Великий Октябрь в свете освоения 8

Ш.Г. Алиев

 Великий Октябрь в свете освоения

(кое-что к учебнику)


Горловка (ДНР) — 2025
;


** *
Так что, коль скоро человечество рассчитывает на спасение, на выход из смертельного крена, ему без коммунистической революции не обойтись. Ниже мы попробуем предельно общо и кратко указать хотя бы некоторые моменты ее специфики, отталкиваясь преимущественно от Марксова «Восемнадцатое брюмера». Главное — преломляя в коммунистически-революционном процессе осваивающе-присваивающую диалектику.

Социальная революция (особенно утверждающее коммунизм) характеризуется многими вещами, признаками, которых мы в целях краткости не касаемся. И, если их фиксировать под углом смены способов производства (тем более, в обычном, узко понимаемом ключе), возникает даже известное чувство ограниченности при толковании, объяснении данного предмета. Но, с другой стороны, такой подход, по крайней мере, не долженствующий быть упущенным, дает видеть, не забывать, что, по большому счету, революция обязана по истоку и сути своей коренным качественным сдвигам именно на практике, в способе существования (способе производства, к тому же, расширительно понимаемом) человека в мире. И прежде всего, эти перемены следует находить в изменении типа собственности. Соответственно, — присвоения и освоения, конкретизирующихся специфическими институтами частной или общественной собственности (включая власть), характером труда и взаимоотношений людей.

На начальных этапах традиционных обществ (первые общественно-экономические формации) человек, говорили мы, в целом практически реализуется, — добывает средства существования и образуется, — осваивающе-произведенчески. Не важно, что в неразвитой, примитивной форме, даже в-себе. По мере же восходящего движения практика, отрицая (отчуждаясь) свое исходное состояние, обретает противоположное (присваивающее) течение. И в итоге, пройдя рабовладение, феодализм, выливается капиталистическим (производящим) способом человеческого бытия. А затем — на завершающем цикл отрицательно отрицательного становления, преодолевающем присвоение, присваивающий тип собственности, — она снова принимает форму освоения, «снимающего весь путь к себе», как бы сказал Гегель. В таком своем осваивающем состоянии, развернувшись сполна, практика, реализуемая ею жизнь, освобождаются от всевозможных проявлений отчуждения, включая частную собственность, другие ограничения присвоения.

Преодолевая присвоение, с характерными следствиями, освоение не может не развернуться произведенческой реализацией человека в мире. Опять же, — со своими специфическими проявлениями, включая общественную собственность, всестороннее развитие человека, его событийное существование и проч. Преломляясь в труде, превращая его в произведение, освоение разрастается произведенческой практикой, осваивающе-произведенческим способом производства, на котором только и возводима коммунистическая общественно-экономическая формация.

Означенные способы производства, общественно-экономические формации, как известно, пребывая в развитии, образуют в революционных переходах снизу вверх, «столбовую дорогу» всемирно-исторического процесса. Здесь самая развитая, высшая общественно-экономическая формация (коммунизм), завершая предысторическое движение и открывая подлинную историю, развертывает дальнейший путь восхождения уже не своя, главным образом, экономические вещи. То есть, не путем разрешения (преодолевая), преимущественно экономические проблемы существования, но благодаря иным основаниям, соответственно, «движущим пружинам», противоречиям... В этом смысле движение по общественно-экономическим формациям прекращается, ибо последующему восхождению предстоит протекать на иной (не экономической, во всяком случае, принципиально отличной от того, что пока что ходит под экономикой) основе. Главенство в своении (собственнизации, освоении) перейдет к иным предметам (основаниям). Да и своить, видимо, придется иначе. Пока, с позиций, где мы стоим, как, по каким основаниям — предположить очень сложно.

Во всяком случае, проблемы своения (освоения-присвоения) материальных благ, круг которых довольно определен, в той форме, как она решалась, полностью отпадет, ибо высокоразвитые производительные силы, сложившись путями роботизации и автоматизации в такую универсальную, природоподобную техно систему третьей и четвертой волны НТП, все данные хлопоты возьмут на себя. С другой стороны, ведь возникнут иные материальные, социально-экономические и прочие нужды людей. Разве можно окончательно удовлетворить все человеческие потребности, к тому же, автоматически, будь они даже только материальными и «разумными»! Как бы там ни обстояло на этот счет, дела потребления и распределения благ будут решаться, обеспечиваться как угодно иначе, но только не на присваивающей основе. В противном случае, коль скоро не избавимся от присваивающего обхождения с вещами, ни о каком коммунизме речи быть не может.

Утверждаясь, причем, уже в наличных, производящих условиях (оставим форму утверждения), коммунистическая формация, как очевидно, призвана в целях дальнейшего, главное, нормального существование человека, движения истории радикально («положительно упраздняя», революционно) преобразовать капиталистический способ производства, — эту основу основ безбытийных порядков, отчужденно-отчуждающего труда и человека, где частная собственность предельно развита. Без данной радикальной «переделки» (преобразования) человечеству, истории, миру, повторяем еще и еще раз, недвусмысленно уготовано безоговорочное инферно!

Но как осуществить это революционное преобразование? Что, вообще, оно (преобразование) означает, как протекает? Между прочим, если «преобразование» означает развитие, то как и почему развивается производства по собственным способам? К тому же, — когда по обыкновению, принимается, остающимся всегда самим собой в содержательном плане. То есть, производством, присваивающе-производящим трудом, который трансформируется, в лучшем случае, лишь технически: в плане интенсивности, производительности, мощности, сложности, структурности, частной собственности и т.п.

Обозначенные вопросы, нетрудно заметить, выводят и, еще раз подтверждают идею диалектики, множественности практики (производства). На самом деле. Коль скоро повсюду в способах производства мы встречаем одно и то же производство, понятно: как и куда бы развитие общества ни вершилось, не выводит за пределы производства, труда как производства, стало быть присвоения.

Отсюда, поскольку не прекращает быть производящим, труд наш остается везде и всюду присваивающим. А, будучи таковым, — предполагает частную собственность, отчуждение, деструкцию человека и мира. Мы уже знаем: где есть присвоение, там люди влекутся, в конечном счете, к производящему труду, они производят. И, самое главное — присвоение, даже, когда еще люди не производят, неизбежно утверждает частную собственность, соответственно, — отчуждение. Производство же не способно не воссоздавать частную собственность, ибо по сути своей есть присвоение, явленное многообразными разновидностями частной собственности. Потому, зная и верша труд производяще, присваивающе, мы, тем самым, заведомо лишаем его качественного в содержательном плане многообразия, развития.

Что же выходит? Если и наблюдается движение производства по способам производства, то оно, оставаясь самим собой, разве что меняется с изменением присвоения, точнее, частной собственности. Перемены в производительных силах и даже в производственных отношениях, не затрагивающие собственности, оставляющие ее одной и той же в принципе, как понятно, не влекут революционные преобразования существующего строя, порядков, сохраняют способы производства (сколько бы их ни насчитывать) содержательно однотипными, не различающимися в корне, коренным качеством. Здесь, стало быть, нет диалектического развития производства, и революциям не может быть места. В этом смысле, буржуазные авторы даже правы, отказывая революциям в понимаемом и утверждаемом ими производстве.

Между тем, известно: коммунистический и первобытный способы производства не носят частно-собственнический характер. Поскольку там нет частной собственности, нет и присвоения. Труд людей коренным образом отличен от частно-собственнического производства. И, вообще, реальная жизнь при внимательном (в свете осваивающе-присваивающей диалектики) рассмотрении не редка проявлениями содержательной разнокачественности труда, творчества. Одно дело, скажем, труд традиционного ремесленника, первобытного охотника, а другое — труд современного работника за тем же токарным станком или высчитывающего прибыль от реализуемых на рынке товаров.

Спрашивается, как и откуда их труд содержательно специфичен? Между прочим, — обнаруживая, хоть и внешне разную, но по сути одну и ту же технику, структуру (почему обыкновенно считать их «производством»). Как быть с качественным многообразием труда? Как возникают, в частности и главным образом, коммунистический способ производства с присущими ему трудом и общественной собственностью и остальными следствиями отсюда?

На первые вопросы выше мы, будем считать, ответили. А на второй — ответ лишь один. Чтобы революционно обновиться, обновить присваивающие способы производства, — главное, капиталистический, самый развитый и последний в их чреде, — недостаточно уповать на рост и могущество производительных сил, техники, на всякого рода «гуманные» (по природе своей обманчивые) формы организации распределения и потребления результатов производства. Мы не раз указывали их принципиальную несостоятельность. Прежде, чем перейти (путем преобразования) к неприсваивающему производству, труду, где нет частной собственности, как ни крути, но с самого начала предстоит понять, что есть присваивающее отношение к действительности. Разобравшись, — особенно в опасностях, влекущих сегодня смертельный исход человеку и миру, следовательно, спасительных зовах бытия, а также уяснив границы, «слабые места» («слабое звено») присвоения, — отказаться («положительным упразднением», преобразованием) от него, присваивающей активности вообще. Соответственно, от ее (активности) существования, частной собственности.

А это, в свою очередь, означает ничто другое, как преобразующую замену присваивающего мироотношения осваивающим, переход на осваивающее созидание (труд). И, стоя на данной основе, — возводить новое общество, насыщая активность людей, социальные явления, дух содержанием и смыслами освоения, стало быть, произведения.

Так осуществимо революционное преобразование присваивающе-производящей действительности, возведенных на ней порядков, форм жизни. Оно, точнее говоря и с самого начала означает: упразднение предстоящего предмета (в нашем случае, производящего общества) заменой его принципиально новым, как-то открывающимся нам в духовных исканиях, идеально. Он выражает, требует утверждать практически такую предметную действительность, которая, будучи более развитой, преодолевает (преобразуя) негативы, противоречия, изъяны, толкающие наличную реальность, — исчерпавшую себя, отпавшую от истины, подлинно человеческой сущности и движения), — к исчезновению.

Выше указывалось на принципиальное отличие революционного прихода коммунистического мира в противоположность тому, как происходит смена формаций в предыстории человечества. Тут революции вершатся (наличные порядки преобразуются, обновляются), как правило, неким «заспинным» процессом, объективно, без ведома сознания, захватывая и влача участников жизни. Обычные люди принимают, происходящее вокруг и с ними, революционные события поверхностно, даже иносказательно, иллюзорно, по большей же части, обращенные лицом к прошлому. Хорошо об этом говорит Маркс: «Люди сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им вздумается, при об¬стоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого. Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых. И как раз тогда, когда люди как будто только тем и заняты, что переделывают себя и окружающее и создают нечто еще небывалое, как раз в такие эпохи революционных кризисов они боязливо прибегают к заклинаниям, вызывая к себе на помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы, чтобы в этом освященном древностью наряде, на этом заимствованном языке разыгрывать новую сцену всемирной ис¬тории» [Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта. — Там же. — С. 119].

Коммунистическая революция вершится принципиально иначе. И эта инаковость уже выражена в самом, так сказать, «акте преобразования» (революционного, и не только). Выше мы выявили один аспект его протекания, предстающий в что называется «положительное упразднение». Дополним сказанное одним замечанием. Преобразование, к тому же коммунистическое, положительно упраздняющее, никак не есть, обычно навязываемое буржуазным сететворчеством (причем, не без издевательской иронии и вульгаризации), дурное отрицание: по принципу разрушения «до основания, а затем...» — возведения на опустошенном месте чего-то, что выйдет, получится, удастся.

Да! Верно гласит одиннадцатый тезис Маркса, что в отличие от всех, кто занят лишь объяснением, созерцанием действительности, дело коммунистов «состоит в том, чтобы изменить ее» [Маркс К. Тезисы о Фейербахе. — Там же]. И вопрос, как раз, в том, что значит «изменить» (преобразовать), как оно, «изменение» вершится, к тому же, коль скоро осуществляется осваивающе. Маркс не случайно касательно преобразования, изменения использует выражение «положительное упразднение», как раз, в том смысле, чтобы передать именно осваивающую природу данного деяния.

Вот, как таковое оно сразу же характеризуется двумя взаимосвязанными аспектами, кстати, вытекающими уже из универсальной характеристики практики как преобразующе-приспосабливающегося процесса, творчества [См. об этом: Практика.... / http://proza.ru/2023/04/05/1327].

С одной стороны, коммунистическая революция во многом и прежде всего процесс и результат активной, целенаправленной, сознательной деятельности революционно-освободительных сил народа, возглавляемых коммунистами. Как преобразующая целенаправленная деятельность высоко сознательного человека, она прежде всего и главным образом начинается в духовной (головной) работе своих открывателей, вызревая идеально (в качестве целей, идеалов, идей, ценностей, установок, мировоззрения, морально-нравственной мироориентации), чтобы затем выплеснуться в духовно-практическое преобразующе-созидательное творчество народных масс во главе с коммунистами, одействиться, стать материальной явью.

Конечно, коммунистическое будущее, так либо иначе, пускает побеги в наличной производяще-буржуазной действительности как бы объективно. Однако, они здесь — самое большее, лишь возможности этого будущего. Как таковые, без приложения коммунистически захваченных рук и сердец, вряд ли засветятся подлинным светом. Потому, какие бы новации от будущего ни прорастали объективно в буржуазной наличности, сами по себе они «делать погоду» не способны. Больше, без одухотворяющей их, осваивающей атмосферы, энергетики, которой наполняются, мало что в подлинном смысле значат, остаются по сути своей явлениями буржуазности.

И вот, здесь как бы срабатывает второй аспект коммунистически-революционного преобразующего творчества. Он состоит в исцеляюще-сохраняющем, если угодно, пасторски-врачующем служении, которое призваны осуществлять вершители коммунистической нови, спасая мир, избавляя его от, ставшего явным злом, пагубой.

Служа, утверждая добро, пестуя «ростки» подлинной нови, спасая, избавляя мир от всего, что уже отжило, уча, образуя, ведя за собой остальных, — ни на один миг не теряя путеводную нить, цели и идеалы, коими изначально заряжены в своей исцеляюще-спасительной, одновременно преобразующей работе, — так настоящие коммунисты несут бремя революции и «держат небеса на своих плечах»... Обо всем этом немало сказано в заключительных разделах «Практики...».

Как должно быть понятно, способ существования (практика, труд) новой революционно опредмечивающейся материальной реальности не может оставаться тем же, что у преодолеваемой наличности. Ведь в противном случае, не удалось бы освободиться от недостатков, коллизии, «родимых пятен», коими она страдала. Ибо «недостатки», главным образом, именно из способа существования (присваивающего, производящего) последней произрастали. И, вообще, будучи устранением негативов, противоречий преодолеваемого, прерывом постепенности в его становлении, коренным качественным скачком по линии совершенства, практика коммунистической нови не может оставаться чем была: присваивающим, производством. Она уже есть нечто принципиально иное: постпроизводящее, постприсваивающее. Главное — выражающее человеческую, ответствующую бытию, самореализацию, где упразднены противоречия, тупики и коллизии предшествующих этапов становления. Вместе с тем, открыты новые горизонты человекобытийного созидания жизни.

Вот, Такая практика, повторимся, призвана выступать специфическим способом существования в мире коммунистического человека. Она-то по праву получает название осваивающего произведения, осваивающе-произведенческой практики. Здесь по-настоящему развертывается общественная собственность, в том числе власть всего народа, подлинно демократическая и самая справедливая. Она служит утверждению осваивающей свободы, братства и равенства всех и каждого человека, не оставляя, как хорошо сказано, «никого, обделенного счастьем».

Вообще-то в «Восемнадцатое брюмера» речь не доходит до решения вопросов власти вершащим революцию пролетариатом. Об этом прямо и четко Маркс говорит в другой своей знаменитой работе, «Гражданская война во Франции», обобщающей, как известно, уроки «Парижской коммуны», первого в истории коммунистического государства, созданного восставшим и победившим французским народом и героически отстаиваемого под яростным натиском франко-прусских войск в течении 71 дня.

Очерчивая характерные особенности эксплуататорской буржуазной власти и ее государства как «общественной силы, организованной для социального порабощения», «машины классового господства», Маркс заключает, что революционно-освободительные силы способны утвердить свою власть лишь по уничтожении («сломе») угнетательской буржуазной власти и, прежде всего, ее государственной машины. Одержав победу в революционной борьбе, рабочий класс (а в наше время революционно-освободительное движение народа) «не может просто», завладев готовой буржуазной властью и государственной машиной, «сразу же пустить их в ход для своих собственных целей» [Маркс К. Гражданская война во Франции. — К. Маркс, Ф. Энгельс. — Собр. Соч. — 2-е изд. — Т. 17. — С. 340]. Предстоит, «сломав» эту власть вместе с ее аппаратом насилия, создать новые, выражающие интересы победившего народа, служащие успешному воплощению многочисленных революционных целей и задач, ради которых она (власть) нужна, формируется, утверждается. Формы данной власти могут быть различными в зависимости от обстоятельств. Однако, суть, назначение, смысл, работа — одни и те же.

Противопоставляя власть Парижской Коммуны буржуазно-угнетательской власти и государству, Маркс не оставляет камня на камне от буржуазного парламентаризма, обосновывает неприемлемость буржуазной парламентской республики для организации подлинно народной власти и государства, показывает неоспоримые преимущества государства типа Коммуны [См.: там же. — С. 342]. Мы полагаем, опыт российского и советского движения к коммунизму наиболее оптимальной для коммунистического преобразования общества выдвинул такую форму государственного устройства, как советская власть...

Важно также правильно (диалектически) понять выражение «сломать» («слом») в том контексте, как оно употребляется. Дабы не распространяться, заметим лишь, что здесь вполне уместна аналогия с означенным несколько выше, термином «преобразование». И «слом» будет тем успешным, «бесшумным», «малохлопотным», легким, чем дальше продвинулась существующая власть, ее органы, институты в направление подлинной демократизации, служения общему благу, решения общезначимых вопросов и задач.

Отсюда встает вопрос о формах революционного слома и захвата власти. В заключительных разделах «Практики...», среди прочего, говорится о коммунистическом захвате и сломе наличной буржуазной власти в плане практически-духовном, духовном, предваряющем и подготавливающем захват власти реальный. Если во времена Маркса такой вариант был весьма маловероятен, то в условиях современного информационного общества, несмотря на известное положение о всесилии господствующей идеологии, все же, возникает реальная возможность такого оборота дел, коль скоро, конечно, коммунисты, — их работа, деятельное участие, роль во всех звеньях общества, влияние, авторитет, знания, умения, созидательная активность, — будут, как говорится, «на подобающей высоте». Обретя, таким образом практически-духовную и духовную власть, авторитет, коммунисты будут способны служить наполнению буржуазных порядков элементами подлинной демократии, перерастанию (расширением, развитием, насколько это возможно) буржуазной демократии в подлинно народную, отстаивать и бороться за права и свободы трудящихся и т.д. Тем самым, — облегчать последующий переход реальной власти в их (от всего народа) руки и осуществлять дальнейшие революционные преобразования...

Коммунистической революции, одним словом, предстоит заменить (положительно упраздняя, преобразуя как сказано) присваивающе-производящую практику практикой осваивающе-произведенческой. Нетрудно при этом видеть: здесь последняя (как и текущая ею чтойность, коммунистическая реальность), выступая означенным образом идеально, сущностно, как бы предшествует существованию. То есть, материальным явлениям, тому, чем конкретно ожизненны актуальные дела, события реальности. Между тем, диалектика вещей такова, что эта идеальная сущность, с одной стороны, — отличаясь от существования (действительно воплощенных результатов), предстает в качестве идеалов, идей, проектов, если угодно, программ, целей, волевых устремлений, установок, мировоззрения и т.п., пребывая в головах творящих жизнь людей. И, очевидно, чем прочней и полно, главное, истинно она (сущность) сидит там, тем лучше, тем результативней движение по ее духовно-практическому и практическому воплощению.

А со стороны другой, та же диалектика требует: как бы ни была сущность идеальной и как бы ни предшествовала существованию, лишь в логическом порядке можно усмотреть ее «предшествование». Ибо реально сущность не пребывает вне своих явлений, не существуя. Потому, она, — сразу же возникнув, сложившись в духе, тут же, так либо иначе, реализуется, пускается в духовно-практическое движение. Опредмечиваясь так, — складывается — конкретными практическими, вернее, духовно-практическими и практическими делами своих носителей. Собственно, реальное и подлинное коммунистическое строительство есть не что иное, как осваивающе-произведенческое воплощение, утверждение произведенческого же миропорядка, созидательности. И чем ощутимей реализуется данный процесс, чем больше произведенческости в нем, — тем в большей мере перед нами процесс коммунизации, продвинутости коммунистической революции.

С третьей же стороны, говоря о диалектике сущности и существования в коммунистическом движении, надо не забывать, что сущность (идеал, теория, наука) наша не существует сама по себе, и головы, несущие ее, далеко не абстрактны и безлики. Напротив, не самые ли продвинутые и просветленные в человеческой истории, принадлежа, вместе с тем, очень даже простым, в высшей степени, как бы сказал Маркс, «нормальным» людям... Что верно, превозмогшим присваивающее отчуждение.

Это значит, они реализуют себя осваивающе. Стало быть, умеют нормально потреблять информацию, вообще осуществляться в потреблении (самообразовании) всесторонне, гармонично. Не отпавшие от бытия, не существующие раздвоенно, они воздают цену вещам в их алетейности, способны произведенчески творить себя и окружение. Потому-то, как таковым, им по плечу величайшие цели и задачи коммунистического преобразования мира в подлинное будущее.

Но пойдем дальше. Коммунистическая революция оказывается просто невозможной, не осуществимой, коль скоро, так сказать, «питается» лишь энергетикой прошлого и настоящего. Вся суть ее коренится с самого начала в будущем. Отталкиваясь от будущего, утверждая его, она вершится, живет. «Социальная революция XIX века, — говорит Маркс в «Восемнадцатое брюмера», подразумевая революцию коммунистическую, — может черпать свою поэзию только из будущего, а не из прошлого. Она не может начать осуществлять свою собственную задачу прежде, чем она не покончит со всяким суеверным почитанием старины» [Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта / К. Маркс, Ф. Энгельс. Собр. Соч. — Т. 8. — С. 121].

Характеризуя особенности исторического процесса до коммунизма («предысторию человечества»), — в частности, как вершатся революционные преобразования под влиянием объективных условий, мы видели, что здесь люди участвуют в революционных преобразованиях, творят жизнь во многом не понимая существо того, что творят, как правило, отягощенные духом традиций, пережитого, опытом прошлого. Только коммунистический этап истории, — с которого, по Марксу, начинается «подлинная история», — соответственно, революционные перемены, утверждающие ее, прекращают, свойственную «предыстории», стало быть, революциям (особенно буржуазным), случающимся здесь, нужду «в воспоминаниях о всемирно-исторических событиях прошлого, чтобы обмануть себя насчет своего собственного содержания» [Там же. — 121]. То есть, коммунистические революции, становление несомого ими миропорядка не могут себе позволить держаться пройденного опыта движения, тех мер и форм существования, практики, коей наличны, имели место. Вернее, все это в каком-то, не главенствующем, снятом виде, так либо иначе, служит опорой и средством дальнейшего развития. Однако, подчеркнем еще раз, безоговорочно главенствует и определяет ход движения опыт будущего, способ существования, выражающий это самое будущее сознательно-субъектной активностью его созидателей. Вот, в таком ключе Маркс и утверждает, что «Революция XIX века должна предоставить мертвецам хоро¬нить своих мертвых, чтобы уяснить себе собственное содержание» [Там же. — 121].

Нельзя не видеть, приведенные идеи великого мыслителя, вроде, ничего не говорят о практике, деятельности, труде и т.п. Речь здесь, главным образом, о времени, настоящем, прошлом, традициях, вплоть до «костюмов» с «кошмарами» (коль скоро дела касаются докоммунистических социальных революций) и будущем (когда речь о революции коммунистической). Однако, приняв, что движение есть «сущность времени», а время — «мера движения», явление своей сущности (движения, т.е. практики применительно к обществу, истории), увязка времени (прошлого, будущего, настоящего) с практикой становится вполне логичной и даже необходимой. Ибо между временем и движением (практикой) — глубокая и неразрывная связь, у каждой практики свое время. Так что, наше заключение (даже требование) о необходимости осмысливать и вершить всякую революцию прежде и главным образом, отталкиваясь от практики, — а коммунистическую революцию понимать и осуществлять в призме принципиально иной нежели производство практики, несущей будущее, — вполне правомерно.

Больше. Лишь поняв, по крайней мере, в общих чертах, существо и назначение постпроизводящей практики, — условий и обстоятельств, когда и как она возможна, — постигая ее, готовя, осваивая (кстати, не без «набивания шишек»), коммунистическая революция осуществима. В этом смысле ей, выражаясь словами Маркса, «приходится еще только создавать себе исходный пункт для своего осуществления, создавать положение, отношения, условия, при которых она только и может принять серьезный характер» [Там же. — 122].

Дело, к тому же, не обстоит так, что, вот, идеи сложены, «цели ясны», — остается только взяться товарищам «за дело». Каждая новая историческая ситуация, международная и внутристрановая обстановка, жизненная конкретика, складывающиеся условия вносят в эти «идеи» свою корректировку, уточнения, дополнения. Да и самим идеям, как и реалиям утверждаемого коммунизма как событийности, говорим мы выше, свойствен момент отсвоения. Коммунизм ведь не некий рубеж, достигнув который можно вполне успокоиться и «отдохнуть». Перед нами, как отмечено выше, непрерывно обновляющийся, требующий беспрестанного осуществления себя, восходящий процесс будущего.

И это вполне понятно уже из несомненного факта, что будущее, — коль скоро подлинно, несет истину, бытие, а не что-то из определенного (прошлым и настоящим, сущим) дискурса, — никогда не может быть известно, всецело осознано. Оно, будем помнить, хоть прежде всего и главным образом, выражает способ существования человека в мире, предзадает прошлое и настоящее в человеческом бытии, все же, присутствует в нашем наличном, настоящем всегда отсваиваясь. То есть, как-то таинственно, «убегая», нерационализируемо. По крайней мере, — сполна, рефлективно.

Зачастую мы обречены выбирать, утверждать данное (не дискурсивное) будущее, идя «неторными путями», на собственный страх и риск, одиноко, ответственно, в этом смысле свободно. «Свободно» — не в смысле осознанной необходимости, а необходимой осознанности, субъектного осознания, сознательности, держащей ответ не только «за», но также «перед». В том числе (и не в первую ли голову) бытию.

А такое движение, как бы оно ни было сознательным, вряд ли может стать «Невским проспектом». Другими словами, здесь подстерегают взлеты и падения, зигзаги с «попятностями», движения в сторону, перерождения. Не исключены также предательства, контрреволюции...

Уже с первых шагов данного революционно-освободительного движения (считай, всецело замкнутого пределами господствующих порядков, протекающего зачастую в религиозно-мифологических уборах) мы видим стихийно-деструктивные народные выступления, отстаивание ими своих прав доступными (заведомо негодными) средствами из наличности. Тем не менее, поначалу так, — в непрекращающейся борьбе за жизненные «права и свободы», наращивая и разнообразя выступления, их формы и средства, — трудящиеся постепенно сплачиваются, организуются, набираются духовно-практическим опытом. Вызревают в понимании и отстаивании своих интересов, целей. В еще слабо организованной борьбе Часть народа уже, как подмечено в «Восемнадцатое брюмера», доходит до того, что «пускается на доктринерские эксперименты, создание меновых банков и рабочих ассоциаций — другими словами, в такое движение, где он еще не готов, отказывается от мысли произвести переворот в старом мире, пользуясь совокупностью заложенных в самом старом мире могучих средств, а пытается осуществить освобождение за спиной общества, частным путем, в пределах ограниченных условий своего существования и потому неизбежно терпит неудачу» [Там же. — 126]. И, тем не менее, шаг за шагом, успехами и неудачами, борясь за свое и мира освобождение от рабства и угнетения, трудящиеся восходят, вызревая, на истинно реальный и действенный путь революционного преодоления господствующих порядков, утверждения подлинно справедливого, человечного и событийного мира, коим является коммунистическая революция.

Многими особенностями характеризуется складывание и развертывание народно-освободительного движения, тем более, ведущего к коммунистической революции, протекающего ею. Немало и таких, которые в корне разнят последнюю от наблюдаемого в революционных процессах буржуазного порядка. Главенствующие отличия, помимо отмеченных, среди прочего, не те ли, что еще указывает Маркс? «Буржуазные революции, как, например, революции XVIII века, стремительно несутся от успеха к успеху, в них драматические эффекты один ослепительнее другого, люди и вещи как бы озарены бенгальским огнем, каждый день дышит экстазом, но они скоропреходящи, быстро достигают своего апогея, и общество охватывает длительное похмелье, прежде чем оно успеет трезво освоить результаты своего периода бури. Напротив, пролетарские (коммунистические. — Ш.А.) революции..., постоянно критикуют сами себя, то и дело останавливаются в своем движении, возвращаются к тому, что кажется уже выполненным, чтобы еще раз начать это сызнова, с беспощадной основательностью вы-смеивают половинчатость, слабые стороны и негодность своих первых попыток, сваливают своего противника с ног как бы только для того, чтобы тот из земли впитал свежие силы и снова встал во весь рост против них еще более могущественный, чем прежде, все снова и снова отступают перед неопределенной громадностью своих собственных целей, пока не создается положение, отрезывающее всякий путь к отступлению, пока сама жизнь не заявит властно: Hic Rhodus, hic salta! (Здесь роза, здесь танцуй!)» [Там же. — 122].

Не вытекает ли эта противоречивость, многотрудность вершения коммунистической революции именно из ее оговоренной универсальности, бытиеносности, непостижимой грандиозности целей и решаемых задач, беспрецедентным охватом вовлеченности, творчества народных масс? По сути ведь, здесь вершится тот самый судьбоносный, вместе с тем, всеохватный общеэкзистенциальный поворот человека лицом к бытию, к соприсутственности его бытию, что с некоторых пор всяко и тщетно муссируют, вытаскивающие себя за волосы из болота, идеологи из области философской антропологии.

Но ведь и «не те» не отстают, пробавляясь почти той же «мякиной» производящести и присвоения, с головой, к тому же прихваченные буржуазным сететворчеством?.. Вся их работа сегодня — не бьет ли мимо цели, во всяком случае, как «об стенку горохом» отскакивая от тех (народа), кому адресована. Да и адресована ли?.. Чего они хотят, кому служат, — знают ли?.. Сколько раз в Программе (?)КПРФ как-то мимоходом проскальзывает слово «коммунизм»?.. А в докладе XIX съезду КПРФ — всего единожды, и то, случайно...

«поворот» означенный, как показывает практика, под силу лишь революционному преодолению буржуазной действительности, вооруженному диалектико-материалистическим учением, идеологией событийного человеческого бытия. Собственно, коммунистическая революция именно с этого поворота и начинает свое шествие руками и делами, ведомого коммунистами, трудового и пролетаризованного народа, что тоже самое, онародившегося пролетариата. Последний выступает, по Марксу, практической силой, в союзе с которой созданное им учение («философия») может осуществить свою подлинную призванность. «Подобно тому, — говорит образно мыслитель, — как философия найдет в народе «свое материальное оружие», так и народ «находит в философии свое духовное оружие, и как только молния мысли основательно ударит в эту нетронутую народную почву», свершится эмансипация» подлинное высвобождение человека, избавление его от вековечных злосчастий [См.: Маркс К. К критике гегелевской философии права. Введение / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 428].

Но, увы, эта «нетронутая народная почва» сегодня, подобна известной «несжатой полоске одной». И, увы, по-прежнему, «грустные мысли наводит она»...

Хорошо как-то говорил в одном из своих выступлений А.И. Колпакиди, которого, понятное дело, представлять нет надобности. Сегодня, говорил он, ситуация в нашей стране являет картину «троицы». С одной стороны, вроде, самоуверенно стоит власть со всеми ее атрибутами: кот «Василий» свою «курочку хряпает». С другой стороны, ей как-то, то ли «оппонирует», то ли «прогинается», то ли еще как-то, но не находя в народе «свое материальное оружие», большая и разрозненная группа левых сил, где и КПРФ. А с третьей — стоит народ! Стоит, смотрит, наблюдает, ценит, ждет! И часто уже и не знает, чего ждать, все более отнародясь, обездушиваясь и раздуховляясь под натиском господствующей объективности хапуг...

Ни первые, ни вторые не ведают что творить, — плывут себе, куда волна заносит... И, вот, такое положение тянется уже весьма долго! Революциями, какими-либо радикальными переменами и не пахнет даже. Хотя... Да, складываются кой-какие объективные обстоятельства. В этой связи что-то там (слева да справа) бормочется. Но, тем не менее, обе стороны ждут «распогодки»: чтоб вернулось все на прежние круги своя»...

Коммунистам в этих условиях, думается, предстоит радикальнейше изменить свою тактику и политику. Следует, действительно, переродиться в партию нового типа, дабы стать действенной, влиятельной, народной, с всесильными идеями... Кое-что об этом мы говорим в заключительных разделах «Практики...». Но, все же, здесь нужен особый разговор. И, даст Боже, можно будет повести его в другом месте.