Пять дней в Беслане. Рассказ

Началось всё с того дня, когда моя московская подруга, учительница, спросила, нет ли у меня стихов о бесланской школе, захваченной в 2004 году террористами. Таких стихов у меня тогда не было.

Привычная к подобным просьбам, я уселась за компьютер, для начала набрав в сетевом поиске «трагедия Беслана», чтобы найти хоть какую-то информацию по данному вопросу. Информации в интернете оказалось более, чем достаточно. Я старалась выбирать не официальные, тщательно профильтрованные фильмы, а любительские кадры, порой сделанные наспех, иногда некачественно, но содержащие в себе непосредственно живую энергетику событий… Так я просидела за компом свои первые три трудных «бесланских» вечера, просматривая видео, фото и читая форумы и интервью о случившейся трагедии, рыдая в голос от переполнявших душу горьких впечатлений. На четвёртый вечер появилось тематическое стихотворение «Памяти трагедии в Беслане». Это было в 2009 году, когда стихов на эту тему в сети выкладывалось ещё немного, а моё получилось сильным и правдивым, видимо, поэтому ко мне начали обращаться те, кого так или иначе задела печальная история о бесланском теракте, со словами благодарности или новой для меня информацией. Кстати сказать, теперь, по возвращению из Беслана, я с удивлением поняла, что именно моё первое стихотворение получилось самым правильным и точным из всех, которые я придумывала. Похоже, то, что я уловила и почувствовала тогда, в самом начале, оказалось самой что ни есть неприкрытой сутью тех страшных сентябрьских дней.б этом теракте. Странно, но чем больше я узнавала подробностей о Беслане, тем больше возникало путаницы и несостыковок в голове.

До 2009 года я крайне мало работала с подобными темами. Эмоции захлестнули меня, и поволокли за собой, как быстротечная горная река, и чуть не свели с ума: я практически перестала спать, и если всё-таки засыпала, то видела сны о погибающих в бесланской школе детях. В бессоннице же, мне казалось, что погибшие осетинские школьники столпились над моей кроватью, и мне некуда деться от их пронзительных скорбных взглядов. У меня возникало чувство, что эти дети давят на меня, требуя новых стихов об их мученической смерти, желая, чтобы мир знал и помнил об их трагических Судьбах. Писать стихи было невыносимо трудно, но я садилась и писала под давлением своих призрачных видений.

Позже я научилась контролировать свою психику в процессе сложной работы, и периодически придумывала новые стихи о Беслане. В одном из своих литературных сборников под названием «Шибари», я собрала несколько стихотворений в единый раздел под названием «Беслан. Боль души». Эта трагедия, действительно, уже давно стала моей личной болью, строки моих стихов будто прочные верёвки-шибари связали мою Судьбу с Судьбой этого города, к тому же, у меня появились виртуальные друзья-бесланцы, которые советовали приехать в Северную Осетию, навестить бесланский «Город Ангелов», где спят вечным сном их земляки, не выжившие после тех ужасных сентябрьских дней в школе. И я решилась поехать, тем более, что это происходило в год 10-летия со дня трагедии, спланировав поездку на начало июля.

К любым поездкам, как правило, готовлюсь заранее: продумываю оптимальный маршрут, подбиваю финансы, согласовываю свой приезд с теми, кто будет встречать, заранее покупаю билеты туда и обратно… В этот раз знакомая кассирша, оформляя билеты, сочувственно спросила: «По работе?», «Нет, - отвечаю, - сама», «Добровольно в такие места не едут», - пожав плечами, с подозрением проговорила дама, я вежливо улыбнулась, она замолчала. Билеты я взяла, но после слов кассирши в душу закралось необъяснимое ощущение тревоги, которое почти улетучилось во время переезда из Москвы в Беслан. В вагоне, где я разместилась, было полным-полно маленьких детей, а в моём купе двух неугомонных черноволосых мальчишек везли на лето к бабушке и дедушке во Владикавказ. К тому же, в одной своей служебной командировке я познакомилась с ребятами из Северной Осетии, сделав вывод по их рассказам, что жизнь там вполне ничего себе в плане безопасности. К тому же, вдохновляли легенды о знаменитом кавказском гостеприимстве. В общем, отступать уже не хотелось, поехала в Беслан.

Часть 2.

Если говорить честно, не могу точно объяснить, зачем поехала в Беслан. В первую очередь, конечно, хотелось посетить могилы, ведь тяжёлые сны о Беслане не переставали мучить меня. Кто знает, может, своими стихами я потревожила какие-то потусторонние силы, и души погибших приходили ко мне во снах, выражая то ли благодарность, то ли осуждая за то, что нарушила их покой. Хотя, скорее всего, подобные сны возникали из-за чувства ложной вины перед погибшими. В любом случае, при таких явлениях старые люди советуют идти на кладбище, что я и собиралась сделать. Ну и, конечно, как настоящей поэтессе, мне нужны были новые впечатления и новый материал, ведь от темы Беслана, которая проникла мне в самую душу, я не собиралась отказываться… В общем, от поездки я не ожидала ничего особенного, но всё равно надеялась увидеть и понять нечто, с самого начала ускользающее от моего понимания.

Дорогой, как обычно, общение с людьми я пыталась перевести в нужное мне русло. О трагедии десятилетней давности местные говорили неохотно, и как бы я не хитрила, пытаясь заставить их разговориться, в основном, помалкивали. Один мужчина из моего вагона, будучи в 2004-м курсантом владикавказского военного училища, во время теракта стоял в оцеплении школы. Их подняли тогда по тревоге, и в течение часа они уже кольцом окружали школу с заложниками. Да, обстановка, по его словам, была там более, чем напряжённая, родственников заложников сдержать от спонтанных действий было практически невозможно, что усложняло работу специалистов. Хотя именно активная сплочённость горожан помогла спасти многие жизни детей и взрослых, выбегающих из горящей школы, когда никто не разбирался, чей ребёнок у него на руках или в машине, когда освободившихся раненых людей нужно было срочно отвозить в больницу. К сожалению, некоторые бесланцы погибли тогда от пуль снайпера именно в те минуты, когда спасали заложников после взрыва в спортзале. Сплочённость горожан помогала и при разборке завалов, при опознании мёртвых тел и на похоронах… Город был в шоке, ещё не осознав окончательно произошедшего с ними горя, сделавшего Беслан вечным заложником печальной Судьбы.

Говорят, оружие и взрывчатка, были спрятаны в школе до начала террористической операции, во время летнего ремонта, который, по словам людей, делали строители-чеченцы, хотя точно на этот вопрос ответить никто не может до сих пор. Но я не искала причины и никогда не хотела заниматься политикой, понимая для себя опасность и бессмысленность данного предприятия. Я просто ехала в Беслан по своему собственному желанию и убеждению в необходимости этой поездки, и я тогда уже точно знала, что обязательно потом попытаюсь рассказать обо всём увиденном и услышанном в своих книгах стихами или прозой.

В год моего очередного маленького путешествия лето выдалось дождливым и пасмурным почти по всей России, Северная Осетия исключением не стала, хоть и встретила меня тёплым ранним и довольно солнечным утром. К моему удивлению, ландшафт и растительность Беслана мало чем отличалась от той, что была на северо-западе России, откуда я приехала, даже горы и реки я видела только за окнами поезда. Сам городок оказался немного больше, чем я ожидала.

На вокзале меня встретила Зарина, женщина, с которой я познакомилась в интернете и по её приглашению поехала в Беслан. Мы решили с ней идти пешком, чтобы дать мне возможность осмотреться по сторонам. Зарина знала, что я поэтесса и видела мои стихи о Беслане, и она повела меня к себе домой той дорогой мимо старой школы №1, именно той дорогой, с которой, возможно, и начались трагические события десятилетней давности.

Часть 3.

Говорят, по каким-то непонятным обстоятельствам, то злосчастное первое сентября началось с того, что в Беслане не открылись некоторые детские сады, поэтому на школьной линейке было много малышей. Несколько человек в чёрных масках выскочили из-за поворота, но никто из местных жителей сперва не понял, что это бандиты.

Поднялись в небо воздушные шары, выпущенные в честь начала учебного года, на школьном дворе бесланской школы №1 раздались первые выстрелы, людей стали загонять в здание школы те самые неизвестные в чёрных масках и ещё те, которые подъехали к школе на небольшой машине с кузовом. Некоторым детям удалось сбежать, не дойдя до спортзала. Говорят, именно они первыми подняли тревогу в городе, после чего уже всем стало понятно, что это никакие не учения и вообще не шутки, а настоящая террористическая акция.

Террористы оказались профессионалами: пятеро бандитов в считанные минуты смогли согнать более тысячи испуганных людей в помещение спортивного зала старой школы. Естественно, дети плакали и кричали, не смотря на выстрелы поверх голов и уговоры взрослых замолчать. Тогда один из бандитов убил первого заложника. Убитый мужчина какое-то время лежал на полу на глазах у обезумевших от страха взрослых и детей, а террористы быстро и умело развешивали бомбы на стенах школьного спортзала, будто новогодние праздничные гирлянды. Одна из шахидок сильно нервничала, возможно, осознав, что участвует в теракте с таким большим количеством детей. Впоследствии она всё же не выдержала и со словами «я больше не могу», вышла в коридор и подорвала себя, ранив нескольких заложников.

Потом террористы приказали выйти вперёд мужчин и некоторых взрослых мальчиков… Их отвели в соседний кабинет и расстреляли, выбросив в окно мёртвые тела… В эти мгновенья неожиданно отключился свет, и начался сильный ливень, и одному из мужчин, чудом удалось сбежать, спрыгнув со второго этажа на мёртвые тела, не смотря на то, что где-то на крыше засел террорист-снайпер.

К тому времени первый убитый был вынесен из спортзала, и бандиты приказали одной из заложниц смыть с пола кровь мертвеца.

Теперь случившееся в тот день стало тяжёлым воспоминанием для всех, а тогда ужасная новость ядовитой змеёй ползла по городу, заставляя жителей Беслана собираться возле захваченной школы, которая теперь превратилась в музей скорби.

В утро своего приезда я не решилась зайти в школу, лишь издали осмотрев странное зловещее сооружение в виде полуразрушенных стен с чёрными полосами, оставшимися после пожара, крыши и специальных тентов, защищающих школу от дождей и ветров… Рядом, красовался недостроенный Храм, который, видимо, торопились построить к десятилетию со дня трагедии. Внутри школы виднелись траурные венки, снаружи на прилегающей стене висели плакаты, в том числе и список имён более трёхсот погибших, из них - 186 детей. Перед школой расположилась небольшая площадка и несколько деревянных сидений на цементном полукруге.

Не знаю, что чувствовала бы я, если бы не знала, что именно происходило здесь в начале сентября 2004 года, но в то утро неведомый страх сжал тисками моё сердце. Не знаю, почему, но это был именно страх, а не боль, не скорбь, не сожаление. Удивляюсь, как местные жители позволили сделать эти стены местом поклонения, мне показалось мукой постоянное визуальное напоминание о том, как погибали их родные и знакомые.

Погибали. Некоторые погибали от выстрелов озверевших террористов, некоторые от отсутствия укола спасительного инсулина… «Мы пришли вас убивать», - говорили им звери.

Многие заложники погибли под завалами на заключительном этапе их освобождения, когда школа горела и рушилась на несчастных людей. Одна женщина, зажатая между балками, давала наставления своим детям, протягивая им кошелёк с деньгами, чтобы те, добежав до магазина, не торопились покупать себе много еды: после трёхдневной голодовки организм может не справиться. Женщина, конечно, погибла, а деньги те до сих пор так и лежат в кошельке, не потраченные.

В школу я отправилась на следующий день. Заранее купила несколько бутылочек минеральной воды, чтобы оставить их в разрушенном спортзале, там, где террористы держали заложников.

Вошла. Самыми трудными оказались первые десять минут. Это необъяснимое ощущение оглушающей тишины невозможно описать словами: ты заходишь туда, тебя обдаёт жаром, как будто окутывая невидимой тугой тканью, сковывая и оглушая. Человеку тонко чувствующему, может показаться, что стая ангелов, обжигая своим горячим дыханием, слетела навстречу проверить, кто пришёл на место их последних минут жизни в нашем жестоком, несправедливом мире.

Часть 4.

Над разрушенной крышей спортзала возведён прозрачный и плоский очень высокий потолок, а сам бывший спортзал окружают стены из какого-то пластика с маленькими круглыми дырочками. Подобная защита от непогоды не нарушает циркуляцию воздуха, и кажущаяся в первые минуты духота возникает не от недостатка кислорода… а, скорее всего, на нервной почве. Не знаю, как это происходит, то ли от некоего осознания сопричастности, так сказать, единения душ с погибшими, то ли ещё по какой-то психологической или мистической причине, но уверена, что на мгновение сердце замирает у каждого, кто впервые входит в это скорбное место.

Площадь спортзала - небольшая, сложно представить, как здесь смогли поместиться более тысячи человек. Есть фотографии, найденные в вещах террористов в ходе следствия, в том числе, и фото заложников, сидящих на полу вплотную друг к другу. По словам выживших после заточения людей, террористы относились к своим жертвам не более, как к рабочему материалу и совсем не воспринимали заложников, как людей, как обычных детей или женщин, поэтому многие слухи и догадки о том, как звери обращались с заложниками - преувеличены, террористы пришли убивать мирных граждан, таковой была их цель, их боевая задача.

После первого шока, начинается анализ того, что видишь... Вот, баскетбольные кольца, на которых висели бомбы, под ними в деревянном полу - пробоины… большие окна без стёкол, уцелевшие подоконники, на которых рядками уложены игрушки и бутылки с водой… в некоторых местах под подоконниками виднеются ещё пробоины и в полу… В углу - обугленная шведская стенка. На стенах - следы от пуль и надписи, надписи разноцветными мелками и углём: «Помним и скорбим», «Помним и скорбим» с названием городов…

Первое время террористы разрешали заложникам пить воду и выходить в туалет, но дети слишком часто просили и то, и другое, и звери, решив, что если они запретят людям пить, то те перестанут ходить в туалет… но, видимо, от страха или из-за нервного напряжения в туалет дети проситься не перестали. Бандиты зверели всё сильнее, тем более, что их операция, похоже, шла не по их плану, если, конечно, он был, кроме того, чтобы привлечь к себе внимание российских властей. Требования выдвигались сбивчивые, хотя, скорее всего, мы так никогда и не узнаем официальные предпосылки этого теракта, и со временем всё спишется на срок давности.

К началу третьего дня у заложников уже почти не осталось ни физических, ни моральных сил.

Я не знаю, всё было так, как я рассказываю, немного по-другому или совсем не так. Очень сложно восстановить минуту за минутой, час за часом определённого временного отрезка жизненного пути обречённых на страдания людей, если даже их собственные воспоминания иногда расходятся в деталях. Но я не веду журналистское расследование, я просто делюсь своими субъективными впечатлениями от поездки в Беслан, поэтому не гонюсь за доскональной точностью в своём рассказе, концентрируясь лишь на своих эмоциях.

На стенах полуразрушенного спортзала теперь вывешены обычные стенды с фотографиями детей и взрослых, погибших из-за теракта. Красивые улыбающиеся лица. Ком со слезами подкатывается к горлу при виде этих стендов. А я ведь почти ничего не знаю об этих людях. Что же происходит с теми, кто знал их ещё живыми, кому при жизни они были родными и близкими?..

Каждый из родственников погибших по-разному переживал свои потери. Кое-кто до сих пор не верит в эту смерть: «Он не умер. Его видели среди бегущих детей из горящей школы. Теперь он где-то живёт, просто забыл дорогу домой».

Один из заложников тогда выбежал целым и невредимым, но услышав крик одноклассника: «Помоги!», вернулся в школу и остался там с одноклассником уже навечно. Убитый снайпером. Говорят, снайпер сидел на крыше соседнего дома, говорят, что их было несколько… Говорят, когда в школу пришёл Аушев, некоторые из террористов смогли выйти из школы вслед за ним. Говорят…говорят… говорят…

Посреди спортзала стоит высокий деревянный крест, наверное, как символ страданий. Невинные дети умирали на глазах у всего мира за чьи-то грехи, прошлые или будущие. Терроризм безжалостен и непредсказуем, никто точно не знает его очередную жертву.

Часть 5.

На третий день пленения дети и взрослые настолько вымотались морально и физически, что им хотелось только одного: хоть какой-нибудь развязки. И развязка наступила.

Мне рассказывала одна из заложниц, как они все там уже почти без сил лежали на полу спортзала, и вдруг раздался оглушительный взрыв. Рядом с ней упал фрагмент тела… сперва ей показалось, что её собственный… осмотрелась… цела… потом нашла своего сына, и они вдвоём с ним стали выбираться из этого ада через подоконники и разбитые окна на улицу… Забежали за гаражи… обессиленные, грязные, испачканные своей и чужой кровью… но живые… живые…

А в школе в это время продолжалась бойня, постепенно перерастающая в настоящий бой. После взрыва начали активно действовать наши спецназовцы… Спортзал был уже разрушен и сплошь усеян мёртвыми телами… вернее тем, что от них осталось… Террористы начали отступать к школьной столовой, уводя за собой оставшихся заложников… и спецназовцам пришлось воевать в открытую, сражаясь буквально за каждую жизнь детей и взрослых, попавших в руки террористов.

Теперь в Беслане боготворят тех спецназовцев, которые спасали взрослых и детей тогда в страшном бою с террористами. Говорят, все звери были под наркотиком, и наркотик, который они употребляли, был настолько сильным, что, умирая, они не чувствовали боли и стреляли до последнего вздоха.

Говорят, заложникам, оставшимся в живых после тех страшных дней, Государство предоставило щедрые компенсации. Видимо, неспроста была проявлена такая щедрость.

В любом государстве есть определённые времена и события, о которых государство старается лишний раз не вспоминать. Кажется, теракт в Беслане именно таким событием и представляется в нашей стране. И дело, по-моему, не в том, что государство не смогло защитить своих обычных мирных граждан от террора. Но… я не занимаюсь политикой, поэтому не ищу причин и не пытаюсь обобщить суть произошедшего, я лишь рассказываю о том, что видела и что чувствовала, когда находилась в Беслане.

Не знаю, кто придумал объединить женщин, бывших заложниц и потерявших своих детей, в организацию «Матери Беслана» и с какой целью. Сейчас в Беслане, по-моему, стало больше политики, чем неприкрытого горя, которое в 2004-м лавиной обрушилось на маленький неприметный городок с его абсолютно обычными жителями, которые, как могли, пытались пережить смерть родных и близких: кто тихо в одиночку, кто внутри семьи, кто публично. Говорят, самое страшное началось после похорон, когда происходил процесс осознания, когда люди винили себя, искали виноватых среди взрослых заложников, порой поспешно и беспочвенно обвиняя в том, что те не смогли уберечь их детей. «Матери Беслана» виноватых ищут до сих пор. Несчастные женщины имеют на это право, не смотря на все компенсации, которые предоставило им государство. Я понимаю их, но одна мысль не даёт мне покоя: только б не стали они пешками в чьей-то нечестной политической игре.

Нет, не хочу и не буду затрагивать политические стороны бесланской трагедии, не в моей это компетенции, скажу лишь о том, что у терроризма нет нации, террор - это самый жестокий и несправедливый вид политической борьбы, когда страдают и погибают невиновные. Уверенно шагая по ступенькам эволюции к совершенствующемуся будущему, мир должен становиться добрее и гармоничнее, и в таком мире не может оставаться места для страшных методов достижения каких бы то ни было целей.

Сразу после теракта городские и республиканские власти решили снести разрушенную школу. Говорят, Беслан тогда разделился на тех, кто «за» и кто «против». Школу оставили. Не знаю, как правильно нужно было поступить, ведь тем, кто живёт рядом со школой, наверно, тяжело видеть каждый день скорбное место, которое превратилось теперь не просто в место скорби и поклонения, а стало неким символом… сродни языческому. Я очень благодарна тем, кто отстоял бесланскую школу, не дав её уничтожить. После того, как я побывала там, в моей душе произошло нечто необъяснимое, странное: там поселился покой и уверенность, и всё, что происходит теперь вокруг меня, кажется прозрачным и мелким. И если когда-нибудь на кого-то из моих близких навалится хандра, и этот кто-то потеряет вдруг вкус к жизни, я посоветую ему съездить в Беслан, чтобы ощутить на себе живые взгляды мёртвых людей с фотографий на стенах сгоревшей школы, чтобы стоя в полуразрушенном спортзале в томительно-напряжённой тишине, услышать шум крыльев птиц, летающих под самой крышей, и, вздрогнув от неожиданности, хотя бы на мгновение принять его за шум крыльев ангелов...

На первый взгляд может показаться, что бывшие заложники по прошествии десятилетия после теракта пришли в равновесие, а от пристального внимания прессы и различных благотворительных организаций разбаловались. Но это только на первый взгляд. За их улыбками прячутся слёзы, я это точно знаю.

Парк захоронения жертв теракта Беслана называется Городом Ангелов. Очень красивое и тихое место. Розоватые гладкие надгробия, фигурки милых и забавных ангелочков стоят буквально на каждом шагу, мягкие игрушки, заботливо рассажены кой-где… как-то не вяжется всё это с вселенским бесланским горем. Но подходишь ближе, смотришь на фотографии и даты рождения, смерти, высеченные на камнях, читаешь прощальные записочки, прикреплённые к постаментам, и всё умиление враз улетучивается, и жестокая правда поворачивается своим неприглядным лицом, и катятся непрошенные слёзы по щекам.

Моя душа успокоилась в Городе Ангелов. Я обошла все могилы, уселась за столик возле памятника погибшей девочки из моих снов и думала, наблюдая за происходящим вокруг, в том числе за визитом местных и московских властей к памятнику героев-спецназовцев. Памятник сделан, по всей вероятности, из бронзы, в виде игрушечного мишки, сидящего под бронежилетом на раскрытом где-то посередине школьном учебнике. Бронзовые шлем спецназовца рядом с бронежилетом, и плащ-палатка тоже входят в архитектурную композицию памяти погибших спецназовцев. И слова. Слова: «Вы навсегда в самом сердце Беслана, Парни, закрывшие сердцем детей».

По-моему, Беслан навсегда остался заложником, атмосфера города буквально пропитана незримой скорбью, хоть люди и стараются лишний раз не обсуждать прошлое. Учебный год в Беслане начинается не с 1 сентября, а немного позже. Город притихает в эти дни, будто предаётся грустным воспоминаниям. В Городе Ангелов же, наоборот в начале сентября многолюдно: со всего мира съезжаются люди почтить память невинно убиенных детей. Приезжают в Беслан и спецназовцы, и родственники погибших героев. А в конце учебного года, весной, ребята идут в Город Ангелов, чтобы разделить радость последнего звонка с теми, кто уже никогда его не услышит.

Вместо разрушенной школы городу подарили другую, большую, светлую. Новая школа хороша и напоминает, скорее, музей, так много в ней стендов и экспонатов о жизни и смерти героев-спецназовцев, что школа вполне может бороться за право носить звание школы-музея спецназа.

В новой школе организован музей памяти жертв теракта. В небольшом помещении сине-белых тонов собраны фотоматериалы о прошлой жизни школы и её учениках, хранятся книги, памятные значки и сувениры, так или иначе связанные со школой №1, часть стендов рассказывает о работе спецназа… в том числе представлен боевой, помятый шлем настоящего спецназовца… по всему видно, что дружба коллектива школы и военных из группы Альфа продолжается.

Послесловие.

Я полюбила Беслан и Северную Осетию с её благоприятным климатом, чистой водой и доброжелательными жителями, надеюсь, что вернусь туда не один раз, но гостеприимством злоупотреблять не решилась и, пробыв там пять дней, отправилась в обратный путь на поезде. За окном купе мелькали высокие горы, их вершины прятались в тумане облаков, и мне до боли в душе было грустно от расставания с ними.

Где-то в Ростове-на-Дону в купе подсела говорливая соседка, усталая и недовольная, специфически проговаривая букву «г», она стала ругать всех и вся вокруг. Я перевела разговор на Беслан. «Тю, - сказала дамочка, - у них там в каждой семье по десять детей, подумаешь - теракт, ещё нарожают», - как ножом полоснули мне по сердцу её слова. По опыту знаю, спорить с такими бесполезно и ни к чему, но в разговор вмешался пожилой дагестанец: «Вам жаль бесланцев? - обратился он ко мне, - А чеченцев, дети которых погибали под бомбами не один день подряд Вам не жаль?»

Но я же поэтесса, я стараюсь не лезть в политику, мне интересны эмоции и поступки людей, попавших в экстремальную ситуацию, когда обнажается душа и проявляется истинная человеческая сущность. Чаще всего то, о чём пытаюсь писать, западает глубоко в мою душу, и я начинаю чувствовать чужое горе, как своё. Печальные события мне снятся, и я ищу спасения от тяжёлых снов, сочиняя новые стихи, и, если в тех стихах появляется немного политической окраски, значит этак было угодно моим музам, которые дёргают меня за мозговые извилины, заставляя вновь и вновь размышлять и создавать произведения на грани человеческих чувств.

(2014-2015, Беслан, Себеж, Псков)

*******

Фотографии из текста можно посмотреть на моём дзен-канале, если пройти по ссылке внизу:

https://dzen.ru/b/YxOguCmp9m34CU3l

******