Тишина в которой слышно

«Тишина в которой слышно»
Управляющий директор холдинга Иван Алексеевич откинулся в кожаном кресле своего кабинета. За окном, в двадцати этажах ниже, кипела жизнь мегаполиса — бесконечный поток машин, спешащие люди, неоновые вывески. А здесь, наверху, царила стерильная тишина, нарушаемая лишь тихим гулом компьютера и тревожной тишиной собственных мыслей. Отчеты, совещания, контракты, бесконечные звонки… Все это сплелось в тугой, давящий клубок. Он чувствовал себя как в золотой клетке — все есть, а дышать нечем.
Взгляд его упал на старую фотографию в рамке на столе. Мальчишка лет десяти с сияющими глазами и пойманным на удочку карасем. Его отец, уже седой, стоял рядом, положив ему руку на плечо. Это было на далекой лесной речке, куда они уезжали на весь выходной. Пахло костром, смолой и свободой.

Внезапное, острое желание вырваться из этого стеклянного плена пронзило его. Не в пятизвездочный отель с спа-процедурами, а туда, где пахнет не деньгами, а хвоей и дымом. Туда, где тишину нарушает не гул серверов, а плеск воды.

Он нажал кнопку селектора. — Федор, готовьте машину. Не «Майбах». Берите тот старый внедорожник. Едем на рыбалку. Настоящую. С удочками и палаткой. На все воскресенье.

 Через час они уже выезжали из города, оставляя позади суету. Иван Алексеевич, сменивший дорогой костюм на простые джинсы и ветровку, молча смотрел в окно. Он не проверял почту. Он вспоминал. Вспоминал то чувство безмятежного счастья, которое когда-то дарила ему простая поклевка.

Вечер. Уха на костре уже закипала, распространяя по берегу душистый пар. Иван Алексеевич сидел на складном стуле, но уже не как бизнесмен на переговорах, а как тот самый мальчишка, уставший и довольный. Он с удивлением ловил себя на мысли, что за весь день ни разу не вспомнил о курсе доллара. Его мысли занимала лишь одна «проблема» — куда делся клев.

Его взгляд упал на Федора. Тот, перебирая четки, которые всегда возил с собой, тихо читал молитву, глядя на уходящее за лес багровое солнце.

— Федор, я смотрю ты , глубоко верующий? — спросил Иван Алексеевич скорее из вежливости, чтобы прервать молчание. — Стараюсь, Иван Алексеевич. Грешен, как все, но стараюсь, — мягко ответил водитель.
— И не кажется тебе это… ну, немного наивным? — бизнесмен сделал глоток горячего чая из термоса. — Вот я, например, верю только в то, что могу увидеть, посчитать, применить. Деньги вот — они есть. Их можно потратить. Польза. А Бог… Где доказательства? Его же никто не видел.

Федор убрал четки в карман и повернулся к хозяину. В его глазах не было обиды или желания спорить. Была лишь тихая уверенность.

— Иван Алексеевич, а вы видели совесть? Бизнесмен нахмурился. — В каком смысле? Это абстрактное понятие. — Вот именно. Ее нельзя положить на весы или положить в сейф. Но она есть. Когда человек поступает против нее, он чувствует боль — не физическую, а ту, что здесь, — Федор приложил руку к груди. — Или любовь. Ее тоже в пробирке не выделить. Химию любви, гормоны — можно. А вот саму любовь — нет. Откуда она тогда берётся?
Иван Алексеевич хотел что-то возразить, но промолчал.

— Я человек простой, — продолжил Федор. — Не учился в престижном университете, как вы. Но я читал Книгу. И там не про то, чтобы Бога в микроскоп рассмотреть. Там про веру. Ведь вера — она и есть доказательство. Как ветер: я его не вижу, но вижу, как он листвой шевелит и волны гонит.
Я не видел Бога, но я вижу, как Он меняет сердца. Как гордый человек становится смиренным, жадный — щедрым, отчаявшийся — находит силы жить.
 Разве это не чудо? Ваши финансы, прибыль — это всё важно. Но это костюм, который наденут на вас в конце. А душа-то голая останется. И что с ней будет?
Тишину между ними нарушал только треск поленьев и плеск воды. Казалось, самые простые слова Федора вдруг обрели невероятный вес.
Иван Алексеевич смотрел на огонь, но видел теперь не цифры, а совсем другие картины. Рождение дочери — и ту всепоглощающую, ни на что не похожую любовь, что он тогда почувствовал. Смерть отца — и необъяснимую, пронзительную тоску по чему-то вечному. Все это было. Было куда реальнее, чем курс акций его компании.

— Но… если Его нет, — тихо, почти про себя, сказал он, — тогда все это просто химия, случайность. И нет смысла. — А если есть? — так же тихо откликнулся Федор. — Тогда вся жизнь, все ваши труды, победы и даже поражения — все это имеет высший смысл. Все это не просто так. И даже эта рыбалка. И даже наш разговор. Как сказал один философ, «Бог есть, и все есть Бог».
Федор налил ухи в большую чашку и протянул Ивану Алексеевичу.
— Куда деньги девать? — продолжил Федор. — Милостыню подать, сироту пристроить, помочь больному, храм восстановить… В конце концов, жизнь ведь когда-то закончится. А сделанное для души — это единственное, что с нами остается.
Иван Алексеевич молча принял чашку. Пар согрел его лицо. Он не нашел что ответить. Все его аргументы, вся его образованность вдруг показались ему маленькими и ненужными перед этой простой и страшной правдой.

Он снова посмотрел на воду, на темный лес, на усыпанное звездами небо. И впервые за долгие годы это был не актив, не ресурс, не территория для разработки. Это было Творение. И он был его крошечной, но бесконечно ценной частью.
Они ехали обратно в город в полной тишине. Иван Алексеевич смотрел в окно на мелькающие огни. Он не проверял почту и не звонил партнерам. Он просто смотрел и думал.

А на следующий день Федор, заходя в кабинет, увидел на столе у шефа не привычный финансовый отчет, а новую, в кожаном переплете книгу — Евангелие.
 Иван Алексеевич сидел в кресле и медленно перелистывал страницы, словно, впервые в жизни изучая самое важное руководство по главному своему активу — собственной душе.

Есть Бог или нет — что от этого зависит? 
Мир тот же, и солнце в окно нам стучится. 
Но если поверить — вдруг небо раскроется, 
И в сердце покой, словно птица, заводится. 
Кто жизнь изменить в этом мире способен? 
Любовь ли, судьба или воля случайная? 
Но если есть вера — дорога не сложится 
В туман беспросветный, в тропу безначальную. 
В конце концов — жизнь самих нас меняет. 
Тоской ли, надеждой иль болью прощальной. 
Но если есть свет в этой вере немой, 
То, может, и смерть — лишь порог не печальный. 
Я верю, хоть знаю — не все доказано, 
Что в каждом из нас — отблеск вечного чуда. 
И даже когда в небесах тишина — 
В ней слышится больше, чем нам с вами кажется.

... (небольшая пауза, переход к новой сцене)

Где-то в другой время, в другом месте, двое знакомых — скажем, молодой журналист и седовласый профессор литературы — прочли эту историю.

Журналист, дочитав, усмехнулся и отложил листок: — Ну что ж, мило. Но немного наивно, не находите? Бизнесмен, прозревший от слов простого водителя... Слишком уж благостно и идеалистично для нашего циничного века.

Профессор, не поднимая глаз от текста, улыбнулся. Он еще раз перечитал последние строки, вглядываясь в слова о «тишине, где слышится больше».

— Наивно? — задумчиво переспросил он. — Нет. Это не наивность. Это — честность. Он посмотрел на собеседника поверх очков. — Вы правы, это история не про наш циничный век. Она — про то, что вечно. Про то, что самый образованный человек иногда может узнать самое важное от самого простого, если сумеет отбросить предубеждение и... просто послушать. Иван Алексеевич не стал святым. Он просто приоткрыл окно в душе, которое всегда было закрыто ставнями электронных таблиц и графиков. И почувствовал свежий воздух.

Профессор аккуратно сложил печатные листы. — Сила этого рассказа не в ответах, которых в нем нет. А в вопросах, которые он будит. И, по-моему, он свою работу выполнил. Вы ведь задумались, правда?

Журналист промолчал, но взгляд его стал более серьезным. Он снова взглянул на последнюю фразу: «...в ней слышится больше, чем нам с вами кажется».

«А что, если и правда слышится?» — мелькнуло у него в голове. И в этой тишине, поверьте, было куда больше, чем ему самому казалось всего минуту назад.