Знакомство

/Человек  под окном, глава 2/.

Потаскавшись за человеком два дня, я решил посмотреть на него поближе. Прежде всего,  потому, что очень уж странное впечатление произвёл он на меня:  бродил по городу из одного конца в другой, а почему бродил -- было непонятно. Понятно было только то, что в городе он не новичок – уж больно уверенно он перемещался узкими переулочками и проходными дворами и лазами в заборах, о который не каждый  знает.


С другой стороны, в некоторых местах, среди новостроек,  он останавливался и подолгу стоял, озираясь вокруг, словно сбился с дороги и теперь не понимает, куда попал.  Во всяком случае,  явно не потому, что опасался слежки.  Незнакомец украдкой    вглядывался во встречные  лица, а иногда даже оборачивался и глядел вслед прошедшему мимо, как глядят на прошедшую жизнь. Словно пытался вспомнить, где видел этого человека.

Если вы живёте в каком-то городе,  его облик изменяется незаметно, и вы изменяетесь вместе с ним. А вот если вы приехали после долгого отсутствия – вы непременно поражаетесь прошедшим без вашего догляда переменам и пытаетесь вспомнить, что на этом месте стояло раньше.

Для более близкого наблюдения  пришлось устроиться  под большим кустом сирени  на большом прямоугольном шестигранном  куске железобетона, забытом тут ещё во времена постройки окружающих домов. Отсюда были хорошо видны и заветное оконце и место, с которого в него смотрел незнакомец. На нём в жаркие дни явно собиралось днём местное общество престарелых, а по ночам молодёжь, оставшаяся ещё в околотке. Для удобства отдыхающих дедов шестигранник был покрыт стопками картона, предназначенных для предохранения задов заседателей от переохлаждения. Более легкомысленная  молодёжь оставила после себя только пустую посуду из-под напитков и обёртки от закусок. Само количество  опорожненной посуды из-под пива показывало, что больше молодым в городе податься некуда.

Итак, я сидел на стопке картона, поскольку уже стал достаточно мудрым, и смотрел, как голуби споро клевали половину арбуза, усевшись на её края. Их не останавливало даже то соображение, что эта сверхранняя ягода, посланная Осенью, чтобы известить о своём приближении, скорее всего, напичкана добавками, словно головы дорогих россиян либеральными идеями.  Их вводят  шприцем, как ширялы дурь в вену, а уколов я с детства боюсь. Наклевавшись, голуби перелетели в тень высокой, как мечты в юности, липы  на которой уже появилась первая ветка с жёлтыми листьями, похожими на первую прядь седины, а их место занял не известно откуда появившийся ворон, загадочная птица, славящаяся своей мудростью, а почему не известно. Скорее всего,  дело сводится к тому, что, спросив совета у ворона, человек всё равно поступает по-своему, а ответственность за последствия сваливает на эту птицу. Как в хоре Валаамского монастыря, упорно твердящего: «Чёрный ворон, я не твой!»


Всё это служило напоминанием о том, что уже в полном разгаре месяц, который предки наши назвали «серпень», потому что в этом месяце данное сельхозорудие было самым востребованным. Но, поскольку у начальства шибко развито преклонение перед заграницей, он был переименован в август. Хотя римский император Август Цезарь никакого отношения к Руси и христианству не имел.


Он  вывернулся  из-за угла белого забора, ограждавшего небольшое предприятие от посторонних,  прошелся по недавно покрытой асфальтом дорожке и остановился под невысокой рябиной, посаженной местными жителями.  У меня появилась возможность присмотреться к своей жертве  поближе. Это был мужчина лет сорока пяти коренастый, крепкого телосложения, ещё не согбенный  под тяжестью прожитых лет,  с круглым, как земной шар на глобусе,  лицом, светло-голубыми глазами, коротким, хотя и не размеров Павла Первого, носом, светлыми волосами несколько длиннее носа и оттопыренными на веки вечные ушами. Хотя и не до такой степени, чтобы он мог их увидеть без помощи зеркала.  На большого учёного человек не тянул: у него скорее был вид человека, только что снявшего телогрейку, чтобы отправиться в клуб что-нибудь новенькое увидеть, т.е. был не празднолюбцем. Но тем не менее он не выглядел так, словно у него большие доходы.  Впрочем, многим толстосумам зачастую  просто не хватает времени смотаться в Париж за  обновками. Хотя  точно такие же продаются у  нас во  многих лавчонках,  торгующих  заграничными обносками.


На крепком мужике настолько хорошо сидел воскресный прикид «тройка», что казалось, будто он только что сошёл с экрана из старой, шестидесятых годов, ленты – тогда таких было полно.  Прикид удачно дополняли белая, чистая, как совесть новорожденного рубашечка и светло-голубой, под цвет глаз, галстук. Так облачаются для особо торжественных случаев – например, похода в театр или хотя бы для поездки к друзьям детства на другой конец города. Если же человек земнородный прибыл из другого города, значит, не по делам службы, а сделать предложение какой-нибудь изнемогающей от одиночества женщине.

И тут он заметил меня. Мне показалось, что незнакомец даже обрадовался моему присутствию: Во всяком случае, на лице незнакомца появилось что-то похожее на восторг, как у охотника или  мужа неверной жены, увидевшего верную добычу. Но, чтобы не спугнуть дичь, охотник подошёл к вопросу и ко мне со всевозможной вежливостью:
- Свободно? Можно присесть? – спросил он, словно это была не строительная забывчивость, а роскошная скамейка в частном саду.
- Конечно, можно! Садитесь! – на всякий случай обрадовался и я.
- Прошлым увлекаетесь? – спросил он меня почти без перехода, указывая на тонкую книжечку под названием «Городские старости», которую я взял полистать, если ожидание затянется.
- Да вот, собираю сведения…, ---  неуверенно начал я, после чего он тут же меня перебил:
-  Так давайте я Вам помогу  -- я много  всякой всячины знаю.


Ну как было не ухватиться за такой подарок Судьбы! Оставалось только немедленно согласиться. Мой новый знакомый тут же начал меня просвещать, а я – внимать каждому слову, ибо основное в нашей работе – это уметь слушать, изобразив на лице: «Предан без лести».


Впрочем, иногда и  лесть без преданности тоже годится.