Владивосток. Отсюда начинался Владивосток. Часть 2

Владивосток. Точки на карте.
Отсюда начинался Владивосток. Часть 2. Пекинский договор.

(Из цикла статей "О чем рассказала старая фотография")

Сокращённая версия опубликована в печатной газете "Владивосток" за 27 августа 2025 г.
----------------

Рассказывая о центральной площади Владивостока, нельзя было не упомянуть о том, что Владивосток начался с этого места. Ну а говоря о том, как начинался Владивосток, нельзя не рассказать о Пекинском договоре и о человеке, который сделал всё, чтобы он состоялся.

Во Владивостоке есть улицы, посвящённые людям, сделавшим Владивосток реальностью: прапорщику Комарову, лейтенанту Бурачку, есть памятники адмиралу Невельскому и графу Муравьёву-Амурскому.
И лишь недавно в городе, в районе Первой речки появился сквер имени генерала графа Николая Игнатьева. Что ж, хотя бы сквер. И лучше поздно, чем никогда. Но, честное слово, это имя достойно того, чтобы и памятник был, и чтобы назвать им улицу. И чтобы её жители гордились названием своей улицы. Например, «улица Игнатьева», на мой взгляд, звучит куда значительнее, чем «улица Пологая» сейчас.

Владивосток основывался как военный пост, и миссия отряда Комарова была секретной. В шканечном журнале (так назывался вахтенный журнал в эпоху парусного флота) было указано, сколько было выгружено провизии, снаряжения, сколько ружей и патронов, сколько листового железа и верёвок. Было указано, что был выгружен рыболовный невод, лошадь и два быка.
Но ни слова о том, что отряд был вооружён пушкой с боевыми зарядами и что на берег были свезены стройматериалы в количестве, достаточном для срочного строительства казармы на 100 человек. Комарову было велено при заходе иностранных судов поднять русский флаг и отвечать, что земля утверждена за Россией согласно Айгунскому договору.

Однако Айгунский договор 1858 года отводил в пользу России лишь земли севернее Амура, а Уссурийский край оставался в общем владении России и Китая впредь до дальнейшего разграничения.
Таким образом, летом 1860 года у России не было никаких правовых оснований для создания военных постов на побережье Японского моря. Однако и посты, и прочные русско-китайские договорённости на их строительство неизбежно должны были появиться, причём в интересах не только России, но и Китая, если учесть ситуацию в мировой политике того времени.

Заключение Айгунского договора, освоение низовьев Амура и основание постов Хабаровск, Николаевск, Владивосток, Посьет и Ольга – всё это стало продолжением Крымской войны 1853-1856 годов России с Англией и Францией. Англия, стремившаяся ослабить влияние России на Чёрном море и на Каспии, разжигала антирусские настроения в Европе и Азии (как это похоже на сегодняшний день!) и ревниво смотрела на расширение русского присутствия в Тихом океане.

В своём неуёмном стремлении подчинить весь мир Англия всюду затевала войны, одной из главных целей которых было добиться полного открытия чужих границ для собственных товаров.
Так, в английской торговле с Китаем значительно преобладал импорт: Англия массово покупала шёлк, фарфор и чай, а Китаю английские товары были не нужны. И вот озабоченные английские джентльмены нашли товар, чтобы перевернуть торговый баланс в свою пользу. Они просто подсадили китайский народ на опиум, вывозимый из индийских колоний, организовав под крышей собственного государства первый в истории человечества наркокартель. Причём борьбу китайских властей с контрабандой наркотиков, чтобы остановить деградацию и вырождение китайской нации, правительство английских джентльменов расценило как нападение на Англию и развязало Первую опиумную войну.
Война закончилась поражением Китая, отторжением от него Гонконга и предоставлением Англии права свободно торговать всеми товарами – и опиумом в том числе – по всему Китаю.

Что касается Крымской войны, то в 1854-55 годах объединённая эскадра Англии и Франции дважды нападала на Петропавловск-Камчатский и пыталась высадить десант в Александровском посту в Татарском проливе.
Для великих русских патриотов – генерал-губернатора Восточной Сибири Николая Муравьёва и его соратника контр-адмирала Геннадия Невельского, особо почитаемых дальневосточниками – было очевидным, что без обладания Амуром и континентальным побережьем Японского моря дальневосточные владения России становятся крайне уязвимыми.
В те же годы английские и французские мореходы обследовали дальневосточное побережье, описывая заливы и острова, выявляя удобные бухты и давая географическим объектам свои названия.
Нужно было спешить с понятием российского флага на приморских берегах. Россия не могла допустить соседства такого подлого государства, как Англия, которую Муравьёв-Амурский называл «всесветным грабителем».

Согласно одной из точек зрения, присоединив Приамурье и Уссурийский край, Россия отняла их у Китая, и, воспользовавшись ослаблением Китая после Опиумных войн, навязала в 1860 году в Пекине новый, неравноправный пограничный договор.

Это не так.

Действительно, согласно Нерчинскому договору 1689 года граница между государствами проходила по Становому хребту, значительно севернее Амура.
Но, во-первых, тот договор был подписан русским послом под угрозой уничтожения нерчинского гарнизона многочисленной маньчжурской армией, так что точно был неравноправным. Русским пришлось уйти с уже обжитых приамурских мест, в том числе из легендарного Албазина, защищая который, казаки проявили беспримерную стойкость против десятикратно превосходящих сил маньчжуров. Причём, до заключения договора маньчжурские войска вели себя как бандиты, нападая на русские забайкальские остроги. Именно Нерчинский договор был неравноправным – для России. И если бы не военная хитрость эвенкийского князя Павла Гантимурова, который во время переговоров имитировал подход дополнительного русского воинства, и если бы не его дипломатический талант, условия Нерчинского договора для России были бы ещё хуже.
А во-вторых, на тех переговорах не было русского переводчика, так что обеспечить идентичность вариантов договора на разных языках было невозможно. Вот эти расхождения в описании границ и подтвердились позднее, став основанием для России требовать пересмотра статей Нерчинского договора и подписания нового, Айгунского трактата, по которому земли слева от Амура полностью отходили к России, а русские жители получали право плавать по Амуру.

Говоря о принадлежности земель, следует подчеркнуть, что китайские подданные к началу XIX века не вели в Приамурье и Уссурийском крае регулярной хозяйственной деятельности, на этих территориях никогда не было ни китайской государственности, ни китайского военного присутствия, что показала Амурская экспедиция 1849-1855 годов контр-адмирала Геннадия Невельского. Те редкие китайцы, что постоянно жили на этих землях, были либо беглецами, либо ссыльными.
И вообще, вплоть до середины XIX века династии, правящие в Китае, собирая дань с местных племён, обращали внимание на эти области только тогда, когда сюда приходили русские.

Если бы Россия не настояла на владении Приамурьем и Уссурийским краем, слабый в экономическом и военном отношении Китай не смог бы защитить их от англичан с их мощной военной промышленностью и многочисленным океанским флотом.
И тогда Англия получила бы твердыни для экспансии на Дальнем Востоке. Россия приобрела бы могущественного вечного врага на Тихом океане, способного на любую подлость, и если не навсегда, то надолго потеряла бы Дальний Восток. Но и Китай с трёх сторон был бы окружён английскими колониями, что позволило бы Англии легко организовывать военные экспедиции против Китая, который, в конце концов, потерял бы суверенность подобно Индии.
Таким образом, занимая Уссурийский край, Россия защищала не только свои интересы, но и интересы суверенного Китая.

Примечательно, что это отчасти понимали в Пекине, когда русский посланник генерал-майор Николай Павлович Игнатьев прибыл туда в марте 1859 года для переговоров о государственной границе в Уссурийском крае.
Китайские сановники вполне были готовы согласиться на создание русскими уссурийских портов, чтобы их не создали англичане, но признавать всю территорию края за Россией не желали. Однако они, неопытные в мировой политике, не понимали, что наличие нескольких русских портов на побережье не могло остановить экспансию англичан. Это мог сделать лишь договор о границе, дающий России исключительное право на освоение всей территории края.
Миссия Игнатьева и заключалась в том, чтобы любым способом как можно быстрее добиться подписания и ратификации такого договора.

Причём изначально Игнатьев был послан в Китай с военно-дипломатической миссией. Российское правительство предложило усилить Китай в его противостоянии с англичанами и французами современным русским оружием, купив для китайцев на русские деньги 50 пушек и 10000 нарезных ружей и отправив в Пекин военных инструкторов.
Игнатьев и направлялся для организации в Китае инструкторского дела. Но когда китайцы поняли, что доставка оружия связана с обсуждением пограничных вопросов, они отказались от помощи – и от оружия, и от инструкторов, – о чём потом сильно жалели.

Сначала китайское правительство отказалось ратифицировать Айгунский договор и предложило русскому послу покинуть страну. В ответ Игнатьев заявил, что подчиняется лишь своему императору, и всё-таки вынудил китайцев начать переговоры, которые, впрочем, тянулись целый год и закончились практически ничем.

Китайское правительство старалось избавиться от русского посла, в дипломатической переписке позволяло даже дерзости и пыталось ограничить его возможности. Китайцы, народ корыстолюбивый, поначалу даже отказывались продавать русским товары на рынках. Но Игнатьев проявил завидную выдержку и находчивость, защищая достоинство Родины.

Его немногочисленные помощники были ему под стать.
Например, китайцы запретили проезд русского курьера к морю с письмом для Муравьёва, который тогда находился в Японии. Игнатьев отправил курьером личного адъютанта  Муравьёва-Амурского князя Сандро Дадешкелиани, человека горячего и решительного, в лохматой кавказской папахе, с огромным кинжалом. Не говоря ни слова по-китайски, он безостановочно ехал на восток, добывая себе лошадей и продовольствие, наводил ужас на жителей своим видом и обращал их в бегство.
Другой адъютант Муравьёва-Амурского, казачий полковник Н. Мартынов, направленный Игнатьевым в Кяхту, бесстрашный сибиряк, точно так же напугал резким обращением местные власти, которые, по его мнению, замедляли его путешествие.
Китайское правительство обратилось к Игнатьеву с просьбой «впредь не посылать таких диких людей», сеющих переполох среди местных жителей.
Исполняйте наши законные требования, и нашим курьерам не придётся проявлять присущую им энергию, последовал невозмутимый ответ Игнатьева.
К слову сказать, один из французских офицеров во время будущей войны с Китаем счастливо избежал китайского плена, и эта опасность, пусть и миновавшая, так потрясла его, что он сошёл с ума, и его пришлось отправить в Европу связанным.

Пока шли бесплодные переговоры, Игнатьев увлечённо читал документы из библиотеки иезуитов о Китае и китайском быте, которую они оставили в русской миссии перед изгнанием из Китая. Эти сведения очень помогли ему в конечном счёте одержать победу над китайцами и их врагами.

В марте 1860 года Игнатьев пишет Муравьёву-Амурскому, что не следует обращать внимание на нежелание китайского правительства признавать Уссурийский край за Россией, и нужно поскорее поднять русские флаги на побережье, используя согласие китайцев на занятие русскими всех «пустынных мест» около моря. А вопрос о сухопутной границе, считал он, обязательно решим позднее. То есть Игнатьев, несмотря на провал переговоров, всё-таки был убеждён, что договор так или иначе будет подписан.
Именно после этого письма Игнатьева и были основаны военные посты Посьет и Владивосток командами лейтенанта Павла Назимова и прапорщика Алексея Комарова.

У России оставалось только два выхода: или занимать Уссурийский край силой, надолго оставшись врагом Китаю, или Игнатьев оказывает китайцам такую услугу, за которую они однозначно согласились бы на проведение границы в Уссурийском крае.

Всё свидетельствовало о том, что готова начаться очередная война Англии и Франции против Китая. Но после отказа китайцев от русского оружия Россия ничем уже не могла помочь Китаю. Китайское же правительство пыталось изворачиваться: если борьба с союзниками не привела бы к успеху, они решили частично уступить русским и просить у России помощи против европейских стран, а в случае примирения с европейцами –  пожаловаться им на ненасытность России.
И Игнатьев покидает Пекин и едет в Шанхай, чтобы встретиться там с послами союзников и заявить им, что Россия будет придерживаться нейтралитета в предстоящей войне, но при этом сочувствует стремлению союзников заставить Китай уважать международные договоры.
Целью Игнатьева было добиться доверия союзников, приобрести значение в их глазах и не дать войне между Китаем и европейцами принять такие размеры, чтобы правящая династия была свергнута, иначе следующим императором неминуемо был бы объявлен ставленник англичан. И при этом нужно было доказать китайцам, что без русской помощи маньчжурская династия погибнет и что русские искренне хотят спасти маньчжурскую династию от коварства союзников, желающих покорить Китай.

Удивительно: совсем недавно закончилась Крымская война, а Игнатьеву действительно удаётся заслужить авторитет у бывших врагов, англичан и французов, давая им советы и предоставляя полезные сведения о Китае, которые не вредили России и при этом убеждали союзников, что без знатока местных условий им не обойтись. В то же время он умело использовал неприязнь между англичанами и французами, оставаясь при этом в хороших отношениях с теми и другими.
Французский посол отнёсся к Игнатьеву сердечно, особенно после того как Игнатьев польстил ему, выдумав, будто бы китайцы относятся к французам лучше, чем к англичанам. Уважение заносчивых англичан Игнатьев заслужил, остроумно отвечая на их изначальную неучтивость, и, в особенности, остроумно НЕ отвечая на неё. А доверие обоих послов к Игнатьеву произвело должное впечатление и на китайцев.

Игнатьев, зная, какое большое значение имеет в глазах восточных народов внешний блеск, в Китае всегда велел нести себя в богатых носилках в окружении свиты – казаков и доверенных лиц. Союзные же послы чаще предпочитали ездить верхом на лошадях, что в Китае считалось приличным лишь для самых простых военачальников. По пути русского посольства простые китайцы массами высыпали посмотреть, как шествует русский Дажень (Daren - Большой человек).

Война всё-таки началась. Китайские войска, в которых было много курильщиков опия, вооружённые устаревшим оружием, слабоорганизованные и в большинстве нестойкие, терпели одно поражение за другим и отступали – зачастую при первых же выстрелах союзников.

В этих сложных условиях Игнатьеву удавалось мастерски манипулировать и союзниками, и китайцами.
Например, он «дружески» предупредил союзников, что раздражение китайцев после ограбления святых мест может вызвать нападения народа на союзные войска, посоветовал им отпечатать охранные листы с запретом на вход в помещение под страхом расстрела и вызвался сам раздать эти листы монастырям. Союзники с радостью воспользовались советом, и Игнатьев раздавал эти листки всем, кто обращался к русским за помощью.
Это произвело огромное впечатление на китайцев. В народе пошла молва, что русские сильнее союзников, раз их листки, наклеенные на дома, производят такое впечатление на союзников.

Там, где проходили войска союзников, оставались развалины. Летний дворец императора был разграблен ими в 2 дня.
Однажды Игнатьев после совместного завтрака с английским послом пошёл с ним на прогулку по городу, при этом показывая ему следы грабежа. Китайцы истолковали это по-своему: русский Дажень ругает дикаря-англичанина за грабежи. На что и рассчитывал Игнатьев.
Авторитет русского посла в Китае рос стремительно, его письма доставлялись в Пекин со скоростью самых важных известий.

Как только русские прибыли под Пекин, к ним сбежались китайцы-христиане просить защиты от грабежей. Им выдавали листочки с надписью на трёх языках: «Христианин», – чтобы клеили на дома. И тогда к русским народ повалил валом, уверяя, что все они – христиане. Никому, разумеется, отказа не было.

Союзники объявили императору ультиматум, угрожая бомбардировкой Пекина, а узнав, что император и правительство покинули город, и вести переговоры не с кем, растерялись.
Настал момент для Игнатьева вмешаться и взять на себя роль, достойную представителя России. Нужно было воспользоваться замешательством союзников и встать между воюющими сторонами, прежде чем они сумели бы примириться.

Игнатьев выдвинулся в Пекин в парадном паланкине первым из послов. В момент вступления русского посла в Пекин в просвет между тучами, словно по заказу, выглянуло солнце. Когда паланкин поравнялся с французским и английским батальонами, их солдаты выстроились и отдали Игнатьеву честь.
Пекинцы были восхищены.

Наутро китайские чиновники явились к Игнатьеву с просьбой спасти Пекин от разорения и помочь заключить мир, ссылаясь на двухсотлетнюю дружбу. Игнатьев согласился, при условии, что Китай выполнит требования России, и уверил их, что пока он, русский посланник, находится в Пекине и пока чиновники слушаются его советов, городу ничто не угрожает.
Послам же союзников он пообещал убедить китайцев выполнить их требования, если союзники откажутся от штурма Пекина и сделают уступки китайцам. Послы с готовностью согласились.

С этого момента начались переговоры о мире.
При возникновении трудностей союзники сразу обращались к Игнатьеву за советом. Китайцы вообще ничего не предпринимали, не посоветовавшись с ним.
Игнатьев, таким образом, руководил всем ходом переговоров, успешно ограждая интересы России и оставаясь в добрых отношениях и с англичанами, и с французами, и с китайцами.

Договоры китайцев с союзниками были подписаны. Война закончилась. Войска союзников по совету Игнатьева отошли от столицы.
С этим завершилась и долгая подготовительная работа Игнатьева к обсуждению нового русско-китайского договора. Добрая услуга Китаю была оказана, и китайское правительство должно было удовлетворить требования России, как и обещало.

Однако обсуждение текста договора снова стало затягиваться с китайской стороны.
И тогда Игнатьев напугал китайцев тем, что ему, видимо, придётся остаться в столице Китая на зиму, чтобы завершить все дела, а союзники из зависти к нему тоже захотят вернуться обратно. Этот довод повлиял на сановников кардинально.
А чтобы окончательно сломить их, Игнатьев пошёл на уступки по малозначащим пунктам, которые были специально включены им в договор именно для этого. Текст моментально был согласован, и подписание нового договора состоялось в Русском подворье в Пекине 2 ноября 1860 года в 2 часа пополудни.

Суть договора заключалась в том, что китайское правительство подтвердило и дополнило Айгунский договор, самым положительным образом признало за Россией Приамурье и Уссурийский край, подтвердило права наших купцов на торговлю в Китае, признало русских военных губернаторов равными своим губернаторам, что упрощало пограничные сношения.
Таким образом, Россия получила право осваивать Приморье и строить Владивосток.

По окончании переговоров Игнатьев по восточному обычаю преподнёс подарки всем сановникам. Сановники ответили русскому послу тем же, поблагодарив за оказанную помощь. В этот раз исполнение обычая имело особенную цену, потому что этого не сделали ни заносчивые англичане, ни чванливые французы.

Свою задачу Николай Игнатьев, на полтора года оторванный от Родины, выполнил блестяще.
Он был вынужден действовать на свою ответственность, поскольку получал ответы из Петербурга только через полгода.
Не имея почти никаких материальных средств, почти без помощников, он вёл дело огромной государственной важности, борясь с упорством китайцев, прекрасно понимавших замыслы России. Ему нужно было соблюсти достоинство России, при этом не допустив разрыва с Китаем, и не позволить войне между Китаем и европейцами принять размеры, грозящие свержением правящей маньчжурской династии.
Он не только составил новый Пекинский договор, покрывавший все предыдущие договоры, добился его ратификации и присоединил к России Уссурийский край, что дало нашей стране неоценимые возможности для развития в Азиатско-Тихоокеанского регионе, но и сумел в одиночку сберечь Пекин от грабежей и разрушения – это уже для Китая.
И если генерал-майор Игнатьев, чрезвычайный и полномочный посол России в Китае, гордый, умный и находчивый человек, представляется вам, дорогие читатели, этаким важным седовласым господином, умудрённым жизненным опытом, вы будете удивлены. Великолепному дипломату и искусному переговорщику Николаю Павловичу Игнатьеву на момент подписания Пекинского договора исполнилось всего 28 лет!

Через 9 месяцев, в августе 1861 года в бухту Порт Мэй зашёл английский хорошо вооружённый трёхмачтовый шлюп «Энкаунтер». Перед судном была небольшая пологая долина, по которой текла в бухту небольшая река. Справа на возвышенности стояли бревенчатые постройки, а на флагштоке развевался русский флаг. На берегу вежливый русский лейтенант спросил, что делают в русской бухте Золотой Рог английские военные моряки. В ответ на вопрос командира Владивостокского поста Евгения Бурачка участник Крымской войны контр-адмирал Хоуп не нашёл ничего лучше, чем соврать, будто хотел здесь поохотиться. Англичанам пришлось убраться, и легенда гласит, что на выходе из бухты контр-адмирал сказал своим офицерам: «We got too late. Мы опоздали».

Европейцы опоздали. Иначе Уссурийский залив был бы заливом Наполеона, залив Петра Великого – заливом Королевы Виктории, полуостров Муравьёва-Амурского – полуостровом принца Альберта, а бухта Золотой Рог называлась бы Порт Мэй.

Как называлась бы площадь Борцов Революции – неизвестно.

Впрочем, Русский остров по-прежнему входит в состав архипелага Евгении, названного в честь тогдашней французской императрицы. Явно недоработали наши картографы. Может, следовало бы назвать архипелаг именем генерала Игнатьева, у которого заслуг перед нашей Родиной бесконечно больше, чем у  испанки Евгении Монтихо, все достижения которой лишь в том, что она первой в мире стала осветлять свои волосы перекисью водорода?

Уже в нынешние времена российское посольство в Пекине после нападок китайских националистов молчаливо и безропотно убрало со своего сайта расшифровку названия Владивосток: «Владей Востоком!». Если бы жил Николай Игнатьев сейчас, он нашёл бы что ответить. Он написал бы: «Все россияне с уважением относятся к праву китайцев называть свою страну Центральным Государством (буквальный перевод китайского названия страны - ZhongGuo), хотя Китай, как известно, не находится в центре Вселенной. И потому мы ожидаем от всех китайцев уважения к нашему праву называть Властителем Востока русский город Владивосток».

Константин Смирнов-Владчанин
Фото Алексея Воронина, Андре-Адольф-Эжена Дисдери (1860-е годы)