Шуликуны

Одним из следствий специальных философских начал является то, что символы и фигуры также возможны в магическом действии, которое может обладать любым материальным качеством.

                Джованни Пико делла Мирандола

Я, конечно, не надеялся, что на консультацию перед экзаменом по «диамату» явится вся наша группа, но вышло так, что я неожиданно для себя оказался в аудитории в скорбном одиночестве, тет-а-тет с педагогом.
– Очень хорошо, что Вы пришли, – сказал мне профессор. – На экзамене Вам присутствовать необязательно, давайте зачётку и можете с душевным спокойствием отправляться на каникулы.
Я вынул зачётку и испытующе посмотрел на педагога.
– У Вас есть ко мне вопросы? – спросил преподаватель.
– Да, но может не вполне по пройденной теме, хотя… – сердце моё учащённо билось и не столько от нежданной удачи с досрочным экзаменом, сколько из-за сегодняшней необычайной картины дня.
– Это не имеет значения – по теме или нет. Спрашивайте, я постараюсь ответить.
– Мне бы хотелось уяснить для себя, как обстоятельства времени и места влияют на картину субъективной реальности, – вопрос мой прозвучал так сбивчиво и взволнованно, что профессор не мог не заметить моего беспокойства.
Теперь уже педагог внимательно посмотрел мне в глаза, словно хотел уловить то душевное движение, которое сумело меня так встревожить.
– Рискну предположить, что эта проблема каким-то образом коснулась непосредственно Вас. А у объективной и субъективной реальности разноуровневая система, и неудивительно, что они, подчас, входят в противоречие друг с другом. Психическая жизнь человека не принимает абстракций, и чтобы упорядочить информационный хаос, она формирует свою модель реальности, согласуясь с опытом и анализом наблюдаемых явлений. Иногда формальные категории конфликтуют с их внутренним содержанием, поэтому так важен сам контекст происходящего. И что же, всё-таки, Вас так озадачило?
Я смешался. Конечно, контекст важен, но только как мне сформулировать вопрос, чтобы не лишиться полученной «автоматом» оценки. Моя попытка оттолкнуться от категории субъективной реальности и выйти к проблеме сверхчувственного оказалась напрасной, и преподаватель понял, что заботит меня что-то совершенно далёкое от диалектического материализма. Я бы даже сказал – настолько далёкое, что оно неспособно даже укладываться в привычные рамки здравого смысла.
А произошло со мной вот что. Когда я шёл в институт мимо Муринского ручья, меня нагнала ватага малышни, которая всей своей шумной компанией отчаянно пыталась свалить меня в воду. Когда мне всё-таки удалось устоять под их натиском, они, дразнясь и улюлюкая, поскакали дальше, громко выкрикивая моё имя. Казалось бы, случаются вещи и поинтересней, но у детей были странного вида головы, удлинённые, в блестящих остроконечных шапках. Да и группа малышей была без сопровождения взрослых, чего никогда не случается в повседневной жизни. Такое возможно лишь тогда, когда это вовсе не дети. А, предположим, сезонные демоны шуликуны. Игнатьев день 2 января, когда они выходят на землю – уже миновал, а Крещение ещё не наступило. Где-то я читал, что шуликуны уходят восвояси не на Крещение, а в Бабий день, только я могу свидетельствовать, что это неправда. Но напрямую спросить профессора, как мне понимать произошедшее – я опасался.
– Меня интересует как психологический «эффект реактивности» согласуется с «эффектом наблюдателя», а также почему появляются отрицательные вероятности при попытках построить объединяющую «теорию всего». Следует ли отсюда, что наше зрение избирательно и ориентируется лишь на то, что мы знаем и что составляет нашу субъективную реальность? – выпалил я первое, что мне пришло в голову и что было хоть как-то связано со случившимся.
Но преподаватель лукавой улыбкой оценил мою спонтанную неискренность.
– В каком-то смысле, действительно, всё зависит от нас. Заходите ко мне сразу же после сессии, чтобы прямо спросить меня о том, что Вас волнует, без ссылок на то, о чём учёные до сих пор продолжают спорить.
Я уже сожалел, что затеял этот странный разговор. Хотя с кем ещё, как не с философом, я могу поговорить о произошедшем, ну не с ребятами же из своей группы! Конечно, хорошо, что вопреки объективной реальности раньше срока для меня наступили долгожданные каникулы, но насчёт обещанного душевного спокойствия всё-таки преподаватель явно погорячился.
И я не ошибся в своих безрадостных ожиданиях. Уже по дороге домой в свете вечерних фонарей я не раз и не два замечал впереди себя кривляющуюся ребятню, строящую мне рожицы и показывающую носы. На пустыре за Шафировским проспектом малышня выстроилась в цепочку, и начала кричать в мою сторону несусветную чушь и обидно дразниться. Когда же я побежал за ними, они бросились наутёк, но, несмотря на всё моё физическое превосходство, оказались гораздо быстрее и успели всем скопом заскочить в трамвай, следующий на Ржевку.
Район Ржевки и прилегающие к ней территории я знал неплохо. Однако сейчас меня интересовали исключительно водоёмы, мосты и перекрёстки дорог – излюбленные места сбора и проказ шуликунов, если, конечно, доверять исследованиям историков культуры и религиоведов. Но особенно меня занимали заброшенные строения, которые шуликуны обычно выбирали в качестве своих временных пристанищ.
Наутро, захватив с собой городскую карту, я сел в электричку Ириновского направления, идущую через Ржевку. Подъезжая к станции, я уже из вагонного окна приметил несколько ветхих построек у Охтинского Разлива, прижавшиеся к краю обширного пустыря. Скорее всего, они когда-то принадлежали местному совхозу, который не так давно был вытеснен намечающимся там жилищным строительством, и теперь постройки бесхозно стояли, ожидая неминуемого сноса.
«Самое надёжное обиталище для шуликунов», – подумал я и, сойдя с платформы, по тропинкам поспешил к воде. Все тропинки вели к мостам, а заброшенные амбары находились немного в стороне от воды и от всех мостов, поэтому никаких дорожек к ним не было. Пройдя ещё немного по проложенной тропе, я обнаружил многочисленные детские следы, оставленные на снежной целине, и все они вели туда, к остаткам совхозных строений.
Было ясно, что вражий лагерь располагался именно там, оставалось лишь продумать, как незаметно прокрасться туда и застать шуликунов врасплох. Я был уверен, что днём они не безобразят, а выходят из своего укрытия только тогда, когда в городе начинает темнеть. Убедившись, что за мной никто не наблюдает, я осторожно подкрался к амбару.
Вопреки моим предположениям, в амбаре стоял шум и гам.
– Мой ход!
– Я же сказал, что эта карточка закрыта, куда ж ты с зелёной!
– На тебе фиолетовую!
Детские звонкие голоса заряжали морозный воздух высокими нотами, а из всех щелей постройки валил густой горячий пар, отчего снег вокруг амбара сильно подтаял и стал напоминать рассыпанные по земле прозрачные стекляшки.
«Ну, друзья, тут-то я вас всех и накрою. Будете сожалеть, что загостились и остались здесь после пресловутого Бабьего дня!» – резким движением я открыл дверь и нахрапом застал всю компанию, собравшуюся вокруг опрокинутой бочки, на которой были разложены цветные кубики, напоминающие игральные кости.
Шуликуны пришли в движение, отчего в амбаре стало так жарко, что стало невозможно дышать, глаза мои наполнились влагой и начало першить в горле. Я сделал несколько шагов назад и вытер лицо ладонью. Тотчас же я услышал громкое хрюканье и чей-то мокрый пятачок тесно упёрся в моё левое колено. Весь амбар был наполнен розовыми резвыми поросятами. Они пронзительно визжали, обратившись рыльцами в мою сторону, и нетерпеливо подпрыгивали, выражая тем самым своё недовольство моим внезапным вторжением. Бочка, на которой велась игра, была немедленно опрокинута подвижным стадом, и мне оставалось только гадать – имелись ли на ней игральные кости или нет. Созерцать всё это свинство не было никакого смысла, и я, оттолкнув прилипшего ко мне поросёнка, плотно прикрыл дверь, приперев её поленом. «Посидите, ребята, тут до Крещения, нечего вам за мной гоняться и проказить», – произнёс я так громко, чтобы меня слышали там, в амбаре. В ответ я услышал возмущённое хрюканье и тонкий визгливый голосок: «Ишь, какой прыткий объявился! Да мы тебя ещё в полыньях искупаем! Зимы-то у вас тёплые, и найдётся для тебя ледяная вода!»
Никогда ещё я так ревностно не ожидал праздника Крещения. А на Крещение у нас как раз выпадал последний экзамен по «диамату», на который, к счастью, приходить мне было необязательно, поэтому не нужно было допоздна засиживаться в библиотеках. И это давало мне определённую надежду, что с шуликунами мои пути более не пересекутся, тем паче, что из дома я выходил только утром, когда вся эта вражья сила пребывала в амбаре.
Но я ошибался, и шуликуны по-тихому не ушли. В канун Крещения из всех моих кранов начала хлестать ледяная вода. Вентили никак не реагировали на мои манипуляции, словно на всей сантехнике сорвалась резьба. В домоуправлении никто не брал трубку, а звонок в «аварийку» всё время срывался. Я пытался отыскать запись в телефонной книге, которую мне оставил дежурный водопроводчик, но всё время попадались какие-то неопределяемые номера, принадлежащие неизвестно кому, без уточнения кто и зачем оставлял мне ту или иную пометку. Вспомнив, что мастер был последним, кто отмечался в моей книге, я остановил свой выбор на крайней записи, однако меня смущало то обстоятельство, что номер был начирикан как-то криво, неумело, как бы совсем по-детски.
Я позвонил по этому номеру. Трубку взяли.
– У меня не работают краны. Располагаете ли Вы временем, чтобы их посмотреть?
– Нет, временем мы не располагаем, – раздался в трубке высокий мальчишеский голос. – Мы сегодня уходим. Нам не удалось затащить тебя в прорубь, зато ты можешь понежиться в ледяной воде у себя дома. И мой тебе совет: не лезь туда, куда тебя не приглашают. Очень сожалею, что мы обернулись безобидными животными, а не сворой собак, которая непременно загнала бы тебя в ледяную проталину. Просто не успели прикинуть – что и как…
Я положил трубку. В кухне и ванной продолжала шуметь вода, а вся квартира наполнилась влажным и холодным туманом. Оставалось только ждать праздника, когда шуликуны, наконец, уйдут под воду…
С объяснением я решил не тянуть, и подождал профессора у дверей аудитории, где проходил экзамен по «диамату» у нашей группы.
– А это Вы. Сейчас я отнесу ведомости, и мы можем с Вами спокойно поговорить.
Ну, уж не знаю, насколько можно будет побеседовать спокойно, но хотелось бы, чтобы всё обстояло именно так. Вскоре педагог вернулся, и мы зашли в помещение, где только что проходил экзамен.
– Меня преследовали шуликуны, – не мудрствуя, заявил я так, как мне и было рекомендовано.
– Вот как? Это такие, с огненными сковородками?
– Нет. Сковородок я у них не заметил.
– И что же они от Вас хотели?
– Ясно что: столкнуть в прорубь.
– Так все проруби остались в позапрошлом веке.
– Много где у нас есть открытая вода, на Муринском ручье, например.
– Так Вы-то чем им так приглянулись?
– Думал о них в последнее время, когда «Велесову книгу» читал.
– Но я, вроде, не упоминал её в качестве обязательной литературы.
– Не упоминали, но мне было интересно.
– Это же фальсификация, и Вы об этом не могли не знать.
– Знал. Но хотел сопоставить со своим взглядом на этот вопрос.
– Ну и как, совпало?
– Не совсем. Но я вот о чём подумал. Я Вас в прошлый раз спрашивал, насколько увязаны наши знания и опыт с тем, что мы полагаем безусловной данностью, и может был всё-таки прав Нильс Бор, когда считал, что объективной реальности не существует?
– Впрочем, с Бором был согласен и Стивен Хокинг. Существует некая вероятность того, что все наделённые разумом пребывают в мирах, формируемых с их непосредственным участием. Оттого все миры – разные, существующие только благодаря осмыслению собственного опыта и информации, принятой на веру. То, что не понято или же осталось за рамками восприятия – просто не существует.
– Но как же в таком случае существуют у разных людей устойчивое представление о мире, с океанами и материками, звёздными скоплениями и галактиками?
– Эти сведения просто необходимы для общности людей и их коммуникации. По этой модели такой мир существует только до тех пор, пока человек продолжает о нём думать именно таким образом. И если он уверует, что Земля плоская и стоит на трёх слонах, то так тому и быть: весь мир окажется стоящим на трёх крепких животных.
– Значит, если я перестану думать о мире, то он исчезнет?
– Всенепременно исчезнет. Только Вы этого не сможете сделать, находясь в здравом уме и твёрдой памяти. Человек не может не думать о том, что его окружает. Сознание цепко хранит образы и представления, и от них невозможно ни отстроиться, ни отдалиться.
– А как же тогда шуликуны?
– Вы создали их в своём воображении, подсознательно уверовали в этот древний миф и впустили шуликунов в свой внутренний мир, являющийся для Вас непреложной истиной. Лично я от них в полной безопасности, как и от всего того, что понаписал Юрий Миролюбов в своей «Велесовой книге».
– А они реальны?
– Для Вас – да.
– Так как же мне избавиться от их существования?
– Способов много, но все они опираются на Вашу волю и умение создавать устойчивые представления. Никакой доктор философии здесь Вам не помощник.
– Выходит, прав Хокинг, и вся объективная реальность лишь способ не превращать людей в строителей Вавилонской башни. Должно же быть некое объединяющее начало, возведённое в абсолют для задач управления и поддержания в людях необходимого душевного равновесия.
– В учебниках такой интерпретации нет, но соображение непротиворечиво и вполне может согласоваться с Вашей оценкой по моему предмету.
– Значит, дело за мной и моей способностью образно мыслить?
– За Вами, за Вами. Желаю Вам избавиться от Вашей назойливой ватаги.
– Спасибо, профессор. Надеюсь, я больше не побеспокою Вас по этому поводу.
Педагог двусмысленно улыбнулся и развёл руками.
– Ручаться не могу, ибо, как Вами же замечено, объединённая «теория всего» имеет отрицательную вероятность…