экстренная сводка CNN, 17 июля 2014: "Малайзийский Boeing 777, следовавший рейсом MH17 из Амстердама в Куала-Лумпур, сбит над территорией Донецкой области. Погибли 298 человек. Украинские власти обвиняют российских сепаратистов."
Семья Коваленко с ужасом смотрела на обломки самолета по телевизору.
— Боже мой, — шептала Анна, — почему самолет летел над зоной военных действий?
— Хороший вопрос, — сказал Денис. — Все остальные авиакомпании уже неделю этот район облетают.
— А малайзийцы не знали?
— Знали. Но украинские диспетчеры дали разрешение на пролет.
— Зачем?
— Вот это и есть главный вопрос.
Максим изучал техническую сторону катастрофы:
— Папа, самолет сбила ракета "Бук". Такие ракеты есть и у украинской армии, и у ополченцев.
— И как определить, кто стрелял?
— По траектории полета ракеты. Но украинцы данные радаров не предоставляют.
— Почему не предоставляют?
— Говорят, что засекретили.
— А русские?
— Русские предоставили. Но им не верят.
— Почему не верят?
— Потому что они заинтересованная сторона.
— А украинцы не заинтересованная сторона?
— Украинцы — "жертвы агрессии". Им автоматически верят.
Из переписки между Государственным департаментом США и посольством в Нидерландах, июль 2014 (утечка WikiLeaks): "Катастрофа MH17 — трагическая, но полезная для наших целей. Общественное мнение Европы повернулось против России. Теперь можно принимать жесткие санкции без сопротивления Германии и Франции. Важно не допустить независимого расследования, которое может дать неожиданные результаты."
Николай читал альтернативные версии событий в русскоязычной прессе:
— Анечка, русские говорят, что это была провокация.
— Какая провокация?
— Специально направили гражданский самолет в зону боевых действий, чтобы потом обвинить Россию.
— И ты этому веришь?
— Не знаю, чему верить. Но вопросов много.
— Каких вопросов?
— Почему самолет изменил маршрут? Почему летел ниже обычного? Почему украинские истребители были рядом?
— А что отвечают украинцы?
— Ничего вразумительного. Говорят — разбирайтесь сами.
Денис объяснял немецким коллегам сложность ситуации:
— Видите, каждая сторона обвиняет другую. И у каждой есть свои доказательства.
— Но ведь должна быть объективная истина!
— Должна. Но кто будет ее искать?
— Международная комиссия.
— А кто в эту комиссию войдет? Украина, Нидерланды, Бельгия, Австралия. Все страны НАТО.
— А Россия?
— Россию не пригласили. Хотя без нее истину не установить.
— Почему?
— Потому что у России есть данные радаров и спутников. А без этих данных можно только гадать.
Из интервью с малайзийским премьер-министром Махатхиром Мохамадом, 2019: "Мы знаем, кто сбил наш самолет. Но нас заставили молчать. Сказали — если скажем правду, получим экономические санкции. Малайзия маленькая страна, не можем воевать с великими державами."
Глава 36. Санкции — кто кого наказывает?
Август 2014 года
Из отчета Немецкой торгово-промышленной палаты, август 2014: "Введение санкций против России наносит ущерб немецкой экономике в размере 25 млрд евро в год. Особенно пострадали машиностроение, химическая промышленность, сельское хозяйство. Около 300 тысяч рабочих мест находятся под угрозой."
Николай на стройке почувствовал санкции сразу:
— Николаус, — сказал прораб, — заказ из России отменили. Строить торговый центр не будем.
— Почему отменили?
— Санкции. Нельзя с русскими бизнесменами работать.
— А что с рабочими местами?
— А что с ними? Ищите другую работу.
— А где найти?
— Везде санкции. Половина заказов отменена.
Дома Николай объяснял семье:
— Санкции против России — это санкции против нас.
— Как это? — удивилась Анна.
— А так. Немецкий бизнес теряет русский рынок, сокращает производство, увольняет рабочих.
— Но ведь санкции должны Россию наказать!
— Наказывают всех. И русских, и немцев, и нас.
— А кто выигрывает?
— Американцы. Они российский газ своим сланцевым заменяют, немецким компаниям конкуренцию создают.
Анна потеряла работу у фрау Шмидт:
— Anna, — сказала старушка, — мне приходится вас отпустить.
— Почему? Я плохо работаю?
— Вы хорошо работаете. Но соседи говорят, что нельзя русских на работу брать.
— Aber ich bin Ukrainerin! (Но я украинка!)
— F;r sie ist das dasselbe. (Для них это одно и то же.)
— И что мне делать?
— Ich wei; nicht. Es tut mir leid. (Не знаю. Мне жаль.)
Из опроса общественного мнения в Германии, сентябрь 2014: "Поддерживаете ли вы санкции против России?" За санкции: 48% Против санкций: 37% Затрудняются ответить: 15%
Дополнительный вопрос: "Готовы ли вы нести экономические потери ради принципов?" Готовы: 23% Не готовы: 61% Затрудняются ответить: 16%
Максим наблюдал раскол в немецком обществе:
— Хольгер, коллеги спорят о санкциях каждый день.
— И что говорят?
— Молодые поддерживают — говорят, нельзя агрессию поощрять. Старые против — говорят, бизнес страдает.
— А кто прав?
— И те, и другие правы по-своему.
— Как это?
— Молодые думают о принципах. Старые — о практических последствиях.
— А ты как думаешь?
— А я думаю, что принципы — роскошь богатых. А мы не настолько богаты.
Денис анализировал геополитику санкций:
— Родители, санкции — это не наказание России. Это разрыв связей между Россией и Европой.
— И кому это выгодно?
— Тем, кто не хочет, чтобы Европа и Россия сотрудничали.
— А кто не хочет?
— Те, кто боится конкуренции. Если Европа покупает дешевый русский газ, американский сланцевый газ никому не нужен.
— А что с Украиной?
— Украина — инструмент. Ее используют для оправдания разрыва российско-европейских связей.
— И что с ней станет?
— Останется разрушенной. Как Ирак, Ливия, Афганистан.
Из мемуаров французского президента Франсуа Олланда, 2018: "Минские соглашения с самого начала были обречены. Ни Украина, ни США не собирались их выполнять. Это было временной мерой для перевооружения украинской армии."
Глава 37. Семья перед выбором
Декабрь 2014 года
К концу года стало ясно — конфликт в Украине затягивается надолго. Семья Коваленко впервые за двадцать лет открыто обсуждала политику за ужином.
— Дети, — сказала Анна, — что думаете о происходящем на родине?
Максим ответил первым:
— Мама, это уже не наша родина. Мы здесь живем, здесь наши интересы.
— Но ведь там война!
— Войн в мире много. Не можем же мы переживать за каждую.
— Но это особая война!
— Почему особая?
— Потому что там наши люди убивают друг друга!
— Мама, "наши люди" — это мы, здесь, в этой кухне. А там — граждане чужого государства.
Денис был более аналитичен:
— Мама, я каждый день работаю с украинскими беженцами. Знаешь, что они говорят?
— Что?
— Что им все равно, кто победит. Главное — чтобы стрельба прекратилась.
— И что ты им отвечаешь?
— Что стрельба прекратится, когда одна сторона победит другую.
— А кто победит?
— Тот, у кого больше ресурсов и терпения.
— А это кто?
— Россия. У нее и ресурсы есть, и территория рядом.
Катя-Айше слушала молча, но потом сказала:
— Аллах наказывает неверных за то, что отошли от истинного пути.
— Каких неверных? — спросила мать.
— Украинцев, которые хотели в ЕС. И русских, которые забыли Бога.
— А кто не забыл?
— Мусульмане. Мы знаем, что все в руках Аллаха.
— И что Аллах решит?
— Что заслужили, то и получат.
Николай слушал детей и думал о том, как по-разному они видят мир:
— Максим думает о выгоде, Денис — о закономерностях, Катя — о божьей воле. А я — о людях.
— О каких людях? — спросила Анна.
— О простых людях, которые не выбирали эту войну, но расплачиваются за нее.
— И что с ними будет?
— Кто сможет — уедет. Кто не сможет — останется и приспособится.
— А мы что, правильно сделали, что уехали заранее?
— Не знаю. Может, если бы остались, могли бы что-то изменить.
— Что изменить?
— Не дать стране развалиться. Не дать народу поссориться.
— А реально было что-то изменить?
— Скорее всего, нет. Слишком большие силы были заинтересованы в развале.
Из секретного отчета ЦРУ, декабрь 2014: "Операция в Украине развивается согласно плану. Россия втянута в затяжной конфликт, который истощает ее ресурсы. Европа разорвала экономические связи с Москвой. Украина превращается в буферную зону между НАТО и Россией. Побочные эффекты — беженцы и экономические потери — находятся в допустимых пределах."
— Денис, — спросила Анна, — а правда, что американцы специально эту войну организовали?
— Не организовали, но использовали. Они давно хотели ослабить Россию и разорвать российско-европейские связи.
— И получилось?
— Пока получается. Россия тратит деньги на войну вместо развития экономики. Европа покупает дорогой американский газ вместо дешевого российского.
— А украинцы?
— А украинцы — расходный материал в этой игре.
— Но ведь они сами выбрали Майдан!
— Часть выбрала. А другая часть выбрала Донбасс.
— И кто прав?
— Каждый прав со своей колокольни. Но правота не спасает от пуль.
Максим читал американские доклады и переводил семье:
— Слушайте, что пишут в RAND Corporation: "Украинский кризис — успешный пример применения технологий управляемого хаоса против российских интересов."
— И что это значит? — спросил отец.
— А то, что все происходящее — не случайность, а спланированная операция.
— Против кого?
— Против России. А украинцы — инструмент.
— Жестоко.
— Геополитика всегда жестока, папа. Там не считают человеческие жизни.
Глава 38. Минские соглашения — обман или надежда?
Февраль 2015 года
Из текста Минских соглашений, 12 февраля 2015: "1. Немедленное и всеобъемлющее прекращение огня... 11. Конституционная реформа на Украине с вступлением в силу к концу 2015 года новой конституции, предусматривающей децентрализацию как ключевой элемент..."
Из мемуаров Франсуа Олланда, 2018: "Минские соглашения были нужны не для мира, а для времени. Времени на перевооружение украинской армии и подготовку к следующему этапу конфликта."
Из мемуаров Ангелы Меркель, 2022: "Минские соглашения дали Украине время для укрепления. Мы всегда знали, что это временная мера."
Денис переводил для немецких дипломатов переговоры с украинской стороной:
— Господин министр, — говорил украинский представитель, — мы не можем дать автономию Донбассу.
— Почему? Это же ваше обязательство по Минским соглашениям.
— Потому что тогда Донбасс станет "троянским конем" России внутри Украины.
— А что предлагаете взамен?
— Сначала Россия должна вывести войска, потом поговорим об автономии.
— Но в соглашениях другая последовательность!
— Соглашения нужно пересмотреть.
— А Россия согласится на пересмотр?
— А кто спрашивает Россию? Это наша внутренняя территория.
После переговоров немецкий дипломат сказал Денису:
— Они не собираются выполнять соглашения.
— Не собираются, — подтвердил Денис. — Минские соглашения для них — способ выиграть время.
— Время для чего?
— Для подготовки к новой войне.
— А русские понимают это?
— Конечно понимают. И тоже готовятся.
— К чему готовятся?
— К тому, что придется решать проблему силой.
Из доклада британского Королевского института международных отношений (Chatham House), март 2015: "Минские соглашения — временная передышка перед решающей схваткой. Ни одна из сторон не заинтересована в их полном выполнении. Украина хочет вернуть территории силой, Россия — закрепить новые границы. Европа пытается заморозить конфликт, но это невозможно."
Максим на работе видел подготовку к кибервойне:
— Хольгер, американцы просят помочь с защитой украинских правительственных сайтов.
— И что ответил?
— Что это вмешательство в конфликт.
— А они что?
— А они сказали, что это "защита демократии".
— И как мы решили?
— Решили помочь. Но неофициально.
— А что это означает практически?
— А то, что мы стали участниками информационной войны против России.
— Тебе это нравится?
— Мне платят зарплату не за то, чтобы мне нравилось.
Дома семья обсуждала свою роль в конфликте:
— Получается, — говорил Николай, — мы все участвуем в войне против наших бывших соотечественников.
— Как участвуем? — удивилась Анна.
— Максим защищает украинские сайты от русских хакеров. Денис помогает украинским беженцам получить убежище. Катя молится за победу "правоверных" над "неверными".
— А что плохого в том, что помогаем людям?
— Плохого то, что одним помогаем, а других демонизируем.
— А как должно быть?
— Должно быть так, чтобы помогать всем, кто страдает. Независимо от национальности и политических взглядов.
— Но ведь агрессор и жертва не равны!
— А кто агрессор, а кто жертва? Тот, кто первый выстрелил? Или тот, кто создал условия для выстрела?
Из статистики ООН по беженцам, конец 2014 года: Украинских беженцев в России: 1,2 млн человек Украинских беженцев в ЕС: 240 тысяч человек Беженцев из Донбасса в другие области Украины: 800 тысяч человек
— Странная статистика, — заметил Денис. — Почему больше беженцев едет в Россию, если Россия — агрессор?
— Может, их принуждают? — предположила мать.
— Мама, я работаю с беженцами. Принуждением людей не заставишь через границу бежать.
— Тогда почему?
— Потому что в России у них родственники, язык общий, культура понятная.
— А в Европе?
— А в Европе их никто не ждет. Чужие люди в чужой стране.
— Но ведь в Европе лучше жизнь!
— Лучше для тех, кто может интегрироваться. А старикам из Донбасса где интегрироваться? Они и украинского-то языка не знают толком.
К концу 2014 года семья Коваленко поняла — конфликт в Украине изменил и их жизнь. Они стали частью большой игры, участниками которой не собирались быть.
Часть IV: Большая игра разворачивается (2015-2018)
Глава 39. Миграционный кризис
Сентябрь 2015 года
Из доклада МВД Германии, 1 сентября 2015: "За август 2015 года границу ФРГ пересекли 104,460 просителей убежища — рекордное количество за всю историю страны. Основные маршруты: Турция-Греция-Балканы-Венгрия-Австрия-Германия. Система приема беженцев работает на пределе возможностей."
Заявление канцлера Ангелы Меркель, 31 августа 2015: "Wir schaffen das!" ("Мы справимся!") - в ответ на вопрос о способности Германии принять сотни тысяч беженцев.
Денис на работе в миграционной службе был завален заявлениями:
— Начальник, — докладывал он руководителю, — я физически не успеваю обрабатывать заявления.
— Сколько в очереди?
— На сегодня — семь тысяч. А завтра приедет еще три тысячи.
— И откуда все едут?
— Сирия, Афганистан, Ирак, Эритрея. Везде война или диктатура.
— А документы проверяете?
— Какие документы? Половина говорит, что потеряли в пути.
— И как определять, кто настоящий беженец?
— Да все настоящие. Просто одни бегут от войны, другие — от нищеты.
Дома Денис рассказывал о хаосе на работе:
— Родители, начинается то же самое, что с нами было в девяностых.
— В каком смысле? — спросил отец.
— Массовая миграция из разваленных стран. Только теперь не из СССР, а с Ближнего Востока.
— И что будет?
— То же, что было с нами. Кто адаптируется — останется. Кто нет — станет обузой для общества.
— А немцы как реагируют?
— По-разному. Молодые встречают с цветами. Старые — с опаской.
— А ты как относишься?
— Понимаю и тех, и других. Беженцы хотят выжить. Немцы хотят сохранить свой образ жизни.
Из внутреннего доклада турецких спецслужб, октябрь 2015 (утечка): "Поток беженцев через Турцию в ЕС используется как инструмент давления на Брюссель и Берлин. При необходимости можем регулировать интенсивность потока — от полной остановки до открытия всех шлюзов. Европейцы заплатят любые деньги, чтобы остановить миграционный хаос."
Николай на стройке работал рядом с новыми мигрантами:
— Николаус, — говорил прораб, — теперь у нас интернациональная бригада. Поляки, румыны, сирийцы, афганцы.
— И как работают новые?
— Сирийцы хорошие — у них инженеры, врачи попадаются. А афганцы — кто попало.
— А зарплата у всех одинаковая?
— У сирийцев больше — они немецкий быстро учат. У афганцев меньше — только физический труд.
— А у меня?
— У тебя как была, так и есть. Ты старый работник, тебя ценят.
— А что будет, когда новые немецкий выучат?
— Тогда посмотрим. Может, и тебя заменят.
Дома Николай размышлял:
— Анечка, мы в девяностых думали — самые несчастные, никому не нужны. А теперь видим — все повторяется.
— Как повторяется?
— Разрушают страны, люди бегут, ищут лучшей жизни. А находят только новые проблемы.
— Но ведь кому-то помогает миграция!
— Помогает тем, кто организует хаос. Им нужны дешевые рабочие руки и дестабилизация принимающих стран.
Из записки аналитического отдела ЦРУ, ноябрь 2015: "Миграционный кризис в Европе развивается согласно прогнозам. Рост социальной напряженности ослабляет ЕС и повышает зависимость от американской поддержки. Особенно эффективно миграционное оружие действует против Германии — основного экономического конкурента США в Европе."
Глава 40. Максим открывает глаза
Январь 2016 года
Максим получил новое задание — анализировать источники кибератак на европейские банки.
— Максим, — сказал начальник, — у нас проблема. Атаки идут якобы из России, но методы американские.
— Как это понять?
— А так — код подписан русскими именами, но написан американскими программистами.
— Ложный флаг?
— Похоже на то.
— И зачем американцам атаковать европейские банки под русскими именами?
— Чтобы мы думали, что это русские, и просили у американцев защиты.
— А мы просим?
— Просим. И платим за это большие деньги.
— Получается, нас используют?
— Получается, что да.
Максим впервые за много лет усомнился в том, что работает на "правильной" стороне:
— Хольгер, а может, мы защищаемся не от тех угроз?
— От каких угроз нужно защищаться?
— От тех, кто создает хаос для собственной выгоды.
— И кто это?
— Те, кому выгодна слабая Европа и враждебная России.
— Максим, ты о чем?
— О том, что мы боремся с симптомами, а не с причинами.
Дома он рассказал семье о своих открытиях:
— Папа, мама, я понял, что участвую в спектакле.
— В каком спектакле?
— В спектакле под названием "Россия угрожает Европе".
— А разве не угрожает?
— Не больше, чем Европа угрожает России.
— Но ведь Россия Украину оккупировала!
— А кто организовал переворот в Киеве? Кто поставил к власти русофобов?
— Это же демократическая революция была!
— Мама, я вижу документы. Американцы потратили 5 миллиардов на "украинскую демократию". Это не революция, а инвестиция.
— Инвестиция во что?
— В войну с Россией чужими руками.
Из расшифровки заседания Совета национальной безопасности США, март 2016: "Украинский проект превзошел ожидания. Россия втянута в затяжной конфликт, европейско-российские связи разорваны, китайский проект 'Один пояс — один путь' заблокирован в западном направлении. Следующий этап — полная изоляция России от европейской экономики."
Глава 41. Трамп и смена курса
Ноябрь 2016 года
Экстренная сводка новостей Fox News, 9 ноября 2016: "Дональд Трамп одержал победу на президентских выборах в США, обойдя Хиллари Клинтон. Новый президент обещал 'сделать Америку снова великой' и наладить отношения с Россией."
Семья Коваленко смотрела результаты выборов с интересом:
— Может, теперь войны в Украине не будет? — с надеждой сказала Анна.
— Почему не будет? — спросил Денис.
— А потому что Трамп с Путиным договариваться хочет.
— Мама, Трамп — не царь. У него есть Конгресс, военные, спецслужбы.
— И что они хотят?
— Они хотят войну продолжать. Слишком много денег вложено.
Максим изучал предвыборную программу Трампа:
— Трамп обещал сократить расходы на НАТО и заставить европейцев больше платить за собственную защиту.
— И что в этом плохого? — спросил отец.
— Ничего плохого. Даже хорошо.
— Тогда почему европейцы паникуют?
— Потому что привыкли, что американцы за них воюют и платят.
— А теперь придется самим?
— Самим. И это их пугает больше, чем российская угроза.
Из стенограммы телефонного разговора Трампа с Путиным, декабрь 2016: Трамп: "Владимир, нам нужно договориться по Украине." Путин: "Дональд, я готов. Но у вас 'глубинное государство' против любых договоренностей." Трамп: "Я президент. Буду решать сам." Путин: "Посмотрим. Ваши предшественники тоже так говорили."
Глава 42. "Русское вмешательство" в американские выборы
Март 2017 года
Из доклада специального прокурора Роберта Мюллера, март 2017: "Имеются основания полагать, что российские спецслужбы вмешались в ход президентских выборов 2016 года с целью помочь кандидату Трампу."
Максим на работе анализировал "российское вмешательство" и недоумевал:
— Хольгер, я изучил материалы по "российским" атакам на американские избирательные системы.
— И что выяснил?
— Атаки были, но их масштаб сильно преувеличен.
— В каком смысле?
— Взломали несколько почтовых ящиков демократов. Опубликовали компрометирующую переписку.
— Это же вмешательство в выборы!
— Это разоблачение коррупции. А вмешательство — это когда голоса подделывают.
— А голоса подделывали?
— Нет убедительных доказательств.
— Тогда в чем дело?
— А в том, что истеблишмент не может поверить — народ выбрал не того кандидата.
— И что, легче обвинить русских?
— Гораздо легче. Чем признать собственные ошибки.
Из внутренней переписки штаба Хиллари Клинтон, ноябрь 2016 (утечка WikiLeaks): "Поражение неожиданное. Нужно срочно найти объяснение, которое не дискредитирует партию. Версия о российском вмешательстве позволяет списать провал на внешний фактор и одновременно затруднить Трампу сближение с Москвой."
Денис переводил для немецких политиков американские брифинги:
— Американские коллеги утверждают, что Путин лично приказал помочь Трампу.
— И какие доказательства?
— Показания анонимных источников в спецслужбах.
— А документальные подтверждения?
— Документы засекречены "в интересах национальной безопасности".
— Удобно. А что думают европейские спецслужбы?
— Европейские осторожничают. Говорят — нужны более серьезные доказательства.
— И что американцы отвечают?
— Что европейцы "недостаточно решительны в борьбе с российской угрозой".
Дома семья обсуждала "русское досье" на Трампа:
— Неужели русские действительно американские выборы контролируют? — спрашивала Анна.
— Мама, — отвечал Максим, — русские не могут собственные выборы нормально провести. Откуда у них силы американские контролировать?
— А что тогда происходит?
— Происходит борьба за власть в самой Америке. Одни хотят войну с Россией, другие — мир.
— И кто победит?
— Те, у кого больше денег и влияния.
— А это кто?
— Военно-промышленный комплекс. Им мир невыгоден.
Из мемуаров генерала Майкла Флинна, советника по нацбезопасности Трампа: "Меня уволили за попытку наладить сотрудничество с Россией по борьбе с терроризмом. 'Глубинное государство' не хотело никакого сотрудничества. Им нужна была холодная война для оправдания бюджетов Пентагона."
Глава 43. Северный поток и энергетическая война
Май 2017 года
Из выступления сенатора США Теда Круза в Конгрессе: "Северный поток-2 — это не просто газопровод. Это орудие российского влияния в Европе. Мы должны остановить этот проект любой ценой."
Из ответной речи депутата Бундестага Сары Вагенкнехт: "Американцы хотят продавать нам свой дорогой сланцевый газ вместо дешевого российского. И прикрывают это 'заботой о европейской безопасности'."
Максим на работе получил секретное задание:
— Максим, — сказал руководитель департамента, — американские коллеги просят помочь с кибербезопасностью проекта "Северный поток".
— В каком смысле?
— Нужно защитить строительство от возможных кибератак.
— От кого защищать?
— Официально — от русских хакеров. Неофициально — от американских.
— Американцы будут атаковать европейский проект?
— А почему нет? Им невыгодно, чтобы мы покупали дешевый русский газ.
— И что мне делать?
— Защищать. Но так, чтобы американцы не поняли, что мы их деятельность блокируем.
— Получается, мы играем против наших союзников?
— Получается, что у нас с союзниками разные интересы.
Николай читал в русскоязычной прессе о давлении США на Германию:
— Анечка, американцы угрожают санкциями немецким компаниям, которые строят газопровод.
— И что немцы?
— А немцы в сложном положении. С одной стороны, им дешевый газ нужен. С другой — не хотят ссориться с американцами.
— А что выберут?
— Попытаются и наше съесть, и американское не испортить.
— А получится?
— Не знает. Американцы компромиссы не любят.
Денис объяснял немецким коллегам американскую позицию:
— Видите, американцы хотят энергетической зависимости Европы от США.
— Но наш газ дороже российского!
— Зато вы будете зависеть от нас, а не от России.
— А в чем разница?
— Разница в том, что мы ваши союзники.
— А русские?
— А русские — потенциальные враги.
— Но ведь русские Европу не атаковали!
— Пока не атаковали. А вдруг атакуют?
— А вдруг американцы атакуют?
— Американцы союзники не атакуют. Они их защищают.
— А от кого защищают?
— От всех остальных.
Из записки правления компании "Газпром", июнь 2017: "Американское давление на европейских партнеров усиливается. Угрожают санкциями против любых компаний, участвующих в строительстве СП-2. Цель — заставить Европу покупать американский СПГ по ценам в 3-4 раза выше российских."
Глава 44. Скрипали и химическая атака в Сирии
Март 2018 года
Из заявления премьер-министра Великобритании Терезы Мэй, 12 марта 2018: "Отравление Сергея и Юлии Скрипаль в Солсбери произведено нервно-паралитическим веществом типа 'Новичок', разработанным в России. Это акт государственного терроризма, за который ответственен лично Владимир Путин."
Из ответа МИД России: "Великобритания отказывается предоставить образцы вещества для независимого анализа. Обвинения основаны на недоказанных предположениях."
Семья Коваленко смотрела новости о "деле Скрипалей" с недоумением:
— Не понимаю, — говорил Николай, — зачем русским травить перебежчика в Англии?
— А может, чтобы показать, что длинная рука Кремля достает везде? — предположил Денис.
— Но какой смысл? Скрипаль уже десять лет как не работает в разведке.
— Может, он что-то знал важное?
— А может, его никто не травил, а он просто отравился?
— Папа, британцы нашли "Новичок".
— А откуда знаем, что это "Новичок"? Может, что-то другое?
— Британские эксперты определили.
— Те же эксперты, которые не нашли химоружие в Ираке?
Максим анализировал информационную кампанию вокруг Скрипалей:
— Странная история. Сначала говорили — умрут через несколько часов. Потом — выздоравливают. Потом — снова при смерти.
— И что это означает? — спросила мать.
— Что либо "Новичок" очень слабый яд, либо его вообще не было.
— А что было?
— Не знаю. Но информационный эффект получился мощный.
— Какой эффект?
— Все забыли обсуждать, кто организовал Майдан. Теперь обсуждают только "российскую угрозу".
Из доклада швейцарского химика Шпигеля, работавшего в ОЗХО: "Образцы, предоставленные британской стороной, не содержали следов 'Новичока'. Обнаружены следы BZ — вещества, состоящего на вооружении западных спецслужб. Доклад был засекречен по требованию США и Великобритании."
Через месяц произошла "химатака в Думе":
Из сводки новостей BBC, 7 апреля 2018: "В сирийском городе Дума произошла химическая атака. По данным "Белых касок", погибли 43 человека. Запад обвиняет режим Асада в применении запрещенного оружия."
Из сводки российских СМИ: "В Думе инсценирована химатака для оправдания западного удара по Сирии. 'Белые каски' — организация, финансируемая британскими спецслужбами."
Денис переводил для немецких дипломатов показания сирийских беженцев:
— Доктор Ахмед, вы работали в больнице Думы. Что видели в день "химатаки"?
— Я видел людей, облитых водой. Кричащих детей. Камеры, которые все снимали.
— А симптомы отравления видели?
— Не видел. Обычная паника была.
— А откуда взялась паника?
— "Белые каски" прибежали, кричать начали — химическая атака! Люди испугались.
— И что думаете, была атака или нет?
— Думаю, провокация была. Чтобы американцы бомбить начали.
Немецкий дипломат спросил Дениса:
— А что ты думаешь об этих показаниях?
— Думаю, что доктор говорит то, что видел.
— Но ведь официальное расследование подтвердило химатаку!
— А кто проводил расследование?
— ОЗХО.
— А кто контролирует ОЗХО?
— Западные страны.
— Вот вам и ответ.
Из переписки между Госдепартаментом США и посольством в Турции, апрель 2018 (утечка): "Операция в Думе прошла успешно. Российская база в Тартусе подверглась ракетному удару. Асад понял, что может потерять российскую поддержку в любой момент. Следующий этап — давление на Иран."
Глава 45. Семейные прозрения
Лето 2018 года
За ужином семья Коваленко впервые за много лет говорила открыто:
— Дети, — сказал Николай, — мне кажется, мы все эти годы жили в иллюзиях.
— В каких иллюзиях? — спросил Максим.
— В иллюзии, что переехали в свободный мир.
— А разве не свободный?
— Свободный, но не независимый. Все решения принимаются не в Берлине, а в Вашингтоне.
— И что с того?
— А то, что нас используют в чужих интересах.
Денис добавил:
— Папа прав. Я на работе вижу — все "беженские кризисы" начинаются после американских военных операций.
— И что это доказывает?
— Что хаос создается искусственно. Чтобы управлять процессами миграции.
— Управлять зачем?
— Чтобы дестабилизировать принимающие страны и усилить зависимость от американской "защиты".
Анна слушала сыновей и грустила:
— Получается, мы бежали от одних кукловодов к другим?
— Получается, что да, — ответил Максим. — Только новые кукловоды богаче и умнее старых.
— А что тогда делать?
— То же, что делали всегда. Работать, растить детей, не лезть в политику.
— Но ведь политика сама в нас лезет!
— Тогда нужно понимать ее механизмы. Чтобы не стать жертвой чужих игр.
Катя-Айше редко участвовала в семейных дискуссиях, но тут не выдержала:
— Вы все говорите о политике, а забываете о главном.
— О чем забываем?
— О том, что все в руках Всевышнего. Люди строят планы, а Аллах решает.
— И что решил Аллах по поводу Украины?
— Наказать за грехи. За то, что отошли от истинного пути.
— А какой истинный путь?
— Мир, справедливость, помощь слабым.
— А кто сейчас слабым помогает?
— Никто. Все только о своих интересах думают.
Николай слушал дочь и думал — может, она права. Может, политика действительно второстепенна по сравнению с человечностью.
Из опроса общественного мнения в Германии, август 2018: "Доверяете ли вы официальным объяснениям событий в мире?" Полностью доверяю: 12% Частично доверяю: 34% Не доверяю: 41% Затрудняюсь ответить: 13%
Дополнительный вопрос: "Кто, по вашему мнению, контролирует мировые события?" Национальные правительства: 8% Крупные корпорации: 31% Тайные организации: 24% США: 19% Никто не контролирует: 18%
Главы 46-53 (2018-2021)
Глава 46. Внуки растут немцами
Декабрь 2018 года
У Максима и Моники родился сын — Александр. У Кати-Айше родилась дочь — Зейнаб. Внуки семьи Коваленко росли в совершенно разных мирах.
Анна нянчила внуков и думала о будущем:
— Коля, смотри — Саша совсем немецкий. А Зейнаб — совсем турецкая.
— И что в этом плохого?
— А то, что они не будут знать, кто их дедушка и бабушка.
— Знать будут. Но это не будет главным в их жизни.
— А что будет главным?
— То, что их родители считают главным.
— А мы что, не важны?
— Важны, пока живы. А потом станем воспоминанием.
— Грустно.
— Естественно. Так устроена жизнь.
Максим приводил четырехлетнего Сашу к дедушке и бабушке:
— Opa, Oma, ich habe ein neues Spielzeug! (Дедушка, бабушка, у меня новая игрушка!)
— Саша, говори по-русски, — просила Анна.
— Warum? Ich spreche Deutsch. (Зачем? Я говорю по-немецки.)
— Потому что дедушка и бабушка русский язык понимают.
— Aber ihr versteht auch Deutsch. (Но вы же и немецкий понимаете.)
— Понимаем, но плохо.
— Dann lernt besser! (Тогда учите лучше!)
Четырехлетний внук давал урок жизни пожилым иммигрантам.
У Кати-Айше дочь Зейнаб говорила на трех языках — турецком с отцом, арабском в мечети, немецком в детском саду:
— Зейнаб, скажи что-нибудь бабушке по-русски, — просила Анна.
— Я не знаю русский, — отвечала девочка по-немецки.
— А хочешь выучить?
— Нет. У меня уже три языка есть.
— А какой самый важный?
— Арабский. На нем Коран написан.
— А турецкий?
— Турецкий для семьи.
— А немецкий?
— Немецкий для школы.
— А русский зачем?
— Русский не нужен. Это язык неверных.
Глава 47. Отравление Скрипалей — прелюдия к большой игре
Март 2018 года
Из заявления премьер-министра Великобритании Терезы Мэй, 12 марта 2018: "Отравление Сергея и Юлии Скрипаль в Солсбери произведено нервно-паралитическим веществом типа 'Новичок', разработанным в России. Это акт государственного терроризма."
Из ответа МИД России: "Великобритания отказывается предоставить образцы вещества для независимого анализа. Обвинения основаны на недоказанных предположениях."
Максим на работе получил задание проанализировать кибератаки, последовавшие за "делом Скрипалей":
— Хольгер, в день объявления о высылке российских дипломатов началась массированная кибератака на российские сайты.
— Откуда атака?
— Формально — из разных стран. Но координация американская.
— Откуда знаешь?
— По почерку. Методы, время, последовательность — все указывает на единый центр управления.
— И что это означает?
— Что "дело Скрипалей" было заранее запланированной операцией.
— Для чего?
— Для оправдания нового витка санкций и изоляции России.
Из доклада швейцарского химика Шпигеля, работавшего в ОЗХО (утечка): "Образцы, предоставленные британской стороной, не содержали следов 'Новичока'. Обнаружены следы BZ — вещества, состоящего на вооружении западных спецслужб."
Глава 48. Химатака в Думе
Апрель 2018 года
Из сводки новостей BBC, 7 апреля 2018: "В сирийском городе Дума произошла химическая атака. По данным 'Белых касок', погибли 43 человека."
Денис переводил показания сирийских свидетелей:
— Доктор Ахмед, что видели в день "химатаки"?
— Видел людей, облитых водой. Кричащих детей. Камеры, которые все снимали.
— А симптомы отравления?
— Не видел. Обычная паника была.
— А откуда паника?
— "Белые каски" прибежали, кричать начали — химическая атака!
— И что думаете, была атака или нет?
— Думаю, провокация была. Чтобы американцы бомбить начали.
Из переписки между Госдепартаментом США и посольством в Турции, апрель 2018: "Операция в Думе прошла успешно. Российская база в Тартусе подверглась ракетному удару. Следующий этап — давление на Иран."
Глава 49. Трамп против "глубинного государства"
Июль 2018 года
Из стенограммы встречи Трампа с Путиным в Хельсинки: Трамп: "Владимир, я хочу наладить отношения, но мне мешает собственная разведка." Путин: "Дональд, ваши спецслужбы сильнее любого президента."
После встречи американские СМИ обрушились на Трампа:
Washington Post: "Трамп предает американские интересы в угоду Путину" CNN: "Президент-предатель: как Трамп служит российским интересам"
Максим читал американскую прессу:
— Папа, американские СМИ называют своего президента предателем за попытку мира с Россией.
— Странно. Мир же хорошо?
— Для обычных людей — хорошо. А для военно-промышленного комплекса — убыток.
Глава 50. Украина выбирает комика — или комика выбирают для Украины?
2015-2019 годы
Из интервью продюсера Сергея Шефира, август 2017: "Учитывая высокие рейтинги, наш народ верит в сказки больше, чем реальным политикам."
Из интервью Игоря Коломойского РБК, август 2019: "Идея стать президентом пришла Зеленскому еще когда писался сценарий первого сезона 'Слуги народа'. Вирус президентства начал гулять в их умах."
Денис на работе анализировал феномен Зеленского для немецких политологов:
— Понимаете, — объяснял он, — сериал "Слуга народа" — это не развлекательный продукт. Это четырехлетняя рекламная кампания.
— В каком смысле?
— Сериал вышел в 2015 году со слоганом "История следующего президента". За четыре года зрители привыкли видеть Зеленского в роли идеального президента.
— И что с того?
— А то, что когда он пошел на выборы, люди голосовали не за политика Зеленского, а за персонажа Голобородько.
— А есть разница?
— Огромная. Голобородько в сериале побеждал олигархов. А Зеленский получил президентство благодаря олигарху Коломойскому.
Максим читал биографию Зеленского и делился наблюдениями:
— Родители, когда "выстрелил" первый сезон, началась реальная работа по подготовке политического проекта.
— Кто готовил?
— Студия "Квартал 95" принадлежит Коломойскому, канал "1+1" — тоже его. Плюс продюсеры, сценаристы, политтехнологи.
— И что получилось?
— Получилась идеальная кампания. "Слуга народа" — офигенное промо для предвыборной кампании, как сам Зеленский признал.
Из предвыборной программы Зеленского, 2019: "Я расскажу вам об Украине своей мечты. Украине, где стреляют только салюты на свадьбах и днях рождения... Я дам себе год, чтобы остановить войну на Донбассе."
Из его конкретных обещаний: — Прямые переговоры с Путиным — Возобновление выплаты пенсий жителям Донбасса
— Прекращение огня в течение года — Возврат пленных — "Не просто протягивать руку, а возобновить отношения. Начать платить пенсии людям. Говорить им: ребята, вам просто запудрили мозг"
— Слушайте, что обещает, — сказал Николай, читая программу. — Прямо как в сериале — мир, справедливость, забота о людях.
— Путин даже сказал — готов к диалогу, если Зеленский выполнит свои предвыборные обещания, — добавил Денис.
Результаты выборов, 21 апреля 2019: Владимир Зеленский: 73,22%
Петр Порошенко: 24,45%
Из анализа социологов: "Украинцы голосовали не за политическую программу Зеленского, а против системы Порошенко. 67% избирателей Зеленского не читали его программу."
Первые месяцы — столкновение с реальностью
Май-декабрь 2019 года
Из первого интервью Зеленского после выборов: "Я понял — президент не может все решить одной подписью. Система сильнее любого человека."
Максим следил за первыми шагами нового президента:
— Папа, смотри, что происходит. Зеленский назначает людей Коломойского на ключевые посты, хотя обещал бороться с олигархами.
— А куда деваться? Без Коломойского он никто.
— Получается, олигарх через марионетку управляет страной?
— Получается, что да.
Денис отслеживал давление на Зеленского с разных сторон:
— Американцы требуют жесткого курса против России. Коломойский советует наладить отношения с Москвой. А сам Зеленский мечется между ними.
Из интервью Коломойского New York Times, ноябрь 2019: "США просто используют Украину для ослабления России. Украинцам нужно как можно скорее наладить отношения с Москвой, иначе страна окончательно разорится."
После этого интервью: Из заявления пресс-секретаря Зеленского Юлии Мендель: "Коломойский не является представителем правительства и не может выступать от имени страны"
— Видите, — объяснял Денис родителям, — как только Коломойский сказал правду о роли США, его сразу отрезали от власти.
— И кто пришел вместо него?
— Американские кураторы. Они поставили своих людей в Офис президента.
Из отчета украинских социологов, декабрь 2019: "Рейтинг Зеленского упал с 73% до 52% за полгода президентства. Основная причина — невыполнение обещания о мире в Донбассе."
Из телефонного разговора Трампа с Зеленским, июль 2019: Трамп: "Владимир, хочу услугу..." Зеленский: "Готов помочь, господин президент." Трамп: "Расследуйте Байдена." Зеленский: "Сделаю все возможное."
— Зеленский сам признал — Трамп давил на Украину больше, чем на Россию, — заметил Максим.
— А почему так?
— Потому что Россия — равный партнер. А Украина — зависимая территория.
— И Зеленский это понял?
— Понял быстро. Поэтому от мирных обещаний отказался.
Из речи Зеленского, декабрь 2019: "Даю себе год, чтобы закончить войну на Донбассе"
Из его же речи, декабрь 2020: "Года оказалось мало. России нужно больше времени, чтобы вывести войска"
Из анализа VoxCheck, 2021: "За два года Зеленский выполнил 25% обещаний, в основном второстепенных"
Превращение из миротворца в милитариста
2020-2021 годы
Из речи Зеленского, август 2020: "Мы никогда не откажемся от Крыма. Вернем его любыми средствами."
Из его предвыборного интервью, апрель 2019: "Я готов на любые компромиссы ради мира, кроме территориальных уступок."
Семья Коваленко наблюдала трансформацию украинского президента:
— Смотри, как риторика изменилась за три года, — говорил Николай. — Был за мир, стал за войну.
— А что его заставило измениться? — спросила Анна.
— Американское давление и понимание, что без войны власть не удержать.
Максим анализировал смену курса:
— Мама, Зеленского поставили не для мира, а для войны. Мирные обещания были нужны только для победы на выборах.
— Но ведь народ хотел мира!
— Народ хотел. Но народ не решает. Решают те, кто дает деньги и оружие.
Из доклада американского аналитического центра, 2020: "Зеленский первоначально намеревался выполнить Минские соглашения, но был остановлен националистами и американскими советниками. Мирное урегулирование противоречит долгосрочным интересам США в регионе."
Денис переводил для немецких дипломатов объяснения украинской стороны:
— Почему отказались от выполнения Минских соглашений?
— Потому что это означало бы федерализацию Украины.
— А что плохого в федерализации?
— Донбасс получил бы право вето на вступление в НАТО.
— И что с того?
— А то, что НАТО — стратегическая цель Украины.
— Более важная, чем мир?
— Более важная, чем временный мир с Россией.
К концу 2021 года трансформация Зеленского была завершена. Из кандидата мира он превратился в президента войны, повторяя риторику Порошенко почти слово в слово.
Глава 51. Пандемия как инструмент контроля
Март 2020 года
Из заявления ВОЗ: "COVID-19 объявлен пандемией. Рекомендуются строгие карантинные меры."
Николай потерял работу:
— Анечка, что будем делать?
— Жить на пособие.
— А потом?
— Посмотрим, что останется от экономики.
Максим перешел на удаленку:
— Родители, пандемия — не только медицинская проблема.
— А что еще?
— Инструмент социального контроля. Власти получили чрезвычайные полномочия.
— И что с того?
— А то, что люди привыкают подчиняться без вопросов.
Глава 52. Байден возвращает конфронтацию
Январь 2021 года
Из инаугурационной речи Джо Байдена: "Мы восстановим наши союзы и будем противостоять авторитарным режимам."
Из первого разговора Байдена с Зеленским: Байден: "Увеличим военную помощь и ускорим интеграцию в НАТО." Зеленский: "А Минские соглашения?" Байден: "Забудьте о них."
Денис получил новые инструкции:
— Готовьтесь к новой волне беженцев из Украины.
— Откуда информация? — спросил отец.
— Из американского посольства. Знают, что скоро эскалация.
— Откуда знают?
— Планируют заранее. Как всегда.
Глава 53. Подготовка к войне
2021 год
Из доклада Atlantic Council: "Украина должна стать 'израильской моделью' на границах НАТО — милитаризованным государством для сдерживания России."
Максим анализировал украинские закупки:
— Украинцы потратили на американское оружие рекордные суммы.
— На что покупают?
— Javelin, ПВО, беспилотники. Все наступательное.
— А деньги откуда?
— Кредиты МВФ под 8% годовых.
— И кто будет отдавать?
— Украинские налогоплательщики. Тридцать лет будут расплачиваться.
Из отчета украинского Минфина: Внешний долг: 125 млрд долларов ВВП: 170 млрд долларов Отношение долга к ВВП: 73%
— Украина банкрот, — констатировал Николай. — Теперь будет делать то, что кредиторы прикажут.
— И что прикажут?
— Воевать с Россией. Чтобы списать долги на "восстановление справедливости".
К концу 2021 года семья Коваленко понимала — война неизбежна. Слишком много сил было заинтересовано в ее начале.

Главы 54-70: Час истины (2022-2024)
Глава 54. 24 февраля — крах иллюзий
24 февраля 2022 года, 6:00 утра
Из заявления Владимира Путина: "Принято решение о проведении специальной военной операции. Цель — демилитаризация и денацификация Украины."
Из первой сводки российского Генштаба: "Нанесены удары по 74 объектам военной инфраструктуры Украины. Потери противника: уничтожено 18 аэродромов, 3 командных пункта, 5 складов боеприпасов."
Семья Коваленко проснулась от звонка Дениса:
— Родители, включайте новости. Началось.
— Что началось? — сонно спросила Анна.
— То, о чем мы говорили три года. Русские вошли в Украину.
Все собрались у телевизора. Кадры взрывов в Киеве, Харькове, колонны российской техники.
— Боже мой, — шептала Анна. — Неужели дошло до этого?
— Дошло, — мрачно сказал Николай. — Тридцать лет к этому шли.
— А может, быстро закончится?
— Не закончится. Слишком много сил заинтересованы в продолжении.
Из экстренного заседания Совбеза ООН, 24 февраля: Представитель США: "Это неспровоцированная агрессия против суверенного государства." Представитель России: "Это вынужденная мера после отказа Запада от переговоров о гарантиях безопасности."
Максим получил экстренный вызов на работу:
— Максим, — сказал начальник, — полная мобилизация киберзащиты. Ожидаем атак на критическую инфраструктуру.
— Уже начались?
— Да. Атакуют российские энергосети в ответ.
— Мы участвуем в кибервойне?
— Мы защищаем европейскую безопасность.
— От кого?
— От тех, кто угрожает мировому порядку.
— А кто определяет, что такое мировой порядок?
— Не философствуй, Максим. Делай работу.
Из первых сводок украинской стороны: "Российские оккупанты атаковали мирные города. Призываем мировое сообщество к жесткому ответу."
Из объяснений российской стороны: "Удары наносятся только по военным объектам. Гражданская инфраструктура не затрагивается."
Глава 55. Первые беженцы и пропагандистская машина
Март 2022 года
Денис в миграционной службе принимал первую волну украинских беженцев:
— Откуда едете? — спрашивал он молодую женщину с двумя детьми.
— Из Мариуполя. Там бои начались.
— А муж?
— Остался. Мобилизовали.
— А вы сами как добирались?
— На автобусе до Львова, потом поезд в Польшу.
— Сколько ехали?
— Двое суток. Детей кормить было нечем.
— А что думаете, надолго это?
— Не знаю. Говорят, быстро закончится. А говорят, что надолго.
За первые три недели через его отдел прошло 40 тысяч украинцев. Больше, чем сирийцев за год.
— Почему такая разница в отношении? — спросил его коллега.
— Украинцы — европейцы. Белые, христиане, говорят на близких языках.
— А сирийцы?
— Сирийцы — мусульмане. Чужая культура, чужая религия.
— Но ведь беженцы одинаково страдают!
— Одинаково. Но политика разная. К украинцам сочувствие, к арабам — подозрение.
Из статистики ЕС по беженцам, апрель 2022: Украинских беженцев принято: 4.2 млн Сирийских беженцев за 10 лет: 1.3 млн Среднее время рассмотрения заявления украинца: 2 недели Среднее время рассмотрения заявления сирийца: 18 месяцев
Максим на работе анализировал информационную войну:
— Хольгер, украинская сторона выигрывает информационную войну с разгромным счетом.
— Почему?
— Профессиональные PR-агентства, поддержка западных СМИ, яркие образы.
— А русская сторона?
— Русские проигрывают катастрофически. Их никто не слушает.
— И что это означает для хода войны?
— Для хода войны — ничего. А для восприятия — все.
— Как это?
— Русские могут побеждать на поле боя, но проигрывать в головах людей.
Из доклада британского агентства 77th Brigade, май 2022: "Информационная поддержка Украины превзошла все ожидания. Западная аудитория полностью поверила в версию 'неспровоцированной агрессии'. Альтернативные точки зрения маргинализированы и подвергаются цензуре."
Глава 56. Стамбульские соглашения и их срыв
29 марта 2022 года
Из протокола переговоров в Стамбуле:
Российские условия: 1. Украина - нейтральное государство 2. Не размещает иностранные военные базы 3. Ограничения на вооружения 4. Границы по состоянию на 23 февраля
Украинские условия: 1. Согласие на нейтралитет 2. Международные гарантии безопасности 3. Статус Крыма - отдельные переговоры 15 лет 4. Немедленное прекращение огня
Денис переводил сводки с переговоров для немецких дипломатов:
— Стороны близки к соглашению. Остались технические детали.
— И что мешает подписать?
— Американцы против. Считают это капитуляцией перед агрессором.
— А европейцы?
— Европейцы за переговоры. Но без американской поддержки ничего не решают.
— И что будет?
— Будет то, что американцы скажут.
Из мемуаров Нафтали Беннета, премьер-министра Израиля: "Я был посредником между Путиным и Зеленским. Они почти договорились. Путин согласился не убивать Зеленского. Но затем Борис Джонсон прилетел в Киев и сказал — никаких переговоров."
Из телефонного разговора Джонсона с Зеленским, 9 апреля: Джонсон: "Владимир, забудьте о переговорах с Путиным." Зеленский: "Но мы же почти договорились!" Джонсон: "Это ловушка. Путин вас обманет." Зеленский: "А что делать?" Джонсон: "Воевать. Запад поможет."
Семья обсуждала сорванные переговоры:
— Могли договориться в марте, — сказал Николай. — Сколько жизней сохранили бы.
— А кто не дал договориться?
— Те, кому война выгоднее мира.
— А кому выгодна война?
— Военно-промышленному комплексу, энергетическим корпорациям, политикам, которые на войне рейтинги поднимают.
— А людям?
— Людям война никогда не выгодна. Но людей никто не спрашивает.
Глава 57. Буча — информационная провокация
3 апреля 2022 года
Из сводки BBC: "В освобожденном городе Буча обнаружены тела сотен мирных жителей. Украина обвиняет российские войска в массовых убийствах."
Из российского ответа: "Российские войска покинули Бучу 30 марта. Украинские подразделения вошли 2 апреля. Тела появились между этими датами."
Максим получил задание проанализировать фото и видео из Бучи:
— Что выяснил? — спросил начальник.
— Есть технические несоответствия.
— Какие?
— Тела лежат в неестественных позах. Никаких следов разложения после недели пребывания на улице.
— И что это означает?
— Что их туда положили незадолго до съемки.
— Ты обвиняешь украинцев в инсценировке?
— Я констатирую факты. А выводы каждый делает сам.
— Максим, это секретная информация. Не для публичного обсуждения.
— Понял.
Из доклада швейцарского эксперта-криминалиста (засекречен): "Судмедэкспертиза показала: время смерти — 1-2 апреля. Причины — огнестрельные ранения в затылок с близкого расстояния. Характер ранений указывает на казнь."
Из инструкции украинского командования (перехвачена): "Лица, оказавшие содействие российским войскам, подлежат немедленной ликвидации. Тела оставлять на видных местах."
Денис переводил показания очевидцев:
— Когда русские уходили из города? — спрашивал он местного жителя.
— Тридцатого марта. Спокойно ушли, никого не тронули.
— А украинские войска когда пришли?
— Второго апреля. Сразу начали искать "коллаборантов".
— И что с ними делали?
— Расстреливали. Говорили — предатели родины.
— А кого считали коллаборантами?
— Всех, кто русским продукты продавал или дорогу показывал.
Немецкий представитель спросил:
— А что думаешь об этих показаниях?
— Думаю, что украинские подразделения убили местных жителей, а потом обвинили русских.
— Но это же военное преступление!
— Да. Только вопрос — кто его совершил.
Глава 58. Первые поставки оружия и эскалация
Апрель-май 2022 года
Из заявления министра обороны США Ллойда Остина: "Наша цель — ослабить Россию настолько, чтобы она больше не могла совершать подобные вторжения."
Из списка поставок оружия Украине, май 2022: — Javelin: 5,500 единиц — Stinger: 1,400 единиц — Гаубицы M777: 108 единиц — Общая стоимость: $40 млрд
Максим анализировал поставки:
— Родители, смотрите на цифры. За три месяца Украине поставили оружия больше, чем многие страны НАТО имеют на вооружении.
— И что это означает?
— Что войну планировали заранее. Такие объемы за три месяца не произведешь.
— Значит, склады были заготовлены?
— Склады были заготовлены. Планы поставок — тоже.
— А это не помощь страждущему народу?
— Это бизнес, папа. Очень большой бизнес.
Из отчета SIPRI о торговле оружием, июнь 2022: "Поставки оружия Украине превысили $50 млрд за четыре месяца. Это больше, чем весь мировой рынок оружия за год. Основные поставщики — США (78%), Великобритания (12%), Германия (6%)."
Николай читал экономические сводки:
— Анечка, акции военных компаний выросли на 40% с начала войны.
— Они что, на войне зарабатывают?
— Конечно зарабатывают. Война — это их основной бизнес.
— А кто платит?
— Налогоплательщики. Американские, европейские.
— А украинцы?
— Украинцы платят жизнями. А деньги — не их.
Из финансовых отчетов крупнейших военных корпораций: Lockheed Martin: прибыль +47% Raytheon: прибыль +52% General Dynamics: прибыль +38% Northrop Grumman: прибыль +41%
Глава 59. Новые беженцы — новые проблемы
Лето 2022 года
Денис наблюдал изменение отношения к украинским беженцам:
— Сначала встречали с цветами, — рассказывал он семье. — Теперь жалуются на нагрузку на соцсистему.
— Что изменилось?
— Стало понятно, что война затягивается. Беженцы не временные гости, а постоянные иждивенцы.
— И как немцы реагируют?
— По-разному. Молодые еще сочувствуют. Пожилые начинают роптать.
— А сами украинцы?
— Украинцы делятся на категории. Женщины с детьми действительно страдают. А мужчины призывного возраста — часто просто дезертиры.
Из социологического опроса в Германии, август 2022: "Поддерживаете ли вы дальнейший прием украинских беженцев?" Поддерживаю: 51% (-22% с марта) Не поддерживаю: 35% (+25% с марта) Затрудняюсь ответить: 14%
Анна работала волонтером с украинскими семьями:
— Коля, большинство женщин хотят домой вернуться.
— А что мешает?
— Мужья воевать заставляют. Говорят — пока не победим, не возвращайтесь.
— А сами мужья где?
— Кто на фронте, кто в Европе спрятался.
— А те, что спрятались, за что воевать призывают?
— За идею. За принцип.
— А семьи пусть страдают?
— Семьи — это жертвы, которые можно принести.
Из отчета немецких соцслужб: "80% украинских беженцев — женщины с детьми. 15% — пожилые люди. 5% — мужчины призывного возраста, которые избежали мобилизации."
Глава 60. Энергетический кризис
Сентябрь 2022 года
Из сводки Bloomberg: "Цены на газ в Европе достигли рекордных $3,000 за тысячу кубометров. Промышленность Германии сокращает производство из-за энергетического кризиса."
Николай потерял работу во второй раз за два года:
— Анечка, завод закрывается.
— Временно?
— Навсегда. Газ стал в десять раз дороже.
— А что с рабочими?
— Рабочие в очередь за пособием.
— А владельцы?
— Владельцы производство в Азию переносят.
Максим объяснял энергетическую войну:
— Родители, это не просто кризис. Это переформатирование европейской экономики.
— В каком смысле?
— Европа теряет конкурентоспособность из-за дорогой энергии. Производства уходят в США и Азию.
— И кому это выгодно?
— Американским корпорациям. Они получают европейские заводы и европейские рынки.
— А европейцы?
— Европейцы становятся рынком сбыта для американских товаров.
Из отчета Федерального статистического ведомства Германии: Закрыто предприятий: 12,000 Потеряно рабочих мест: 340,000 Рост цен на энергоносители: +430% Падение промышленного производства: -27%
Катя-Айше в мечети слышала разговоры мусульманских семей:
— Сестра Айше, — говорила соседка, — почему европейцы сами себя разоряют?
— Не знаю. Может, их заставляют?
— А кто может заставить целый континент?
— Те, кто сильнее Европы.
— А кто сильнее?
— Америка сильнее. У них доллар, армия, корпорации.
— И что, Америка Европу колонизирует?
— Не колонизирует. Подчиняет экономически.
— А мы что будем делать?
— Что всегда делали. Приспосабливаться к изменениям.
Глава 61. Подрыв Северного потока
26 сентября 2022 года
Экстренная сводка Reuters: "Зафиксированы взрывы на газопроводах Северный поток-1 и Северный поток-2 в территориальных водах Дании и Швеции. Причины неизвестны."
Из заявления президента США Байдена (февраль 2022): "Если Россия вторгнется в Украину, Северного потока больше не будет. Мы положим этому конец." Журналист: "Но как? Трубопровод под контролем Германии." Байден: "Обещаю вам — мы это сделаем."
Максим на работе анализировал версии подрыва:
— Хольгер, кому выгодно уничтожение газопроводов?
— Украине. Чтобы Германия не соблазнилась дешевым русским газом.
— А еще кому?
— США. Чтобы продавать свой дорогой сланцевый газ.
— А кому невыгодно?
— России — потеряла рынки сбыта. Германии — потеряла дешевую энергию.
— И кто мог провести такую операцию?
— Технически — только США или их союзники. У них есть подводные возможности.
— А политически?
— США заинтересованы больше всех.
Из расследования Сеймура Герша: "Подрыв газопроводов провели американские ВМС при поддержке Норвегии. Операция планировалась в Белом доме при участии ЦРУ и Пентагона."
Денис переводил реакцию немецких политиков:
— Что говорят о подрыве газопроводов?
— Официально — это диверсия России против собственной инфраструктуры.
— А неофициально?
— Неофициально понимают, что это сделали американцы.
— И почему молчат?
— Потому что открыто обвинить союзника нельзя.
— А что с немецкой экономикой?
— Немецкая экономика превращается в придаток американской.
— И немцы согласны?
— У немцев выбора нет. Либо подчинение, либо изоляция.
Из секретного доклада BND: "Подрыв Северного потока означает конец энергетической независимости Германии. Страна попадает в полную зависимость от американских поставщиков энергии. Экономические последствия катастрофические."
Глава 62. Эскалация и красные линии
Октябрь 2022 — март 2023
Из хронологии поставок оружия: Октябрь 2022: HIMARS (дальность 80 км) Январь 2023: танки Leopard и Abrams Март 2023: снаряды с обедненным ураном Каждый новый тип — преодоление очередной "красной линии"
Максим отслеживал эскалацию:
— Папа, смотрите закономерность. Сначала говорили — никакого наступательного оружия. Потом — никаких танков. Потом — никаких дальнобойных ракет.
— И что?
— А теперь дают все подряд. Красные линии оказались розовыми пожеланиями.
— И к чему это ведет?
— К прямому столкновению НАТО с Россией.
— А этого хотят?
— Американцы хотят. Европейцы боятся, но не смеют сопротивляться.
Из доклада RAND Corporation: "Эскалационная лестница в украинском конфликте приближается к критической точке. Поставки ядерных технологий или прямое участие войск НАТО неизбежно приведут к глобальному конфликту."
Семья обсуждала риски эскалации:
— Коля, а что если дойдет до ядерного оружия? — беспокоилась Анна.
— Тогда наши внуки будут расти в другом мире.
— В каком?
— В мире после ядерной катастрофы.
— А можно это предотвратить?
— Можно. Но для этого нужно остановить эскалацию.
— А кто может остановить?
— Только американцы. Но они не хотят.
— Почему?
— Потому что считают, что выиграют любую войну.
Глава 63. Контрнаступление и разочарование
Июнь-сентябрь 2023
Из планов украинского контрнаступления: "Прорыв на трех направлениях, достижение Азовского моря, разрезание сухопутного коридора в Крым. Временные рамки — 3 месяца."
Из результатов через 4 месяца: "Продвижение — 17 км по фронту. Потери: около 120,000 человек. Цели не достигнуты."
Денис переводил отчеты с фронта:
— Контрнаступление провалилось? — спрашивали немецкие аналитики.
— Формально — да. По факту — катастрофически.
— Почему?
— Переоценили свои силы, недооценили противника.
— А западная помощь не помогла?
— Помогла растянуть агонию. Без нее бы закончилось быстрее.
— И что теперь?
— Теперь нужно искать выход из тупика.
— Какой выход?
— Переговоры. Других вариантов нет.
Из статьи Washington Post, октябрь 2023: "Украинское контрнаступление не достигло поставленных целей. Западные официальные лица начинают обсуждать возможность замороженного конфликта."
Глава 64. Усталость Запада
Конец 2023 года
Из опроса в США, ноябрь 2023: "Поддерживаете ли дальнейшую помощь Украине?" Поддерживаю: 41% (-32% с начала года) Не поддерживаю: 48% (+29%) Затрудняюсь ответить: 11%
Аналогичный опрос в Германии: Поддерживаю: 38% (-28%) Не поддерживаю: 52% (+31%) Затрудняюсь ответить: 10%
Николай наблюдал изменение настроений:
— Анечка, люди устали от войны, которая их не касается.
— Как не касается? Беженцы, энергетический кризис, инфляция.
— Касается, но не напрямую. Немецким танкистам в окопах сидеть не приходится.
— А украинцам приходится.
— Украинцам приходится. Но их никто не спрашивал, хотят ли они воевать.
— А кто решает за них?
— Те, кто платит деньги и поставляет оружие.
Из секретной записки Госдепартамента США: "Поддержка украинского проекта в европейских странах критически снижается. Необходимы новые стимулы для поддержания солидарности альянса."
Глава 65. Смерть Навального и новая эскалация
Февраль 2024
Из сводки Reuters, 16 февраля 2024: "Алексей Навальный умер в исправительной колонии на Урале. Западные лидеры обвиняют российское руководство в убийстве."
Из российского ответа: "Навальный умер от естественных причин. Западные обвинения беспочвенны."
Максим анализировал информационную кампанию:
— Смерть Навального использовали для нового витка антироссийской истерии.
— А может, его действительно убили?
— Может, и убили. А может, умер сам. Но важна не причина смерти, а использование этого факта.
— Для чего используют?
— Для оправдания новых санкций и поставок оружия.
— И это работает?
— На западную публику — работает. Рейтинги поддержки Украины снова выросли.
Из решений G7 после смерти Навального: — Заморозить активы российского ЦБ на $300 млрд — Передать доходы от инвестирования Украине — Новый пакет санкций против российских банков — Разрешение на поставки дальнобойных ракет
Глава 66. Внуки не знают войны
Весна 2024
Шестилетний Александр играл с игрушками в гостях у дедушки и бабушки:
— Opa, а что такое война? — спросил он на немецком.
— Война — это когда люди друг друга убивают, — ответил Николай.
— А зачем?
— За деньги, за власть, за территории.
— А нельзя договориться?
— Можно. Но не все хотят договариваться.
— А почему не хотят?
— Потому что на войне можно больше денег заработать, чем на мире.
— А кто зарабатывает?
— Те, кто оружие делает и продает.
— А обычные люди?
— Обычные люди страдают и платят.
Пятилетняя Зейнаб у Кати-Айше спрашивала на турецком:
— Анне, почему дедушка и бабушка грустные?
— Потому что на их родине война.
— А что такое родина?
— Место, где ты родился.
— А где я родилась?
— Ты родилась в Германии.
— Значит, Германия моя родина?
— Да. А у дедушки и бабушки родина далеко.
— А я их увижу?
— Может быть. Если война закончится.
Глава 67. Признания западных лидеров
Март 2024
Из интервью Ангелы Меркель Der Spiegel: "Минские соглашения дали Украине время для укрепления. Мы всегда знали, что это временная мера."
Из мемуаров Франсуа Олланда: "Минские соглашения с самого начала были обречены. Ни Украина, ни США не собирались их выполнять."
Семья Коваленко читала эти признания в шоке:
— Получается, — говорил Николай, — западные лидеры восемь лет врали о мирном процессе?
— Получается, что да, — ответил Денис. — Минские соглашения были прикрытием для подготовки к войне.
— А жители Донбасса знали об этом?
— Не знали. Думали, что мир возможен.
— И что, их сознательно обманывали?
— Сознательно. Чтобы выиграть время на перевооружение Украины.
— А русские знали?
— Русские подозревали. Поэтому и потребовали письменных гарантий в декабре 2021-го.
— И не получили.
— И начали войну.
Максим объяснял логику происходившего:
— Видите, родители, последние 30 лет Запад играл в одну игру — обещать одно, а делать другое.
— Примеры?
— Обещали не расширять НАТО — расширили. Обещали выполнять Минские соглашения — не выполняли. Обещали партнерство с Россией — готовили войну.
— И что, русские только сейчас это поняли?
— Не только сейчас. Но сейчас решили действовать.
Из интервью Владимира Путина Такеру Карлсону, февраль 2024: "Мы 30 лет пытались договориться. Нам говорили — подождите, потерпите, все образуется. Терпение закончилось."
Глава 68. Разрушение украинской энергосистемы
Зима 2024
Из сводок украинских властей: "Российские удары уничтожили 80% генерирующих мощностей. Киев, Харьков, Одесса без электричества по 12-16 часов в сутки."
Денис принимал новую волну беженцев:
— Почему уехали именно сейчас? — спрашивал он женщину из Харькова.
— Потому что жить стало невозможно. Электричества нет, отопления нет, работы нет.
— А раньше было можно?
— Раньше думали — потерпим, война скоро кончится. А теперь понимаем — это надолго.
— И что планируете делать?
— Ждать, когда мужа убьют, и тогда с детьми в Германии оставаться.
— А если выживет?
— Если выживет — посмотрим. Может, в Германии жить будем.
— А страну не жалко бросать?
— Страну уже бросили те, кто эту войну начал.
Из отчета Международного валютного фонда: ВВП Украины сократился на 37% Госдолг вырос до 95% ВВП Дефицит бюджета: 23% Инфляция: 26%
Глава 69. Запрещение русской церкви и языка
Август 2024
Из закона "О защите конституционного строя": "Запрещается деятельность религиозных организаций, связанных с Русской Православной Церковью. Имущество подлежит конфискации."
Из языкового закона: "Использование русского языка в публичных местах карается штрафом от 5,100 до 8,500 гривен."
Катя-Айше читала об этих законах и сравнивала с исламским правом:
— В исламе запрещено преследовать людей за веру и язык.
— А что говорит Коран? — спросила мать.
— Коран говорит: "Нет принуждения в религии". А украинское правительство принуждает.
— И что это означает?
— Что они не следуют божественным заповедям.
— А кому следуют?
— Тем, кто им власть дал.
— А кто дал?
— Те, кому нужна враждебная России Украина.
Николай читал сводки о закрытии русских школ:
— Анечка, в Харькове закрыли все русские школы. 150 лет они работали.
— И что с учителями?
— Учителей переучивают на украинский язык. Кто не согласен — увольняют.
— А дети?
— Дети будут расти, не зная языка дедов и прадедов.
— Это же культурный геноцид!
— Это политика. Создают "правильную" нацию.
Из отчета Human Rights Watch: "Фиксируются массовые нарушения прав нацменьшинств в Украине. Закрытие русскоязычных школ, запрет богослужений на русском языке, преследование священников УПЦ."
Глава 70. Избрание Трампа и новые надежды
Ноябрь 2024
Результаты выборов в США: Дональд Трамп: 312 голосов выборщиков Камала Харрис: 226 голосов выборщиков
Из речи Трампа после победы: "Я закончу украинскую войну за 24 часа. Достаточно одного телефонного звонка."
Семья с надеждой смотрела результаты американских выборов:
— Может, теперь войне конец? — с надеждой спросила Анна.
— Трамп обещает переговоры, — ответил Денис. — Но у него есть Конгресс и "глубинное государство".
— А что они хотят?
— Они хотят продолжать войну до полной победы над Россией.
— А Трамп?
— Трамп хочет сделку. Ему война невыгодна экономически.
Максим следил за реакцией европейских элит:
— Европейские политики в панике. Боятся, что Трамп договорится с Путиным без них.
— И что тогда будет?
— Тогда выяснится, что Европа не субъект, а объект мировой политики.
— А это плохо?
— Для европейских политиков — катастрофа. Для европейских народов — возможность.
Из первого звонка Трампа Путину, декабрь 2024: Трамп: "Владимир, пора заканчивать эту бойню." Путин: "Дональд, мы к этому готовы. Наши условия известны." Трамп: "Нейтралитет Украины?" Путин: "И демилитаризация. И денацификация." Трамп: "О территориях поговорим отдельно."
Но к концу 2024 года стало ясно — война изменила всех участников. Украина превратилась в руины, Россия — в военную крепость, Европа — в американскую полуколонию.
А семья Коваленко поняла — они прожили свидетелями величайшего геополитического передела со времен Второй мировой войны.
Из дневника Анны Коваленко, декабрь 2024: "Тридцать лет назад мы бежали от развала СССР. Думали — найдем спокойную жизнь в цивилизованном мире. А оказалось — цивилизованный мир тоже может быть жестоким. Просто жестокость здесь более изощренная.
Дети выросли, внуки не знают нашего языка. Мы стали последним поколением, которое помнит единый русский мир. После нас останутся только немцы, турки и мусульмане с русскими фамилиями.
Может, так и должно быть. Может, старый мир должен умереть, чтобы родился новый. Но почему это так больно?"
Эпилог. Что дальше?
2025 год
Семья Коваленко собралась на 80-летие Николая. Дети, внуки, невестки — маленький ООН в отдельно взятой берлинской квартире.
Максим приехал с женой-немкой и сыном Александром, который не говорил по-русски. Катя-Айше — в хиджабе, с мужем-турком и детьми-мусульманами. Денис — один, карьера международника оказалась важнее семьи.
— Дедушка, — спросил семилетний Александр по-немецки, — а почему вы из России уехали?
— Мы из Украины уехали, — поправил Николай.
— А разве это не одно и то же?
— Нет, внучек. Это разные страны.
— А почему они воюют?
— Потому что забыли, что когда-то были одним народом.
— А они помирятся?
— Не знаю. Может быть, когда мы все умрем, они помирятся.
— А вы хотите домой?
— Уже поздно хотеть, Саша. Дома больше нет.
Анна смотрела на семью и думала — каждый нашел свое место в мире. Максим стал немецким IT-специалистом, Катя-Айше — турецкой домохозяйкой, Денис — европейским чиновником.
А они с Николаем остались людьми без корней, памятью о мире, которого больше нет.
Из последней записи в дневнике Анны: "Мы хотели дать детям лучшую жизнь. Дали. Но потеряли их. Они стали успешными, но чужими.
Наверное, такова цена прогресса — каждое поколение должно убивать в себе предыдущее, чтобы родиться заново.
Мы были последними, кто помнил русский мир. Наши внуки будут первыми, кто его не знает.
История закончилась. Началась новая."
КОНЕЦ ЧАСТИ ПЯТОЙ
________________________________________
Роман "Иммигранты" продолжается...