Сатурния Луна

Аннотация к книге "Сатурния Луна"


Сатурния Луна — вид уникальной бабочки, которая может «почувствовать» партнера для пары за десятки километров. И отправиться навстречу.

Эвелина Белова — прекрасная «бабочка», вылупившаяся из кокона. Подброшенная в Дом малютки, она прошла все круги подросткового «ада»: издевательства в детдоме, болезненное удочерение, абьюз и насилие. Но смогла «сбежать», чтобы попытаться начать «настоящую» жизнь. Однако слишком многое тянуло ее назад, в бездну.

И каждое новое событие в судьбе Эвелины стало отголоском ненормальности окружающего ее мира. Падение в пропасть оказалось возможным только замедлить, но не остановить. Почему она стала убийцей? Из-за вывернутых наизнанку моральных принципов, из-за прогрессирующего безумия или из-за совершенно невероятных испытаний, выпавших на ее долю?

Сатурния Луна — роман-вызов. Роман-провокация.




ПРОЛОГ



Лезвие мелькнуло короткой блескучей полосой. Что поразило Эвелину — она расслышала некий холодный звук. Будто бы стальная струна рассекла плотный воздух, и он на мгновение зазвенел: зззззхххх.

А может — и даже скорее всего, — никакого звука не было вовсе: ей просто показалось.

Зато не показалось другое — рука, держащая вульгарно развёрнутые «ноги» опасной бритвы.

Рука прошла перед зеркалом слева направо. Довольно уверенно прошла, что уж говорить.

Когда Эва окончательно осознала, что ничего не изменить — а случилось это парой минут ранее, — её охватило чувство нереальности происходящего. Такое не могло случиться с ней. Что за глупая и идиотская усмешка судьбы? Она ощутила всем телом, до кончиков пальцев, вселенский холод, будто её выкинули как ненужную вещь в космос — и она через мгновенье заледенеет, превратится в безликую льдинку. Так со мной поступать нельзя, решила она.

И пошла вслед за ним в ванную. А он зашёл туда, чтобы привести себя в окончательный порядок перед дорогой.

Эвелина бесшумно подкралась сзади — он действительно придирчиво рассматривал себя в зеркале — встала на цыпочки, вытянулась вверх: какой же он всё же высокий! Обняла за шею, тепло прижалась сзади.

Он улыбнулся.

И эта улыбка будто спустила внутри Эвы спусковой механизм. Он уедет и больше не вернётся, окончательно поняла она.

И вот тогда-то рука с бритвой прошла в отражении слева направо.

После этого время как бы спрессовалось, и стало продвигаться кусками, сгустками.

Эвелина инстинктивно отпрянула назад и одновременно оттолкнула стоявшего перед ней.

Потом по кафелю пола оглушительно ударила упавшая бритва.

А он ещё какое-то время стоял на ногах, обхватив себя за шею. Сквозь его пальцы брызгал вперед красный фонтан. Густая струя ударила в зеркало, оставляя тошнотворно сползающую по стеклу алую кляксу; другая — попала в стену, растекшись причудливым неправильным узором; и багровые крапинки-капли вокруг: везде-везде.

Далее — абсолютно беззвучно — его тело сложилось вперёд и неуклюже распласталось у ванны некрасивой горой плоти.

Кажется, перед этим падением Эвелина успела заметить в смазанном вниз — чистом от крови — отражении отблеск его изумлённого и в тоже время панического взгляда — этакий короткий инфернальный блеск необратимости.

Она тоже опустилась вниз, присела, подхватила окровавленную бритву. Помедлила пару секунд, встала над телом перед раковиной, открыла кран — пошла вода — и стала судорожными движениями смывать красное с лезвия и ручки.

Она тёрла и тёрла, глядя обезумившими глазами теперь уже на своё отражение в овальном зеркале. Её розовые волосы разметались по сторонам от лица, придавая облику девушки ведьмачий, потусторонний лик. Пухлые губы предательски дрожали, а в бездонных серых зрачках застыла привычная потаённая грусть.

Уложив чистую бритву на фаянсовый уступ, Эвелина подхватила тряпочку и принялась оттирать пятно в месте падения «оружия». Почему-то она не обращала внимания на остальной беспорядок — россыпь мелких-мелких алых крапинок на парапете и огромную растекающуюся из-под недвижимого тела лужу.

Оттерев только то, самое маленькое пятно, Эвелина бросила тряпку в мусорное ведро и вышла, наконец, из ванной комнаты.

И тут её накрыло по-настоящему. В голову ударил раскалённый шар, пытаясь разорвать её изнутри, а ноги внезапно ослабли, да так, что ей пришлось ухватиться за косяк, чтобы не упасть.

Девушка задохнулась, казалось, в пространстве не хватает воздуха. Какое-то время она открывала и закрывала рот, как рыба, выкинутая на берег.

Когда она хоть немного совладала с дыханием, её поразила обжигающая мысль: надо пойти туда и… окончательно «прибраться». Эвелина ужаснулась и стала отрицательно качать головой, не соглашаясь ни с какими разумными доводами.

— Нет! — сказала она вслух, замирая. — Нет, нет, нет!



***



Сборы прошли быстро: не так уж много на этой съёмной квартире было у Эвы вещей. Они вполне поместились в большую дамскую сумочку. Только сейчас до неё дошло, какая дичь только что произошла. Ведь эту квартиру снимал Мирон. Миро-о-о-н, влюблённый в неё давно и почти безнадежно. Организовавший это любовное гнёздышко для романтических вечеров вдвоём. Какой чёрт её дёрнул вести сюда другого? Вот тебе и перестраховка! Вот тебе и «на всякий случай». Просто прекрасный сюрприз для Мирона — вместо очередного ужина при свечах — труп неизвестного (для хозяина жилплощади) мужчины в луже крови в ванной. Полнейший сюр!

Как она теперь сможет выпутаться из этой ситуации? Сделанного не воротишь. Надо думать о будущем. Вернуться к себе домой и делать вид, что ничего не произошло? Не вариант. Совсем не вариант. Стоп!

Лев? Лев?!

Лев!!!

Эвелину снова бросило в жар. Потом она принялась действовать: прибрала разбросанные вещи на свои места, протёрла влажной салфеткой все дверные ручки, фужеры, чайные чашки.

Потом осмотрелась в опустевшей комнате: вокруг царил порядок. Скосила глаз в сторону ванной — дверь в неё осталась приоткрытой. Но заставить себя туда вернуться и глянуть ещё раз Эвелина так и не смогла.

Она коротко выдохнула, закинула сумочку на плечо и вышла на лестничную площадку.

Смачно клацнула защёлка замка.

Всё, подумала Эва.

С этого момента жизнь её, без всякого сомнения, разделилась на «до» «и после».



***



Ей, можно сказать, «повезло»: удалось взять билет на ближайший рейс. Почему-то её стало сковывать окружающее пространство. Создавалось впечатление, что столица начинает душить, сгущать воздух, который неприятным компрессом липнет к коже, стягивает её. Требовалось вырваться из этих липких объятий. А самый действенный способ вырваться — улететь.

Эвелина никак не могла привести свои мысли хоть в какой-нибудь относительный строй. В сознании кипел и клокотал вселенский хаос. Её словно засасывал в воронку исполинский водоворот. И она, бесполезно размахивая в воде руками, выискивала поблизости бревно, за которое можно ухватиться. Но бревна не было.

Она отстучала на айфоне сообщение Льву. Некоторое время смотрела на проявившиеся галочки — безжизненно серые — значит, получил, но не прочитал. Но пути назад всё равно не было.

Эва, продолжая находиться в гулкой прострации, сдала багаж, прошла регистрацию и поднялась на борт. Засунула ручную кладь в верхний отсек и бухнулась в кресло. Расслабленно вытянула ноги. Будто всю ночь вагоны разгружала — появилась идиотская мысль. Следовало, наверное, позвонить или написать Мирону. Например так: «Милый, ты только не ругайся, но в нашей с тобой квартирке в ванной лежит с перерезанным горлом незнакомый тебе парень. Неаккуратно брился и… так получилось. Приберись там по-тихому, а я тебя отблагодарю, как вернусь».

Эва едва истерически не хохотнула. Не надо ничего пока писать — позже. Время ещё есть.

Гул двигателей поменял тональность — лайнер стронулся с места, в иллюминаторах дрогнули огни аэропорта — уже успело стемнеть. Эвелина полуприкрыла глаза, её пальцы на подлокотниках отчётливо подрагивали, в такт вибрации.

«Сжала руки под темной вуалью… — мысленно продекламировала она. — Отчего ты сегодня бледна?»

Самолёт после короткого разбега задрал нос, а Эвелина, напротив, рухнула куда-то вниз, в бесконечную бездну. В её будущем теперь осталась только неизвестность. До отвращения неопределённая.


Годом ранее


Глава 1


ДИВА



Эвелина открыла галерею в айфоне и стала придирчиво рассматривать снимки самой себя, резко передвигая их иногда пальцем. Но придраться-то было не к чему. Потому как выглядела Эва, без преувеличения, как дива из глянцевого журнала.

«Картинки» смотрелись «что надо». Не требовалось иметь семь пядей во лбу, чтобы понимать: для мужчин это — самый сок. Образ в айфоне отсвечивал такой сексуальной привлекательностью, что… Короче, многофункциональные фотки.

Эвелина хмыкнула, а потом нахмурилась: показалось, что на одном изображении у неё выражение лица слишком уж простодушное. Она присмотрелась: да нет, скорее одухотворённое.

Эва отложила телефон.

Она терпеть не могла красивых дур и всячески старалась себя из этой категории исключить. Ну, кроме тех случаев, когда прикинуться пустышкой требовалось для дела. Некоторых богатых мальчиков настолько возбуждал такой тип, что они готовы были беспрерывно работать в режиме банкомата на выдачу. Но таких «спонсоров», к счастью, в «списке Эвы» наличествовало не так уж и много.

Но лучше, конечно, когда с мужчиной можно поговорить. О поэзии серебряного века, например. Или о курсе валют. Да хотя бы обсудить тенденции современной моды. Хотя, по большому счёту — и это пустая болтовня. Всё — пустое, ненужное, мелкое.

Да и привлекательность её что? Всего лишь инструмент, обращаться с которым следует с осторожностью. И всегда — контролировать ситуацию. Эти ваши ахи и вздохи под луной, дурацкие влюблённости, бабочки в животе и прочая романтическая чушь — как раз для дурёх. А она это уже проходила, ещё в юном возрасте. И с годами — с годами! Ей всего-то двадцать пять! — сформировала твёрдое убеждение: влюблённость только ослабляет, делает беззащитной. А она на такое не подписывалась. Мир слишком суров и жесток, чтобы доверять ему. Есть чёткое правило осуществления товарно-денежных отношений, давно известная и беспроигрышная схема: вечером деньги — утром «стулья». Такая система никогда не подводит.

А с такими фотками, что болтаются сейчас в айфоне, не оскудеет рука дающего, к гадалке не ходи.

Эва не удержалась, снова свайпнула по экрану.

Что бросалось в глаза — у неё фигура, как у песочных часов. Осиная талия; высокая большая грудь, полноценная «трёшка»; очень крутые бёдра; упругий, выделяющийся зад. Это то, на что большинство адептов обращают внимание сразу. А потом уже — на смазливую мордашку, на пухлые губы, на розовые вьющиеся волосы ниже плеч, на стильные татуировки на открытых предплечьях. И — на серые, печальные глаза.

И неожиданно, вроде бы совершенно безосновательно, ей вдруг расхотелось радоваться. Как случалось в её жизни в последнее время всё чаще и чаще. Пожалуй, такой период по настроению она переживала лишь в школе, когда попала под прессинг одноклассников, кстати, непонятно за что. Именно тогда она впервые подумала о самоубийстве. И вот эта липкая паутина полнейшего разочарования во всех и вся снова проступала на коже свежими холодными татуировками.

Тогда, в нежной юности, депрессия потихоньку прошла. Потому как Эва, скромная и застенчивая девочка, неприметная троечница, внезапно вылупилась из куколки, превратившись из гусеницы в яркую бабочку. И завертелось.

Как так вышло? Да пёс его знает! Как-то само-собой. Ну, немножечко помог Арутюн Тамразович, хирург Первой областной, который в свободное от работы время подхалтуривал феей, той самой, что превращает некрасивых женщин в привлекательных, а красивых — в очень красивых. Но и природные данные сбрасывать со счетов нельзя — некоторые девушки «раскрываются бутоном» на полную вовсе не в шешнадцать, а попозже.

Как бы там ни было, Эвелина стала сильно выделяться среди «толпы». К вящей радости «спонсоров», сразу же ставших роиться вокруг неё стаей.

Казалось бы: живи, да радуйся! В достатке, который обеспечивает такая эффектная внешность. И ещё будет обеспечивать много лет.

Но, как ни странно, при всём её довольно активном образе жизни, Эвелина всё сильнее начинала любить одиночество. Не такое тотальное, как у аскетов-отшельников, а перманентное, недолгое. Она любила оставаться одна в квартире, выключать телек и телефон, и сидеть-«медитировать» в приятном раздумье. Прокручивать события прошедшего дня, прикидывать будущее, вспоминать какие-то ласковые и греющие душу (и повышающие самооценку) моменты. Именно в такие минуты рождались стихи: всякие, иногда написанные кургузыми корявыми строчками, а иногда — словно созданные под диктовку демонов, невидимых существ, что присаживались Эве на плечо и нашёптывали слова. В таких случаях, как ей кажется, получалось что-то достойное и значимое. Например, вот:

«На небе только и разговоров, что о море да о закате,

А я коматозный старик, угасающий в больничной палате.

В сердце взведен курок спусковой, мир на спуске, на скользком и мерзком,

Нет смысла, а сколько? Нет смысла, а больно?

Оно вынимает меня из сна, и скручивает в жгут, стаскивая с кровати,

Проявляя инициативу сытости, и благодати.»

Неплохо, правда?

Поэзия являлась для Эвелины собственной, отдельной стихией. Обособленной от всяческой пошлости и неприятности окружающего мира и живущей по особым законам, только ею установленным.

Хотя, справедливости ради, её пробуждение к творчеству имело под собой совершенно конкретное основание: событие, которое произошло в жизни Эвы ещё на заре молодости. То самое событие, которое она по понятным причинам не желала вспоминать. Да что там не желала — ненавидела! Но колода тасуется причудливо — не случись того дикого, гадкого и мерзкого происшествия, кто знает, может и не прилетели бы к её уху шептуны-демоны, и не заставили бы её писать стихи и всякие истории. А так у Эвелины родился ещё один мир — пусть, возможно, и вымышленный, но зато по-настоящему родной, — где герои жили своими отдельными жизнями, которыми их наделяла молодая поэтесса. И этот внутренний мир был нисколько не хуже обычного, что там — намного лучше, интереснее, заманчивее, справедливее. В нём Эвелина не боялась разговаривать об откровенном. Было бы с кем разговаривать…

Несмотря ни на что, вымышленный мир существовал до сих пор. Эва никогда не «вешала ручку на гвоздь», не прекращала писать. Да, у неё случались периоды, когда в голову ничего не лезло и вдохновение капризно уходило в отпуск. Но всегда — возвращалось. Пусть через неделю, месяц, но приходило, щёлкало пальцем, и на плечо Эве мягко опускался крылатый уродец и начинал неразборчиво бубнить — только успевай записывать. Так Эва пыталась чуть-чуть «размочить» чёрствый комочек своей души, который всё отчётливее ощущался в груди. Она уже давненько загрубела нутром, отбросила всякие сантименты и вовсе не питала иллюзий. Какие иллюзии, если всё вокруг продаётся и покупается? Когда каждый первый стремится тебя нае… обмануть? И выбор очень прост — или ты вписываешься в этот безумный-безумный мир и отбрасываешь все предубеждения, заметаешь ошмётки совести в дальний угол и смотришь вперёд холодным взглядом; или телепаешься как неприметная букашка в общей массе, как козявка, которую толкают со всех сторон, заминают, шпыняют и третируют.

Да, так было ещё до недавнего времени. До тех пор, пока Эвелина ощущала внутри какой-то, пусть иррациональный, но смысл происходящего. Но однажды во внутреннем мирке Эвы кто-то щёлкнул выключателем и погасил лампочку. Всё пространство окутала тьма. Такая, что нельзя рассмотреть даже теней. Ориентиры пропали, какое-то время Эва пыталась нащупать впотьмах дорогу, но вскоре бросила это бесполезное занятие. Осталась только вязкая инерция, благодаря которой она продолжала существовать и двигаться вперёд как сомнамбула. Выполнять на автомате привычный набор действий, наблюдать, словно бы со стороны, за одинаковыми сценариями её встреч с мужчинами — будто бы попала в беспрерывный «день сурка». Ничего не бодрило, напротив, вгоняло в ещё большее уныние. И что самое печальное — Эвелина не видела света в конце тоннеля. Она крутила колесо жизни, как белка, которая, возможно, представляет себе, что бежит вперёд, но на самом деле, на потеху публики, является лишь частью развлекательного аттракциона.

Эва, наконец, осознала краеугольную вещь: она не любит людей. Всех, без исключения. А некоторых — ненавидит. И страдает от этого. У неё не случается праздников. Любых, тех, в которых самое сладкое — это ожидание. Потому что она ничего хорошего от жизни больше не ждёт. А те физические удовольствия, которые нет-нет, да и выпадают на её долю, не приносят никакого отклика в плане удовлетворения. Они как побочный продукт бессмысленного процесса, картонная ненастоящая декорация, размалёванная театральным художником «под гжель».

Ощущение своей никчёмности накрывало Эву иногда так крепко, что она стала вспоминать себя ту — зашуганную сверстниками, доведённую до отчаяния девчонку, которая косилась взглядом на чердак пятиэтажки, от которого до ажурного парапета на краю крыши — рукой подать.

Впрочем, порой чуть-чуть приотпускало.

Как сейчас, например. Инерция, мать её!

Но поселившаяся с недавнего времени в серые глаза Эвы тихая грусть не исчезала уже никогда.

Мелодично пиликнул айфон.

Эвелина очнулась от невеселых дум и поднесла аппарат к уху.

— Дрыхнешь, ведьма ты бессовестная?! — сразу же обрушилось на неё вместо приветствия.

Василиса! Ну а кто же ещё?

— По себе людей не судят, Вася, — недовольно отозвалась Эва.

— А я не по себе сужу, а по нам, — немедленно парировали в трубке. — Мы ж с тобой это, два сапога…

— …От Гуччи, — сострила Эвелина.

— Ха-ха. Дико смешно, — серьёзным голосом прокомментировала Василиса. — Теперь к делу. Ты одна?

— Одна. Одна как перст, как…

— Стоп-стоп! Я поняла. Про нашу поездку не забыла?

— Как я могу забыть, если ты каждый день напоминаешь?

— Оки-токи. Поезд в субботу, в семнадцать нуль-нуль. Форма одежды — свободная.

— Тогда я приду в пижаме.

— Тебя стендапер покусал что ли? Остроумие зашкаливает.

— Не покусал, полизал.

— Фу!

— От «фу» слышу.

— Ладно, привет, не болей, увидимся.

Вася отключилась, и Эва тоже отложила айфон.

Лучшая подруга, туда её в качель. Немного шебутная, взбалмошная, но в караоке всегда поёт лучше, чем Эвелина, чем очень бесит.

— Да, я прямо вся бесюся, — сказала Эва вслух, припомнив их совместную крайнюю «ходку» в музыкальный бар.

Назавтра подруги собрались на малую родину Василисы. Ей требовалось решить там некие бюрократически-нотариальные вопросы, а одной ехать было скучно. Вот она Эву и ангажировала.

Развеешься, так аргументировала Вася необходимость вояжа для подруги, а то засиделась со своими папиками в ресторациях, света белого, настоящего, исконного не видишь. А в С. — простор, шумят берёзы, и редкие машины на дороге — да и те «Жигули».

Эвелина подумала-подумала и… согласилась.



***



Эва пребывала в полной уверенности, что направление её судьбы предопределено первым же значимым поступком в её же жизни. Если не считать рождения, конечно. Она не очень-то доверяла всяким нумерологам и прочим алхимикам, обещающим разложить будущее по полочкам, лишь глянув в страницу паспорта клиента. Но зато была убеждена в собственной отправной точке. В тот момент, когда плачущего младенца оставили бесхозным в каком-то пропахшем тиной притоне, направления времени соединились в плотно осязаемый вектор, предсказывая нелёгкую предстоящую дорогу хныкающему «кульку». Мамаша, что «сбросила его с возу», уже не чувствовала угрызений совести, они давно растворились на дне бутылки и кончике иглы. Вопящий свёрток никак не вписывался в эту гармоничную в своём роде модель мира. В самом деле — одним свёртком больше, одним меньше. Диалектика.

Младенцу «повезло». Обитатели притона не выкинули его в помойный бак. Мало того, какой-то добрый пропойца передал его в компетентные органы. Откуда его переслали в ещё более компетентные — в Дом малютки.

— А-а-а-а! — сказал кулёк, когда его положили на пеленальный столик.

— Девочка, — сказала принимающая, ловкими и сильными руками разворачивая и снова сворачивая свёрток. — Как же тебя назвать-то… — и её взгляд упал на кучу игрушек, наваленных в углу. Вместе с новым постояльцем заведения милиционеры привезли очередную б/у-шную благотворительную помощь. Игрушки ещё не распаковали, они лежали неопрятным курганом в перевязанных верёвками коробках. Среди них выделялся продолговатый футляр с куклой внутри. На этикетке было написано: «Кукла Эвелина №8».

— Ну так тому и быть, — кивнула тётенька, отложила оприходованный кулёк и села заполнять формуляр.

Мать, насколько Эва потом узнала, скололась до смерти всего через месяц после «сброса балласта», а вот папеньку она так и не нашла. Впрочем, особо и не искала.



***



В детском доме, куда клиентура (кроме счастливчиков, обретших новую семью ещё в невменяемом возрасте) неминуемо попадала из «яслей», царили свои правила и законы.

Пожалуй, эти законы можно сравнить с укладом в стае волков, впрочем, нет, зачем обижать животных? В детдоме с постояльцами обращались намного жёстче, будто разыгрывали бесконечное реалити-шоу на выживание. Без камер, но с настоящими синяками, ссадинами и моральным уничтожением.

Эвелина росла слабым ребёнком. Её худые ручки хотелось назвать веточками, а острые коленки так торчали вперёд, что, казалось, вот-вот проткнут убогие трикошки. И доставалось ей крепко. В дневном распорядке такого вида общежития всё просто — кто сильнее, тот и прав. Тот и пьёт компот на третье. Эвелина росла как в вакуумной упаковке, сжатая со всех сторон более энергичными сверстниками, но, к собственному удивлению, как-то выживала.

И только где-то годам к двенадцати от роду случилось в биографии Эвы некоторое прозрение. Вместе с ранним физиологическим превращением в девушку, она как-то раз задержалась у зеркала чуть дольше обычного. И поймала себя на странной мысли. Это, если не считать того, что руки из веточек к тому времени у неё трансформировались в изящные длани, а ножки вытянулись двумя стройными кипарисами. Так вот — на Эву из зеркала смотрела очень симпатичная мордочка. Да что там симпатичная — красивая. Как с плаката или из глянцевого журнала. Ну это, конечно, если мордочку ещё и накрасить.

Нахлынувшее откровение было неожиданным и необычным. Маленькая Эвелина ещё не понимала, как на него реагировать. Но, по какой-то врождённой женской интуиции она уже сообразила, что игнорировать такую неординарную внешность дальше не получится. И что-то в её жизни, несомненно, изменится.

Но если бы она только могла тогда предполагать — как именно изменится! Если бы могла, то наверняка бы — разбила зеркало.



***



Розовый абажур под потолком раскачивался. Эва вроде бы и хотела закрыть глаза, чтобы этого не видеть, но почему-то не могла. Дешёвенькая ткань с аляпистыми разводами прикрывала электрическую лампочку, подвешенную к потолку «общественной комнаты». Свет от яркой лампочки, просвечивая, расплывался по розовому боку абажура неприятным и болезненным жёлтым пятном. И это пятно раскачивалось — туда-сюда, туда-сюда. В такт вынужденным движениям самой Эвы. Она лежала на спине, на твёрдых досках пола и никак не могла сопротивляться. Силы закончились. Ещё недавно она царапалась, кусалась и лягалась. Но безуспешно. Теперь её руки удерживала Проня, попросту сев на них своим могучим крупом и прижав запястья Эвелины к полу. А «с другой стороны» сопел и елозил как змея-гадюка Арамчик из «старшаков». Он неуклюже поддерживал Эву под раздвинутые коленки и неумело, хоть и энергично тыкался между них, кряхтя и постанывая от азарта. Каждое движение насильника отдавалось внутри Эвы гроздьями боли; несмотря на подростковую неопытность, природа для Арамчика не поскупилась; хоть и управляться такой штукой он толком не умел. Но, в любом случае, это было не то, чего хочет девушка в кульминации своего первого интимного опыта. Мало того, боль, ввинчивающаяся в организм Эвы снизу, свидетельствовала о ненормальности процесса и заставляла девочку закусить до крови губу — а что ещё она могла сделать одна против пятерых? За столом ждали очереди остальные — троица малолетних дегенератов, с подленькими ухмылками наблюдающие за процессом.

Все — кроме Эвы — были пьяны. На столе валялось несколько смятых, уже пользованных пакетов от дешёвого вина; кое-что было разлито по гранёным стаканам и багрово отсвечивало мутным осадком в неприятном свете жёлтой электрической лампы. На большом блюде-тарелке, украденном когда-то из столовой, лежали порванные горбушки серого хлеба и обкусанные зелёные огурцы — закуска.



***

Эва, конечно, сегодня сглупила, как никогда. И, можно сказать сама шагнула в пропасть.

Вечером, уже под ночь, она в коридоре внезапно натолкнулась на Пронину, одноклассницу, которая вроде бы как Эвелину зачем-то поджидала. Проня была некрасивой, но очень крупной девочкой и скорее походила на тётеньку лет тридцати, чем на ученицу детдомовской школы.

— Эй, — она окликнула Эву по фамилии. — Айда со мной, дело есть.

— Какое ещё дело? — удивилась Эвелина, пытаясь просочиться мимо стены и мясистым боком одноклассницы. Они с Проней никогда не были подругами, можно сказать, вообще не общались вне занятий.

— Видеть тебя хотят, — пояснила Пронина. — На пару секунд.

— Да чё надо-то? — разозлилась Эва.

Однако Проня ловко ухватила её за предплечье, не давая пройти:

— Чё ты такая-то? На пять минут зайди, ну ради меня, по-дружески. Я пообещала ж!

Слабо представляя, что Проне от неё надо, Эвелина зачем-то всё же уступила — свои всё же люди, детдомовские, ещё и одноклассницы, пусть и не подруги. И только когда они уже подходили к Красному уголку, который недавно переименовали в «Общественную комнату», заподозрила неладное. Во-первых, унюхала от Прони запах спиртного, а во-вторых, из-за двери раздавались звуки, характерные для разгульного веселья: кто-то ржал, тренькала струной гитара и так далее. Становилось понятно, что в «Общественной комнате» шалманят.

Эва испуганно притормозила, но было поздно. Проня распахнула дверь и втолкнула в проём тоненькую «подругу». Гвалт сразу же стих. Все стали смотреть на вошедшую, а Эвелина, чувствуя в груди нехорошую тяжесть, в свою очередь обозревала находившихся внутри. За столом сидело четыре «старшака», все из компании отъявленных хулиганов. Их осоловелые, развязные взгляды свидетельствовали о приличном количестве выпитого.

— Ну вот, привела, — сказала Проня, вставая часовым у двери и отрезая Эве путь назад.

Арамчик, предводитель компании, отложил гитару, проворно вскочил со стула и с плотоядной улыбкой просеменил к Эве.

— Посидишь с нами, чё, — сказал он, хватая «гостью» за руку и подводя к столу. — Это ты, типа, самая красивая на посёлке, а?

— Да не хочу я! — воспротивилась Эва, пытаясь высвободить руку.

— Чё как маленькая-то? — пожурил её Арам. — Посиди с нормальными мужиками. Выпьем. А?.. Паша, налей, а?

Один из приятелей Арама, белобрысый бугай, учившийся исключительно на «кол» и «два», наклонился куда-то под стол, достал очередной вскрытый пакет копеечного пойла и услужливо наполнил вязкой жидкостью на четверть захватанный пальцами гранёный стакан.

— Да не буду я! — продолжала отнекиваться. Эва, беспомощно озираясь. Двое остальных «мужиков» насмешливо наблюдали за мизансценой.

Арам подхватил налитый стакан и поднёс Эве, та инстинктивно отстранилась. Кавалер на это движение недовольно поцокал языком и осуждающе покачал головой.

— Чё такая высокомерная, а? ****ь малолетняя… Пей, сказал, а? — зло приказал он. Дружелюбие из его тона мигом испарилось.

Эва ударила его снизу по руке со стаканом и винный напиток вылился брызгами Арамчику на щёку. И унизительно стал стекать с подбородка каплями.

Лицо «главаря» сразу же пошло красными пятнами, а чёрные зрачки бешено сверкнули.

Он отбросил пустой стакан и обхватил Эву поперёк туловища, пытаясь прижать руки, но гостья вырвалась, с намерением «пробиться» к двери. Однако манёвр не удался — на помощь подхватились остальные; Паша-дебил поймал её за талию и дёрнул к себе.

Вот тут-то Эвелина и принялась царапаться и лягаться, но в основном без толку. Причём делала она это в абсолютном молчании — кричать у детдомовских было не принято. Теперь над схваткой слышалось только сиплое дыхание дерущихся. Но силы, конечно, оказались слишком уж неравны.

Эвелину больно повалили на пол, а Арамчик снизу-верх прошипел ядовитым шёпотом Проне: — Ты чем там застыла, кабанера, а? На руки ей садись!!

В итоге так получилось, что извивающуюся Эву распяли-таки на полу, потом Арам неуклюже стащили с неё трусики. Эвелина продолжала молча вырываться. Даже когда всё случилось, она не пикнула. Только ослабла — силы закончились.

И теперь смотрела на качающийся абажур и превозмогала пульсирующую боль. Арамчик закончил своё дело секунд за тридцать, и только стал передавать эстафету Паше-дебилу, как на пороге «Общественной комнаты» мистическим образом возникла Бакля (Баранова Кристина Леонидовна — БКЛ сокращённо, а значит — Бакля) — учительница истории и обществознания. От увиденной картины она остолбенела. У неё даже очки запотели.

Ну уж Бакля молчать, естественно, не стала. А заорала так, что пробудила половину детдомовского жилого крыла. Пока все вокруг метались туда-сюда, Эва всё пыталась нащупать-найти на полу сорванные с неё трусики, с замиранием сердца понимая, что «там» у неё всё в крови, и стараясь хоть как-то прикрыться, чтобы окончательно на сгореть от стыда.



Глава 2  ГАДКИЙ ЛЕБЕДЬ


Эва задвинула щеколду и уселась на закрытый стульчак. Уединиться в детдоме особенно негде, если только тут – в туалете.

Достала из карманчика набор лезвий – маленькую плотную коробочку на которой было написано «Sputnik». Хмыкнула. Такой у неё напоследок получился спутник. Наткнулась Эвелина на эту коробочку случайно, в своей же тумбочке, когда искала закатившийся к стенке карандаш. Как допотопные лезвия туда попали – неведомо, видимо остались от прежней владелицы койко-места.

Эва достала стальное лезвие, сжала его двумя пальцами – большим и указательным. По верхнему и нижнему краю бритвочки шла тоненькая заострённая полоска, как символ некоего края жизни. Не то, чтобы Эвелина верила в знаки судьбы, но после всего, что произошло – наткнуться на набор лезвий…

Она вспомнила, как Маргачёва рассказывала в компании, как резала себе вены. Неудачно резала, естественно. Так вот, в дурке, куда её забрали на время после неудачной попытки, соседки по палате ей объяснили, что резать надо вдоль вены, а не поперёк. Если, конечно, хочешь получить максимальный результат.

Эва примерила лезвие к руке – в принципе, ничего сложного. И подумала, что будет, наверное, много крови. Может, лучше пойти в душ? А то картина, где она, окровавленная и мёртвая, будет лежать рядом с унитазом выглядит как-то не очень эстетично. А Эвелина решила поддерживать своё нынешнее реноме «самой красивой на посёлке» до самого конца.





***





Дело об изнасиловании и попытке группового изнасилования в итоге решили спустить на тормозах. Следующим утром Бакля первым делом вызвала Эву к себе. Очки у неё к тому времени, судя по всему, отпотели.

– Послушай, деточка, – елейным голосом обратилась к ней педагог. – Конечно, случился чудовищный инцидент! Ужасный! Весь наш педколлектив продолжает находиться в шоке! Мы возмущены не меньше твоего…

Эвелина уже поняла, что сейчас прозвучит сакраментальное «но».

–… Но! – продолжила Бакля.

Оказывается, на экстренном заседании педсовета было решено поговорить с «потерпевшей» в плане «попридержать заявление». Уголовное дело могло бы лечь тёмным пятном как на репутацию отдельных педагогов, не уследившим за развитием событий, так и на весь пресловутый «педколлектив» в целом. А, как известно, такие тёмные пятна не способствуют улучшению репутации учреждения, и как следствие, порождают санкции вышестоящих органов, штрафы, взыскания и прочие бухгалтерские разборки вплоть до кадровых изменений. Поэтому члены педсовета, конечно, понимая весь трагизм ситуации – ужасно, ужасно, бедная девочка! – тем не менее, хотели бы наказать виновных своими силами, не вынося, как говорится, сор из избы.

– Пойми, – говорила Бакля. – Твою… эммм… уже не вернёшь, а вот пустить под откос судьбу многих людей можно запросто. Да, мерзавцев, да, без пяти минут преступников, но ведь каждый человек имеет право на ошибку! И если бы мы могли дать им ещё один, последний шанс. То, что они будут сурово наказаны в стенах нашего учреждения – несомненно! Директор лично проследит за этим. Мало того, для тебя, девочка, мы создадим наиболее благоприятный фон в учебном процессе, если ты понимаешь, о чём я говорю. Но… Надо ликвидировать заявление.

Эва слушала это и молчала, уставясь в пол. Она максимально сдвинула коленки, кажется, у нее снова открылось кровотечение.

– Посиди тут, – сказала Ксения Леонидовна и, порывисто вскочив, исчезла из кабинета словно ведьма. Минуты через полторы она втолкнула в дверной проём Арамчика. Тот, вошёл, остановился в середине помещения и, набычась, стал смотреть в угол, отчётливо избегая встречаться взглядом с «потерпевшей».

– Вот, – сказала Бакля. – Он сейчас извинится.

Однако Арам продолжал лишь сопеть в две дырки, нахмурив свою монобровь.

– Извиняйся, сказала! – прошипела Бакля и зло бултыхнула переростка за руку.

– Прости-я-больше-не-буду, – на одном выдохе безэмоционально сказал Арам углу.

– Вот видишь! – завизировала извинения Бакля. – Он больше не будет!

В конце концов Эвелина отдала ей заявление – стало настолько противно, что Эве показалось, что её сейчас вырвет, прямо здесь – на лакированные штиблеты участливого педагога.





***





То самое секундное, задумчивое сомнение Эвы в общественном туалете с занесённым над предплечьем лезвием, стало отправной точкой дальнейшей череды нетривиальных событий. Не было бы сомнений, чиркнула бы она тогда себя по руке – кто знает, как бы оно всё повернулось…

Эва услышала, что кто-то снаружи её зовёт:

– Эй, Белова, ты здесь? – по голосу Эвелина узнала свою соседку по «казарме» Люсю Паршину, но пока решила не отзываться.

Люська тем временем приблизилась к закрытой кабинке.

– Тебя там ищут все, бля, как ненормальные, – сообщила она через дверь. – К тебе родоки приехали.

– Гонишь, что ли? – глухо отозвалась Эва изнутри.

– По чесноку! – возмутилась Паршина. – Ну не родоки, а приёмные. Доки на тебя уже оформили. Поедешь скоро в хату к папику и мамику!





***





Обобщенный образ «Папика и мамика» оказался в наличие пока в одном экземпляре.

Невзрачная женщина неопределённого возраста – то ли тридцать, то ли пятьдесят, – в мешковатой несовременной одежде, в очках с большой роговой оправой, поджидала «удочеряемую» в приёмной директора. Факт усыновления или удочерения в таком возрасте в их детдоме был таким редким событием, что посмотреть на кандидатку в приёмные мамы собрался весь «бомонд» во главе с СамСамом – Самуилом Самуиловичем, руководителем образовательного учреждения.

Эву ввела в приёмную улыбающаяся Бакля. Улыбка так растянула лицо педагога, что казалось оно – лицо – вот-вот лопнет.

– А вот и наша красотка! – провозгласила Ксения Леонидовна, подводя девочку ближе к «маме».

Та посмотрела почти равнодушно, как-то небрежно скользнула взглядом, прикрытым оправой.

– Да, – сказала она. – Я видела фотографии. Все документы нам подтвердили. И разрешения тоже, – женщина глянула на директора – тот подобострастно кивнул головой.

– И отлично! – просияла Бакля.

Эва тем временем безразлично рассматривала кандидатку в новые родители. Никакой радости в груди почему-то не просыпалось, воодушевления – тоже. Рукой, засунутой в карман, Эвелина незаметно перекатывала пальцами коробочку с лезвиями.

– Меня зовут Ирада Михайловна, – сказала женщина девочке ровным голосом. – Запомни, пожалуйста. Теперь я буду твоей мамой.



…И я украл её к себе…



И каждый новый день бессчётно

Летел с ней в вечность мимолётно

Но я украл любовь расчётно

И отобрал свободу ей

Неблагодарно.





***





Для Эвелины, как это ни странно звучит, жизнь через какое-то время стала упрощаться. Не в плане каких-то бытовых и философских вопросов, а в качестве наглядного пособия. И виноват в том оказался Вагин. Гражданский муж Ирады. Как-то повелось, что Эва стала называть его именно по фамилии. Коротко и ёмко. Потому как по паспорту он был Геннадий Степанович. Ну не станешь же окликать его «дядей Геной»! Или, не дай бог, «папочкой». Какой он к чертям папочка?

Вагин выглядел как профессор, которого отстранили от занятий в университете. Длинный, худой, тонкий и сутулый. На его переносице, когда он сидел за компьютером или читал, поблёскивали круглые очёчки. Одевался он с претензией, но выглядело это не очень впечатляюще: постоянно какие-то поношенные и не до конца отглаженные костюмы-двойки, а дома – рубашки с обязательно закатанными по локоть рукавами и потёртые джинсы. Работал он, конечно, не в университете, а халтурил в каком-то полулегальном ИП. Впрочем, иногда приносил неплохо денег, врал, что дали премию. Тогда на семейной кухне по вечерам устраивались небольшие празднества: на столе появлялась икра, заморские деликатесы и пузырёк армянского коньячка. Вагин разливал себе и Ираде, подхватывал рюмку рукой и делал задумчивое выражение лица, будто бы собирался провозглашать витиеватый тост. Хотя всё заканчивалось лаконичным и тривиальным «Будем здоровы!» или «За удачу!». Эве, естественно, не наливали, но она не страдала: хотя бы похавать можно было от пуза; в детдоме такого, что называется, не подавали.

Эвелина надеялась, что, несмотря на гражданский брак, Ирада взяла фамилию мужа и стала Вагиной (прикольно было бы обзывать «мачеху» за глаза с ударением на второй слог). Но мечты остались мечтами. Фамилия у Ирады Михайловны оставалась прежняя и «неинтересная» – Молчанова. Тогда в моменты особенно плохого настроения. Эва отыгрывалась на «профессоре» и называла уже его: «вагИн».

Поначалу Эвелина никак не могла взять в толк – на кой она сдалась этой семейке? Ну понятно, как бывает: своих детей нет, а годы идут и часики тикают. Но брать на содержание здоровенную шестнадцатилетнюю кобылицу с грудью полного второго размера – такое себе специфическое удовольствие. Мало того, после того как Эву поселили на даче (а у четы Вагин-Молчановых кроме полнометражки в центре имелась ещё и жилая летняя дача в пригороде), к ней не особо-то и относились, как к дочери, пусть и приёмной. Ирада особых знаков внимания Эве не оказывала, не обнимала ласково, не целовала на ночь. Вела себя с «дочуркой» подчёркнуто вежливо, порой заставляла выполнять несложные хозяйственные поручения. Такое взаимодействие мало походило на отношения любящих близких родственников. Вагин же вообще поначалу встретил Эву холодно. Кивнул при знакомстве и отправился заниматься своими делами в «кабинет», будто бы Ирада привела в дом не номинальную дочь, а зашла с подружкой, которая вечером свалит.

«Да и ладно, – подумала тогда Эва, – чё мне с ним, детей что ли крестить?»

Текущая ситуация стала проясняться и упрощаться, как и было замечено выше, где-то на третий месяц официально оформленного дачного пансиона бывшей детдомовки.

Первым проявил себя Вагин. Правда, предшествовала этому некая неловкая сцена. Эва как-то, слоняясь по даче без дела – хотя подразумевалась, что она занимается с книжками, готовится к поступлению в колледж, – оказалась подле кабинета «папули». Обычно Вагин дверь плотно прикрывал, заявляя, что домашний шум мешает ему сосредоточиться при работе за компьютером. А тут у косяка зияла отчётливая щёлочка. Эвелина не то, чтобы собиралась специально подсматривать, так, мазнула рассеянным взглядом и… женское любопытство взяло верх. А картина её взору представилась следующая: Вагин, сидя во вращающемся кресле и сильно откинувшись на спинку, пялился в монитор, на котором сменялись друг за другом – Эва видела это отчётливо – некие фотографии. Локоть Геннадия Степановича ритмично подёргивался, а ладонь его хоть и не была видна, прикрытая хилым торсом, но чем она – ладонь – занимается представлялось совершенно однозначным. Кроме того, Вагин тихонько подвывал-постанывал, выговаривая что-то вроде – как поначалу показалось Эвелине – «ва-ва-ва». Но уже через секунду она сообразила, что это никакое не «ва», а «Э-ва» – её имя. Ну и на экране, как не сложно догадаться, сменялись в слайд-шоу именно фотографии новой «дочурки», обычные, старые, еще «детдомовские»: приватных Эвелина пока себе не заимела.

Когда паззл в сознании Эвелины сложился окончательно, она ошеломлённо скрипнула приоткрытой дверцей.

Вагин, расслышав звук, вздрогнул-передёрнулся всем телом, судорожно заправляя руками что-то невидимое во что-то невидимое, и принялся разворачиваться на кресле.

Эва немедленной развязки дожидаться не стала.

Дёрнула в свою крохотную комнату, которую ей выделили во флигеле дачи. В голове царил сумбур. Она абсолютно не понимала, как на такое реагировать: нахлынувшая растерянность перемешивалась с испанским стыдом за «папулю». Случившаяся мизансцена представлялась на первый взгляд гадкой и отвратительной.

«Может, вообще от них сбежать? – подумала Эва в смятении. – А то как дальше-то быть?» Но, оказалось, что «Марлезонский балет» вовсе не закончился, а только начинается. Минут через пять к ней, после деликатного стука в дверь, заявился сам Вагин. Выглядел он слегка бледным от волнения, но во взгляде проскальзывали некие безумные решительные огоньки.

Эва отодвинулась на кровати максимально далеко от «папы», опершись спиной на подушку.

Вагин начал с коронной фразы из убогих телесериалов для недалёких домохозяек:

– Это не то, что ты подумала, – сказал он и облизнул губы.

Эва только помотала головой, то ли не соглашаясь с доводом «папы», то ли отрицая целесообразность диалога на эту тему.

– Ты не понимаешь, – продолжил Вагин, – Ты ещё очень многого не понимаешь… – и вздохнул.

Эвелина снова не знала, как реагировать; она с тоской посмотрела на дверь.

– У меня только одна просьба к тебе, – сказал «папа». – Не говори ничего Ираде. Во-первых, я тебя за это отблагодарю. А во-вторых, мы уедем скоро. У меня есть накопления, на первое время хватит. Просто тебе должно стукнуть восемнадцать, иначе могут возникнуть проблемы. Но в остальном ничто не мешает нам… Узнать друг друга получше. Я хоть и не подавал вида, но ты – мой смысл. Поверь, я смогу сделать твою жизнь очень хорошей. Прекрасной. Надо только немного потерпеть и… Ну…

До Эвелины из-за вновь нахлынувшего стресса смысл слов «папы» доходил с некоторым опозданием, но кое-что всё же откладывалось в сознании. И это кое-что никак не отзывалось в её душе, поэтому она во время монолога Геннадия Степановича продолжала отрицательно покачивать головой.

– Я отдаю себе отчёт, – сказал Вагин, – что сложно всё это сразу как бы… поэтому и не тороплю. Давай успокоимся, только… не говори Ираде, ладно?

Эва молчала, переведя взгляд в пол.

– Я отблагодарю! – заверил «папа», прикладывая ладонь к сердцу. – Дам денег. Завтра же. Обещаю! Договорились?

Эва приподняла голову: вся нескладная фигура Вагина выражала сейчас собой заискивающее подобострастие. «Чего он так боится Ирады? – неожиданно подумалось Эве. – Мало ли чего может наговорить-наврать на него падчерица?..» И вдруг она поняла, что сейчас получает над этим длинным, согнутым человечком власть. Самую настоящую. Пусть пока вовсе небольшую, мелкую, но – власть! И это откровение ошеломило её даже больше, чем недавняя сцена в кабинете.

– Да, – отозвалась она почти твёрдым голосом, – если выполните обещание, – её взор упал на ладонь, которую Вагин продолжал – ещё сильнее – прижимать к сердцу; хотя минутами ранее эта ладонь выполняла совсем другую функцию.

– Вот и хорошо, – облегчённо выдохнул «папаша». – Поверь, ты не пожалеешь…

Но по иронии судьбы уже на следующий день (после того, как Эва получила от Вагина обещанный денежный гонорар – папик не обманул) на «сцену» под свет софитов со своим неожиданным выступлением выперлась и сама Ирада Михайловна.

***

Она вошла как-то к Эве с целлофановым пакетом, из которого достала аккуратно свёрнутые вещи.

– Деточка моя, – сказала Ирада. – Мы относимся к тебе с максимальным участием. Хотим, чтобы твоя жизнь расцветала яркими красками. Но наши возможности ограничены. Мы, конечно, не бедствуем, но и похвастаться высоким достатком тоже не можем. Пособие, что на тебя выплачивают – слёзы, ты сама знаешь.

Эвелина, слушая одним ухом Молчанову, настороженно приняла протянутые ей «мамой» вещи.

– Думаю, ты согласишься, что должна по возможности как-то участвовать в наполнении нашего скромного семейного бюджета. Я не заставляю идти тебя работать кондукторшей на трамвае. Но тебя щедро одарила природа! Почему бы этим не воспользоваться? Тем более, от тебя, в сущности, ничего такого и не требуется.

Эвелина развернула наконец свёрток: там был комплект школьной формы из 80-х годов прошлого века: полушерстяное коричневое платье выше колен и белый ажурный фартук, надеваемый поверх. Кроме этого, Ирада достала из пакета ещё и большой белый бант.

Пока ещё Эва мало что понимала из монолога «мамы», растеряно рассматривая оригинальный наряд.

– До сих пор не «въезжаешь», деточка? – спросила Ирада и вздохнула. – Тебе придётся это примерить. Вроде бы всё по твоему росту… Короче говоря – вечером придёт человек и сделает фотосессию. Ты должна ему попозировать. Можешь не волноваться, снимки попадут только в проверенные руки (в этот момент, помимо воли, у Эвелины перед взором возникла прижатая к сердцу ладонь Вагина). У меня есть свои, знакомые люди, которые за них хорошо заплатят. Очень хорошо! Что будет справедливым дополнением от тебя к нашему общему бюджету.

Эва потрясённо молчала, машинально перебирая пальцами материал платьица. Она снова не знала, как реагировать. Да и что она могла сделать? Отказаться? Послать «мачеху» на хер?

– Ничего такого, – сказала Ирада. – Просто обычные фотографии. Мы же не звери какие. Девочка в школьной форме. Никакого криминала, чего ты так напряглась?

Позже, перед сеансом, всё ещё находясь в растрёпанных чувствах, Эва приняла для себя странноватое и парадоксальное решение – она решила до поры до времени согласиться на игру, предложенную ей Молчановой. Почему? Да очень просто. Мир вокруг, по разумению Эвелины, продолжил упрощаться. Словно бы невидимые игроки в покер стали раскрывать свои карты. Все, кроме самой Эвы. И она чувствовала, что с таким раскладом, может быть, сможет навязать «соперникам» свою контригру. Конечно, такие мысли оформились в молоденьком сознании Эвелины ещё по-девичьи незрело, она воспринимала их больше интуитивно. Но ведь девочки, что провели детство в детдоме, как правило, взрослеют рано. Вагин вон уже примерил на себя некий поводок, почему бы не попробовать накинуть другой и на невзрачную шейку Ирады? Что я теряю, в конце концов? – спросила себя Эва и добавила мысленно: Кто бы мог подумать, что из такого гадкого утенка как я, вырастет… лебедь? Ну да, хоть и красиво-прекрасный, но такой же гадкий! Гадкий лебедь! Ну и пусть!

И она принялась наряжаться.

Школьная форма села как влитая. Эвелина рассматривала себя в зеркале и, если честно, сама любовалась. Почему-то в этот момент ей очень захотелось сняться в кино, эта мечта, кстати, будет постоянно преследовать её по жизни. Эва приладила бант, ещё раз крутнулась перед зеркалом, и стала ждать, когда Ирада её позовёт.

На самом «сеансе», несмотря на опасения девочки, ничего страшного не произошло. Фотограф – хмурый усатый субъект с всклокоченным неопрятным ёжиком на голове даже не стал заставлять принимать её какие-нибудь двусмысленные позы. В качестве декорации была выбрана дачная веранда, и Эва позировала на, так сказать, естественном фоне. Вместо коронной фразы всех фотографов «скажите с-ы-ыы-ыр», субъект в момент «вылета птички» употреблял отрывистое «мотор!» и с «моделью» почти не общался. Ирада же, прислонившись плечом к дверному косяку, расслабленно наблюдала за сессией со стороны. И тоже почти не раскрывала рта.

По завершению проекта «ёжик» показал Эве через маленький жк-экранчик отснятый материал. Некоторые фотки получились просто классными, словно по заказу на обложку какого-нибудь образовательного журнала. Но Эвелина понимала, конечно, что ни в какой журнал эти снимки не отошлют. И старалась не думать, в качестве чего они будут использоваться покупателями, теми самыми «своими людьми», о которых говорила Ирада.


Глава 3 ПТИЦА ВЫСОКОГО ПОЛЕТА


Место оказалось необыкновенно роскошным. Эва подумала, что не видела такое раньше не только воочию, но и на картинках. Мраморные колонны в зале, посеребрённые предметы интерьера в едином стиле. Массивные стулья с резными высокими спинками. Крахмальные скатерти, салфеточки в хрустальных вазах. Язык не поворачивался назвать сие рестораном, скорее – музейный зал, действующая экспозиция выставки эпохи ренессанса.

Борис Иванович галантно отодвинул стул, чтобы Эвелина могла устроиться за столиком. Никакой, конечно, он был не Борис Иванович, а Барух Иосифович. Так его называла Ирада и так указывалось на визитке (Эва тайком успела прочитать, когда «кавалер» раскрыл при ней портмоне, чтобы рассчитаться с таксистом). И он, Борис-Барух внешне никаких приятных эмоций у Эвы не вызывал, скорее наоборот. Возраст под полтинник, сам – невысокий, рыхлый, полноватый и какой-то неприятно-смуглый, словно прокопчённый. На лице – чёрные, «пороховые» точки, а главное нос: огромный, крючковатый, очень типичный для «Борисов Ивановичей». И ещё противный голос, причём характерная картавость почему-то только добавляла этой противности. Зато: прекрасный парфюм, безупречная, брендовая одежда, дорогущие очки, «роллекс» на руке, стоимостью с городскую квартиру Вагина, и светские манеры довольного жизнью человека.

В ресторане дорогого посетителя явно знали, вышколенные официанты раскланивались подобострастно, а показывать им столик бодро выскочил сам распорядитель зала. На Эву косились, но в основном другие гости, сидящие за столиками. Трудно было не коситься: Ирада вырядила её в алое платье с высоким разрезом и глубоким декольте. А грудь у Эвы к тому времени уже перескочила в категорию «твёрдая три». Плюс – яркий макияж, плюс – укладка причёски.

Они с Борисом (это он просил называть его так) уже встречались. Гуляли по городу, катались на его роскошном мерседесе. Но ничего такого. Как и обещала Ирада – мол, просто посопровождай его, побудь с ним рядом, ему приятно хвастаться такой… внучкой.

Ага, внучкой.

Эва настроена была скептически, и отправилась на первую встречу с твёрдым намерением, если вдруг что, устроить скандал, потасовку и пустить в ход когти. Но… Они действительно просто погуляли по набережной. Мало того, в конце свидания, Борис Иванович, сунул в сумочку Эве конверт, в котором она «дома» обнаружила четыре хрустящих зелёных бумажки с портретом Бенджамина Франклина. И пусть половину «по понятиям» ей пришлось отдать Ираде, но даже так! Ни хера себе, сходила за хлебушком! Если «поговорить о погоде» со старым евреем стоит таких денег, то почему бы не поговорить?! – подумала Эва.

А потом нашла у себя в комнатке старую жестяную коробочку от монпансье и засунула туда две ассигнации, первые в будущей плотной стопке себе подобных. И спрятала коробочку под нижней полкой допотопного секретера.

– Знаете, Эвелина, – задумчиво сказал Борис Иванович, когда они сделали заказ и официант волшебным образом аннигилировался на месте, – вы оставляете впечатление очень умной девушки…

«Ну-ну, – подумала про себя Эва. – Я оставляю впечатление очень красивой малолетней тёлки, отсюда и «ум». Сидел бы с тобой сейчас рядом крокодил, ни о каком «уме» речи бы не шло…»

–… Вы, можно сказать, меня оча’овали. И я бы не хотел, чтобы наши лл‘андеву п’оходили так… однообразно.

– Не совсем понимаю, – призналась Эва, но внутри проскочил какой-то подозрительный, скользкий холодок.

– Знаете, милая моя, жизнь так ко’отка! К сожалению, понимаешь это уже поздно. В молодости задумываться о подобном недосуг. М-да… Всё очень ско’отечно!

Эвелина знала, что у Баруха Иосифовича полная семья, он сам рассказывал об этом и хвастался детьми: один, мол, учится в Англии, другая – поступила в аспирантуру. И жена на месте, в добром здравии, занимается хозяйством и бытом. Создаёт уют для муженька, который… сидит сейчас в ресторане с малолетней девочкой.

Эва не знала, что ответить на философскую тираду кавалера, поэтому глупо хлопала ресницами.

– Я к чему… – продолжил Борис Иванович. – Я заб’онировал номе’лл в отеле. На ночь. Л’азумеется, после того как мы с удовольствием поужинаем, п’огуляемся по вече’нему голл’оду… Может, вы хотите побывать где-нибудь конк’етно?

– Да нет, – потеряно отозвалась Эва. Она уже всё, разумеется, поняла. Она же умная. Хоть сложить два и два было несложно.

А ты думала, всё ограничится прогулками под луной? – саркастически спросила она себя. И вдруг представила себя с этим пятидесятилетним мужчиной вместе. Рядом. Совсем рядом.

– Мне, – проговорила она, сдерживая спазм. – Надо… простите…

– Секунду! – попридержал её за руку Борис. – Вот! – Он достал из кармана пиджака конверт и положил его на ослепительно белую скатерть столика. – Здесь – полто’ы тысячи, так как я понимаю, что вам придётся… ммм… п’еодолеть некото’ые т’удности…

– Хорошо! – Эва попыталась мягко высвободиться. – Мне правда, надо…

Борис Иванович другой рукой вложил конверт ей в сумочку, и только тогда отпустил.

Эвелина в каком-то полуобморочном состоянии – почему-то её неожиданно накрыло, – доковыляла до туалета, который из-за внутренней роскоши по незнанию можно было принять за будуар, пустила воду в раковину и уставилась на себя в зеркало.

– Ну что, – сказала она своему отражению. – Допрыгалась? Раз-два, ножки врозь. Проститутка гребанная.

Она достала из сумочки конверт, пересчитала «полторашку» и, хлопнув по крану, перекрыла воду.

Потом выбежала из туалета, разыскала на подходах к залу какого-то ресторанного сотрудника и попросила показать ей «запасной выход».





***





«Дома» она устроила Ираде истерику. Эва совершенно вышла из себя, она орала как полоумная, едва не кидалась на «мамулю» с кулаками, обзывала сутенершей и всё такое прочее. Ирада восприняла катаклизм относительно спокойно, и улучив момент залепила «дочурке» звонкую пощёчину. Эвелина остолбенела от изумления, а потом бухнулась на кровать лицом в подушку и принялась рыдать.

– Не надо выдавливать из себя какую-то вселенскую скорбь, – сказала ей в затылок Ирада. – Пора взрослеть понемногу. Денежки-то они не сами по себе в карман приходят. Их зарабатывать надо. А ты как хотела? Игры в мягкие плюшевые игрушки закончились. Вот чего ты рыдаешь? Как будто тебя обидели чем? Ну надо же, фифа какая! Можно подумать, ты развалишься, если дашь интеллигентному человеку? Что ты тут из себя жертву-то строишь? И где, кстати, Барух Иосифович? Что там приключилось?

– Я сбежала, – глухо в подушку промычала Эва и дёрнула плечами в очередном всхлипе.

– Сбежала? – грозно переспросила Ирада и тут же добавила, тоном ниже и как-то вроде даже с облегчением. – Ну тогда сама виновата…





***





Эва пересчитала бумажки, закрыла жестяную коробочку и снова прибрала в «тайник». Ещё пара «свиданий», подумала она, и можно рвать когти. На первое время хватит. В крайнем случае, сниму комнату где-нибудь на окраине, а дальше… Дальше – добрых и щедрых дяденек в любом городе достаточно.

Черту, про которую Эва постоянно думала после неловкого случая с Борисом Ивановичем (Ираде стоило огромных трудов «урегулировать вопрос», впрочем, в итоге даже не пришлось возвращать аванс), переступить оказалось на удивление нетрудно. Главное, поняла тогда Эвелина, дать себе правильную установку. И рассматривать происходящее не с точки зрения каких-то там моральных принципов и общепринятых устоев. А глядеть со своей колокольни. Воспринимать желания «клиентов» как издержки работы. Работы, за которую вообще-то платят неплохие бабки. Так кто кого использует? Если, конечно, смотреть со своей колокольни. Кроме того, Ирада «подгоняла» мужчин солидных, для которых сам факт перепихона не являлся самоцелью. Эва же не уличная или бордельная шлюха какая-нибудь! Эскорт – это не только постель. А элитный эскорт – это на 90 процентов приятное сопровождение. Приятное для клиента, понятно. Для взрослого папика, которому показаться с юной красоткой в обществе – уже само по себе кайф. Так что интимная концовка не всегда и нужна. К тому же многие из-за возраста или иных причин не очень-то и могут. Короче, если не заморачиваться и не страдать самоедством – работа как работа. Не хуже и не лучше других. Тем более, когда у тебя кукиш без масла за душой и ни одного дееспособного родственника (не считать же такими Вагина с Ирадой).

Ну, понятно, что иногда Эву накрывало. Всех накрывает.

Например, после какого-нибудь не очень лицеприятного похода в номер отеля с перебравшим папиком. Но презрение к себе поутру, как правило, проходило. Стоило глянуть на себя в зеркало – на молодость, на красоту, на «всю жизнь впереди». Только вот немного потерпеть. Хотя, «немного» – это сколько?

Ещё Эву отчётливо тяготили взаимоотношения с Вагиным. После того памятного разговора, номинальный «папа» не раз проявлял недвусмысленные поползновения к объекту своей страсти. Но, так как Эвелина сразу и категорично вычеркнула «дядю Гену» из своих дальнейших перспективных планов, никакого прогресса в их отношения она допускать не собиралась. Что не мешало ей, впрочем, порой, сшибать с него на «конфетки и помады», шантажируя их общей тайной. Но такой шантаж становился всё менее эффективным: Эва прекрасно контекст осознавала. Вагин уже не бледнел при напоминаниях о «тайном знании» и видно было, что он «перегорел» и внутренне почти смирился с тем, что правда рано или поздно откроется. И из-за этого становился опасен. Эва до сих пор не позволяла ему ничего «такого», но если палку гнуть и гнуть, то рано или поздно она сломается. А раззадоренный до белого каления взрослый мужчина, оставшийся в доме наедине с объектом своей страсти, девочкой, не способной дать какого-то отпора, может наделать много глупостей.

От Эвы требовалось не доводить возрастного ловеласа до крайности и каким-то образом выпустить его пар.

В итоге получилось это сделать весьма экзотическим образом: окатив Вагина ушатом холодной воды. В метафорическом понимании данного выражения.

– Давай сходим уже куда-нибудь, – с нотками раздражения заявил как-то «дядя Гена», бесцеремонно хватая Эву за рукав. Ирада до вечера уехала в город, и они были с «папулей» на даче одни. – Сколько можно динамить-то? С другими же ходишь!

– С другими это с другими, – тоном Снежной Королевы отозвалась Эвелина. – Не смей меня трогать без моего разрешения! – и она резко высвободила из захвата руку.

– Надо же, как ты заговорила! – даже удивился Вагин, впрочем, пальчики свои длинные разжал. – Соплячка! Забыла, кому ты всем обязана?

– Ещё скажи, что исключительно тебе, – огрызнулась Эва.

– Слушай, ты… – почти прошипел Вагин. – Я не посмотрю, что ты женский пол! Счас как залеплю оплеуху, скручу и трахну прямо на диване.

– Попробуй только! – Эвелина тоже сузила зрачки. – Тогда зрители ближайшего отделения тут же получат доступ к очень любопытному кину!

– К кину? – машинально пробормотал Вагин, явно сбитый с толка. – Какому кину и что ещё за отделение?

– Документальному, – раздельно, почти по слогам проговорила Эва. – А отделение – полиции, конечно, какое же ещё!

– Ты… о чём? – в зрачках Вагина отчётливо промелькнула растерянность.

– Не надо видеокамеру свою бесхозной оставлять. Ты думаешь, я не подстраховалась? Ещё как. Засняла твои приставания на скрытую камеру. А видеокассетка с нелицеприятным монтажом – в надёжном месте. И стоит мне щёлкнуть пальцем, ну или неожиданно пропасть, к примеру, как тут же с почтовым голубем она прибудет в отделение. Там и заявление есть, ага. Об изнасиловании несовершеннолетней.

Стало заметно, как Вагин побагровел от гнева.

– Ах ты, сволочь, – выдавил он сквозь зубы. – У нас же ничего не было!

– Это как посмотреть. С какого ракурса. Намерения-то на видео чётко засняты. Плюс заявление. Семь лет строгача. У меня и биологические материалы имеются… – про «материалы» Эва, конечно, соврала, но, учитывая нервность обстановки, блеф прокатил.

Вагин вдруг как-то весь обмяк, нетвёрдой походкой добрёл до дивана, на котором ещё минуту назад собирался дочурку «трахать» и рухнул-опустился-сел. А потом обхватил голову руками.

– Я же тебя любил, – тихо сказал он, не поднимая головы. – Думал, уедем. Жить будем…

Эвелине на какой-то момент даже стало его жалко. Но – только на момент.

– Я тебе не по карману, папа! – сказала она. – Да не убивайся ты так. Зря я тебя сдавать не буду. Живи себе. С Ирадой своей.

– А ты? – ещё тише спросил Вагин, продолжая оставаться в той же позе.

– Я? – переспросила Эва, помолчала, подумав, и сказала: – Я птица высокого полёта. Клетка, даже золотая – не моё…



***



Вместе с внезапно пробудившейся в натуре Эвы решительностью и даже, отчасти, стервозностью, другая сторона её тонкой натуры никуда не делась. Часто, наедине с собой, она продолжала оставаться неуверенной, ранимой и рефлексирующей особой. Откуда бы тогда появлялись в её голове стихи? Из чего бы рождались строки, если не из внутренней хрупкости и вороха путанных, боязливых мыслей. Как там будет дальше? – вопрос возникал в сознании Эвы всё чаще и чаще. И ответить на него, при всём желании, девушка не могла. Да, у неё стали получаться отношения с мужчинами, но – особого рода. Чаще они были не обоюдными, а манипулятивными. Прежде всего, с её стороны. Но ведь она не специально стремилась к этому. Такой «модус вивенди» навязывал ей окружающий мир. Если сказать проще – это был способ выживания. Рассчитывать-то Эвелина могла только на себя.



Но вместе с тем – ей хотелось любви. Какая девочка в 18 лет не мечтает о принце и дворце? Пусть и окунувшись в циничность товарно-денежных отношений, где товар – это и есть ты сама. Но. Одновременно с актом купли-продажи ты ведь получаешь ещё и локальную власть над отдельным, конкретно взятым, мужчиной. Власть, которой можно пользоваться на своё благо. Пусть пока у Эвелины это ещё получалось со скрипом, но ведь получалось. И упрощало её жизнь. А принц… Ну что принц? Возможно, пока ходит где-то по соседним улицам. Придёт время – их траектории с Эвой пересекутся в точке на плоскости. Правда, не факт, что это пересечение свяжет их навеки. К тому времени принц может сильно измениться. И может сильно измениться сама Эвелина.

…И отобрал свободу ей.

Неблагодарно.



Она была мне неподвластна,

И надо мною слишком властна.

И я решил, чтоб – не напрасно,

Упечь её в сундук.

Обречь на вечность тяжких мук,

Облегчить тем и мой недуг…



Такой вот я навеки «дрянь»!

***





Эва на прощание прошла по «дому». На улице воцарилась осень, и дача внутри казалась какой-то уставшей, использованной. На кухонке в раковине – курган немытой посуды, в гостиной – задёрнутые, тяжёлые, пыльные шторы, в кабинете Вагина – сиротливо развёрнутое вращающееся кресло с выдранным поролоном на спинке.



Эвелина зашла в свою комнатку. Зачем-то надавила несколько раз ладонью на матрас – почувствовала упругость панцирной металлической сетки. Глянула в засиженное снаружи мухами окно: через стекло кособоко просматривалась часть «сада»: тоже неухоженного, «расхристанного», с чёрными шрамами взрытых грядок.



Эва открыла отделение секретера, просунула руку к стенке, нащупала «монпансье» и вытащила коробочку на свет. Вскрыла, переложила купюры в свой дешёвый кошелёк, который носила в дешёвой же дамской сумочке. Кошель некрасиво, но приятно, по-жабьи раздулся от ассигнаций.

Эвелина подхватила собранный накануне рюкзачок, прошла по коридору и вышла на веранду.



Чёрная ворона, сидящая на ветке ближайшего голого дерева, посмотрела на неё подозрительно.

– Привет, – сказала ей Эва негромко.

Но ворона, услышав голос, тут же тяжко и испуганно вспорхнула и, громко хлопая крыльями, улетела вбок.



Эвелина грустно вздохнула.

Потом обернулась, глядя в развратно распахнутую входную дверь домика.

– Спасибо, Ирада – сказала она двери. – Спасибо, Вагин… Но дальше я как-нибудь сама…



Эва замкнула замок, а ключ спрятала под вторую ступеньку крыльца – так было принято.

И пошла прочь, в неизвестность, растворяясь в зыбком осеннем мареве.


Глава 4  АУКЦИОН


Особняк поражал воображение. Такое Эва видела только в кино — на полном серьёзе. Огромное, мрачное здание в готическом стиле. Со рвом, бойницами в окнах и острозубыми башенками по краям. И располагался замок где-то у чёрта на куличках, в болотистой долине, куда в мокрую погоду возможно проехать разве что на тракторе.

Впрочем, сейчас Эвелину привезли на Аукцион в обычной стандартной иномарке, напялив на голову мешок (чтобы не запомнила дорогу).

А когда разрешили его снять и вывели к входным воротам, тогда-то Эва и прониклась величием представшей перед ней архитектуры. От стен особняка даже пахло по-особому: смесью влажного камня и почему-то свежеструганных досок.

Нельзя сказать, что Эвелине было очень страшно. Она, конечно, опасалась, полагая, что ввязалась в какую-то дикую хрень. Но юношеский задор сглаживал беспокойство: где наша не пропадала! И потом — за такие деньги можно и потерпеть.

Лишь однажды в голове Эвы чётко возник сакраментальный вопрос «Что я тут делаю?!» — когда два хмурых охранника обыскивали её на входе.

А действительно, как она сюда попала?





***





После дерзкого побега от парочки извращенцев Эвелина перебралась в столицу. Доехала на попутках без особых приключений — повезло. А столица есть столица. Каким-то удивительным образом в ней приживаются даже те понаехавшие провинциалы, у кого в карманах свищет ветер. Эве же с её заначкой и вовсе судьба благоволила. Она без проблем и без особых вопросов сняла крохотную квартирку у какого-то забулдыги. Сходила в ресторан: к ней клеились все кому не лень, но она кавалеров безжалостно отшивала. Гуляла ежедневно по набережной, рассматривая прохожих: все, без исключения, куда-то спешили.

Где-то через неделю ничегонеделания Эвелина стала задумываться о своей дальнейшей жизни. «Светиться» после побега ей было противопоказано, но ведь и устраивать свою дальнейшую жизнь как-то надо. Заначка-то не резиновая — деньги таяли, как снег под весенним солнцем.

Она приобрела себе по объявлению хиленький, сильно подержанный ноутбук и зарегистрировалась на сайте знакомств. Сходила на пару свиданий ни о чём, пока не познакомилась по сети с Инком. Она подозревала, конечно, что фото на аватаре не настоящее, но «стелил» Инк гладко. Болтать с ним по сети было весело и прикольно. В итоге договорились встретиться в людном месте. В людном, потому как кое-что в Инке Эву реально настораживало. Она, как собака верхним чутьём, обоняла какой-то подвох, поэтому и решила перестраховаться.

Предчувствия её не обманули: в торговом молле к ней подошла худая нескладная девушка, одетая неформально: проклёпанная косуха, боевой раскрас, металлические цепочки вместо карманов, лысая башка.

— Ты к Инку? — спросила она, щурясь.

— Ага, — подтвердила Эва.

— Я его сестра. Пошли.

— Куда?

— Тут недалеко.

В итоге выяснилось, что никакого Инка не существует. Во всяком случае в том виде, в котором его представляла Эва. Инк — это и была та самая лысая девушка.

Они засели за столиком магазинного кафе и Инна — так её на самом деле звали — «раскололась».

— Ты подходишь под запрос, — доверительно сообщила она, отхлёбывая отвратительный кофе. — Вот я и вытащила тебя, чтобы посмотреть. Многие же гонят, ставят на аватар фотки знаменитостей.

— Не, я — это я.

— Я вижу, — снова сощурилась новая знакомая.

— А что за запрос?

Инна некоторое время помолчала.

— Тебе нужны бабки? — спросила она. — Даже не так. Тебе нужны охрененные бабки?

— Развод что ли какой-то? — принуждённо засмеялась Эва. — Чё за дурацкие вопросы?

— Никакого развода, — серьёзно сказала Инна. — Контракт. Всё чётко, как в аптеке. Тебе сколько? Восемнадцать есть?

Эва хотела соврать, но отчего-то сказала правду:

— Не. Шестнадцать пока. Скоро будет семнадцать.

— Супер, — выдохнула Инна, вроде бы как с облегчением. — Получается, подходишь по всем параметрам… Будешь суперлотом!

Именно так в жизнь юной Эвы вошёл Аукцион.





***





Создали эту систему явно люди с возможностями. Эвелина не собиралась вдаваться в подробные детали, да и кто бы ей что стал растолковывать? Её дело, по объяснениям Инны, было маленьким: делай что говорят и не отсвечивай.

Суть Аукциона заключалась в том, чтобы предоставлять особенный «товар» под конкретного и очень придирчивого покупателя. Понятно, что менее искушённым любителям клубнички не представляло сложности отыскать желаемое на многочисленных сайтах подобной тематики. Но тут реализовывались проекты совсем иного, эксклюзивного уровня. Во-первых, «заказчиками» являлись очень богатые клиенты. Во-вторых, богатые и шизанутые. Зацикленные на каком-нибудь эксклюзивном фетише. Они формулировали свои «хотелки», а исполнители (рекруты вроде Инны) подыскивали тех, с кем данный фетиш может быть реализован. Потом устраивался собственно Аукцион. Лоты представлялись заказчикам, и те на торгах выбирали себе игрушку на ночь. Эвелина попадала под очередной набор «хотелок» публики почти идеально. А узнав сумму гонорара за одну встречу — если её купят на Аукционе, — решила рискнуть. Таких денег она никогда ещё в своей жизни не видела воочию. Есть за что «бороться». Ну не расчленят же её, в самом деле!

Все приготовления к Аукциону проходили в особо засекреченном режиме. Эва общалась только с Инной. Болтать об этом на стороне категорически воспрещалось. Инна пригрозила, что, если информация утечёт, конец Эву ждёт незавидный: есть примеры. С «отступниками» аукционисты расправляются безжалостно.

Эвелина и верила, и не верила, но язык решила держать за зубами. Мало ли.

Подготовка к мероприятию заняла недели две.

— Ты должна будешь исполнить всё, что тебе прикажет клиент, — предупредила Инна перед самым Аукционом. — Когда твой лот сыграет, ты прекращаешь принадлежать себе.

— Ну а что исполнять-то? — с некоторой тревогой спрашивала Эвелина. При всём своём внутреннем бахвальстве на неё накатывали иногда приступы паники.

— Я же сказала — всё, что потребует клиент.

— А если я этого просто-напросто не умею?

— Научишься по ходу пьесы.





***





Внутри особняка впечатление древности строения размывалось. Интерьеры выглядели вполне себе современно, отдалённо напоминая внутренние помещения некоторых ночных клубов: узкие, освещённые технологичными светильниками коридоры, «модные» материалы отделки на стенах и потолке, «богатые» элементы декора.

Эву вели двое дюжих молодцов, конвоируя как заключённую. «Вертухаи» выглядели на одно лицо: на их широких мордах люминесцентно светились маски, наподобие врачебных.

Ещё на посту охраны Эве надели на запястье пластиковый браслет с выбитым на плашке числом «13». Идя по коридорам, она машинально потирала эту руку, словно браслет ей давил. По пути Эвелина краем глаза замечала открытые двери некоторых номеров — свет внутри них был погашен, но в полумраке угадывались некие странные массивные конструкции. Ей почему-то подумалось, что это — орудия пыток, и она словила ещё один короткий спазм паники.

Эву завели в маленькую комнатёнку без окон — словно бы камеру-одиночку. Из всех предметов меблировки в ней стоял только стул. Обычный, старый, обшарпанный — такой часто «обитает» в жилищах каких-нибудь пенсионеров.

Один из сопровождающих указал на него пальцем и проговорил:

— Сиди, жди. Если тебя выберут, за тобой придут.

— А если нет? — с неподдельным интересом спросила Эва.

— Жди, — повторил мордоворот и кивнул напарнику.

И бугаи вышли, замкнув дверь «камеры» на ключ.

Эва ещё раз осмотрелась: хотя на что тут смотреть? Пупырчатые голые стены и пресловутый стул.

Эвелина подошла к нему, потрогала спинку. Затем вернулась к стене и приложила к ней ухо. Казалось, она слышит какие-то шумы, как в морской раковине. Отдалённый шум ветра, неразборчивый гул наслаивающихся друг на друга голосов, мощные басы музыки. Замок не был мёртвым, он, несомненно, жил изнутри. Где-то сейчас вершились неведомые Эвелине дела, быть может, странные и зловещие. И самое страшное: в этих делах каким-то образом фигурировала и она сама!

За время ожидания Эва на стул так и не присела.

Минут через тридцать послышался щелчок и дверь отворилась: в комнату вдвинулся один из недавних охранников.

— Лот номер тринадцать выиграл, — сообщил он официальным тоном. Губы под его маской забавно шевелились.

— И что мне? — спросила Эва.

— Пошли, — сопровождающий кивнул на выход.





***





Он довёл Эвелину до некоего конференц-зала. Тут, впервые с тех пор, как она попала внутрь замка, Эва увидела «коллег». Вначале одну, а потом и другую девушку с подобными браслетами на руках. Обе шли в паре с некими мужчинами в костюмах, на лицах которых красовались маскарадные маски. Один вёл свою пассию под руку, а другой приобняв за плечо. Обе «пассии» выглядели молодо, одна девушка была очень худа, на её бледном лице выделялись большие круглые глаза.

Эти две пары попались Эве навстречу перед входом в тот самый конференц-зал. Когда же Эвелина вошла, то увидела, что это и есть сам Аукцион. С одной стороны возвышалась кафедра с трибуной, а с другой стояли ряды кресел, в которых ещё продолжали сидеть участники — в основном мужчины в однотипных костюмах и с обязательными масками, самыми разнообразными.

Эву подвели к подиуму, и ведущий-аукционист (тоже в маске), сверившись с номером на руке, провозгласил:

— Лот номер тринадцать! Прошу-с!

Он обвёл взглядом зал, в котором с кресла поднялся один из мужчин: на его лице висела жуткая маска чумного доктора с длинным крючковатым носом.

Мужчина выбрался из ряда и пошёл к подиуму: Эва сразу же определила по походке, что человек явно в годах.

«Чумной доктор» подошёл к «лоту» и взял Эвелину за руку. Кожа у него была шершавая и холодная.

В это время в зал ввели новых, надо полагать, выигранных на Аукционе, и Эва обомлела: одним из «лотов» оказался совсем маленький мальчик, подросток лет двенадцати от силы. Пока охранник вёл его к подиуму, мальчик испуганно таращился в «зрительный зал».

Эвелина гулко сглотнула, когда он проходил мимо.

«Доктор» тем временем увлёк её к выходу; в дверях они столкнулись с ещё одним «экспонатом» —женщиной лет тридцати пяти со сплошь зататуированной шеей. В глазах этого лота Эве почудилась пустота и покорная обречённость.

Эвелина передёрнула плечами — это движение не укрылось от её спутника, но он никак не прореагировал, а только сильнее сжал её ладонь.





***





«Доктор» привёл Эву в большой, роскошно обставленный номер, состоящий, судя по всему, из нескольких комнат.

Из небольшой «гостиной» в них вели отдельные двери.

Здесь же располагался столик, бар и небольшой диванчик.

— Присаживайся, — предложил «доктор». Это были первые слова, сказанные им, после того как он оказался наедине с выбранным «лотом». Эвелина не ошиблась: мужчина, судя по голосу, давно разменял «полтинник»; она послушно присела на краешек.

— Выпьешь? — «доктор» подошёл к бару, открыл створку.

— Н-нет, — тихо отказалась Эва. Хотя в горле, если честно, пересохло: она бы глотнула какой-нибудь колы, но просить заново уже постеснялась.

«Уразумей себе чётко, — говорила ей Инна на «инструктаже». — Ты обязана делать всё, что тебе скажут. Ты не имеешь права своевольничать и вести себя неподобающе. Ты не можешь, например, уйти, хлопнув дверью, если тебе что-то не понравится. Любое неповиновение приравнивается к нарушению контракта. Итог — твоё вознаграждение аннулируется. Поэтому, будь добра, не зли клиента и будь паинькой…»

Мужчина налил себе из пузатой бутылки и взял бокал за ножку.

Эва подумала: а как он пить-то будет в маске?

Словно отвечая на её незаданный вслух вопрос, мужчина поднял свободную руку и стянул с себя лицо «чумного доктора». Под маской оказалось морщинистое немолодое лицо с кустистыми седым бровями и невзрачными, глубоко посаженными глазками. Впрочем, довольно холёное лицо: несмотря на возраст, чувствовался во всём облике незнакомца некий аристократизм, присущий очень богатым людям.

«Потому как другие, — подумала Эвелина, — в таких Аукционах вряд ли учувствуют».

— Как изволишь себя называть? — спросил «дедушка», улыбнувшись самыми краешками губ.

— Как захотите, — тихо отозвалась Эва.

— Вот молодец, — похвалил мужчина. — Тогда ты будешь Кира. А меня можешь называть просто «папа». А в особо волнительные моменты — «папочка». Это понятно?

— Да, папа.

— Умница. Ты ведь ещё несовершеннолетняя?

— Да.

— Я знаю, спросил на всякий случай, — «Папочка» снова улыбнулся. — Что ж. Надеюсь нас ждёт незабываемое приключение.





***





Кончено, Эва волновалась, иногда мандраж переходил в дрожь, с которой становилось всё труднее справляться.

«Что её заставит делать этот старикан? — главный вопрос, который периодически возникал у неё в мозгу. — А вдруг он какой-нибудь маньяк?!»

Пока «папа» принимал душ, Эвелина принялась обследовать другие комнаты номера, заглядывая в них по очереди, и в какой-то момент чуть не упала в обморок. Если первое помещение являлось обыкновенной большой спальней с огромной кроватью, украшенной балдахином и оформленной в «розовых» тонах, то вторая…

В ней, прямо посередине, стояла непонятная массивная конструкция, напоминающая то ли хитроумный фитнесс-тренажёр, то ли действительно пыточную машину инквизиции. Громоздкий агрегат был оснащён разнообразными петлями, цепями, раскрытыми хомутами и всякими подобными штуками. На стенах, окрашенных в угрюмый бродовый цвет, висели плётки, веера и другие предметы неведомого назначения. От такого «великолепия» у Эвы закружилась голова и подогнулись ноги; в груди перехватило дыхание. А когда кто-то тронул её за плечо, она едва не подпрыгнула на месте.

Оказывается, это был «папа», который уже вышел из душа и незаметно «подкрался» к ней сзади.

Эва инстинктивно отпрянула, но «папочка», уловив смятение девушки, только тихонько, по-старчески, рассмеялся.

— Не бойся, — сказал он. — Эти фокусы не про нас. Нам эта комната не понадобится.





***





Вскоре ситуация, наконец-то, немного прояснилась.

«Папа», закутанный теперь в «домашний» шёлковый халат, восседал в кресле и придирчиво осматривал внешний вид «Киры». Пять мину назад он передал Эвелине некий свёрток, который оказался комплектом одежды. Школьная девчачья форма. Точно подогнанная под размер Эвы. Коричневое коротенькое платьице с ажурным фартуком, гольфы, тряпочные туфельки и два белых бантика.

Эвелина немедленно вспомнила одну из первых своих фотосессий, когда облачалась во что-то подобное.

«Не очень-то разнообразны у них фантазии» — философски подумала она, подразумевая мужчин.

Нарядившись в форму, Эвелина вышла под светлы очи «папочки».

— Ты играла когда-нибудь в театральном кружке? — поинтересовался он, закончив осмотр и одобрительно причмокнув.

— Н-нет, — покачала головой Эва.

— Ничего страшного, — сказала «папа». — Мне кажется, ты способная девочка. Справишься.





***





Чувствовала ли она отвращение этой ночью? Пожалуй, нет. Скорее, некую брезгливость, пик которой пришёлся на собственно акт удовлетворения уже в самом конце мизансцены, которую они разыгрывали с «папой» большую часть «сеанса». Эва должна была изображать его дочь Киру, которая пришла из школы. Этакая бытовая сценка, когда в квартире только папа и дочь. Папуля принялся подробно расспрашивать ученицу о проведённом дне, заставлял Эву придумывать вымышленных одноклассников и учителей, рассказывать, что они говорили и так далее. По-видимому, его возбуждали такие разговоры, папочка время от времени распахивал халат, демонстрируя своё, мягко говоря, совсем невеликое оснащение. Закончилось всё довольно банально: «папа» наказал непослушную «дочку» за двойку по математике. Вот именно в этот момент Эва и почувствовала максимально неприятные ощущения. Но ей хватило ума сдержаться и не подать виду: мир относителен, неизвестно как бы там повернулось, если бы «папа» оказался поклонником «агрегата», что стоял в соседней комнате.

Но самый большой шок Эвелина испытала, когда всё уже почти закончилось.

С «папочкой» они вполне мило распрощались, можно было констатировать, что Эвелина миссию свою на Аукционе выполнила, с «заданием» справилась, а значит денежки — и какие! — у неё практически в кармане.

Её вели по тем же самым коридорам «на выход», когда произошло то, что повергло Эву в оторопь.

Вначале она услышала вой. Это был именно вой, не крик: так могло выть только животное, попавшее в смертельную ловушку. Звук доносился из-за двери одного из номеров, мимо которых её проводили.

У Эвы от этого воя встали дыбом волосы. Везде.

Она в ужасе глянула на сопровождающего охранника, но лицо того оставалось непроницаемым и невозмутимым, впрочем, большую его часть прикрывала медицинская маска.

Эвелина не решилась спросить — что это? Хотя, догадаться было не сложно. Особенно зная, какие «секс-машины» скрыты за стенами этих номеров.

И уже на выходе состоялась ещё одна «встреча»: в попутном направлении двое дюжих молодцев пронесли носилки. На них лежало прикрытое простынёй тело. В некоторых местах ткань была заляпана кровью. И что самое дикое — тело под простынёй, как показалось Эве, было очень маленьким.





***





В день, когда Эва получила свой гонорар, она «свалилась в штопор». Нажралась до полной отключки, до растворения памяти и сознания. Она даже не помнила толком своих собутыльников. Какие-то случайные лица, мужские и женские — целая вереница. Грохочущая музыка, потом — ватная тишина. Дальше — лужи на мостовой. А ещё позже гнусавый голос с колхозным акцентом, вещавший с повторением, как на заевшей граммофонной пластинке:

— Дэушка, а вам есть восемнадцать? Предъявите, пожалуйста, паспорт! Дэушка, а вам есть восемнадцать? Предъявите, пожалуйста, паспорт! Дэушка…

Ей отказывались продавать алкоголь. Она попыталась поднять мутный взгляд, но различила вместо лица продавца только огромный блин-пятно. В пятне, как в мыльном пузыре переливались все цвета радуги. Но смотреть на него оказалось невыносимо. Эвелина опустила голову: на прилавке стояла бутылка. Она взяла её, намереваясь размахнуться и грохнуть по этому лицу-блину, чтобы мыльный пузырь лопнул, но кто-то другой перехватил её руку.

— Дэушка… — снова загнусавила «пластинка».

В итоге алкоголь ей купил «кто-то другой». Возможно, именно тот, кто схватил её за руку. Да плевать!

«Догонялась» она уже дома и в одиночестве. Лицо у неё почему-то было мокрое: то ли от слёз, то ли от дождя, под которым она ещё недавно брела. Между порциями Эвелина пялилась в стены, которые наклонялись под разными углами; глупо хихикала, рассматривая своё отражение в зеркале; хотела позвонить Инне, но не смогла набрать на телефоне номер.

Потом сама собой открылась балконная дверь, и в комнату вошёл низенький человек в пальто. Голову незнакомца скрывал серый капюшон, но лица у визитёра не было. Под капюшоном находилось пустое чёрное пространство, из которого на Эву глядели два красных глаза.

Эвелина не очень-то удивилась, хотя её квартира находилась на четвёртом этаже.

Человек без лица встал посредине комнаты и безапелляционно заявил:

— Это ты виновата, что его убили!

Его красные точки под капюшоном мигнули.

— К-кого? — спросила Эва, заикнувшись.

— Мальчика, конечно, — пояснил «капюшон». — Если бы не существовало таких как ты, он продолжал бы жить.

— Я не понимаю, — призналась Эва, ощущая как к её горлу изнутри подступает отвратительный склизкий комок.

— Придёт время, поймёшь, — пообещал визитёр. — Когда-нибудь мы обязательно познакомимся поближе. Места у нас хватит. Я буду ждать.

— Пошёл на хер, — сказала Эва, моргая глазами: панорама комнаты вместе с незнакомцем дрожала, как на бракованной плёнке кинопроектора.

Она, пошатываясь, встала из-за стола, сделала несколько неуверенных шагов и ничком грохнулась на кровать, прямо поверх одеяла.

Но пролежала так недолго. У неё начались такие «вертолёты», что пришлось сползти на пол, и на четвереньках, как собачка, проследовать в туалет. Там Эва из последних сил крепко обняла унитаз: её долго и мучительно рвало, вырывая внутренности наружу. Там она и уснула, уютно свернувшись калачиком возле своего фаянсового друга.





***





— Следующий Аукцион через две недели, — деловитым тоном сообщила ей Инна, когда они встретились в летнем кафе.

— А? — вздрогнула Эва; она задумалась и на какой-то момент отключилась от реальности.

— Не переживай, — добавила Инна. — Потом будет большой перерыв.

— Не, — Эвелина покачала головой.

— Что «не»?

— Я не буду больше. В пи.ду!

Некоторое время Инна молчала.

— А ты что, реально думаешь, что это игрушки какие-то? Блажь богатеньких папиков? — наконец спросила она, и в голосе «подруги» прорезались стальные нотки.

— Я ничего не думаю, — сказала Эва. — Просто не собираюсь этим больше заниматься.

— То есть ты полагаешь, что это так просто? Захотела — согласилась, не захотела — отказалась?

Эвелина подняла на Инну взгляд — в зрачках той плавали льдинки.

— Ты в базе Аукциона, — пояснила Инна. — И вычеркнуть тебя из этой базы можно лишь в одном случае.

— В каком?

— А ты сама не догадываешься?

— Да не надо мне втирать эти страшилки! — разозлилась Эва. — То же мне мафия доморощенная! Горстка старых отмороженных извращенцев — вот и весь ваш гребанный Аукцион. Ментам вас сдать — и привет.

— Слушай, ты правда такая дура или прикидываешься?

— Короче, что не понятного? — разозлилась Эвелина. — Я же сказала, что выхожу из игры. Хорошего помаленьку. Адьё! И не звони мне больше!

Эва порывисто встала из-за столика, бросила по-киношному ассигнацию за заказ и, не оборачиваясь, пошла к выходу с террасы кафе.

Инна её не остановила, лишь едва заметно покачала разочарованно головой.





***





Эва совсем не собиралась внимать дурацким предостережениям Инны и верить в какие-то ужасные козни «аукционистов» для отступников. Что за бред?

Но осмотрительность всё равно не помешает, решила она. Вызвонила по телефону забулдыгу-арендодателя, встретилась с ним, передала в дрожащие с похмелья руки квартиросдатчика аванс на два месяца вперёд.

— Я, возможно, на пару дней отлучусь, — предупредила она, — но квартиру никому не сдавай, понятно?

— Дык аванс же, — согласно кивнул головой мужичок.

— Вот и именно, —закруглила разговор Эва.

Потом засела за свой раздолбанный ноутбук и нашла в интернете ещё один вариант сдачи хаты внаём. В противоположной части столицы. Правда, там сдавалась даже не квартира, а комната, и ценник кусался, но на данный момент эти два фактора не являлись определяющими.

Договорившись о новой встрече, Эвелина собрала свои нехитрые пожитки, достала из телефона рабочую симку и смыла её в унитаз. Пусть Инна её теперь поищет — обломается!

Закрыла квартиру на ключ, который спрятала в распределительном щитке.

И поехала на другой конец города.


Глава 5 ТРУДОВЫЕ БУДНИ


Комнатка оказалась маленькой, можно сказать крохотной. А соседкой — такая же молодая девушка, как и она — Василиса: худенькая, стройная, очень красивая на лицо. И как-то они сразу сдружились. И решили, что «выкупят» в аренду всю квартирку — третья комната стояла ещё бесхозная. Эва внесла аванс (денег после Аукциона ещё оставалось достаточно), и маломерная «хрущовка» оказалась в их полном распоряжении.

Теперь следовало определиться с работой. Вася подрабатывала в клубе — танцевала на шесте. Но официально в штат её не брали — несовершеннолетняя. Хотя какую-то клиентскую базу она уже «наработала», и встречалась порой с клиентами вне стен заведения.

— Давай будем и тебя подключать, — сказала Эве Василиса. — Ты вон какая эффектная, мужики будут штабелями падать.

— А давай, — беспечно махнула Эвелина. — Насчёт штабелей ты, конечно, загнула, но мужики, они ведь везде одинаковые.

— А я люблю мужчин, — мечтательно протянула Вася и потянулась как кошка. — Особенно щедрых…

— Ха, — сказала Эва и весело тряхнула головой. — Тогда попробуем совместить приятное с полезным!





***





— Что скажешь? — поинтересовался высокий худощавый мужчина, протягивая собеседнику пузатый круглый бокал с коричневатой жидкостью «на два пальца». Слышно было как внутри постукивают друг об друга кубики льда.

— Ты про кого-то конкретного? — уточнил тот, что принял бокал. Второй мужчина выглядел помоложе и покрепче телосложением — в самом расцвете, что называется. Длинные волосы на его голове были стянуты резинкой в стильный хвостик. — Или в принципе?

— Чёртов Бахус опять перебрал со своими причудами! — посетовал высокий, не отвечая на вопрос. Он раздражённо сморщился. — Если бы ты знал, Лев, каких усилий нам стоит зачищать поляну после его художеств! И ведь не первый раз! Такими темпами нам лотов скоро будет не хватать! Да и правоохранители, знаешь ли, не дремлют.

— Не преувеличивай уж, Тахир Тимурович, — тот, кого назвали Львом, пригубил из бокала. — Глупые людишки, которые озабочены прежде всего повышением собственного благосостояния, в ущерб любым моральным принципам, вряд ли когда переведутся… Хороший виски, кстати…

— Эти — да, — не стал спорить высокий. — Но Бахус выщелкнул уже двух инкубаторских!

— Сопутствующие издержки?

— Чёрта с два! Непредвиденные потери!

— Так поясните ему, что надо действовать аккуратно! Это же в его интересах. Если мы станем эээ… «выщёлкивать» подопечных ещё на Аукционе, кто будет принимать участие в состязаниях?

— Ты думаешь, ему не объясняли? — Тахир Тимурович обошёл большой кабинетный стол и сел в вертящееся кожаное кресло. — Тысячу раз. Но он так распаляется в процессе, что не может сдерживать свои эмоции. Садист гребанный! И ведь не прижмёшь его к ногтю! Сам знаешь, кто у него кто.

— Так может, не поставлять ему инкубаторских? — предложил Лев. — Подсовывать левых?

— Он садист, но не дурак, — Тахир Тимурович зло побарабанил пальцами по столу. — И потом, левых, как ты выражаешься, тоже надо найти! Как будто их у нас легион!.. Ладно, что там у тебя по подопечной?

— А вот тут на удивление неплохо, — Лев даже улыбнулся и снова отхлебнул темноватой жидкости.

— Нашли?

— Да что там искать-то? Максимум, на что способны такие — выкинуть действующий телефон и переехать на другой конец города.

— Ладно, хоть так, — Тахир Тимурович перестал барабанить и сцепил пальцы рук в замок. — Курируете её?

— Разумеется. Выбор у неё не богат. Так что, скорее всего, всё произойдёт само собой. Та, дорожка, которую мы ей наметили — никуда не делась. С той только разницей, что пойдёт она по ней самостоятельно. Под нашим присмотром, конечно.

— Она хороша, — Тахир Тимурович причмокнул губами. — Хотя её мать вроде бы не была такой красивой.

— Она — одна из лучших, — подтвердил Лев. — Если не самая лучшая.

— Обидно будет, если не доберётся до состязания. Попадётся ей на пути какой-нибудь мудак вроде Бахуса и привет.

— Исключать такое, конечно, нельзя. Но что-то мне подсказывает, что девочка дойдёт до самого конца. Есть в ней нечто такое… Стержень…

— Стержень — это у нас с тобой, — хохотнул Тахир Тимурович.

Лев ничего не ответил, только выразительно посмотрел на человека за столом.

В этот момент настенные антикварные часы, висящие на стене кабинета, смачно пробили полдень. В предусмотренном окошечке раскрылись створки, и появившаяся из них пластмассовая кукушка несколько раз сказала: «Ку-ку!».

— Ладно, по какому варианту решил её разрабатывать? — прервал молчание Тахир Тимурович. — «Красное танго»?

— «Парадиз», — Лев поставил недопитый бокал на столешницу. — Хочу довести эту линию до финала лично.





***





Не сразу, но Эвелина поняла одну вещь: они с Василисой совершенно разные. И не только внешне, хотя обе по-своему красивы. Разные по своей внутренней сути.

Вася обладала почти ангельской внешностью: этакая ранимая бабочка-однодневка. Но это впечатление было обманчивым. Внутри девушка была ого-го какой цельной. Имелась у неё и соответствующая закалка.

Выросшая без отца, на заводской окраине Василиса и ощущала себя в «городских джунглях» соответствующе — девочкой «с раёна». В младые годы на улице она никогда «не терялась» и взрослела вместе с подростками-маргиналами, что чтили традиции маргиналов-отцов, ходивших в 90-х с арматурами в руке. Наследие юности не отпускало Васю до сих пор. Однажды Эва с удивлением наблюдала, как её подруга, разозлившаяся до крайней степени хамством какого-то идиота, прописала тому с ноги так, что бедолагу свернуло калачом. И да, Василиса никогда не межевалась в критических ситуациях, пацанское прошлое являлось для неё пропуском в жестокий взрослый мир. А внешность, ну что внешность? Ангельский вид хорош для приманивания самцов и сексуальных игр, внутри же Василиса оставалась твёрдой как кремень, и даже немного грубоватой. Но что-то в ней имелось безумно привлекательное. Быть может, как раз эта смесь кроткого, милого внешнего вида и бурлящего вулкана страстей внутри? Василиса обладала магией великого притяжения. Если вы попадали под чары, то хотелось быть рядом с этой девушкой вечно. Быть рядом в физическом смысле, даже не в сексуальном. Просто трогать иногда её прохладную кожу, прикасаться рукой, проверяя, не мираж ли рядом.

Даже Эва, оставаясь убеждённой гетеросексуалкой, порой попадала под чары подружки.

Но вместе с тем, Вася умела наслаждаться минутой, часом, днём. Своей «работой». Ей нравился адреналин, которого в тех отношениях с мужчинами, что практиковали подружки, было хоть отбавляй. Она кайфовала от этого состояния.

И это раздражало Эву. Потому что она была другая. Её хищная и своеобразная красота действовала на клиентов похожим образом, но вела к иной психологической развязке. Эва часто ощущала отвращение от своей работы. Иногда она буквально пересиливала себя, сжимала все нервы в кулак, чтобы вести себя с очередным «папиком» подобающе. А в самые пикантные моменты представляла себе как душит лежащего рядом с ней мужчину. Душит так, чтобы он умер. Сдох.

А наслаждение она получала только в одном случае — когда клиент рассчитывался. Цель Эвелины на ближайший год была до примитива тривиальной: заработать денег на более-менее достойную жизнь. Да, придётся потерпеть и наступить на горло собственной песне, но оно того стоит. Зато потом она пошлёт этих козлов куда подальше. А пока — раскрывайте свои кошельки, господа, чтобы обеспечить Эве безбедное будущее.

И вот эти противоречия между двумя отдельными мировоззрениями подруг частенько приводили к локальным разногласиям, и отношения начинали «искрить».

— Да расслабься ты, — втолковывала Эве Вася при очередных пьяных откровениях. — Чё ты загоняешься? Получай удовольствие пока молодая.

— Ты прикалываешься, что ли? — злилась Эвелина. — Не успеешь оглянуться, как состаришься. Нам почти по восемнадцать уже. Наш век короток, как у мотылька.

— Какая ты нудная, ужас! — вспыхивала Василиса. — Не буду с тобой больше знаться. Отвали от меня.

Но даже если девочки ссорились, то через какой-то срок мирились.

И ещё одна вещь беспокоила Эву — Вася подсела на травку и подобную ерунду. Завела какие-то подозрительные знакомства. Постоянно что-то нюхала; расслаблялась, по её словам.





***





Постепенно девочки стали работать исключительно «по вызову». Накопилась какая-никакая клиентская база, цеплять «папиков» в клубах необходимость отпала. Но всё равно, работа выпадала нерегулярно: то вроде бы есть, а то вдруг непредвиденные отгулы. Да и тратили подруги, не стесняясь: во-первых, на себя, чтобы иметь «товарный» вид, а овёс нынче дорог; во-вторых, любили шикануть, слово «экономия» было для них чуждым.

В какой-то момент Эва с некоторым неприятным откровением поняла, что нисколько не приближается к своей мечте — финансовой независимости для устройства первого этапа личной жизни. Она вроде бы и пыталась откладывать, но постоянно запускала руку в заначку на непредвиденные расходы, и кубышка снова худела. За почти год работы Эвелина отложила в итоге лишь тоненькую пачку ассигнаций, прокутить которые можно было бы за пару-тройку дней, если постараться. У непрактичной Василисы же вообще в карманах гулял ветер.

Эва поняла, что надо что-то менять. Хотя бы выходить на следующий уровень, а не перебиваться случайными заработками. Ставить ремесло на поток, если можно так выразиться. Но лишь для того, чтобы находить себе «элитных» клиентов, а всякую шваль потихоньку отсеивать. Но, чтобы работать только с «элитными», надо ведь и самой для начала стать «элитной». А это по щелчку пальца не делается.

Когда она озвучила свои бизнес-планы Васе, та отнеслась к этому легкомысленно.

— Никогда не знаешь, где папика найдёшь. Может, тебя завтра миллионер замуж позовёт. Вот тебе и весь план.

В то время — о чём Эва узнала позже — Вася, оказывается, уже вовсю переписывалась с Марком, речь о котором пойдёт чуть позже, и который сыграет в судьбе Василисы (да и Эвелины) довольно существенную роль.

Стоит сказать, что «сознательная» судьба Васи началась всё там же, на родном «раёне». В четырнадцать лет от роду дочурку выгнала на улицу шизоидная мамаша, оставив буквально без средств к существованию. Но «раён» своих не бросает. Васю приютили в каком-то притоне, для дополнительного кайфа научили нюхать клей и стали ею иногда расплачиваться с «поставщиками». Несмотря на всю дикость и кошмарность ситуации Василиса не унывала и рассказывала Эве о тех годах со смешками и иронией. Одним из таких «поставщиков» оказался как раз Марк, смазливый мажорик богатых родителей. Вася ему определённо приглянулась. Они наладили какой-никакой контакт, но вскоре Марк пропал, по слухам — двинул в столицу, и о своей провинциальной малолетке, естественно, забыл. До тех пор, пока не встретил её случайно в стриптиз-клубе — и они обменялись номерами телефонов снова. Василиса к этому времени уже полгода ошивалась в столице, скитаясь по съёмных хатам. Районный сутенёр остался в прошлом, она дёрнула оттуда когти, после того как расцарапала ему лицо: надоели постоянные издевательства.

Такова была предыстория Васи до того момента, как в соседнюю комнату не вселилась Эва. И тогда они пошли по жизни вместе. До определённого момента.

Но пока он не наступил, жизнь у девочек била ключом.

Бизнес-план Эвелины, несмотря на прохладное отношение к нему компаньонки, частично всё-таки сработал.

Чтобы заиметь побольше платёжеспособных клиентов, а значит и заработка, Эва с Васей «прибились» к одной так называемой «мамочке»-сутенерше. Нельзя сказать, что они прямо устроились «в штат», но отстёгивали определений процент, взамен получая всё новые «заказы». Мама Бэлла, так звали «бандершу», даже выделила им водителя (он же охранник), который сопровождал их к более-менее «жирным» заказчикам.

Но количество мудаков среди обслуживаемых девочками от наличия или отсутствия охраны, конечно, не зависело. Считай, каждый второй вёл себя с «эскортом» как хозяин жизни, хамил, унижал, относился как к женщинам второго сорта, как к обслуге. Эву это задевало намного сильнее, чем Васю, которая списывала такую моральную грязь на «издержки производства». Но иногда и её «зацепляло». Как-то она пришла вся в синяках, совершенно подавленная, а от расспросов уклонилась. Неделю отлёживалась. Но потом потихоньку ожила.

Эвелина и сама пару раз встревала. Один придурок приковал её к батарее и куда-то ушёл. Кричать было бесполезно — частный дом на отшибе, никто не услышит. А приехала Эва сюда сама, без сопровождения. Появился «сладострастец» только через сутки, наполненных для Эвелины дикой паникой и отчаянием. Пьяный в мат, еле держащийся на ногах. Оказалось, он просто забыл, что у него дома находится девушка, прикованная к батарее.

Другой раз её изнасиловали. После оговорённых и оплаченных оральных ласк силой принудили к бесплатному (групповому, со своими дружками) продолжению, которое длилось полночи. Понятно, ни о каких заявах в органы речи не шло. Но ненависть к мужчинам дала в груди Эвы ощутимые ростки.

Самые же вопиющие случаи стали происходить с девчонками уже на втором году их нелёгкой «службы», когда они немного «поднялись» по уровню до «среднего сегмента». И почти всегда отправлялись на заказы с сопровождением в лице Бомбилы Толика, здорового, но рыхлого мужичка, который довозил их до места на видавшей виды «шохе» и ждал на улице, «сидя на телефоне». Постоянно вступаться за девок ему было влом, поэтому поднимался он на разборки в самых экстренных случаях, да и то старался обойти в конфликтных ситуациях острые углы, чаще всего просто «забирая» девчонок к себе в машину. А уж, чтобы отстоять «честь» подопечных на кулаках — такого не было ни разу.

В этот раз Эвелина с Васей отправились на «дуплет», двойной заказ, в гостиницу, в формате два на два.

Хмурый и неразговорчивый Толик припарковался на стоянке и кивнул в сторону здания, мол, дальше давайте сами. Девчонки, привыкшие к такому обращению, выпорхнули из машины и со служебного входа (вахтёр получал «на лапу») поднялись «в номера».

Клиенты выглядели солидно. Взрослые уже дядечки, один с сединой на висках, оба в приличных костюмах.

Девочки выпили с ними в баре, потом разошлись по парам.

Эвин «папик», сделав дело секунд за сорок, отрубился и крепко уснул.

Сама же Эвелина вышла на балкончик покурить. На город давным-давно опустилась ночная мгла и забавно было глазеть на мигающие в просветах неба звёзды.

Завибрировал телефон в кармашке. Эва глянула — Вася.

— Управилась уже? — поинтересовалась Эвелина у подруги, но та… С той что-то было не так.

— Ты… — дрожащим, непривычным голосом пробормотала Вася. — Ты можешь зайти?

— Чего случилось? — сразу же насторожилась Эва.

— Он… он…

— Что «он»?! — невнятные причитания Василисы начали раздражать.

— Кажется, он кони двинул!

— Чего-о-о?

— Он не дышит!

Эвелина, недолго думая, метнулась к выходу из номера, по пути бросив быстрый взгляд на «своего», который в беспробудном сне беззаботно похрапывал на диване.

Ворвалась в соседний номер.

Васин клиент, тот самый, с седыми висками, лежал на полу, рядом с «траходромом», безвольно раскинув руки и ноги. Голый. Его сморщенный маленький отросток уныло опал вбок, на ляжку. Губы у мужчины, как показалось Эве, уже слегка посинели.

Вася стояла над ним, закутанная в простыню, дрожащая, с расширенными от ужаса глазами.

— ****ь, — вырвалось у Эвелины. Она присела на корточки, зачем-то пощупала щёку лежащего, потом присмотрелась к груди — она не вздымалась.

— Он на мне умер, — замогильным шёпотом сообщила Василиса. — Замер и всё. Я его толкнула чуть-чуть, он упал на пол. Перевернула на спину — а он не дышит.

Эва пока стащила с постели вторую простынь и прикрыла у лежащего срам. Любые мысли в голове отчаянно путались.

— Слушай, — продолжила горячо шептать Вася, схватив подругу за руку. — Они какие-то чиновники крутые. Со связями. Что теперь будет? А вдруг менты скажут, что это я убила?!

— Не говори ерунды, — Эва старалась не смотреть на лежащее тело, её тоже начинало слегка потрясывать.

— Подожди, — Вася сжала руку подруги сильнее. — Это же не всё ещё! Пошли… — и она потащила Эвелину в ванную.

А там на раковине был разложен целый «набор». Жгут, заряженный шприц, какие-то порошки в маленьких целлофановых пакетиках.

— Это, наверное, выкинуть надо, — перехваченным голосом предложила Вася.

— Куда? — у Эвы от притока крови из-за стресса покраснели уши.

— Ну смыть, — Вася указала на унитаз.

— А шприц с жгутом?

— …Он говорит, сейчас лекарство ещё приму, дальше кувыркаться будем. Принял…

— Лекарство? — тупо переспросила Эва, взгляд её затуманился, и она взяла шприц в руку.

— Ты чего? — испугалась Василиса.

Эвелина направилась в комнату со шприцем наперевес, а Василиса принялась лихорадочно тыкать в телефон, набирая номер Бомбилы Толика.

Когда Эва встала над распростёртым телом, «охранник» наконец отозвался.

— Толя, — сказала ему Вася в трубку, — ты не можешь подняться в пятнадцатый?

— На х.я? — недовольно отозвался Толик на всю комнату. В нервяке Василиса случайно нажала на громкую связь.

— У нас тут… Чэ-пэ ****ец!

— Чё такое?

— А ты чего собралась делать? — испуганно спросила Вася у Эвы, видя, как у той хищно раздуваются ноздри.

Толик тем временем вызов сбросил.

Эвелина присела над телом и качнула шприцем.

— Ты чего?! — задушено выдохнула Вася

— Фильм, что ли, не смотрела? — сказала ей снизу вверх Эвелина и с силой вонзила иглу шприца в район сердца лежащего. Седой мелко дёрнулся всеми четырьмя конечностями.

Вася в ужасе зажала рот руками. Её расширившиеся глаза превратились в круглые блюдца.

Эва встала на ноги и сделал шаг назад. Шприц с так и не выдавленным поршнем продолжал торчать из груди седого.

Раскрылась дверь и в номер ввалился Толик.

Чтобы оценить обстановку, ему хватило несколько секунд.

— Охерели что ли? — поинтересовался он в пустоту и склонился над лежащим. Прикоснулся двумя пальцами к шее под подбородком, потом оттянул веко. — Это чего такое? — добавил он и выдернул шприц. — Звоните в скорую…

— В к-какую ск-корую? — заикаясь, еле слышно пробормотала Вася.

— В государственную. Не знаете, где пульс щупать? В отключке парень, но живой.

Выяснилось, что Толик работал раньше медбратом на подстанции скорой, поэтому он так быстро и разобрался с «диагнозом». С клиентом случился какой-то хитрый аллергический приступ, но, слава небесам, несмертельный. А вот если бы Эвелина не «промахнулась» и попала иглой ему в сердце, скорее всего, «парень» действительно бы «двинул кони».





***





Не менее эпичный случай произошёл чуть позже, когда кеды в угол чуть не поставила сама Вася. Опоздай тогда Эва хотя бы минут на пятнадцать…

Что ей подсказало, что Василисе понадобится помощь — неизвестно. Девичья интуиция, шестое чувство, верхнее чутьё. Называйте, как хотите. Но факт остаётся фактом; Вася тогда «свалилась» на криминальную хату, где конченные торчки фасовали «товар». Ну, и как водится, подкалывались сами — не работать же на сухую, в самом деле? Василиса, как известно, была к таким делам тоже предрасположена, не зря же порой баловалась с запрещенкой. И в этот раз, хоть и не сразу, но повелась на уговоры.

Хорошо, Эвелина знала, куда отправилась подруга.

Когда она нагрянула на хату, Вася находилась ещё в сознании, но цеплялась за реальность чисто символически. Её дружки валялись в сладком отрубе, лишь один попытался оказать Эве сопротивление, но был утихомирен табуреткой по голове (и откуда только силы у спасательницы взялись?).

Увидев плачевное состояние подруги, Эва стала бить её по щекам, но зрачки Васи уже закатывались под веки. Тогда Эвелина взвалила подругу на горб и вынесла из хаты на своих хрупких плечах. Потом — больничка, куда Васю приняли «по блату»: Эва воспользовалась контактом одного клиента-врача, что оставил ей визитку. Потом — реанимация. Трое суток Василиса балансировала на краю от передоза. Но выкарабкалась. Тогда-то врач и сказал про пятнадцать минут. Получалось, Эвелина спасла подруге жизнь. Без дураков.

Этого не отрицала и сама Василиса, с улыбкой чокаясь в торжественные моменты с возгласом:

— За моего ангела-хранителя во плоти!





***





А однажды девчонки нарвались на взаправдашного маньяка. Хотя по виду и не скажешь. Маленький, интеллигентного вида, в очечках, судя по всему — довольно обеспеченный. Он вызвал их «дуэтом», потом под благовидным предлогом перевёз в свой двухэтажный коттедж в пригороде (чтобы сбросить наблюдение «охранника»). Девочки подвох не раскусили — деньги на кону стояли очень хорошие, внешность и манеры клиента подозрений не вызывали, а то, что «парень» не хочет лишний раз светиться, выглядело вполне правдоподобным. Да и потом, они же вдвоём, даже не поодиночке!

Первой прозрела Эвелина. Она случайно спустилась на подвальный этаж коттеджа, заблудившись в поисках санузла, и увидела целую хирургическую лабораторию, дверь в которую маньяк почему-то забыл запереть. Видимо, не сомневался, что девочки наружу уже не выйдут. Вид поблёскивающих под светильниками хромированных ножей, топориков и ножовок настолько поразил Эву, что она, не мешкая, бросилась наверх, ухватила в охапку Васю и потянула её на выход.

Но не тут-то было. «Интеллигент», удивлённый и возмущённый таким неучтивым поведением гостий, своим тщедушным телом преградил им путь.

Пришлось заниматься членовредительством. Эвелина схватила первое, что попалось под руку — нож для резки бумаги и полоснула им по загородившему проход «маньяку». Тот в последний момент успел прикрыться, но лезвие глубоко прочертило предплечье. А потом Эвелина по инерции добавила хозяину коттеджа ещё и в бок, воткнув короткое «лезвие» по рукоятку.

Деморализованный такой атакой «маньяк» замешкался и девицы, сшибив его с ног, благополучно дёрнули на улицу. По которой, задыхаясь, бежали ещё километра два, пока их не подобрал на дороге сердобольный дачник на своём москвиче.

Эвелина так и не узнала доподлинно, что это была за странная лаборатория, и действительно ли она предназначалась для расчленения красивых девушек, но где-то через два месяца по телевизору в передаче «Дежурная часть» сообщили, что доблестные органы обезвредили очередного маньяка, орудующего приблизительно в том районе, и нападавшего исключительно на девушек лёгкого поведения. Фото изувера не показали, но совпадение косвенных фактов впечатляло.

Неизвестно, чем бы закончились приключения авантюрной парочки дальше — скорее всего, ничто хорошее девушек не ждало, если бы судьба не выкинула очередной фортель.


Глава 6 ФАВОРИТ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА


К тому времени Вася сблизилась с Марком уже «по серьёзному» и на время завязала с «весёлой жизнью». А Эвелина встретила Мирона Резникова: Резака, как его величали в соответствующих кругах.

Их встреча произошла спонтанно и нестандартно. Резак вовсе не был Эвиным клиентом, и первый раз она увидела его в зале шумного ресторанчика, этакой забегаловки для плебса. Эва гуляла с одной компанией, а Мирон — с другой.

В какой-то момент возник конфликт. Как водится, вспыхнули обычные пьяные разборки на танцполе, кто-то с кем-то чего-то не поделили, слово за слово и понеслось. Вот тут-то на «сцену» и вышел Резак. Он вклинился между враждующими сторонами, оттеснил противников, и, угрюмо набычившись, уставился на «главаря» оппонентов, коим являлся один из Эвиной тусовки — длинный хлыщ, мальчик из «золотой молодёжи», считавшей себя пупом Земли. Он стоял перед коренастым Мироном, почти на голову его выше, и с пьяным превосходством оценивал оппонента.

Однако Резак сделал почти неуловимое движение: лишь его согнутая рука быстро дёрнулась туда-сюда, а «золотого мальчика» уже сгибало пополам, он хрипел, пытаясь вдохнуть воздух; приятели поддерживали его под руки, несколько опешив от такого развития событий.

— Вы че, сявки, — сказал им Мирон, тяжёлым взглядом осматривая противников по очереди, — запачкать кровь об белые панамы захотели? Успокоились и извинились перед уважаемыми людьми.

Один из самых отвязных в свите хлыща (последний всё ещё не мог разогнуться) было дёрнулся на Резака, но тот так на него зыркнул, что порыв юноши быстро иссяк.

— То-то, — резюмировал Мирон, полагая инцидент исчерпанным, — Нажрались, ведите себя прилично…

И направился к своему столику, путь к которому лежал мимо вставшей, чтобы не пропустить «махача», Эвы. Мирон, проходя, глянул на неё с интересом — она в ответ улыбнулась. А через пять минут Резак пригласил Эвелину на танец.

Краем глаза она заметила, как недовольно покосился на неё хлыщ, которого отпаивали на другом конце стола; он наконец-то пришёл в себя.

Чтобы позлить «мальчика», она, пока шла на танцпол, ласкового приобняла Мирона за талию.

Так они с Резаком и познакомились. Быстро выяснилось, что Эвелина сильно Мирону приглянулась, хотя смотрелись вместе они неидеально: она была чуть выше. Но Резака, разумеется, такая «ерунда» не смущала. В конце вечера он презентовал свою лаковую визитку; естественно, именовался Мирон на ней «директором».

Эва кинула визитку в сумочку: одной больше, одной меньше. Мирон показался ей харизматичным, уверенным в себе кобельком; иногда у неё просыпалась тяга к такому типу мужчин. Но лишь для того, чтобы держать подобных ухажёров на поводке. И встречаться не часто — по настроению. Впрочем, Эвелина не питала никаких особенных иллюзий, через два дня про мимолётную встречу забыла и, естественно, никуда не позвонила.

Каково же было её удивление, когда Резак через неделю нашёл её сам.

А дальше пошло ещё страннее. Мирон пригласил её на свидание. Она — почему-то — согласилась. А потом — ещё раз. И ещё. Но встречи эти мало походили на прелюдию к каким-то там отношениям. Резак в постель Эву не тащил, подарками не задаривал, звёзд с небес не обещал. Да и общались-то они на какие-то отвлечённые темы.

Мирон Резников вовсе не был действующим криминальным авторитетом, как подумалось Эвелине с первого взгляда. Да, у него, естественно, имелось тёмненькое прошлое: но у кого из бизнесменов-предпринимателей, чья молодость пришла на «лихие девяностые», его не было? Да, Резак тёрся в определённых кругах, решая вопросы, но в основном вёл вполне себе легальную деятельность, торговал лесом, строительными комплектующими, являлся одним из собственников агентства недвижимости. Короче, крутился как мог. Внешний вид нового кавалера тоже особо не впечатлял: невысокий, коренастый, с раскачивающейся походкой подвыпившего матроса. Лицо рябое, с маленькими глазками. Но неказистый экстерьер Мирона компенсировала «крепкая» харизма, проистекающая из уверенности. Ну и с бабками проблем не наблюдалось — большинству из вившихся вокруг него «стрекоз» этого было вполне достаточно.

Первый «серьёзный» разговор у парочки случился на четвёртом «свидании». После роскошного ужина, они поднялись в номер отеля, чтобы «поболтать кое о чём», как выразился Мирон.

— Давай поставим точки над и, — не стал тянуть кота за хвост Резак, когда они расположились в креслах за столиком, возле огромной кровати с двусмысленно откинутым одеялом. — Про меня ты уже всё знаешь, кто-что… Давай теперь о тебе? Учишься, работаешь?

— А то ты не знаешь, — Эва кокетливо склонила голову. Почему-то она вот нисколечко не боялась, что её кавалер поведёт себя неадекватно или опасно.

— Не знаю, — спокойно ответил Мирон, глядя на неё своими бусинками васильковых глаз.

— Тогда можно сказать, что работаю, — Эвелина провела пальчиком по ободку бокала с вином. — Шлюхой.

Но эпатажное заявление не произвело на Резака ожидаемого эффекта.

— Вот как? — единственное, что проговорил он.

— Тебя это не смущает? — удивилась Эва.

— То, что ты шлюха? Нет. Работа как работа, — Мирон пожал плечами. — Только я хочу уточнить: ты — шлюха или ****ь? Разница ведь принципиальная. Для первой — это лишь контракт, для второй — призвание.

— Да я пошутила, расслабься, — засмеялась Эва. — Слишком уж ты серьёзный сегодня.

— Если ты будешь со мной, работать тебе не придётся. Никем. Ну, если уж совсем станет скучно, то выйдешь куда-нибудь в офис бумажки перекладывать.

— Что значит — «с тобой»?

— Ты мне нужна. Ты — мой человек. Я это чувствую. Хотя прекрасно знаю, что я — не твой.

— Непримиримое противоречие?

— Как раз «примиримое».

— Ну-ну.

— Так что?

— Я подумаю.

На этом собственно «серьёзный разговор» и окончился. Они допили вино и разошлись «по домам».

И снова Эвелина не приняла расклады влиятельного кавалера всерьёз.

Тогда Резников зашёл «с другой стороны».

— У меня к тебе деловое предложение, — сообщил он через пару дней, вызвав Эву к себе в лимузин «на минутку».

— ?

— Вот этот парень, — он достал фото и протянул его Эве. Со снимка анфас смотрел вполне себе миловидный молодой человек. — Гнида редкостная. Поверь мне на слово. Есть вариант его проучить. Привлечь к делу я могу только тех, кому доверяю как самому себе.

— Ни хрена не поняла, — призналась Эва.

— Да тебе особенно понимать и нечего. Надо его соблазнить и затащить в койку. С твоей мордашкой — раз плюнуть, он на передок слабый. Приведёшь его в конкретный номер гостиницы — адрес я тебе дам. На камеры зафиксируем компромат — связь с несовершеннолетней — этого будет за глаза, чтобы его приструнить.

— Какая же я несовершеннолетняя? — поразилась Эвелина.

— Да это не важно. У страха глаза велики, а настоящий твой паспорт никто проверять не будет.

— Мутные игры какие-то, — задумчиво проговорила Эва. — И вообще, за кого ты меня принимаешь?

Мирон ничего не ответил, но посмотрел на Эвелину выразительно.

— Вознаграждение. — Он забрал фото парня обратно, перевернул и авторучкой написал на обороте шестизначное число.

Эва мысленно присвистнула, прикидывая, сколько ей потребуется «горбатиться» за такую сумму в «обычных условиях».

— И ещё одно, самое главное — никакого секса с ним. Я не собираюсь смотреть потом не телевизоре, как моя девушка сосёт чужой член.

— Чего? — Эва аж поперхнулась воздухом. — Погоди-ка, я не собиралась, но… Ты же сам сказал — затащить в койку.

— Именно затащить, — подтвердил Мирон как ни в чём ни бывало. — Затащить, но не трахаться.

— А это как? — Эва перешла на саркастический тон. — Ограничиться петтингом? Как двенадцатилетние?

— Не знаю, — отрезал Резак. — Придумай что-нибудь. За такие бабки пошевели извилинами.





***





Как ни странно, но «Операция Ы», как её окрестила для себя Эва, прошла без сучка и задоринки. Больше её, кстати, настораживало не то, как она справится с поручением Мирона, а то, что она в это дело в принципе впряглась. Стоило ли так рисковать? И ради чего? Да, деньги неплохие, но берега-то тоже терять нельзя. Не из-за Мирона же, в самом деле? Эвелина хоть и не испытывала к Резаку негативных чувств, но и никоим образом не попадала под его харизматическое влияние. Она осознанно продолжала с ним отношения, но вела их исключительно с «холодной головой».

С контрагентом же по имени Кирилл, снимок которого ей продемонстрировал Мирон, разыграно было как по нотам.

Эвелина подкараулила жертву в каком-то ночном гадюшнике, повертела перед парнем задом, и тот купился на этот трюк как наивный фраерок. В искусстве обольщения за последнее время Эва поднаторела, и без труда, за пару-тройку дней, довела самоуверенного ловеласа до точки кипения.

Финальный аккорд стал уже делом техники. В решающей фазе вечеринки, когда парочка собралась подняться в номера, Эва незаметно подмешала в бокал Кирилла щадящую дозу клофелина. «Лекарство» не отключило парня сразу, что позволило им занять выгодную дислокацию для внешней съёмки в кровати конкретного гостиничного номера. После смачного брудершафта, предвкушающего грядущее неземное удовольствие, Кирилла окончательно торкнуло. Вначале он превратился в хрюкающую и пускающую слюни свинью, а потом и вовсе расслабился: только вяло шевелился и мычал сквозь зубы.

Эвелина, пользуясь лежачим положением и общей беспомощностью клиента, стянула с него брюки вместе с трусами, задрала сорочку на животе, взяла красную помаду и нарисовала в паховой области, рядом с поникшим корнишоном парня, несколько отпечатков красных губ. А потом сделала с десяток снимков обнажённой натуры с разных ракурсов на память.

Чтобы было.





***





Мирон от проведённой операции пришёл в восторг. Объявил Эвелине благодарность и вместе с вознаграждением закатил крутой праздник.

Именно в этот момент Эва стала подозревать, что Резак в неё просто-напросто банально втюрился. А если так, следовало выработать некую линию поведения. Своеобразный компромисс: вести себя так, чтобы поддерживать в душе Мирона горячо тлеющий огонь, но и не давать себя окончательно завоевать, чтобы не охладить пыл.

С некоторыми оговорками, но Эвелине это удалось.

Их роман, то разгораясь, то притухая, растянулся на несколько лет.

Финальным итогом его стала та самая квартирка, которую Резак прикупил специально для их романтических встреч. И фактически подарил Эве: хоть и оформлена она была на одного из родственников Мирона.

Главным фактором, от чего их связь протянулась через такой внушительный отрезок времени являлся тот факт, что «главный фаворит её Величества» не ограничивал Эвелине свободы. Та была вольна заниматься своими делами по своему разумению, что, несомненно, «Величество» полностью устраивало.

Эва без зазрения совести манипулировала Мироном, держа его про запас и на чёрный день. И ведь нельзя сказать, что этот взрослый мужик, прошедший огонь, воду и медные трубы, не понимал, что его используют! Но… Власть отдельно взятых женщин оказывает порой магическое воздействие на отдельно взятых мужчин. Так уж устроена природа.

А что же в это время делала Вася? Пора, пожалуй, вернуться к ее истории с Марком.





***





Сейчас, в настоящем, подруги перемещались в тот самый анонсированный Васей городок, её фактическую родину, где требовалось поставить пару виз для окончательного оформления развода. Эвелина в данном вояже числилась сопровождающей, потому как давно известно: одной красивой девушке путешествовать в иные города куда как скучнее, чем двум красивым девушкам.

— Я в детстве мечтала стать стюардессой, — сообщила вдруг Василиса, рассеяно улыбаясь в пространство.

Эва фыркнула.

— Ага, — подтвердила блонда. — Ведь не бывает толстых, например, стюардесс. Все стюардессы выглядят стройными и подтянутыми.

— Мне пришлось однажды наряжаться в костюм стюардессы, — сказала Эвелина и повернулась к иллюминатору — она сидела у борта. Под самолётом раскинулся дырявый ковёр из белых облаков.

— Фу, вечно ты всё опошляешь. Это ж мечта.

— Ну так узнай у настоящей стюардессы — счастлива ли она? Вот сейчас приедет сюда с тележкой, спросит — вам рыбу или курицу, а ты ей — а вы счастливы?

— Наверное, у них тоже по-разному бывает, — задумчиво протянула Василиса. — Кому-то повезло, кому-то — нет.

— Ага. Кому-то мужик нормальный попался, — сказала Эва, «отлепляясь» от стекла, — а кто-то зачем-то вышел замуж за гея. Как будто сразу было не понятно, что с ним что-то не так. Не пришлось бы сейчас лететь к чёрту на кулички, чтобы расторгнуть сей брак.

— Понятно, понятно было, успокойся, — поморщилась Вася. — Ты думаешь, я себе этот вопрос не задавала? Да тысячу раз.

— Ну и?

— Что «и»?

— Как-то всё само собой получилось.

— Ха-ха, — Эвелина снова отвернулась к иллюминатору. — Не мы выбираем дороги, а дороги выбирают нас.





***





Так вот, Василиса не придумала тогда ничего лучше, чем выйти за этого мудозвона замуж. Понятно, какая уж тут девичья дружба. Эва благородно отошла в сторону, чтобы не мешать голубкам. Хотя подозрения, что в паре «голубок» только один, зародились у Эвелины давно и не на пустом месте. Начиная от внешности — слащавый кудрявый мальчик с пухлыми губами, и заканчивая манерным образом жизни Марк создавал вполне определённое впечатление. Мало того, он ещё и альфонствовал, делал вид, что завязан в «крупных проектах», которые на поверку оказывались очередным пшиком. И Василиса тащила его по жизни как трактор на прицепе. Кто бы мог подумать! Зачем он ей вообще сдался? Ну да, смотрелись они, конечно, рядом, как на обложке журнала, но… чёрт побери! Всё же жизнь — поразительная штука.

В столице Марк, как обычно, делал вид, что ворочает миллионами, а на самом деле прожигал потихоньку капитал папан. А выходи-ка ты за меня замуж, сказал он, разомлев от неожиданной, но долгожданной встречи. И тут известный персонаж из преисподней дёрнул Васю за язык, и она сказала «да».

Свадьбу, благодаря спонсорству родоков, отгрохали на славу, на родине жениха и невесты, но… Дальше как-то не пошло. Марк работать категорически не хотел, но папан депозит для ветренного сынка после женитьбы закрыл. Поэтому Васе приходилось свои кровно-заработанные нелёгким физическим трудом тратить и на беспечного мужа. А запросы у того были: е-ей! Да ещё знакомства подозрительные, какие-то сладкие мальчики постоянно в гостях — «коллеги по бизнесу». Окончательно прозревать Вася стала, когда нашла в телефоне муженька фото-ню, где позы благоверного выглядели отнюдь не по-мужски.

Эва всегда задавалась вопросом, но вслух из деликатности его не озвучивала — а как Вася умудрилась не заметить наклонностей Марка в постели? Неужели он настолько умело притворялся? Вскоре стали известны подробности мотивации Марка в плене женитьбы: если бы об его ориентации узнал отец, строчка в завещании последнего приобрела бы совсем иной вид. Но маскировка сработала до поры до времени. Последней каплей для Василисы стало позорнейшее происшествие. После скандала, устроенного Васей по мотивам разоблачения, в пьяном угаре, пара очередных дружков Марка попыталась её изнасиловать. С полного одобрения мужа и у него на глазах.

Только тут до «натуральной блондинки» дошло, что «хорошего помаленьку».

Но бракоразводный процесс, как у нас водится, бюрократически затянулся. Хотя, понятно, кудрявого и красивого Марка Василиса из квартиры (купленной на её деньги, так-то!) выгнала, дав ему напоследок смачный подсрачник.





***





Самолёт слегка тряхнуло и гул турбин поменял тон. Эва сообразила, что авиалайнер пошёл на снижение. Она посмотрела на облака — они теперь стали ближе, но особо не изменились — та же непонятная клубящаяся масса.

«Такая же невнятная субстанция, как моя судьба, — вдруг подумалось Эвелине. — Один сумбур, вроде бы и есть просветы, но через какое-то время всё снова затягивает дымом. Помог бы кто разобраться. Для начала в себе. Что во мне не так? Почему я, красивая, неглупая, творческая, вся такая в белом пальте, тащусь по этой гребанной жизни без надёжного плеча рядом. Почему эти дурнушки, пустышки, по сути — одноклеточные создания не испытывают никаких проблем с выбором себе мужчины? Как такое возможно в принципе? Да, у меня миллион мужчин, но это не то. Это работа, это сугубо деловые отношения, можно сказать акт-купли продажи. Как мартини со льдом: взболтать, но не смешивать! Но почему, познакомившись с такой кралей как я, красивый, высокий, богатый мужик попадает под… гипноз (потому что чарами назвать это сложно) какой-нибудь недалёкой крокодилицы и счастливо топает с ней под венец? Что за усмешка Бога? Что за извращённый выверт мироздания? А если на меня и западают, то на поверку оказывается, что кандидат — либо мерзавец, либо моральный урод, либо обманщик, либо альфонс, либо бандит, либо всё вместе и сразу! Такое даже с теорией вероятности не согласуется. Что за рок висит надо мной? Понятно, что не всё ещё потеряно, но жутко раздражает. Что со мной не так?»

— Вася, — сказала Эва, оборачиваясь к подруге. — Что со мной не так?

— Где не так? — переспросила Василиса, всматриваясь в Эвино лицо. — Тушь вроде не размазана.

— Точно?

— Да точно!

— Ну вот. Тушь не размазана, а всё равно что-то не так.





***





— Я что подумала, — сообщила Василиса, когда девчонки вышли из здания аэровокзала и осматривались в поисках такси. Вокруг царило провинциальное умиротворение. Никакой толчеи, никакого столпотворения машин на парковке, даже ветер стих, уныло повесив листья на ветках.

— Что тогда, в казино, следовало поставить на «семёрку»? — предположила Эва.

— Да не. Я подумала, что я ведь теперь — свободная женщина! Только сейчас до меня дошло!

Эвелина сбилась с шага, притормозила и принялась картинно осматривать подругу.

— Чего ты? — удивилась та.

— Ну я ищу в тебе какие-то внешние детали, которые отличают несвободную женщину от свободной. Должны же эти двое как-то различаться. Тем более, кольцо ты никогда и не носила.

— Очень смешно, — нахмурилась Вася, взяла Эву за руку и потащила вперёд. — Свобода — это внутреннее ощущение, которое снаружи не всегда заметно.

— А-а-а-а…

— Б-э-э-э… Просто я настолько привыкла быть замужем, что даже не верится, что теперь — нет.

— Можно подумать, тебя этот статус обременял. Помнится, когда ты замутила с…

— Я не об этом! — недовольно повысила голос Вася. — Вечно ты всё приземляешь!

— Так нельзя постоянно в облаках витать!

— Кто бы говорил. Сама, вон, стихи пишет, а мне тут указывает.

— Ты чего такая агрессивная? — засмеялась Эвелина и толкнула подругу в бок. — Свободная женщина Востока? Радоваться надо, что отделалась лёгким испуганным браком и скинула с себя это ярмо. А ты бухтишь, как бабка.

— К чему я говорю-то, — вернулась Василиса к началу. — А к тому, что надо ведь моё освобождение отпраздновать! Почему бы двум привлекательным мадамам не заявиться сегодня во всеоружии в какой-нибудь моднявый клубешник?

— Словосочетание «моднявый клубешник» касательно данного населённого пункта мне кажется чересчур оптимистичным, — заметила Эва. Они как раз проходили мимо лежащей на тротуаре лохматой дворняги, которая, высунув длиннющий язык, шумно дышала, не обращая при этом никакого внимания на снующих подле неё пешеходов. — И где таксо-то? Где вот это: «Куда эдэм, дэвчато? Такси недорага!»

— Надо отойди подальше от аэродрома, — сказала Вася. — Тут с нас заломят три счётчика.





***





Наконец, в паре кварталов от аэровокзала, девчонкам удалось тормознуть частника — неказистую немытую иномарку.

— Что такое? — немного, как показалось Эве, испуганно спросил лысенький мужичок-водила через опущенное стекло.

— Нам на Комсомольскую надо доехать, — пояснила Вася, слегка нагибаясь.

Водила дождался, глазея, когда девушка закончит полунаклон, и только года сказал:

— Можна.

— Или сначала в суд? — спросила Василиса у Эвы; та пожала плечами. — Или в кафе «Ивушка» на комплексный обед?

— Да не знаю я, — отгрызнулась Эвелина. — Решай сама.

— Сколько до Комсомольской? — спросила Вася у бомбилы.

Лысый ещё раз, смакуя, осмотрел девушек с головы до ног и, видимо, решив не продешевить, выпалил:

— Триста рублей!

— Идёт, — легко согласилась Вася. За такие деньги в столице можно было разве что сесть в такси и тут же выйти обратно. — А до суда?

— До центрального? — уточнил водила. — Тоже триста.

— До «Ивушки»? — продолжила допрос Вася, уже предчувствуя ответ.

— Триста, — вздохнул «таксист». — У нас просто город такой квадратный, — объяснил он. — Куда не поедешь — везде примерно одинаково.



Глава 6 ФАВОРИТ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА

К тому времени Вася сблизилась с Марком уже «по серьёзному» и на время завязала с «весёлой жизнью». А Эвелина встретила Мирона Резникова: Резака, как его величали в соответствующих кругах.

Их встреча произошла спонтанно и нестандартно. Резак вовсе не был Эвиным клиентом, и первый раз она увидела его в зале шумного ресторанчика, этакой забегаловки для плебса. Эва гуляла с одной компанией, а Мирон — с другой.

В какой-то момент возник конфликт. Как водится, вспыхнули обычные пьяные разборки на танцполе, кто-то с кем-то чего-то не поделили, слово за слово и понеслось. Вот тут-то на «сцену» и вышел Резак. Он вклинился между враждующими сторонами, оттеснил противников, и, угрюмо набычившись, уставился на «главаря» оппонентов, коим являлся один из Эвиной тусовки — длинный хлыщ, мальчик из «золотой молодёжи», считавшей себя пупом Земли. Он стоял перед коренастым Мироном, почти на голову его выше, и с пьяным превосходством оценивал оппонента.

Однако Резак сделал почти неуловимое движение: лишь его согнутая рука быстро дёрнулась туда-сюда, а «золотого мальчика» уже сгибало пополам, он хрипел, пытаясь вдохнуть воздух; приятели поддерживали его под руки, несколько опешив от такого развития событий.

— Вы че, сявки, — сказал им Мирон, тяжёлым взглядом осматривая противников по очереди, — запачкать кровь об белые панамы захотели? Успокоились и извинились перед уважаемыми людьми.

Один из самых отвязных в свите хлыща (последний всё ещё не мог разогнуться) было дёрнулся на Резака, но тот так на него зыркнул, что порыв юноши быстро иссяк.

— То-то, — резюмировал Мирон, полагая инцидент исчерпанным, — Нажрались, ведите себя прилично…

И направился к своему столику, путь к которому лежал мимо вставшей, чтобы не пропустить «махача», Эвы. Мирон, проходя, глянул на неё с интересом — она в ответ улыбнулась. А через пять минут Резак пригласил Эвелину на танец.

Краем глаза она заметила, как недовольно покосился на неё хлыщ, которого отпаивали на другом конце стола; он наконец-то пришёл в себя.

Чтобы позлить «мальчика», она, пока шла на танцпол, ласкового приобняла Мирона за талию.

Так они с Резаком и познакомились. Быстро выяснилось, что Эвелина сильно Мирону приглянулась, хотя смотрелись вместе они неидеально: она была чуть выше. Но Резака, разумеется, такая «ерунда» не смущала. В конце вечера он презентовал свою лаковую визитку; естественно, именовался Мирон на ней «директором».

Эва кинула визитку в сумочку: одной больше, одной меньше. Мирон показался ей харизматичным, уверенным в себе кобельком; иногда у неё просыпалась тяга к такому типу мужчин. Но лишь для того, чтобы держать подобных ухажёров на поводке. И встречаться не часто — по настроению. Впрочем, Эвелина не питала никаких особенных иллюзий, через два дня про мимолётную встречу забыла и, естественно, никуда не позвонила.

Каково же было её удивление, когда Резак через неделю нашёл её сам.

А дальше пошло ещё страннее. Мирон пригласил её на свидание. Она — почему-то — согласилась. А потом — ещё раз. И ещё. Но встречи эти мало походили на прелюдию к каким-то там отношениям. Резак в постель Эву не тащил, подарками не задаривал, звёзд с небес не обещал. Да и общались-то они на какие-то отвлечённые темы.

Мирон Резников вовсе не был действующим криминальным авторитетом, как подумалось Эвелине с первого взгляда. Да, у него, естественно, имелось тёмненькое прошлое: но у кого из бизнесменов-предпринимателей, чья молодость пришла на «лихие девяностые», его не было? Да, Резак тёрся в определённых кругах, решая вопросы, но в основном вёл вполне себе легальную деятельность, торговал лесом, строительными комплектующими, являлся одним из собственников агентства недвижимости. Короче, крутился как мог. Внешний вид нового кавалера тоже особо не впечатлял: невысокий, коренастый, с раскачивающейся походкой подвыпившего матроса. Лицо рябое, с маленькими глазками. Но неказистый экстерьер Мирона компенсировала «крепкая» харизма, проистекающая из уверенности. Ну и с бабками проблем не наблюдалось — большинству из вившихся вокруг него «стрекоз» этого было вполне достаточно.

Первый «серьёзный» разговор у парочки случился на четвёртом «свидании». После роскошного ужина, они поднялись в номер отеля, чтобы «поболтать кое о чём», как выразился Мирон.

— Давай поставим точки над и, — не стал тянуть кота за хвост Резак, когда они расположились в креслах за столиком, возле огромной кровати с двусмысленно откинутым одеялом. — Про меня ты уже всё знаешь, кто-что… Давай теперь о тебе? Учишься, работаешь?

— А то ты не знаешь, — Эва кокетливо склонила голову. Почему-то она вот нисколечко не боялась, что её кавалер поведёт себя неадекватно или опасно.

— Не знаю, — спокойно ответил Мирон, глядя на неё своими бусинками васильковых глаз.

— Тогда можно сказать, что работаю, — Эвелина провела пальчиком по ободку бокала с вином. — Шлюхой.

Но эпатажное заявление не произвело на Резака ожидаемого эффекта.

— Вот как? — единственное, что проговорил он.

— Тебя это не смущает? — удивилась Эва.

— То, что ты шлюха? Нет. Работа как работа, — Мирон пожал плечами. — Только я хочу уточнить: ты — шлюха или ****ь? Разница ведь принципиальная. Для первой — это лишь контракт, для второй — призвание.

— Да я пошутила, расслабься, — засмеялась Эва. — Слишком уж ты серьёзный сегодня.

— Если ты будешь со мной, работать тебе не придётся. Никем. Ну, если уж совсем станет скучно, то выйдешь куда-нибудь в офис бумажки перекладывать.

— Что значит — «с тобой»?

— Ты мне нужна. Ты — мой человек. Я это чувствую. Хотя прекрасно знаю, что я — не твой.

— Непримиримое противоречие?

— Как раз «примиримое».

— Ну-ну.

— Так что?

— Я подумаю.

На этом собственно «серьёзный разговор» и окончился. Они допили вино и разошлись «по домам».

И снова Эвелина не приняла расклады влиятельного кавалера всерьёз.

Тогда Резников зашёл «с другой стороны».

— У меня к тебе деловое предложение, — сообщил он через пару дней, вызвав Эву к себе в лимузин «на минутку».

— ?

— Вот этот парень, — он достал фото и протянул его Эве. Со снимка анфас смотрел вполне себе миловидный молодой человек. — Гнида редкостная. Поверь мне на слово. Есть вариант его проучить. Привлечь к делу я могу только тех, кому доверяю как самому себе.

— Ни хрена не поняла, — призналась Эва.

— Да тебе особенно понимать и нечего. Надо его соблазнить и затащить в койку. С твоей мордашкой — раз плюнуть, он на передок слабый. Приведёшь его в конкретный номер гостиницы — адрес я тебе дам. На камеры зафиксируем компромат — связь с несовершеннолетней — этого будет за глаза, чтобы его приструнить.

— Какая же я несовершеннолетняя? — поразилась Эвелина.

— Да это не важно. У страха глаза велики, а настоящий твой паспорт никто проверять не будет.

— Мутные игры какие-то, — задумчиво проговорила Эва. — И вообще, за кого ты меня принимаешь?

Мирон ничего не ответил, но посмотрел на Эвелину выразительно.

— Вознаграждение. — Он забрал фото парня обратно, перевернул и авторучкой написал на обороте шестизначное число.

Эва мысленно присвистнула, прикидывая, сколько ей потребуется «горбатиться» за такую сумму в «обычных условиях».

— И ещё одно, самое главное — никакого секса с ним. Я не собираюсь смотреть потом не телевизоре, как моя девушка сосёт чужой член.

— Чего? — Эва аж поперхнулась воздухом. — Погоди-ка, я не собиралась, но… Ты же сам сказал — затащить в койку.

— Именно затащить, — подтвердил Мирон как ни в чём ни бывало. — Затащить, но не трахаться.

— А это как? — Эва перешла на саркастический тон. — Ограничиться петтингом? Как двенадцатилетние?

— Не знаю, — отрезал Резак. — Придумай что-нибудь. За такие бабки пошевели извилинами.





***





Как ни странно, но «Операция Ы», как её окрестила для себя Эва, прошла без сучка и задоринки. Больше её, кстати, настораживало не то, как она справится с поручением Мирона, а то, что она в это дело в принципе впряглась. Стоило ли так рисковать? И ради чего? Да, деньги неплохие, но берега-то тоже терять нельзя. Не из-за Мирона же, в самом деле? Эвелина хоть и не испытывала к Резаку негативных чувств, но и никоим образом не попадала под его харизматическое влияние. Она осознанно продолжала с ним отношения, но вела их исключительно с «холодной головой».

С контрагентом же по имени Кирилл, снимок которого ей продемонстрировал Мирон, разыграно было как по нотам.

Эвелина подкараулила жертву в каком-то ночном гадюшнике, повертела перед парнем задом, и тот купился на этот трюк как наивный фраерок. В искусстве обольщения за последнее время Эва поднаторела, и без труда, за пару-тройку дней, довела самоуверенного ловеласа до точки кипения.

Финальный аккорд стал уже делом техники. В решающей фазе вечеринки, когда парочка собралась подняться в номера, Эва незаметно подмешала в бокал Кирилла щадящую дозу клофелина. «Лекарство» не отключило парня сразу, что позволило им занять выгодную дислокацию для внешней съёмки в кровати конкретного гостиничного номера. После смачного брудершафта, предвкушающего грядущее неземное удовольствие, Кирилла окончательно торкнуло. Вначале он превратился в хрюкающую и пускающую слюни свинью, а потом и вовсе расслабился: только вяло шевелился и мычал сквозь зубы.

Эвелина, пользуясь лежачим положением и общей беспомощностью клиента, стянула с него брюки вместе с трусами, задрала сорочку на животе, взяла красную помаду и нарисовала в паховой области, рядом с поникшим корнишоном парня, несколько отпечатков красных губ. А потом сделала с десяток снимков обнажённой натуры с разных ракурсов на память.

Чтобы было.





***





Мирон от проведённой операции пришёл в восторг. Объявил Эвелине благодарность и вместе с вознаграждением закатил крутой праздник.

Именно в этот момент Эва стала подозревать, что Резак в неё просто-напросто банально втюрился. А если так, следовало выработать некую линию поведения. Своеобразный компромисс: вести себя так, чтобы поддерживать в душе Мирона горячо тлеющий огонь, но и не давать себя окончательно завоевать, чтобы не охладить пыл.

С некоторыми оговорками, но Эвелине это удалось.

Их роман, то разгораясь, то притухая, растянулся на несколько лет.

Финальным итогом его стала та самая квартирка, которую Резак прикупил специально для их романтических встреч. И фактически подарил Эве: хоть и оформлена она была на одного из родственников Мирона.

Главным фактором, от чего их связь протянулась через такой внушительный отрезок времени являлся тот факт, что «главный фаворит её Величества» не ограничивал Эвелине свободы. Та была вольна заниматься своими делами по своему разумению, что, несомненно, «Величество» полностью устраивало.

Эва без зазрения совести манипулировала Мироном, держа его про запас и на чёрный день. И ведь нельзя сказать, что этот взрослый мужик, прошедший огонь, воду и медные трубы, не понимал, что его используют! Но… Власть отдельно взятых женщин оказывает порой магическое воздействие на отдельно взятых мужчин. Так уж устроена природа.

А что же в это время делала Вася? Пора, пожалуй, вернуться к ее истории с Марком.





***





Сейчас, в настоящем, подруги перемещались в тот самый анонсированный Васей городок, её фактическую родину, где требовалось поставить пару виз для окончательного оформления развода. Эвелина в данном вояже числилась сопровождающей, потому как давно известно: одной красивой девушке путешествовать в иные города куда как скучнее, чем двум красивым девушкам.

— Я в детстве мечтала стать стюардессой, — сообщила вдруг Василиса, рассеяно улыбаясь в пространство.

Эва фыркнула.

— Ага, — подтвердила блонда. — Ведь не бывает толстых, например, стюардесс. Все стюардессы выглядят стройными и подтянутыми.

— Мне пришлось однажды наряжаться в костюм стюардессы, — сказала Эвелина и повернулась к иллюминатору — она сидела у борта. Под самолётом раскинулся дырявый ковёр из белых облаков.

— Фу, вечно ты всё опошляешь. Это ж мечта.

— Ну так узнай у настоящей стюардессы — счастлива ли она? Вот сейчас приедет сюда с тележкой, спросит — вам рыбу или курицу, а ты ей — а вы счастливы?

— Наверное, у них тоже по-разному бывает, — задумчиво протянула Василиса. — Кому-то повезло, кому-то — нет.

— Ага. Кому-то мужик нормальный попался, — сказала Эва, «отлепляясь» от стекла, — а кто-то зачем-то вышел замуж за гея. Как будто сразу было не понятно, что с ним что-то не так. Не пришлось бы сейчас лететь к чёрту на кулички, чтобы расторгнуть сей брак.

— Понятно, понятно было, успокойся, — поморщилась Вася. — Ты думаешь, я себе этот вопрос не задавала? Да тысячу раз.

— Ну и?

— Что «и»?

— Как-то всё само собой получилось.

— Ха-ха, — Эвелина снова отвернулась к иллюминатору. — Не мы выбираем дороги, а дороги выбирают нас.





***





Так вот, Василиса не придумала тогда ничего лучше, чем выйти за этого мудозвона замуж. Понятно, какая уж тут девичья дружба. Эва благородно отошла в сторону, чтобы не мешать голубкам. Хотя подозрения, что в паре «голубок» только один, зародились у Эвелины давно и не на пустом месте. Начиная от внешности — слащавый кудрявый мальчик с пухлыми губами, и заканчивая манерным образом жизни Марк создавал вполне определённое впечатление. Мало того, он ещё и альфонствовал, делал вид, что завязан в «крупных проектах», которые на поверку оказывались очередным пшиком. И Василиса тащила его по жизни как трактор на прицепе. Кто бы мог подумать! Зачем он ей вообще сдался? Ну да, смотрелись они, конечно, рядом, как на обложке журнала, но… чёрт побери! Всё же жизнь — поразительная штука.

В столице Марк, как обычно, делал вид, что ворочает миллионами, а на самом деле прожигал потихоньку капитал папан. А выходи-ка ты за меня замуж, сказал он, разомлев от неожиданной, но долгожданной встречи. И тут известный персонаж из преисподней дёрнул Васю за язык, и она сказала «да».

Свадьбу, благодаря спонсорству родоков, отгрохали на славу, на родине жениха и невесты, но… Дальше как-то не пошло. Марк работать категорически не хотел, но папан депозит для ветренного сынка после женитьбы закрыл. Поэтому Васе приходилось свои кровно-заработанные нелёгким физическим трудом тратить и на беспечного мужа. А запросы у того были: е-ей! Да ещё знакомства подозрительные, какие-то сладкие мальчики постоянно в гостях — «коллеги по бизнесу». Окончательно прозревать Вася стала, когда нашла в телефоне муженька фото-ню, где позы благоверного выглядели отнюдь не по-мужски.

Эва всегда задавалась вопросом, но вслух из деликатности его не озвучивала — а как Вася умудрилась не заметить наклонностей Марка в постели? Неужели он настолько умело притворялся? Вскоре стали известны подробности мотивации Марка в плене женитьбы: если бы об его ориентации узнал отец, строчка в завещании последнего приобрела бы совсем иной вид. Но маскировка сработала до поры до времени. Последней каплей для Василисы стало позорнейшее происшествие. После скандала, устроенного Васей по мотивам разоблачения, в пьяном угаре, пара очередных дружков Марка попыталась её изнасиловать. С полного одобрения мужа и у него на глазах.

Только тут до «натуральной блондинки» дошло, что «хорошего помаленьку».

Но бракоразводный процесс, как у нас водится, бюрократически затянулся. Хотя, понятно, кудрявого и красивого Марка Василиса из квартиры (купленной на её деньги, так-то!) выгнала, дав ему напоследок смачный подсрачник.





***





Самолёт слегка тряхнуло и гул турбин поменял тон. Эва сообразила, что авиалайнер пошёл на снижение. Она посмотрела на облака — они теперь стали ближе, но особо не изменились — та же непонятная клубящаяся масса.

«Такая же невнятная субстанция, как моя судьба, — вдруг подумалось Эвелине. — Один сумбур, вроде бы и есть просветы, но через какое-то время всё снова затягивает дымом. Помог бы кто разобраться. Для начала в себе. Что во мне не так? Почему я, красивая, неглупая, творческая, вся такая в белом пальте, тащусь по этой гребанной жизни без надёжного плеча рядом. Почему эти дурнушки, пустышки, по сути — одноклеточные создания не испытывают никаких проблем с выбором себе мужчины? Как такое возможно в принципе? Да, у меня миллион мужчин, но это не то. Это работа, это сугубо деловые отношения, можно сказать акт-купли продажи. Как мартини со льдом: взболтать, но не смешивать! Но почему, познакомившись с такой кралей как я, красивый, высокий, богатый мужик попадает под… гипноз (потому что чарами назвать это сложно) какой-нибудь недалёкой крокодилицы и счастливо топает с ней под венец? Что за усмешка Бога? Что за извращённый выверт мироздания? А если на меня и западают, то на поверку оказывается, что кандидат — либо мерзавец, либо моральный урод, либо обманщик, либо альфонс, либо бандит, либо всё вместе и сразу! Такое даже с теорией вероятности не согласуется. Что за рок висит надо мной? Понятно, что не всё ещё потеряно, но жутко раздражает. Что со мной не так?»

— Вася, — сказала Эва, оборачиваясь к подруге. — Что со мной не так?

— Где не так? — переспросила Василиса, всматриваясь в Эвино лицо. — Тушь вроде не размазана.

— Точно?

— Да точно!

— Ну вот. Тушь не размазана, а всё равно что-то не так.





***





— Я что подумала, — сообщила Василиса, когда девчонки вышли из здания аэровокзала и осматривались в поисках такси. Вокруг царило провинциальное умиротворение. Никакой толчеи, никакого столпотворения машин на парковке, даже ветер стих, уныло повесив листья на ветках.

— Что тогда, в казино, следовало поставить на «семёрку»? — предположила Эва.

— Да не. Я подумала, что я ведь теперь — свободная женщина! Только сейчас до меня дошло!

Эвелина сбилась с шага, притормозила и принялась картинно осматривать подругу.

— Чего ты? — удивилась та.

— Ну я ищу в тебе какие-то внешние детали, которые отличают несвободную женщину от свободной. Должны же эти двое как-то различаться. Тем более, кольцо ты никогда и не носила.

— Очень смешно, — нахмурилась Вася, взяла Эву за руку и потащила вперёд. — Свобода — это внутреннее ощущение, которое снаружи не всегда заметно.

— А-а-а-а…

— Б-э-э-э… Просто я настолько привыкла быть замужем, что даже не верится, что теперь — нет.

— Можно подумать, тебя этот статус обременял. Помнится, когда ты замутила с…

— Я не об этом! — недовольно повысила голос Вася. — Вечно ты всё приземляешь!

— Так нельзя постоянно в облаках витать!

— Кто бы говорил. Сама, вон, стихи пишет, а мне тут указывает.

— Ты чего такая агрессивная? — засмеялась Эвелина и толкнула подругу в бок. — Свободная женщина Востока? Радоваться надо, что отделалась лёгким испуганным браком и скинула с себя это ярмо. А ты бухтишь, как бабка.

— К чему я говорю-то, — вернулась Василиса к началу. — А к тому, что надо ведь моё освобождение отпраздновать! Почему бы двум привлекательным мадамам не заявиться сегодня во всеоружии в какой-нибудь моднявый клубешник?

— Словосочетание «моднявый клубешник» касательно данного населённого пункта мне кажется чересчур оптимистичным, — заметила Эва. Они как раз проходили мимо лежащей на тротуаре лохматой дворняги, которая, высунув длиннющий язык, шумно дышала, не обращая при этом никакого внимания на снующих подле неё пешеходов. — И где таксо-то? Где вот это: «Куда эдэм, дэвчато? Такси недорага!»

— Надо отойди подальше от аэродрома, — сказала Вася. — Тут с нас заломят три счётчика.





***





Наконец, в паре кварталов от аэровокзала, девчонкам удалось тормознуть частника — неказистую немытую иномарку.

— Что такое? — немного, как показалось Эве, испуганно спросил лысенький мужичок-водила через опущенное стекло.

— Нам на Комсомольскую надо доехать, — пояснила Вася, слегка нагибаясь.

Водила дождался, глазея, когда девушка закончит полунаклон, и только года сказал:

— Можна.

— Или сначала в суд? — спросила Василиса у Эвы; та пожала плечами. — Или в кафе «Ивушка» на комплексный обед?

— Да не знаю я, — отгрызнулась Эвелина. — Решай сама.

— Сколько до Комсомольской? — спросила Вася у бомбилы.

Лысый ещё раз, смакуя, осмотрел девушек с головы до ног и, видимо, решив не продешевить, выпалил:

— Триста рублей!

— Идёт, — легко согласилась Вася. За такие деньги в столице можно было разве что сесть в такси и тут же выйти обратно. — А до суда?

— До центрального? — уточнил водила. — Тоже триста.

— До «Ивушки»? — продолжила допрос Вася, уже предчувствуя ответ.

— Триста, — вздохнул «таксист». — У нас просто город такой квадратный, — объяснил он. — Куда не поедешь — везде примерно одинаково.


Глава 7 ЧЕМОДАН-ВОКЗАЛ-СТОЛИЦА


— А чего мы твою тётю не навестили? — спросила Эва, когда они добрались-таки до клуба с вычурным названием «Икона». Сегодняшние бюрократические дела, касающиеся оформления скучных документов, к тому времени были уже сделаны и ничего не мешало начать отмечать восстановление «свободной жизни».

Пока подружки взяли по «предварительному» коктейлю.

— Можно было бы и её с собой зацепить. Тётя Тамара в норме ведь, — добавила Эвелина, глядя на танцпол, где резвились в основном какие-то дебилы-малолетки.

— Я с тётей в контрах, — призналась Василиса и вздохнула. — В прошлый раз у нас случился инцидент.

— Чё такое?

— Я её собаку чуть не потеряла.

— Как это?

— Обыкновенно, — Вася прихлебнула из бокала. — Захотела с ней погулять. Она ж болонку себе завела. Тута зовут. А тётя мне — нет, ты её потеряешь. Я говорю — с хера ли? Та говорит — я тебя знаю. А я ей — не потеряю, чего я, совсем идиотка?

— И? — Эва хохотнула, предчувствуя развязку.

— А я с бодуна ж была. В горле свербит. Ну пошли мы с Тутой гулять. На поводке. А мне пить захотелось, капец. Я её привязала к какой-то железяке на улице и зашла в кафе. Выхожу через пять минут — собаки нету. Эта тупая шавка сдёрнула как-то верёвку и свалила в неизвестном направлении. Короче, нету тётиной Туты не туты и не здеся. Писец, у меня паника. Глаза безумные, начинаю вопить на весь квартал — Тута, Тута, Тута! А от меня как от полоумной шарахаются, думают, что я с катушек спрыгнула и в «паровозик ту-ту» играю.

— А-ха-ха, — засмеялась Эвелина, представив себе эту патетическую картину.

— Я полгорода, наверное, оббежала, но бестолку. Сука как сквозь землю провалилась. Как меня тётя не убила, я до сих пор не понимаю.

— И чё в итоге?

— Четыре дня мы с ней следопытили по улицам и расклеивали объявления. Потом какой-то кент позвонил, сказал, что нашёл, и отдал за вознаграждение. Тётя Тамара с меня это вознаграждение потом высчитала, вот же злопамятная натура.

— Поделом. Слушай, а куда мы пришли-то?

— А чего не так?

— Да ты посмотри, тут одни школьники пляшут. Детский утренник, а не ночной клуб. И музон стрёмный играет.

— Тебе есть разница, где надираться?

— Мне — есть. Я высокодуховная особа. И требую для возлияний соответствующих условий!

— Посмотрим на твою высокодуховность через пару часов. Да может к тому времени сюда приличные дядьки подтянутся. Хотя… Есть одна идейка.

— Какая?

— Помнишь Витю Битюга?

— Не.

— Ну я с ним мутила слегка. А теперь у него сеть кафе и клубняк. Наверное, покруче, чем здесь.

— А чего мы сразу туда не пошли?

— Далеко, на другом конце города.

— Триста рублей зажала? Давай, двигай булками, поехали, а то здесь никакого консенсуса не получится.





***





Эвелина чувствовала себя сегодня странно. В начале вечера вроде бы всё было хорошо: предчувствие какого-никакого, а праздника, временное освобождение от текущих «проблем» — самое время расслабиться, отвлечься, а если захочется — и оторваться. Но чем больше она выпивала коктейлей — уже в Битюговском «Северном сиянии», тем мрачнее становилось у неё на душе. Среди бездушного и бесшабашного общего веселья, внутри этих громыхающих по ушным перепонкам битам, Эва вдруг ощутила странное одиночество. Её будто заковали в прозрачную капсулу — она вроде бы всё осязает, но не может присоединиться к царящей вокруг эйфории по полной. Стенки капсулы мешают.

Может, отчасти и поэтому Эва как-то особенно быстро «дошла до кондиции». Коктейль следовал за коктейлем, смазывая беспокойство, но оставляя неприятный тягучий осадок в блуждающих мыслях.

Она даже толком не заметила, как их стало за столиком четверо. Вася сняла где-то двух ухарей средней степени «паршивости»: вроде бы приличные, оба высокие, но какие-то слишком уж невыразительные. Что один, что второй. Впрочем, угощали они девушек исправно: и то — хлеб.

Эва смотрела в пространство между кавалерами и смаковала очередной напиток, напуская на краешки губ дежурную улыбку. На танцполе изгибались и переламывались абстрактные тени.

Потом один из парней подсел к ней и понёс стандартную дичь и пургу. Эва проходила это тысячу раз и воспринимала сейчас как фоновый шум.

— Ты необычная… — бубнил ухажёр. — Когда я увидел, то сразу понял… Потому что в твоих глазах…

Эвелина рассеяно слушала, наблюдая как меняющийся цветами потолок начинает медленно кружиться над головой. Эти нелепые приставания и неловкие ухаживания выглядели настолько банальным и опостылившими, что ей даже было лень парня отшивать. Ну пусть себе выговорится, если от этого ему станет легче.

Какое-то время ничего особенного не происходило. Эва попивала себе коктейль, слушая бубнёж под ухом, а потом сказала:

— Слушай, как там тебя, Дамир?

— Динар.

— А, ну да. Динар, скажи мне, а в чём смысл жизни?

— Сложно так сразу ответить.

— Ответь не так сразу.

— Ммм… Возможно в музыке?

— Да ну? И какую музыку мы слушаем?

— Да всякую. Хорошую.

— Ну понятно, дынц-дынц, да?

— Например, Linkin Park, SOAD, Deftones…

— Ч-е-его? — протянула Эва, обернувшись к парню и глядя на него с изумлением. — Deftones?!

— Ну да. Вайт пони, все дела.

— Да ладно, — не поверила Эвелина. — Так ведь не бывает.

— Почему?

— Да потому что о Deftones я могу говорить вечно. Лучше них нет ничего.

— Чего о них говорить, их слушать надо.

Тут Эва вдруг поняла, что кто-то её настойчиво дёргает за рукав. Она обернулась — оказывается, с другой стороны к ней подсела Вася и сейчас смотрела на неё каким-то возбуждённым взглядом.

— Погоди-ка, — бросила она Динару и наклонилась к подруге.

— Мне надо как-то снять напряжение! — разгорячённым шёпотом сообщила Василиса Эве в ухо. — У меня оно уже через край льётся, и я за себя не ручаюсь.

— И как ты его планируешь снимать?

— Меня Кирилл к себе домой позвал. Съезжу — сниму.

— Ты с ума сошла? Так сразу?

— Сильное очень напряжение. А тебе — на ключ. Вези своего ко мне в квартиру.

— У меня напряжение пока не очень, — призналась Эва, украдкой глянув на Динара.

— Да и хер с ним, разберётесь, — Вася тыкнула связку ключей в ладонь Эвелины и похлопала её ободряюще по плечу. — Давай, не теряемся, на связи!





***





Всю дорогу в такси они с Динаром проговорили о музыке. Странно, но совершенно пустой, наполненный вязким алкоголем вечер, вдруг обрёл некий метафизический смысл. И Эва, уже смирившаяся с очередной смертью от скуки, вдруг окунулась в творческий диалог с искренним, хоть и хмельным, интересом. Потому как встретила единомышленника.

Они, расположившись на заднем сидении такси, говорили по очереди. Вначале про Deftones. Потом расширили горизонт до целого направления. Потом принялись незлобно спорить.

И даже не сразу вышли, когда таксист остановил машину.

— Пойми ты, — увещевал её Динар, помогая девушке выбраться из такси. — Композиция должна качать. Не надо делать себе кумиров! И у них случаются проходные вещи. Надо воспринимать это спокойно.

— Ну и какие проходные в Around the Fur, а? — не соглашалась Эвелина, распаляясь от выпитого. — Это твоя вкусовщина. И потом — бывают же концент… концект… концептуальные альбомы! И выдирать из них отдельные песни низ-зя!

— А я выдираю что ли? — недоумевал Динар, когда они поднимались по лестнице. — Я ж наоборот!

Разговор продолжился и внутри квартиры. Эва и Динар залезли с ногами на диван, налили себе на по стакану мартини (у Васи в баре всегда имелся предусмотрительный запас) и существенно оживили этим дискуссию.

Впрочем, «играла музыка недолго». Теперь уже неизвестно, чем бы закончилась встреча «на диване», если бы буквально через пятнадцать минут в квартиру не ввалилась Василиса. Выражением лица она немного напоминала рассерженную фурию.

— Э! — сказала от неожиданности Эвелина. — Ты что, уже всё? Так быстро сняла?

— Ничего я не снимала! Вернее снимала, но не с себя. И то, что я увидела, мне не понравилось!

— То есть, ты хочешь сказать… — начала Эва, но подруга её перебила.

— Я хочу сказать, что передумала. И хочу теперь меланхолизировать.

— Чего хочешь? — вытаращила глаза Эвелина.

— От слова «меланхолия». Вы ещё не все запасы мои выжрали?

— Когда бы мы успели-то? Ты как снег на голову свалилась.

— Имею право. А вот мужчин — не хочу! Извини, товарищ! — и она выразительно глянула на Динара.

— Да и ладно, — на удивление легко «повёлся» тот и отставил бокал на подлокотник. — Дело хозяйское.

— Эээ… погоди, — Эва взяла парня за рукав. — Мы ж не договорили.

— Договорим ещё. Какие наши годы?





***





Прошла ещё пара суматошных дней, заполненных бегами по инстанциям Васиного делопроизводства. Эва, как преданная подруга, везде «разведёнку» сопровождала, терпеливо сидела-ждала в коридорных очередях, ловя косые взгляды бабулек, для которых очередь — даже не среда обитания, а форма жизни.

Но так или иначе, не мытьём, так катаньем, вроде бы все запланированные дела удалось сделать.

В день вечернего (скорее ночного) отъезда-вылета, девчонки заскочили к тёте Тамаре, чтобы Василиса попыталась с ней помириться. Миротворческий визит оказался успешным. Троица пила обжигающий чай и делилась промеж собой последними сплетнями. Правда, Тута, лёжа на коврике, взглядывала на Васю с некоторой подозрительностью и беспокойством, но данный факт можно было записать в издержки.





***





Динар за эти дни почти забылся. Да и Эву он вряд ли вспоминал. Ну встретились и встретились, сколько таких встреч проходит бесследно? Встретились и расстались, как в море корабли. Даже если бы обменялись контактами — смысл звонить? Ну да, вроде парень неплохой и вкусы музыкальные совпадают. Но… и только. Сколько у Эвелины таких «хороших парней»? Миллион? Всё равно — без толку. Эвелина вдруг вспомнила любопытную татуировку, выбитую у Динара на левом предплечье — какой-то красно-чёрный, похожий на египетский, иероглиф. Эва еще спросила тогда, что он означает, Динар от ответа ушёл, пообещав рассказать позже. И когда теперь наступит это позже? В следующей жизни?

— Ну что? — хищно спросила Василиса, когда они покинули тётушку. На улице начинало потихоньку смеркаться. — Замутим прощальный тур по родному городку?

Эва посмотрела на неё удивлённо.

— Только не говори своё коронное — давай лучше книжку почитаем, — предупредила она. — Мы же не собираемся лететь обратно тверёзыми? Это нонсенс. В местном аэропорту, насколько мне известно, на ночные рейсы трезвых людей не допускают.

— А куда пойдём-то?

— Я же говорю — тур! Уши развешивать некогда. Маршрут предлагаю следующий. Кальянная — Караоке — Клуб.

— А аэропорт в твой маршрут не входит? — напомнила Эва.

— Хорошо, — смилостивилась Вася. — Сделаю дополнение. Кальянная — Караоке — Клуб — Буфет Аэровокзала.

— Так ещё приемлемо, — благосклонно склонила голову Эва. — Только давай без съёма. Не хочу я никаких парней рядом. Надоели. Можем мы сделать вид, что — лесбиянки?

— Сделать-то можем, только кто поверит?





***





Но без парней, Василиса, конечно, не могла. Уже на стадии караоке в их компании, как по мановению волшебной палочки образовались два неких дегенерата (как виделось в этот момент Эве). Дегенераты пушили хвосты, сорили бабками, заказывали для дам песни. Короче, вели себя, учитывая скорый отлёт пассий, как полные лошары. Эвелина поначалу хотела возмутиться, а потом плюнула. Старалась навязчивых кавалеров вовсе не замечать, будто бы они являлись фантомами, сотканными из тумана.

В какой-то момент Эва поняла, что ей надо слегка продышаться. Горло саднило после чувственного исполнения песни в микрофон, а в голове плавал сизый алкогольный туман, почти такой же, как под потолком развлекательного заведения.

Эва буркнула что-то собутыльникам и, покачиваясь, двинулась по осевой к выходу.

На воздухе было хорошо.

Эвелина с удовольствием вдыхала терпкий ночной воздух, полуприкрыв глаза.

Ничего не хотелось делать, никуда ехать. Мечталось просто раствориться без остатка в этом чёрном небе с капельками звёзд.

Рядом курили.

Караоке находилось в том же здании, что и ночной клуб и у дверей последнего всегда тусовались курильщики.

Эва зачем-то скользнула по ним взглядом и вдруг нарвалась на взгляд ответный.

«Ёлки-палки, — успела подумать она — Вот тебе бабушка Эвелина, и Юрьев день!»

У входа в клуб курил Динар.

Он, приметив Эву, затушил сигарету и бросил её в урну.

Потом подошёл.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — сказал он.





***





— Зря я у тебя номер сразу не попросил, — признался Динар. — Выглядывал тебя на следующий день в клубе и ни фига.

— Ты думаешь я каждый день тут тусуюсь? — Эва. — Если бы…

— Ну сегодня ведь пришла. У твоих дефтонов новый сингл вышел, слышала?

— Круто…

— Ты что, не рада меня видеть?

— Почему не рада? Нормально всё.

— Я же вижу. Только ты подумай, пожалуйста. Ведь не бывает таких необъяснимых совпадений. Любая наша встреча, любые наши действия что-то, да значат.

Эва ещё раз присмотрелась к парню. Ну да, высокий, поджарый. В татуировках как и сама Эвелина. Лицо… Красивое лицо, чего уж говорить, беби-фейс. Разрез глаз — восточный. Татарин? Скорее всего. Подождите-ка, это что же получается? — мысленно спросила себя Эвелина — Парень полностью в моем вкусе? А почему я не заметила этого сразу? Что за избирательное помутнение рассудка?

— Если каждый свой шаг анализировать, кукухой поехать можно, — сказала она вслух.

— Да зачем шаг? Но не можем же мы пройти мимо нашей второй случайной встречи. И сделать вид, что ничего не было.

— А какой вид мы должны сделать?

— Мы не должны упустить шанс. Очень часто мы проходим мимо таких шансов. Махаем на них рукой, не обращаем внимания. А на самом деле — возможно, это наша судьба.

— Скажешь уж, судьба.

— Во всяком случае какой-то поворотный момент. И чем чаще мы будем отмахиваться, тем меньше у нас шансов узнать про нашу предначертанную судьбу!

— Это тебя с водки так таращит?

— С жизни, — засмеялся Динар.

— А… Я гляжу, твоя-то судьба пока неразрывно связана с «Северным сиянием». Любишь потусоваться?

— Не-то чтобы люблю. Но ничего плохого не вижу, чтобы выпить-расслабиться. Особенно, после того как месяц вкалываешь на вахте и спишь на продавленном матрасе в вагончике.

— Вот как. А я думала, ты из этих — из мажоров.

— Да какое там. Вот, ещё два дня и опять — гоу-гоу! Кайло в руки и вперёд.

— Ну так себе, если честно.

— Я ж это временно.

— А потом?

— Потом в столицу, наверное, поеду.

— Ха! Давай. Может и там у входа в какой-нибудь клуб встретимся.

— Нет уж. Третий раз крутить барабан мы не станем. У тебя на сегодня какие планы?

— Скорее на завтра, вот-вот полночь. А планы самые тривиальные. Чемодан-Вокзал-Столица. Только вместо вокзала — аэропорт. Я улетаю через два часа.

— Тем более, — Динар извлёк из внутреннего кармана телефон. — Давай забьём друг друга контакты в список. Чтобы уж никакой больше ошибки…


Глава 8 ДИЛЕММА


Самолёт тряхнуло, будто он действительно попал в яму.

Эва скосила взгляд на Васю: та беззаботно спала, откинувшись в кресле.

По-хорошему, Эвелине тоже не лишним было бы отдохнуть — набегались-то за день прилично, но сон не шёл. Перевозбуждение никак не отпускало. Вот только от чего оно? Не от алкоголя же! Из-за Динара? Ну уж, ещё чего!

Эва посмотрела в иллюминатор, но тот застилала кромешная тьма.

Самолёт снова «провалился», Эва ощутила внутри себя физическую пустоту.

Я себя так погано чувствую, подумала она, потому что возвращаюсь в свою обычную гребанную жизнь. Поездка с Василисой была своеобразным побегом от реальности. Кратковременным решением всяческих душевных проблем. Но побег заканчивался. Злые собаки конвойного наряда отыскали беглянку, вцепились своими серебряными клыками в горячую плоть и потащили обратно — в серую одиночку столичной зоны.

«Я не хочу, — капризно сказала сама себе Эва. — Вот бы самолёт разбился!»

И словно в ответ на её просьбу лайнер вдруг затрясло, вибрация усилилась, а гул турбин, как показалось Эвелине, перешёл на вой.

Она судорожно ухватилась за подлокотники и осмотрелась. В части салона, что был ей виден с кресла, никакой паники не наблюдалось. Большинство пассажиров, как и Вася, спали, лишь одна маленькая девочка, перехватив Эвин взгляд, испуганно округлила глаза.

Эвелина беспомощно откинулась затылком на спинку.

Неужели она и вправду желает себе такого конца?

Самолёт продолжало трясти, он словно не летел, а ехал на шасси по гигантской тёрке.

По виску Эвелины покатилась щекотная капелька пота.

Мысли в голове спутались, но одна горела там отчётливо, как надпись на электронном табло в тумане: «Нет, я не готова умирать, не может же так быть, чтобы всё впустую?!»

И опять невидимый кукловод будто «считал» эту фразу с подкорки: вибрация уменьшилась, самолёт выровнялся, а шум турбин вернулся в свой стандартный регистр.

Эвелина, не стесняясь, глубоко выдохнула и сказала, хоть и тихо, но вслух, обращаясь неведомо к кому.

— Полагаю, ты что-то попросишь за это?

Вряд ли кто-то из сидящих неподалёку пассажиров её расслышал, но Вася вдруг открыла глаза, осоловело посмотрела на подругу и хрипло спросила:

— А? Подлетаем что ли? Снижаемся?

Эвелина ничего не ответила и Вася, попялившись ещё какое-то время на соседку, снова смежила веки.





***





Динар написал на следующий же день.

Если честно, Эва прочитала его сообщение со скукой и разочарованием.

«Как долетела?» «Что с настроением?», «Какой тебе приснился сон?»

Такие вопросы задают родственникам из вежливости, а не девушке, претендующей на какое-то место в сердце. Оставалось только поговорить о погоде и о «творческих планах».

Эвелина хотела не отвечать вовсе, но потом отбила троекратное издевательское «окей», вот так: «Ок Ок Ок» — пусть задумается над своим «поведением». А не поймёт намёк — да и шут с ним.





***





А сама вдруг «выхватила» другое сообщение, написанное «по работе», там, где располагался её рекламный канал для «спонсоров».

«Привет, легенда! — писал некто Лев. — Не думал, что девушки, снимающиеся в таком видео, умеют предсказывать будущее и писать стихи! Ты — абсолютно лучшая из всех. Я серьёзно! Даже после того, что я видел и знаю, я бы без раздумий на тебе женился. Это не пустые слова. Правда, я далековато от тебя географически, живу на южном побережье. Вряд ли ты когда-нибудь в ближайшее время посетишь наш заштатный городок, ты ведь отдыхаешь на Бали (ну на крайняк — в Тае), но — мало ли. Если заскочишь, спроси у первого встречного Льва — шеф-повара, и тебя проводят в мою собственную гостиницу. Я такой один на всём свете, но и ты одна. Кто знает, где переплетутся судьбы?»

— Хм, — сказала Эва сообщению. — Однако. Нестандартный дядя.

И, повинуясь импульсу, отпечатала: «Спасибо, Лев. Приятно читать приятные слова. А какое у шеф-повара Льва коронное блюдо?»

Потом просмотрела остальные комментарии — скука и скука, Динар их, что ли, покусал?

«Вот, так и получается, — мелькнуло у Эвы — миллион собеседников, а поговорить-то толком и не с кем!»



Обращая свои заурядные вирши в золу,

Я искал в себе свет, видел — хмурую мглу.

Всё моё существо превращается в слух.

Свет, как бисер, нанизанный на иглу

Протыкает моё,

Без того уже мёртвое тело.



***





Несколько дней Эва не отвечали никому. Даже не читала «входящую корреспонденцию». Работала, старалась абстрагироваться, заставляла себя побыть отшельником. Но. В нынешнем мире смартфон — часть тела столичного человека.

Следующим прекрасным вечером Эва устроилась поудобнее на диванной подушке и провела пальцем по экранчику.

Динар прислал одно сообщение, Лев — два.





***





«А ты знала, — писал Динар, — что подавляющее большинство людей видят чёрно-белые сны? Только не задумываются об этом. И только избранные, в основном люди творчески одарённые, — смотрят по ночам «цветное кино». Почему-то я уверен, что ты — из них.

И ещё. Ты вроде бы говорила, что пишешь стихи? Будешь смеяться, но я — тоже».

Порвали черти небо в лоскутки,

И я никак не нахожу ответа:

Зачем в мой мир так вдруг явилась ты?

Та девочка, с улыбкою из лета?



Лев же оказался более прагматичен. Отвечая на вопрос о коронном блюде, расписал целую страницу, перечисляя названия и ингредиенты, в которых превалировали морепродукты. Во втором послании скинул свою фотку. И подписал — «Вдруг мы всё же когда-то увидимся, а ты не будешь знать, что я — это я».

— Весело, — сказала вслух сама себе Эва. — Мне кажется, или твоя романтическая переписка набирает обороты?

Эвелина снова свайпнула фотку шеф-повара.

«Ничо так» — как говорит Вася. Уверенный в себе мужчина. Сразу видно. Правильные черты лица, волевой подбородок. Волнистые светло-русые волосы, модно завязанные сзади в пучок. Голубые холодные глаза.

— Лёва, но не из Могилёва, — сказала вслух Эвелина. — Что ж, посмотрим, из какого теста ты слеплен…





***





Дни полетели для Эвы каруселью, но странность их заключалась в одной неожиданной особенности. Теперь, каждый вечер, она перекидывалась парой-тройкой фраз с двумя постоянными «кавалерами». Карусель раскручивалась всё быстрее и быстрее и спрыгнуть с неё становилось всё невозможнее и невозможнее. Вернее, спрыгнуть-то было можно, но при этом сильно покалечив своё хрупкое душевное эго. Нанеся себе глубокие раны, которые долго — очень долго — затягиваются и саднят.

Эвелина пыталась анализировать своё нынешнее состояние, но не могла толком сосредоточиться. Давненько с ней такого не случалось, она, конечно, всю сознательную жизнь с кем-то переписывалась, но чисто «для галочки», а тут появился некий метафизический смысл общения, переплетение аур.

Что не менее удивительно, она никак не могла выбрать окончательный приоритет. Дилемма осязаемо повисла в воздухе. Динар и Лев вели себя полярно-противоположно. И Эва не могла соединить их на одной параллели, чтобы объективно сравнить. Как можно сравнивать холодное с оранжевым? Настолько они оказались разными.

От предварительной скуки Динар перешёл к неким чувственным откровениям, которые цепляли-таки Эвелину, хотя она и пыталась напускать на себя вид прохладной снисходительности. В этих откровениях не было ничего пошлого или поверхностного. Динар словно вызывал её на эмоциональный поединок, брал «на слабо», а Эва, сама того не замечая, пыталась переубедить его в неискренности этого мира. Они спорили о несуществующем, а если и соглашались, то в качестве компромисса. Он скидывал ей свои любимые музыкальные композиции. Эвелина слушала их в наушниках, закрыв глаза и пыталась представить эти странные миры, другую вселенную, в которой может играть такая музыка. Иногда ей это удавалось, иногда — нет. Когда нет, она отправляла ему «свои» песни.

Динар не был настойчив. Он не требовал от Эвелины свежих фоток или чего-то подобного. Хотя она нутром ощущала бушующую в нём страсть, которая порой, как пар из перегретого чайника, вырывалась наружу. В такие моменты Динар словно пугался и старался быстро-быстро исправить аварийную ситуацию. Эву такое забавляло. Не раздражало, а именно забавляло. Она-то прекрасно знала, что когда-нибудь крышку сорвёт окончательно. Но будет ли в этот момент рядом она или другая пассия — вопрос оставался открытым.

Лирический герой? Пожалуй, Дамир заслуживал такого прозвища. С оговорками, конечно. И Эва никак не могла разобраться, хорошо это или плохо.

Несколько раз она говорила себе твёрдо и однозначно: хватит, заканчивай общение. И почему-то именно в такие дни, вечером, Динар присылал нечто эдакое, от чего твёрдость Эвы разбивалась на тысячу острых осколков, как хрустальный бокал, упавший на мрамор. И она, забыв все свои клятвы, писала ему — «Ух ты, здорово, с ума сойти!»

Лев же, пребывая на другом полюсе чувственного глобуса, придерживался чёткой и выверенной стратегии осады крепости неприятеля. Хотя — в данном случае — приятеля, какой же Эва для него неприятель? Он всё настойчивее и настойчивее закидывал охраняющий душевное спокойствие Эвы гарнизон горящими ядрами комплиментов, лести и собственной значимости. Не существовало сферы, в которой Лев бы не разбирался. Литература, поэзия, кино, астрономия, экономика, политика, музыка — он мог рассуждать безапелляционно, абсолютно уверенный в своей правоте. Не говоря уже об кулинарии, в которой действительно являлся классным профессионалом.

«Разве ты не хочешь отведать пищи Богов? — то и дело спрашивал он. — Делов-то! Сесть на самолёт, и через три часа ты в лучшем ресторане нашего городка, и тебе прислуживает лучший в стране шеф-повар!»

А хотела ли она отведать? Иногда — да, иногда — нет. Нет, потому что улавливала в приглашении Льва некое лукавство. Не такое явное, но, возможно, значимое. Что-то выбивалось из его показательных представлений о жизни. Виднелся в безупречной, на первый взгляд, партитуре, чёрный штришок фальшивой нотки. Но идентифицировать эту «нотку» Эвелина пока не могла.

Хотя, чего тут капризничать-то? Успешный, обеспеченный, статный — почти идеальный. И зовёт-то даже не в гости, а сразу — в жёны! Кататься как сыр в масле. И это при том, что он прекрасно осведомлён об особенностях работы Эвы и количестве мужчин, так или иначе соприкасающихся с ней. И, учитывая вот это всё — предложение руки и сердца. Пусть ты запал (как неоднократно признавался Лев), но дурман через какое-то время рассеивается. Ему же не шестнадцать, не восемнадцать и даже не двадцать. В его годы мужики должны уметь контролировать свои заскоки.

Ещё вопрос — почему он — такой-растакой — не в столице?

Может, потому что предпочитает быть по-настоящему первым в своём городке, чем одним из многих лже-первых в столице?

Чёрт его знает!

И долго ли стражи Эвиной крепости смогут сопротивляться такому напору?

Эва не знала.

Постоянные комплименты ласкали душу, а королевские замашки Льва вводили в искушение.

«Давай я сам закажу тебе билет, — писал он. — По прилёту встречу. Это будет лучший день в твоей жизни. И в моей — тоже».

Она пока уклончиво отнекивалась. Почему-то оттягивала визит к морю до последнего. Хотя почти не сомневалась, что это «последнее» когда-нибудь да наступит.





***





В тот день, с утра, она уже почти смирилась с поражением. Встала с таким настроением, что осточертение текущим возле неё столичным миром достигло апогея. А значит — можно и сорваться, начать крушить и ломать, кричать благим матом и в целом — терять лицо. Поэтому, плюнуть и купить билет на море — казалось очень разумным и логичным выходом. И она бы купила его, билет, и улетела бы ко Льву, если бы в середине дня не получила сообщение от Динара.

«Эва, — писал он. — Ты не могла бы меня встретить? Я прилетаю около шестнадцати. А в столице у меня всё равно никого красивее тебя нету. На первых порах помогла бы мне сориентироваться. Если откажешься — пойму и прощу, понимаю — у всех работа, дела и т.д. Но продолжаю надеяться на чудо».

«Вот так сюрприз, — отбила она в ответ. — А как же вахта?»

«Закончилась. Я уволился окончательно».

Эва прикинула свой распорядок. И поняла, что «до пятницы совершенно свободна», не зря ведь она закруглила все свои «срочные» контакты, намереваясь с чувством, толком и расстановкой вкусить южного солнца пополам с искусно приготовленными морепродуктами. Но — расскажи о своих планах Богу и заставь того рассмеяться.

«Давай встречу беспомощного провинциала, — написала она Динару. — В какой именно аэропорт-то прибывает твой состав, у нас чай не Урюпинск».

«Чай не он!!!» — радостно отозвался Динар, и Эвелина даже по этой фразе без труда представила, как её восточный знакомый заразительно улыбается.





***

«Ты разбиваешь мне сердце, — написал Лев, который по намёкам Эвы, брошенным ему накануне, уже раскатал губу. — Ты же уже собиралась лететь! Что случилось?!»

«Ничего такого не случилось. Я — особа ветренная. Могу копать, могу не копать. Сказала же — приеду как смогу. Пока — не могу».

«О, женщина! Что же ты со мной делаешь?! Я уже заставил весь свой персонал переодеться в парадное!»

«Ну пригласи пока какого-нибудь высокопоставленного гостя вместо меня. Султана Брунея, например. У тебя же куча знакомых знаменитостей. Раз уж на твоей улице намечался праздник…»

«Издеваешься? Тебя не заменит никакой ни султан, ни царь, ни даже сам Лионель Месси! Нет-нет, немедленно издаю указ, облачиться всем в траур».

«Привыкай. Со мной не просто».

«Я знаю. Но твой нрав не мешает мне считать тебя необыкновенной!»

Эвелина не нашла, что быстро ответить, и просто послала Льву три ухмыляющихся смайла.


Глава 9 ОТЯГЧАЮЩЕЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО


Эвелина, конечно, опоздала. По привычке. Мужчина должен ждать — эту нехитрую истину она неизменно практиковала для свиданий. Да, тут было не свидание, но…

Динар стоял немного поодаль от основного потока зачем-то приехавших в этот город людей и меланхолично курил, чуть прищурившись от распоясавшегося солнца.

«Мне показалось, — мелькнуло у Эвелины, — или я рада его видеть?»

— Ты надолго? — спросила она вместо приветствия, подходя.

— Пока на недельку, — улыбнулся Динар. — А там видно будет.

И эти обычные, в общем-то слова, ничего особо не значащие, толкнули первый камень по склону горы, пробуждая лавину, которая, набрав силу, сносит всё со своего пути. И тебя тоже, если ты, раскрыв рот, пялишься на приближающуюся волну, вместо того чтобы бежать от неё со всех ног.





***





Эва поселила нового знакомого у Мирона. Последний как раз свинтил в двухнедельную командировку, а «хозяйка», по представлением хозяина хаты, должна была за это время до невозможности облагородить гнёздышко для романтических встреч. Как известно, Мирон и снял-подарил эту квартирку Эвелине для этой единственной прикладной цели.

У Эвы имелось и собственное съемное жильё, но почему-то вариант с расселением «отдыхающих» в квартире Резака ей показался смешнее.

Динар не стал спорить — не принципиально, где кантоваться.

Эва рассчитывала поболтать с Динаром из вежливости пару часиков и отбыть по своим делам, но…

У Мирона в гостиной стояло древнее пианино.

Можно? — молча глянул на Эву Динар, подходя к инструменту.

Она кивнула.

Он откинул крышку и начал играть. Эвелина даже не поняла, что это за произведение. Зато поняла другое — что она, во всяком случае сегодня, никуда уже не пойдёт. Тут — лучше. Тут — интереснее. Музыка чаровала. Музыка захлёстывала её душу, распрямляла вены, пуская по ним горячий ток крови.

Эва присела на диванчик, только что не открыла рот от впечатления, как какая-нибудь малолетняя дурёха.

Динар продолжал порхать пальцами над клавишами. Пианино взрывалось внутри себя калейдоскопом переплетённых звуков, связанных удивительными гармониями.

Эва украдкой провела себя по животу — не летают ли бабочки? Нет, вроде бы не летали, но уже насторожились, сидящие на своих стебельках и поводящие усиками-антеннами.

«Да, перестань, — приказала себе Эвелина. — Обычный командировочный. Подумаешь — играет. Ты вон тоже — и чё?..»

Динар играл долго, очень долго, Эва даже потеряла счёт времени. Потому что не хотела, чтобы он прекращал.

Но всё, рано или поздно, кончается.

— Надо переодеться в домашнее, — смущённо сказал он, когда разогревшийся инструмент беззвучно остывал после его прикосновений.

— Мне выйти? — саркастически поинтересовалась Эва. Саркастически, потому что уже ругала себя, что немножко поплыла.

— Да нет, зачем? — и он действительно разделся, не стесняясь, до трусов.

И он, чёрт побери, был хорош. Ещё эти татуировки. Эва демонстративно не отворачивалась. А Динар демонстративно переодевался.

Спали они в разных комнатах.

Эва решила не ехать «домой» — долго и вообще лень, — поэтому устроилась на диване. Ей снились чёрно-белые, в цвет клавиш пианино, бабочки.





***





— Готов служить твоим пажом или оруженосцем, — заявил Динар на следующий день. — Делать мне тут пока практически нечего, а как-то отблагодарить гостеприимную хозяйку надо.

— У хозяйки намечаются скучные будни, — заметила Эва. — Смотри, не пожалей. Это тебе не кино с приключениями, а скучные визиты по скучным людям ради заработка.

— Пускай. Дело оруженосца — таскать за госпожой пулемёт.

Он так неказисто шутил, но Эвелине отчего-то было приятно. Динар не стеснял своим присутствием, как не стесняет своим вниманием хороший любимый родственник. Да и смотрелись они вместе очень эффектной парочкой.

Пришлось ему потаскаться за Эвой, с одного конца города на другой и потом опять. Но случилось и вознаграждение. Вечером они завалились в кабак. В один из самых дорогих — Эвелина решила блеснуть перед провинциалом.

Внутри всё выглядело «дорого-богато». Вежливый сервис, изысканная кухня. Но особого впечатления столичный шик на Динара, кажется, не произвёл.

Ну и шут с ним, подумала Эва после первого графинчика, то же мне цаца.

И как-то довольно быстро она в этот раз надралась. Непонятно почему, но подсознательно Эвелине захотелось слегка подрихтовать реальность, возможно из-за непонятного волнения, которое давненько её уже так не тянуло в омут. Каждое случайное прикосновение Динара било электрическим током.

Чтобы разрядиться, она принялась читать свои стихи, один за одним. Эвелина дошла до такого состояния, что старалась читать как можно громче, чтобы как можно больше человек прониклись неземными строчками.

Понял ли Динар её посыл — неизвестно, но в один момент, уже позже, за столиком, он вдруг сжал её руку своей рукой. Ничего в таком жесте особенного и не было, обычное проявление короткой симпатии. Но Эву вновь кольнуло разрядом. Она сжалась телом — вся, как эта ладонь. И вдруг поняла, что так и приходит катарсис, рождается какая-то незримая, но очень важная истина, проявляющаяся в малом. Эвелина заледенела и заиндевела изнутри, но вот парадокс — ей было так хорошо от этого! Внешний жар облизывал её внутренний лёд. А в зрачках плясали крохотные молнии.





***





Дальше Эвелине приспичило погулять по ночному городу; выйдя из ресторана, они решили срезать путь, чтобы добраться до площади пешком. Ну как срезать, Эве показалось, что она знает короткую дорогу, и они забрели вначале на какую-то промзону, а дальше — и вовсе на выселки с покосившимися в тёмной ночи избушками, зловещими сараями и тенями явной нечисти, снующими вокруг.

Через двадцать минут хаотического плутания следопыты заблудились окончательно.

Мутная луна насмешливо рассматривала пьяную неприкаянную парочку. Звёзды почему-то дёргались вниз-вверх на полотне чёрного неба.

Динар, в общем-то, вёл себя достойно. Подтрунивал над «Сусаниной», но беззлобно.

— Озеро, — вдруг сказала Эва, пытаясь высмотреть что-то впереди и подсвечивая себе фонариком айфона.

— Да ну! — не поверил Динар.

— Я те говорю, кто местная, а кто гость?

— Так-то да, но…

— Вода! — Эва потянула его за рукав, рубя светом телефона промозглую ночь. — Говорю же, озеро. А слабо купаться?

— Э-эй! — предостерегающе замахал рукой Динар.

— Да круть! — сообщила радостно Эва, снимая курточку и скидывая с ног туфельки. Романтика, ептыть! Под лунным светом окунуться!

— Не видно ни черта, тут глина какая-то!

— Сам ты глина, это пляж!

Они принялись светить телефонами вниз, но рассеянный луч выхватывал бурые участки земли, ветки и траву.

— Ты как хочешь, а я пошла! — смело заявила Эва, задохнувшись от порыва зябкого ветра.

Она, пошатываясь, скинула ещё и платье, оставшись в белье, и стала плюхать ногами, забредая в воду. Динар разделся тоже — скинул брюки и рубашку — и, продолжая держать телефон в руке, пошёл вслед за окончательно распоясавшейся пассией.

Однако полноценного купания и даже окунания не получилось.

— Стой! — крикнул Динар, зашедший по колено. — У меня ноги засасывает!

— Да? — откуда-то из темноты откликнулась Эва. — То-то я думаю…

Раздались ещё звуки, как будто кто-то пытался вычерпывать из озера воду.

— Тут растения какие-то, водоросли, — продолжил Динар. — Да это ряска! Она мне всю руку облепила. Эва! Тут не озеро… А вон кочка! Тут болото!

— Умеешь ты испортить праздник, — недовольно пробурчала Эвелина, материализуясь перед кавалером из тьмы. Она брела обратным курсом, расставив для равновесия руки в стороны. — А так начиналось хорошо.

Какое-то время они на берегу, выбравшись, очищались от грязи и болотной тины.

Хмель потихоньку выходил из их общего разгорячённого сознания, и становилось всё холоднее и холоднее.

Когда двинулись дальше, Динар Эву обнял за плечи, чтобы хоть немного согреть.

Она молчала, прижимаясь к парню боком. Кожа на её руках покрылась пупырышками.





***





На следующий день он ушёл. Сказал, по делам. В принципе — понятно, зачем-то же он в столицу приехал. Но Эва почувствовала себя уязвлённой. Такой колкий штришок обиды — она-то его по своим «делам» таскала — и ничего. А он — по своим — сам. Мог бы хотя бы рассказать, не растаял бы.

И что удивительно — из рук Эвелины всё принялось валиться. Она раскокала горшок с цветком, потом забыла про важный звонок — и денежки уплыли! — дальше нахамила Ваське на ровном месте, та аж фыркнула и бросила трубку. Что происходит-то?!

Эвелина присела на диван, включила бездумно телек и попыталась разложить себя на составляющие. Чего она так вдруг распсиховалось, будто чего-то не хватает рядом? А может, кого-то не хватает?

Динар?

Да ладно, так же не бывает. Что она, мокрощелка с розовым единорогом на ранце? У неё таких Динаров…

«Не ври, — сказала она себе после паузы. — Не было у тебя такого, поэтому и ведёшь себя как истеричка в ПМС. А всё потому, что не привыкла, чтобы ты — за кем-то; всегда кто-то — за тобой. Не то, что не привыкла, а даже и представить не можешь — каково это. Когда не по игрушечному, а по-настоящему. Когда душу щемит.

«Размазня, — обругала Эвелина себя. — В сознание приди. Твой Динар вообще может больше не появится. Или придёт — возьмёт чумодан и адьё!»

Но он пришёл. И не за чемоданом, а к ней.

Появился в дверном проёме, лукаво выглядывая из-за огромного букета роз. Огромного, красивого, пахучего!

И он улыбался.

— Мне? — выдохнула она, инстинктивно замирая. — Зачем?

— Не зачем, а за что, — поправил Динар. — За то, что ты такая есть. Необыкновенная и идеальная. Самая красивая и самая чувственная в мире.

— Да ладно, — всё ещё машинально пробормотала она, принимая букет и ныряя в него лицом.

— Осторожно, шипы! — предупредил Динар, продолжая глупо улыбаться.

— Как и у меня, — сказала она, ощущая, что земля под ногами перестала шататься.





***





Оставшуюся часть дня они провалялись дома, смотрели любимый Эвин сериал, а потом они посменно играли на пианино любимые Эвины саундтреки.

Уже перед сном случился первый поцелуй. Вроде бы и несерьёзный, но с другой стороны — такой значимый. Такой мягкий и нежный.

И стало вдруг неловко. Им обоим.

— Я буду спасть здесь, — сказала Эвелина и показала на диван. Подразумевалось, что Динару достанется кровать в спальне — как всегда.

Эва была пока не готова пустить его на свою территорию окончательно. И он как-то сразу понял и принял это. Сказал:

— Без проблем… Давай завтра куда-нибудь сходим?

— Куда? А у тебя разве нет «дел»?

— Уже нет. Хочу провести день с тобой.

Она не стала уточнять, почему «уже».





***





Ночью Эвелина слезла с диванчика и прошлёпала в темноте к окну. Улица за стеклом неряшливо мерцала под тусклым светом пыльных фонарей. По безлюдной мостовой проезжали одинокие авто, причудливо выхватывая светом фар куски пространства.

Эва открыла форточку, поднесла к губам сигарету, закурила.

Букет стоял на подоконнике, еле вмещаясь в отведённый для него угол. Розы пахли негой и свежестью.

Конечно, ей дарили цветы и раньше. Даже не десятки, скорее, сотни букетов. Да тот же Мирон, попроси она его, скупил бы целую лавку, наверное. Но цветы цветам — рознь. Иногда в подарке ценно не материальное содержание, а повод, порыв. У букета на подоконнике такого ярко выраженного повода не имелось. Не день рождения же у неё, в самом деле!

Розы, казалось Эве, перешёптываются, шевеля лепестками в темноте. На своём, цветочном языке. Сплетничают. Хихикают. Рассказывают небылицы. Не дают ей заснуть.

Заставляют думать о будущем. И снова и снова проигрывать в воображении то самое состояние, когда рядом человек, которого ты не хочешь отпускать. Когда тебе с ним лучше, чем без него. Когда без него — плохо.

Что со мной? — Эвелина была действительно напугана. Она не хотела выходить из своей циничной зоны комфорта. Но, с другой стороны, как же она хотела стать другой, переродиться, послать всё подальше и сосредоточиться только на своих чувствах. А вот для этого повод как раз находился, и стоял сейчас в вазе рядом — эти самые капризные и взбалмошные цветки с пьянящим ароматом недолгого совершенства.

Эва ойкнула сквозь зубы: она так надолго задумалась, что тлеющая сигарета обожгла ей пальцы.





***





«Бросила меня?» — написал ей Лев на следующее утро. — «Влюбилась в кого-то?»

«Это исключено» — ответила она. — «Ты забыл, что я мизантропка?»

«А, понятно. Целовались в поле робко / Мизантроп и мизантропка…»

«Сам придумал?»

«Да, только что»

«А дальше?»

«Дальше — нет».

«Что «нет»?»

«Дальше не придумал…»

Вот и «поговорили», подумала Эва, откладывая айфон.





***





Но стоило признаться себе — Лев от неё отдалился. Фигура южно-прибрежного поклонника маячила теперь где-то неподалёку от линии горизонта, размываясь чертами в зыбком мареве. Нет, фигура не пропала окончательно и, вооружившись подзорной трубой, её можно было бы разглядеть во всех деталях. Но… Зачем?

Большую часть мыслей Эвы теперь занимал другой. Хотя называть его «другим» нельзя. Он не «другой», он — какой? Эвелина не могла подобрать определения, все они представлялись недостаточно точными и глупыми, как из девчачьего дневника.

Необыкновенны? Единственный? Необходимый? Всё не то!

Эва пока не решалась назвать Динара самым простым и понятным словом. Потому что их общий статус всё ещё размыт. Да, они вместе, но как вместе? Пока больше по необходимости, чем по желанию. Хотя желание, конечно есть, мало того — его хоть ложкой черпай! Такое желание, что пальцы на ногах сводит!

«Это у тебя! — охолонула себя Эва. — ещё неизвестно, что чувствует Динар, в голову ему на залезешь… А как же букет? А как же рука в руке? А как же поцелуй?»

Эвелина злилась на себя за нахлынувшую неуверенность. Она никогда ещё не была такой… ранимой, что ли? И никогда она не ощущала рядом родственную душу. Именно душу, тут даже не в мужской притягательности дело. Хотя и страсть бушевала как надо, но есть же вещи глубже. Вдумчивее. Пронзительнее.

Ничего такого особенного он не делал. Просто находился рядом и этого оказалось достаточно.

— Сегодня моя очередь тебя угощать, — сказал он ближе к вечеру. — Я зарезервировал столик в «Изумруде»!

«Ого, — подумала Эва. — Откуда у него деньги? Хотя, он же с вахты, получил расчёт… Правда, с таким гусарством он быстро на меня всё спустит…»

— Не стоило…

— Ещё как стоило! Водка пить, земля валяться. Гуляем по полной!

— Есть повод?

— А он нужен?

— Нам — нет!

— Вот видишь. Мы угадываем слово с двух букв!

«А напьюсь сегодня! — с неожиданном восторгом подумалось Эве. — Напьюсь до синих белок, чтобы расслабиться! Гори оно всё!..»

Она нежно обвила руки вокруг шеи Динара, привстала на цыпочки и поцеловала его в щёку.





***





И ведь такое случалось уже миллион раз — и под копирку. Мучительные попытки понравиться Эве, метание бисера, дурацкие подарки, покупка мест в самых дорогих ресторанах, бронирование президентских люксов.

Всё, как всегда, но в этот раз — совершенно по-другому.

Разве можно за такой короткий срок стать настолько зависимой от человека, вернее зависимой от его отсутствия рядом.

Ох уж мне эти женские рефлексии, ворчала старуха Шапокляк в голове Эвы. Да только что толку — розовому единорогу нет никакого дела до склочных бабок.

Эвелина купалась в собственной беззащитности, дышала гибельным восторгом, гладила Динара по руке. И в этом заключалось ни с чем не сравнимое удовольствие.

Вечер завершился предсказуемо.

Эва не стала говорить, что будет ночевать на диване.

И случился новый приступ бесполезного, но эйфорического безумства. Разогретые алкоголем и желанием двое стали на время одним целым и доверились друг другу без остатка.





***





Гром грянул утром. Когда было так хорошо от неги, и Эва счастливо потягивалась в кровати. А Динар ушёл в душ. Перед этим небрежно кинув свой смартфон на тумбу у кровати. Эва, вытягивая руку, нечаянно смахнула аппарат — тот упал на ковёр.

Перегнулась вниз, подобрала, экран засветился ярким прямоугольником, телефон не успел отключиться и запаролиться.

Она вовсе не хотела смотреть — так получилось нечаянно. Но — посмотрела. Прочитала.

И вслух сказала «нет». Три раза подряд.

Он зашёл в комнату минут через пять: подтянутый, блестящий и энергичный.

А она уже переменилась, скорчилась под одеялом, подтянула ноги к животу. И смотрела в стену.

— Эй, просыпайся уже, малыш, — сказал он, присаживаясь рядом и похлопывая ладонью по одеялу.

— Ты скоро уедешь? — глухо спросила она.

— Мне в любом случае придётся на время уехать, — ответил он. — Давай поговорим об этом позже.

— Давай, — еле слышно выдохнула она.





***





Самолет отбывал в 17.30. Сборы оказались недолгими, да и какие там сборы: Динар приехал налегке.

Эва не находила себе места — её хрупкое естество раскалывало на неровные, острые кусочки. Зачем она залезла в его телефон? Ох уж это губительное женское любопытство! Но, с другой стороны, неосмотрительный порыв предотвращал окончательное падение в пропасть без дна, сотканную из удобных иллюзий. И завершал безумные единорожьи пляски. У Динара была другая. Эва не сомневалась ни на йоту. Так общаются только с другой. А, если быть уж совсем честной перед собой — то это она, Эвелина — другая для Динара. От той, своей, он и уезжал в столицу. Чтобы к ней, своей же, и вернуться. Судя по всему, поездка оказалась на пользу им обоим. Уж Динару-то точно.

Понятно, подумала Эвелина. То, что много раз делала я с другими, на этот раз, провернули со мной. Неприятно.

Но я не согласна с такой постановкой вопроса, сказала себе Эва, так не пойдёт. Я тоже — не ангел. Но мне — можно, а ему — нет. Я не та смазливая дурёха, которую помани пальчиком, и она попрётся следом. Я — человек, я — личность. Со мной так нельзя.

А как же все эти дни вместе? Они ведь были искренние. И тут Эва осознала одну очень простую и очевидную вещь — Динара отпускать нельзя.

Нет, это была не ревность — холодный расчёт. Наркотическая зависимость от единственной инъекции любви. И уже — ломка.

И злость. Такая сильная, что её было невозможно сдержать внутри.





***





— Не торопись, — сказала она ему. — Я поеду с тобой.

— Не стоит, — виновато улыбнулся он. — Ты умрёшь со скуки, ведь я буду занят. Я напишу. Позвоню.

— Ты можешь пообещать мне, что…

— Эва, успокойся… — он притянул её к себе, поцеловал; она встала на цыпочки.

— Пообещай мне… — повторила она и осеклась, наткнувшись на взгляд красивых, но холодных зрачков.

Он промолчал, и она окончательно разуверилась в счастье. Поняла, что это молчание красноречивее тысячи слов. Молчание — и есть ответ. Он — не вернётся. Никогда.



В лучах дождя размытый силуэт

Оставил мне в душе печали след.

Не сразу, после пары сигарет,

Он, не ответив,

дал ответ.



В сиянии бессмысленных утех

Мы прозевали ветренный рассвет.



«Но со мной так нельзя! — подумалось ей. — С любой, но не со мной. И это не разрыв, не отчаяние — это приговор. Он виновен, нет никаких сомнений. Что там лепечет адвокат? Что все мужчины одинаковы и не могут контролировать свою похоть? Ну-ну! В данном случае это не смягчающее, а отягчающее обстоятельство. А значит, наказание неизбежно! Я не потерплю, чтобы мною затыкали любовные дыры! Мою гордость недопустимо топтать ногами!»

Динар ушёл в ванную, чтобы навести на себя финальный марафет перед выходом.

Эва без сил опустилась на диван, беспомощно закрыла лицо ладонями. Бесслёзно всхлипнула всем телом. Потом отняла руки: теперь её взгляд принял отстранённое выражение. Она, покачнувшись, встала на ноги и пошла к Динару.





***





Эвелина бесшумно подкралась к нему сзади — он действительно придирчиво рассматривал себя в зеркале — встала на цыпочки, вытянулась вверх: какой же он всё же высокий! Обняла за шею, тепло прижалась сзади.

Он улыбнулся.

А потом её рука нащупала на полочке опасную бритву, лезвие коротко и безумно блеснуло в электрическом свете.

Пальцы Эвы уверенно сжали рукоять.


Глава 10 САТУРНИЯ ЛУНА


Шасси самолёта коснулось взлётно-посадочной полосы — Эву чуть качнуло в кресле. Коснулось, словно отсекло этим штрихом всё лишнее от скульптуры нового мироздания Эвелины.

За время полёта она передумала о многом и… ни о чём. Она сильно подивилась сама себе. Скребя по своей душе, она не насобирала там осколков раскаяния, жалости или разочарования. Её внутренний обвинитель стоял за кафедрой, сомкнув губы. Пусть и с трагическим выражением на лице, но он молчал. То, что произошло, больше не вызывало у Эвы ритуального трепета, случившийся факт стал лишь подтверждением внутренней логики её повествования, итогом вьющейся цепи, финалом драматического фильма.

Из здания маленького, провинциального аэровокзала Эвелина отправила сообщение Мирону.

«Кот, — написала она (так пошло-позорно Эва называла Резака в самые патетические моменты). — Только не ругайся, но я встряла в историю. Один проходимец проследил за мной и напал, когда я переодевалась в нашей квартире. В ванной. Я схватила, что попалось под руку: попалась бритва, и чиркнула. Кот, я кажется его того. Но никто не знает, кто он и откуда, телефон и документы у меня, он какой-то приезжий. Ментов, понятно, не вызывала. Ты же разберёшься с этим, Кот? Меня пока не ищи, пережду, пока всё уляжется».

Эва живо представила, как меняется выражение лица Мирона по прочтении этих строчек и едва не рассмеялась в голос. Жестоко с её стороны? Бессердечно?

А у неё, у Эвы, может, вообще нет сердца. Орган, отвечающий за сочувствие, атрофировался, скукожился, съёжился, стал похож на неказистый складчатый мешочек, из которого выкачали воздух.

Две галочки в сообщении окрасились синим, Эвелина досчитала в уме до десяти — вполне себе хватит, чтобы прочитать сообщение один раз — а больше и не требуется! И нажала на «удалить у всех».

Следующим действием она и вовсе отключила свой айфон.

А потом мысленно похлопала вскользь одной ладонью о другую, как после выполнения тяжёлой и грязной работы.

Площадь перед аэровокзалом встретила беглянку солоноватым бризом. Эвелина вдохнула полной грудью, ощутив бодрящую свежесть, прижмурилась, глянув на красное раскалённое солнце и, поправив на плече сумочку, направилась к автостоянке.





***





Лев утверждал, что его знает в городе каждая собака, но, за неимением оных, Эвелина приблизилась к ближайшему запылённому авто, на дверце которого красовалась кустарно намалёванное двуязычное «ТАХИ». Уж таксисты-то в таких городках точно знают всё и про всех.

— Вэй, красавицо! — едва не выпрыгнул из-за руля небритый субъект. — Куда хочэшь едем! Бесплатно отвэзу, по минимальному тарифу!





***





Минут через двадцать Эва поднималась по деревянным ступенькам стилизованного под ретро-гостиницу отеля. Над двухэтажным фронтоном вспыхивали гасли неоновые стилизованные буквы. «Магнолия» — гласила вывеска.

Внутри, в холле, оказалось очень уютно и симпатично, никаких тебе старых кресел и допотопной стойки — мягкие диваны с обязательными фикусами в горшках и вполне себе современный ресепшн с молодым человеком в белой рубашке и бабочке.

Эвелина двинулась прямо к нему, ловя на себя потоки прохлады из приятно жужжащего кондиционера.

— Здравствуйте, добро пожаловать, — вежливо поприветствовал её дежурный. — У вас забронировано?

— Нет, — призналась Эвелина. — Я по личному делу. Ко Льву.

Наверно, стоило назвать хозяина отеля по имени-отчеству, но Эва отчества не знала.

Паренёк глянул на вновь прибывшую оценивающе.

— Вы уверены? — поинтересовался он с той же дежурной улыбкой на губах.

— Абсолютно. Передайте ему, что его спрашивает некая Эвелина.

— Минутку… — молодой человек взял было трубку стационарного ретро-телефона, но передумал и положил обратно. — Подождите, пожалуйста там, — он указал в сторону гостевых диванов.

Эва солидно кивнула и проследовала к ближайшему фикусу.

Дежурный же выскользнул с ресепшна и почти бегом поднялся по небольшой мраморной лестнице, скрывшись в недрах отеля.

Эва села на мягкий диван и закинула ногу на ногу. А потом, от нечего делать, стала этой верхней ногой покачивать.

Дежурный вернулся в сопровождении импозантного мужчины среднего возраста в безупречном деловом костюме.

Перед тем как сотрудники «расстались» на лестнице паренёк в белой рубашке кивнул в сторону Эвы, хотя всё выглядело очевидно — в холле других посетителей не было.

«Костюм» уверенным шагом приблизился к дивану, на котором сидела девушка, и чуть склонил голову набок.

— Даинн, — представился он. — Старший администратор.

— Эвелина. Спонтанная гостья.

— Хах, — понимающе хмыкнул Даинн. — Значит, вот вы какая на вид.





***





Эва перегнулась через ажурное ограждение и глянула на воду. Нос катера легко взрезал морскую поверхность, веер брызг вздымался горбатым пенным буруном вдоль борта, расслаиваясь мириадами преломляющихся в солнечных лучах капель. Зрелище завораживало.

Утробно гудели движки, заставляя корпус солидно вибрировать.

Эва перевела взгляд вдаль, вдоль зелёного — почему-то — штиля и увидела одинокую чайку, которая, как орёл, парила в восходящем потоке, расставив крылья.

Катер впечатлял дизайном и мощью. Эвелина, конечно, повидала всякого, но это судно, безусловно, относилось к категории элитных. Удивительно, но за штурвалом находился сам Даинн.

Они мило побеседовали в холле отеля. Судя по всему, Лев заранее предупредил старший персонал, что такая взбалмошная гостья может неожиданно объявиться. Самого хозяина в отеле не было. Даинн после обязательных ухаживаний — не хотите ли позавтракать или отдохнуть с дороги — нет, не хочу — вызвался сопровождать Эву… куда? Она пока сама толком не понимала. Администратор предупредил, что, если она хочет увидеть Льва уже сегодня, им предстоит дальняя морская прогулка.

«Ха, — сказала сама себе Эвелина, — после того, что произошло, пугать меня дальней прогулкой?»

Даинн «сдал смену» своему коллеге и отвёз её на своей машине на «лодочную станцию», которая по своим размерам скорее напоминала маленький порт. У Эвы зарябило в глазах от пришвартованных к пирсам посудин, чего там только не было: белоснежные яхты с острыми пиками грот-мачт, разноцветные катерки, всевозможные лодки, даже пара прогулочных теплоходов. Даинн провёл её по дощатому пирсу к одному из самых роскошных судов — сверкающему на солнце «Мистеру Х», название катера отчётливо читалось на «скуле» левого борта.

Взойдя на катер, Даинн произвёл для пассажирки маленькую экскурсию, провёл по помещениям корабля, включая интим-каюту — спальню с большой кроватью, заправленной розовым покрывалом с кисточками. Потом, извинившись, отлучился на пару минут и предстал перед Эвой уже в другом виде — более капитанском; скучный костюм Даинн сменил на походный наряд: стильные штаны спортивного покроя и лёгкую штормовку, накинутую на футболку с надписью «А ты кто такой?».

Предложив Эве располагаться по своему разумению, Даинн поднялся на мостик и завёл двигатели. Два огромных «мерка» чёрными горбами нависшие с кормы взбеленили воду винтами.

Капитан дал малый газ, осторожно отплыл от стоянки, медленно, чтобы не поднимать волну, пересёк акваторию «станции», и выведя «Мистера Х» на морскую свободу, дал форсаж.

Сейчас они летели по бескрайней глади моря, соревнуясь с птицами. Безумный ветер гонки радостно хлестал Эву по лицу, но она нисколько не обижалась. Напротив, раз за разом подставляла ему свою красивую щёчку.

Роскошный катер уносил её в новую, неизведанную, возможно, волшебную, но и опасную страну — и от этого её душу заполнял тот самый гибельный восторг.

Минут через тридцать Даинн позвал её сверху на мостик.

Эва поднялась по лесенке, придерживаясь за перила.

— Надеюсь, вы успели насладиться видами? — поинтересовался капитан.

Он зафиксировал штурвал, установив круиз-контроль, и подошёл к Эве поближе.

— Разве этим, — она повела рукой, — можно насладиться до конца?

— Некоторым удаётся, — усмехнулся Даинн. — Прошу прощения, но мне придётся произвести с вами некоторую экзекуцию. Этого требуют правила безопасности. Ничего такого страшного, не пугайтесь, пожалуйста. Но, возможно, это покажется вам необычным.

— Необычным?

— Да. Вы, надеюсь уже поняли, что здесь у нас особенные порядки. Лев и члены его семьи — неординарные личности. Они так много сделали для развития прибрежного городка, да и не только его, что могут позволить себе некоторые причуды. Как и у любого успешного бизнесмена, у Льва Александровича есть враги. Поэтому нам приходиться соблюдать меры предосторожности.

— И в чём они заключаются? — слегка настороженно поинтересовалась Эва.

— Я сейчас завяжу вам глаза чёрной непрозрачной повязкой. Надеюсь на ваше благоразумие, что вы не станете её срывать в самый неподходящий момент. И сниму я её вам уже по прибытии на остров. Поверьте, так будет лучше для всех, — и Даинн вопросительно глянул на пассажирку.

— Если вы опасаетесь, что я запомню дорогу «по звёздам», — усмехнулась Эвелина, — то абсолютно зря. У меня и на суше-то топографический кретинизм, а уж на море я немедленно заблужусь в трёх волнах.

— Охотно верю, — улыбнулся в ответ капитан-администратор. — Но правила есть правила.

Эва пожала плечами.

Да, странно, но… даже немного интригует.

«А Лев-то каков! — подумалось ей. — Не так прост, как это иногда кажется».

Эвелина села на откидной стульчик, своим видом демонстрируя покорность судьбе.

Даинн извлёк из бардачка тёмную плотную повязку и деликатно, но крепко обернул её вокруг головы девушки, затянув узлами на затылке.

На какое-то мгновение Эвелина пережила пароксизм паники: ударившая её искусственная темнота обездвижила сознание. Как будто чёрная бездна Космоса засосала Эву в самое нутро.

«Ну-ну, — сказала себе Эва, — что ты? Это всего лишь тряпка. Катер никуда не делся. Руки, ноги, всё со мной…»

И отпустило. Хоть и не совсем, но достаточно, чтобы продолжить здраво рассуждать.

Сейчас, с завязанными глазами, у Эвелины обострились другие органы чувств — она продолжала слышать размеренный — а значит, безопасный! — гул двигателей; осязать кожей лёгкие порывы ветра, здесь в полузакрытой кабине, они лишь ласково прикасались к щекам; ощущать подушками пальцев на ногах через подошву твердь капитанского мостика.

Ничего не изменилось. Всё продолжало оставаться реальным, настоящим, незыблемым.

И всё же… Эта темнота…

Повязка представлялась Эве некой чертой, границей, отделяющей её от прежней неоднозначной, но хотя бы привычной жизни. Эвелина словно зашла в чёрный тоннель, на другом выходе которого поджидает её… кто? Ей представился Лев и почему-то в образе Демиурга. За ним — свита из кикимор. И все они плотоядно усмехаются, кривляются, гримасничают. Эвелина даже тихонько помотала головой, отгоняя морок.

«А как же Динар? — спросила она себя. — То, что было, то, что не стереть… Но он виноват сам. Вины Эвы в случившемся нет. Он сознательно выбрал свою дорогу, которая привела его туда, куда привела».

И в этот момент Эвелина почувствовала до одури необыкновенный спазм. В её сознании вдруг, как на ускоренной ленте кинопроектора, промелькнули кадры, случившегося в ванной квартиры Мирона. Этот проблеск занял пару секунд, не больше. Но у Эвы свело живот, а по телу пробежала волна нестерпимого жара. Она инстинктивно зажмурила глаза — хоть и была в повязке — и сжала руками края сиденья стульчика. Она слишком хорошо знала этот — предоргазменный — позыв. Кровавые капли рассыпающейся дугой брызнули на стекло зеркала. Эва поджала ещё и пальцы ног, внутренне сгруппировавшись.

«Я хочу испытать это снова — подумалось ей. — О, боже, что со мной происходит?!»

Эвелина, сделав сверхъестественное усилие над собой, внезапно расслабила мышцы — только так она смогла «остановиться» и не довести своё состояние до намечающегося экстаза.

Она принялась глубоко и порывисто дышать, пытаясь успокоиться, а бездонная чернота повязки продолжала укрывать её взбаламученное сознание тяжким саваном.





***





Прошло минут двадцать, когда шум моторов стал затихать.

— Осталось немного, потерпите, — сказал Даинн ободряюще.

Эва, не снимая повязки, кивнула.

Катер существенно замедлил ход, а потом слегка стукнулся бортом, видимо, пришвартовался.

Капитан куда-то ушёл, но, когда Эвелина от нетерпения уже собралась подсмотреть из-под нижнего края повязки, вернулся: подошвы его башмаков отчётливо простучали по лесенке на мостик.

Снова взревели двигатели и Эву вжало в спинку сиденья.

— Всё, — сообщил Даинн от штурвала. — Можете смотреть.

Эва стянула повязку вниз и прижмурилась от брызнувшего в глаза света.

А когда зрачки чуть привыкли — рассмотрела небольшую живописную бухту, внутреннюю часть которой они сейчас прочерчивали своей траекторией. Зеленоватая вода нехотя расступалась под напором острого носа судна, оранжевая линия берега плавно очерчивала границы.

Эва обернулась: в затон они попали через узкий проход смыкающей внутреннее кольцо суши — там виднелось что-то вроде КПП: на сваях, торчащих из воды, стояла будка с высоченной антенной на крыше. Получается, именно туда они швартовались минутами ранее, чтоб проникнуть внутрь бухты.

Теперь же их курс лежал к длинному пирсу, взрезающему водную гладь белым клыком.

Эва глянула на капитана. Даинн по-киношному стоял за штурвалом, сурово глядя куда-то поверх лобового стекла. Почувствовав взгляд пассажирки, он повернул голову в её сторону и поощрительно улыбнулся.

И только тогда Эва заметила, что на самом краю пирса стоит человек и смотрит на приближающийся катер.





***





Лев Александрович вживую выглядел ещё моложе, чем «на картинках». Волнистые русые волосы он стянул в пучок-хвост, а одет был по-простецки: линялые джинсы, светлая рубашка с закатанными рукавами, на ногах — легкомысленные шлёпанцы.

Лев помог Эве сойти по сходням на пирс. Рука у него оказалась сильная — это чувствовалось. А лицо — располагало к себе. Спокойный взгляд голубых глаз, во взгляде — надёжная уверенность. На женщин такое производит впечатление.

— Молодец, что приехала, — сказал Лев, сдержанно улыбнувшись уголками губ. — Извини за повязку.

— Да без проблем, я же понимаю, что правила — для всех.

Эва поняла вдруг, что собеседник на полголовы её выше.

— Этот остров, — сказал Лев, — он мне как родной. И местный городок тоже. Мы с семьёй можно сказать возводили его с нуля. Наше детище. В туристических целях его могут посещать только VIP-туристы. И то, после одобрения каждой кандидатуры, — он махнул Даинну, который, отшвартовав катер, нерешительно топтался на мостике; капитан-администратор немедленно дал по газам. — Поэтому из «випов» приглашение получают только «супервипы». Но и на них распространяются непреложные правила.

— Лев Александрович снова завяжет мне глаза? — кокетливо поинтересовалась Эва.

Сейчас они шли под ручку в начало пирса.

— Никаких отчеств. Для тебя я — Лев. И только так.

— Договорились.

— Нет, глаза завязывать я тебе не буду. В этом нет никакой необходимости. К тому же — ты пропустишь необыкновенные виды. Дорога от пристани до городка очень живописная. Такого ты ещё не видела.

— Ух ты… — непроизвольно вырвалось у Эвы. Она ощущала сейчас какое-то воодушевление, предвкушение праздника, которое часто намного приятнее, чем сам праздник. — Обещанный сюрприз?

— Всего лишь особенности окружающей местности. Но сюрприз тоже будет. И не один.





***





Насчёт вида Лев не обманул. За небольшой песчаной косой был припаркован кабриолет; Эвелина стряхнула песок с туфель и с удовольствием уселась на пассажирском сиденье.

Лев вывел машину на гладкую асфальтовую дорогу без разметки. Они стали подниматься по пологому косогору, а когда достигли верхней точки, Эве предстала удивительная панорама.

Внизу лежала долина, напоминающая разноцветно-пёстрый оазис. Стиснутый со всех сторон тропическими лесами небольшой городок читался, словно на подробной карте. Да только дома, больше напоминающие бунгало, казались игрушечными, их разноцветные крыши добавляли ту самую пестроту. В центре поселения сгрудились небольшие административные здания. К посёлку вела петляющая, а иногда закручивающаяся серпантином среди скалистых холмов, дорога. Ближе к горизонту угадывалась внушительная горная гряда, Эва даже рассмотрела сливающуюся с небом снежную шапку на одном из пиков, впрочем, возможно, это была лишь световая иллюзия — игра воображения.

Эва восторженно задохнулась порывом южного ветра.

— Это вулканический остров, возникший над поверхностью моря не так уж и давно, каких-то пятнадцать тысяч лет назад, — сообщил Лев, наблюдая за реакцией спутницы; он замедлил ход кабриолета, чтобы та смогла всё хорошенько рассмотреть. — Мой прадед приобрёл права на землю, оформив остров в собственность. За что ему честь и хвала. Так что всё легально. Правда, тут никто не жил до самого последнего времени. Пока мы с отцом не взялись за благоустройство. Теперь на острове даже есть пятизвёздочная гостиница, которой управляет моя мама.

— А та гостиница на берегу, куда я приехала?

— А это уже мой бизнес. Сеть отелей по побережью. Но душа моя не с ними. Душа моя здесь, — Лев отнял одну руку от руля и сделал широкий жест.

— А для кого тут гостиница, если туристов раз-два и обчёлся? — спросила Эва.

— Но ведь они есть, — рассмеялся Лев. — Зато каждого мы окружаем особенным вниманием и заботой.

— Отрадно слышать… — Эвелина быстро глянула на невозмутимое лицо Льва. Тот снова увеличил скорость и теперь они спускались в долину. — Только я никак не могу взять в толк — на кой дьявол я тебе сдалась? Обычная, пусть и симпатичная столичная девчонка. Тут у вас на побережье таких тысячи — только свисни. К тому же я ещё и капризная.

— Наверное, ты особенная, — серьёзно ответил Лев. — Я же не ищу стандартных развлечений. Мне требуется нечто большее. А у тебя есть потенциал.

— Ты рассмотрел его на экранчике своего айфона?

— Дело не в айфоне. Знаешь, здесь живёт такая бабочка — Сатурния Луна. Так вот, самец этой бабочки улавливает запах своей потенциальной подружки на расстоянии одиннадцати километров! Представляешь? Он на одном конце острова — а она — на другом. Для маленькой бабочки — одиннадцать километров — огромный отрезок пути. Так вот, я, разговаривая с тобой, тоже уловил этот «запах», в кавычках, конечно, но почувствовал притяжение, пусть и с другого конца страны. Поэтому и предложил тебе всё и сразу.

— Мне кажется это какая-то рулетка, — призналась Эва. — Не зная толком человека… Может у меня под причёской маленькие рожки?

— Самец Сатурнии Луны тоже не знает «человека». Но, тем не менее, летит к ней навстречу.

— Ага. А я, как дура, прилетела сама, — засмеялась Эвелина.

— Людям сложней, чем бабочкам. Некоторых людей держит на месте бизнес. Хотя на самом деле я не отельер, а шеф-повар. Во всех моих заведениях авторское меню. Я и сам частенько ошиваюсь на кухне, прикидываясь рядовым поваром. Люблю угощать клиентов чем-нибудь этаким.

— Меня, я полагаю, тоже не избегнет сия участь? — предположила Эва.

— Разумеется, — кивнул Лев. — Для вас, моя дорогая гостья, я приготовлю нечто исключительно эксклюзивное и изысканное. Что уж точно утолит ваш проснувшийся голод.


Глава 11 МЕСТО СИЛЫ


Городок, приютившийся в долине, вблизи только усилил легкомысленное впечатление. Казалось, по его кварталам гуляет расслабленная беспечность, присущая южным местам отдыха. Ласковое солнце, приятный морской бриз, прозрачный воздух, наполненный томной негой — хочется завалиться в шезлонг на пляже и просто наблюдать за природой, отринув от себя земные заботы.

Именно такое состояние охватило Эвелину, когда они проезжали по коротким улочкам. Городок выглядел практически пустым, за весь маршрут следования до «центра» Эва разглядела всего несколько человек, да и те, казалось, шли без всякой определённой цели, словно бы гуляли. Ей немедленно мысленно явилась пред глаза суетливая столица, где люди так спешат, что порой сбивают с ног себе подобных на эскалаторах.

Кабриолет проследовал мимо пары двухэтажных задний и свернул в обнесённый невысоким забором комплекс. Над открытыми воротами, куда въехала машина, виднелась надпись «Турбаза», буквы были сделаны из кованого железа.

— Турбаза? — удивилась Эвелина.

— Ах, это, — улыбнулся Лев, подгоняя кабриолет к одному из домиков комплекса. — Дань традициям, — пояснил он. — Когда-то мы начинали именно с турбазы, поэтому решили оставить название, как напоминание об истоках. А отель — вон там, — остановив машину, Лев указал куда-то за дом.

— Понятно.

— Что ж. Тогда давай по-быстрому завершим формальности с оформлением, и я покажу твой номер. Статуса президентского люкса у нас нет, но, можешь не сомневаться, по сути, это оно и есть.

— К чему такая честь? — кокетливо поинтересовалась Эва, выходя из машины. — Я ж не призидентша…

— Ты моя личная гостья, — заверил её Лев. — А я тут всё же имею какой-никакой вес.





***





При коротком «оформлении» всё шло гладко и рутинно, пока не случился один неловкий эпизод.

Клерк, сидящий за толом, попросил у Эвы сдать айфон.

— Как? — удивилась она. — В президентском люксе, но без телефона?

— Мобильный, как средство связи, на острове бесполезен, — пояснил Лев, который со скучающим выражением лица ожидал окончания процедуры у двери. — Здесь пока нет вышек. Это, кстати, одна из особенностей философии нашего отдыха. Мобильный, как правило, не даёт гостям расслабиться и насладиться моментом.

— А как же вы связываетесь с материком? — удивилась Эвелина. — Вдруг… ну… какая-то экстренная ситуация?

— Я же не сказал, что на турбазе нет связи вовсе, — улыбнулся Лев, — есть спутниковый телефон, есть катера с коротковолновыми судовыми рациями.

— Ну хорошо, но зачем забирать айфон?

— Мы предлагаем сдавать на хранение все более-менее ценные вещи, таковы правила. Туристы на отдыхе становятся рассеянными и часто теряют неработающие телефоны. Так что, в первую очередь, централизованное хранение — в ваших же интересах.

— Ты не говорил раньше, что тут нет мобильной сети, — строптиво заметила Эва, но айфон всё же передала оформляющему. При этом она убедилась, что сеть действительно не ловит — соответствующий значок на экранчике оставался уныло серым.

— Так я про остров и не говорил, — засмеялся Лев. — Как бы я тогда смог сделать тебе сюрприз? А что? — его лицо вдруг посерьёзнело. — У тебя появились поводы мне не доверять?

— Да нет, — Эва пожала плечами. — Просто необычно как-то. Непривычно.

— В этом и фокус. Обычность — есть рутина. А новые впечатления — новая энергия.





***





Эва собиралась немножко передохнуть с дороги, номер в отеле ей действительно выделили роскошный — на огромной кровати легко можно было бы разместить целую свинг-оргию, — но Лев настоял на «лёгком перекусе», как он выразился.

Поэтому Эвелине ничего не оставалось как подчиниться. Она по-быстрому привела себя в порядок у зеркала — тоже огромного — и спустилась на ресепшн, скорее стойку с дежурным администратором. Других постояльцев в двухэтажной гостинице Эва пока не встретила.

Лев уже её поджидал, причём в том же самом «походном» виде. «Хорошо ещё, что я не вырядилась в вечернее платье», — мелькнуло у неё; багажа, чтобы не таскаться, она «в путешествие» взяла с собой по минимуму, но пара платьев в чемоданчике, конечно же, присутствовала.

Лев провёл её в зал ресторана, находившийся тут же, в здании. Небольшой, но вполне себе уютный, исполненный в экзотических тонах: на стенах «венки» из сплетённых лиан с яркими цветками, тропические декоративные деревца, яркая, но не вычурная, а, напротив, убаюкивающая расцветка.

— Это всё пока прелюдия, — Лев в очередной раз продемонстрировал в улыбке ряд белых, безупречных зубов. Он как раз отставил стул, чтобы Эва смогла устроиться за столиком. — Главный ресторан у нас расположен отдельно и мы, непременно, ближе к вечеру его посетим. Пока же — выражаясь вульгарно, всего лишь «заморим червячка». Ты ведь наверняка, голодна.

— Ну не то, чтобы…

— Тс-с-с, — Лев приложил палец к губам. — Меню я тебе для выбора не предлагаю, позволь распорядиться по собственному усмотрению.

Эвелина пожала плечами.

— Шеф-повар приготовит блюдо по моему рецепту. Сразу оговорюсь, пусть это и экзотика, но экзотика стандартная, если можно так выразиться. Всё самое интересное, необычное и потрясающее воображение, а также то, что приведёт твои вкусовые рецепторы в неизведанный ранее восторг, заготовлено у меня на потом. Торопиться нам некуда. А после того, как… Надеюсь, ты уже и не захочешь никуда уезжать.

— Даже так?

— Мне стоило таких сил добиться твоего приезда, неужели ты думаешь, что я готов тебя так скоро отпустить?

— А если я, всё же, захочу уехать? — Спросила Ева, ощущая в груди какое-то непонятное волнение.

— Без вопросов, — Лев даже поднял руки, как бы капитулируя. — Желание такой гостьи — закон… А вот, кстати и наш обед!

К столику подошёл официант с подносом и стал выставлять блюда.

— Черепаховый суп, — принялся комментировать Лев, — тушёный махас с овощами, салат из акульего мяса, разумеется, коричневой акулы… пока скромненько, но, что называется, со вкусом.

— Хм, — Эва с подозрением разглядывала необычные блюда.

— Всё сбалансировано., — пояснил Лев. — Я не собираюсь сразу же пичкать тебя чем-то кардинальным, любому организму требуется привыкнуть к местной кухне. Так что пока скромненько. Приятного аппетита!





***





На удивление, незнакомые блюда Эве понравились. Пожалуй, лишь мясо махаса слишком уж напомнило на вкус кролика, которого она не очень-то любила. Зато акулий салат превзошёл все ожидания.

— Знаешь, каков секрет готовки действительно выдающихся в гастрономическом плане блюд? — спросил Лев, когда они покончили с трапезой. — Настоящих шедевров кулинарного искусства?

Эва ответила лишь вопросительным взглядом.

— Всё дело в том, чем ты перед этим кормишь мясо.

— Что-то? — не поняла Эвелина. — В смысле?

— В самом прямом. Чтобы мясное блюдо, оказавшееся на твоём столе, стало шедевром, начинать следует вовсе не с обработки тушки, и уже тем более не со всяких там вымачиваний и маринадов. Начинать надо с самых азов…

Эва коротко глянула на собеседника и снова волна непонятной тревоги на миг захлестнула сознание. Выражение лица Льва в этот момент стало каким-то отстранённым, словно превратилось в восковую маску. Это выглядело как-то неестественно.

— С самых азов? — переспросила Эва, выдыхая. Переспросила, чтобы что-то сказать, прерывая неловкую паузу.

— Именно. Чтобы соответствовать самым высшим стандартам, для начала надо предложить изысканное меню тем, кто станет в этом меню участвовать.

— Ты говоришь как-то… странновато, — призналась Эвелина, внутренне замирая.

— Ничего странного. Многих животных я выращиваю сам. В специальных питомниках на ферме. И кормлю особым образом. Моё личное ноу-хау. Вот почему блюда, сделанные из них, имеют такой невероятный и эксклюзивный вкус.

— Ах, вот ты о чём… — несколько растеряно проговорила Эва.

— Что ж, — Лев приподнялся со стула. — А теперь, если не против, я бы хотел познакомить тебя с моей мамой.





***





Эва ожидала немного другого. Почему-то после всего увиденного на острове матушка Льва представлялась ей такой властной, высокомерной женщиной с аристократической осанкой и надменным выражением лица. Однако Розетта Фёдоровна оказалась невысокой, полноватой на вид и довольно свойской по манерам.

Как поняла Эвелина, она, здесь на острове, и жила, в большом красивом коттедже неподалёку от гостиницы. Мать и сын разделили его надвое — в одном крыле управляющая всем городком, в другом — владелец сети прибрежных отелей.

Розетта приняла новую фаворитку сыночка вполне себе благосклонно, однако от Эвы не укрылась некая внутренняя холодность, порой проскакивающая в тоне голоса и мелькавшая во взгляде. Как будто женщина изо всех сил старалась оставаться дружелюбной, но внутри её продолжали терзать сомнения. Такое двойственное отношение слегка напрягало, но Эвелина списала его на вполне понятную ревность матери к сыну. Всё-таки свекрови частенько недолюбливают невесток, причём порой без какой-то явственной причины, а только лишь за то, что они, невестки, так и ли иначе завладевают вниманием её родного сыночка. Понятно, что пока ни о каких женитьбах речи не шло, но такая защитная реакция волне могла себя уже и проявить.

— А чем вы занимаетесь, милочка? — поинтересовалась Розетта Фёдоровна в процессе светского разговора.

Сейчас они втроем сидели на веранде за чашкой чая.

Эва едва удержалась, чтобы не ляпнуть «веб-камщица», хоть это было и неправдой, но очень уж хотелось посмотреть на реакцию потенциальной свекрови после такого признания.

— Я консультант, — сказала Эвелина вслух. — По маркетинговым вопросам.

— О! — вскинула брови Розетта. — Так вы, пожалуйста, проконсультируйте Лёву, как привлечь новых клиентов, а то у него по некоторым точкам, как сейчас говорят, отрицательный рост.

— Попробую, — вежливо улыбнулась Эва.

— Красивое платье, — одобрила хозяйка, в очередной раз оглядывая гостью с ног до головы. — И в целом вы такая… аппетитная, уж извините меня за эвфемизм! Вполне Лёву понимаю.

— Маман! — подал голос «сыночек», осуждая родительницу за некую бесцеремонность.

— А что такого? — удивилась Розетта. — Мы все взрослые люди и имеем право называть вещи своими именами. Внешняя привлекательность очень важна для молодой девушки, чтобы там не утверждали глупые глянцевые журналы, постоянно намекающие на богатый внутренний мир. Такие формы всегда разжигают в мужчинах воображение, а что им ещё надо? Скажите, милочка, а у вас это — своё или… Прошу прощения за очередную бестактность.

— Ну маман! — снова недовольно поморщился Лев.

Эва слегка порозовела щёчками от лёгкой досады. Нет, не из-за вопроса, а в целом — разговор начинал становиться тягостным, в нём был какой-то подтекст, который Эвелина никак не могла уловить — это и раздражало. И ещё вот эта постоянная «милочка» в устах мамаши…

— Скажем так, — Эва посмотрела Розетте в глаза. — Я порой прибегаю к косметическим ухищрениям, но — по минимуму.

К некоторому удивлению Эвелины, мамочка свой взгляд отвела.

— По минимуму — это нормально, — сказала она, переглянувшись с сыном. Тот едва заметно пожал плечами.

После того, как они душевно распрощались с Розеттой Фёдоровной, Эва снова остро почувствовала некую неудовлетворённость, что ли. Будто бы она произвела на мать своего нового ухажёра некое впечатление, но осталась недосказанность. Этакий неприятный осадочек. Эвелина немедленно вспомнила анекдот про украденные серебряные ложки, но кажется, тут было другое. Только что именно, Эвелина никак не могла понять.





***





Лев взялся её проводить до отеля, Эва захотела отдохнуть перед вечерними мероприятиями: она и вправду вымоталась — перелёт, поездка на катере, обед, смотрины — многовато для половины дня. Это если не учитывать психологического контекста вынужденности самой поездки.

По пути случился один непонятный инцидент. Навстречу им попалась колоритная пожилая пара, идущая под руку. Супруги — а, судя по всему, пожилой мужчина и седая женщина являлись мужем и женой, выглядели как очень обеспеченные люди — это без труда угадывалось даже по походке. Уж Эва-то разбиралась в таких тонкостях и могла с одного взгляда определить категорию «папика».

Когда две пары сблизились, и остановились друг перед другом, чтобы поприветствовать сдержанным кивком, Эвелина поймала на себе тот самый непонятно-оценивающий взгляд. Причём и пожилой джентльмен и его возрастная спутница глянули на девушку примерно одинаково. И если бы им было лет хотя бы по сорок, Эвелина поклялась бы, что в зрачках супругов промелькнуло нечто, похожее на вожделение. Но тут?! Такой почтенный возраст и такой необычный взгляд.

— Знаете, Лев, — сказал мужчина, переводя внимание и освобождая Эву от некоторого оцепенения, — сегодня был прекрасный прилив.

— Базиль сфотографировал меня на фоне восходящего солнца! — неожиданно высоким голосом проворковала «мадам».

— Да, у нас есть примета, — продолжил Базиль. — Если фотографии Матильды получились, то и день сложится очень удачно.

— Безмерно рад за вас, господа, — склонил голову Лев. — Позвольте, представить вам — наша новая гостья — Эвелина.

— Замечательное имя! — расплылась от уха до уха Матильда.

— Очень, очень рад, — поддержал свою супругу Базиль, мягко пожимая Эве руку. — Мы уже наслышаны про вас, да…

Прикосновение старика показалось Эвелине крайне неприятным, будто её потрогал клешнёй краб. Однако она сумела сохранить на лице приличествующее моменту выражение.

— Что ж, — сказал Лев. — если вы не против, мы пойдём. Эвелине следует отдохнуть с дороги.

— Конечно, конечно! — всплеснула руками Матильда. — Не смеем вас больше задерживать…

«Наслышаны? — переспросила сама себя Эва, когда они отошли от экстравагантной пары. — Откуда они могут быть обо мне наслышаны?»





***





Вначале Эва хотела просто прилечь и поваляться с полчасика на роскошной кровати, но усталость дала о себе знать — сама не заметив, Эвелина уснула, и сладко, без сновидений продрыхла почти три часа. Никто её за это время не тревожил.

Проснувшись, Эва какое-то время не могла сообразить, где находится. Когда же мысли встали на место, выяснилось, что до ужина, назначенного Львом на семь, осталось меньше часа.

И всё равно Эвелина не встала, а пронежилась в кровати ещё минут десять.

Нахлынула непонятная апатия — ничего не хотелось. Вспомнился отголосками Динар. Их дурацкое приключение с купанием в болоте; почему-то именно то, как он подсвечивал ей «телефонным» фонариком. Но жалости по-прежнему не было. Эва ощущала в груди только холодный расчёт, словно она вычеркнула недрогнувшей рукой одну ненужную строчку из бухгалтерской книги. Для отчётности.

Потом Эвелина задумалась о дне сегодняшнем. Попыталась проанализировать истоки тревоги, охватившей её во время разговора с Розеттой и после встречи с молодящимися старичками. Но анализ не получился. Видимо, беспокойство засело где-то в подсознании, а достать его оттуда — дело непростое.

Но заниматься самоедством было уже некогда — требовалось привести себя в «боевой» вид для грядущих мероприятий, хотя Лев и предупредил, что никаких вечерних туалетов не требуется, приемлемым будет и свободный кэжуал.





***





— Чтобы в полной мере насладиться изысками достойной кухни, — сказал Лев, когда они встретились у отеля, — требуется хорошенько проголодаться. На сытый желудок даже великолепные блюда теряют часть своего гастрономического очарования. С физиологией не поспоришь.

— Мы объявляем голодовку? — неуклюже пошутила Эва; она пришла на свидание в изящном джинсовом костюмчике, под вечер стало прохладнее.

— Ни в коем случае! — опроверг предположение Лев. — Просто сделаем ход конём. Отложим саму вечернюю трапезу на какое-то время, а сами, что называется, нагуляем аппетит. Я вижу ты вполне готова к небольшому восхождению?

— Вот как? — удивилась Эвелина. — Будем штурмовать вершину? — и она непроизвольно глянула вдаль, на виднеющуюся в туманной дымке линию гор.

— Боюсь, с альпинистскими подвигами придётся повременить, — улыбнулся Лев, который тоже выглядел вполне себе «демократично» — рубашку он сменил на стильную футболку, а штаны на бриджи. — Но покарабкаться придётся!

Эва пожала плечами и вопросительно глянула на кавалера.

— Я покажу тебе настоящее Место Силы, — рассмеялся Лев и потянул её за руку.





***





Минут двадцать они шли по направлению к побережью. Городок давно остался за спиной, в каменистая тропа, плавно поднимающаяся вверх среди округлых валунов, всё не кончалась.

Когда уже Эва решила немного поныть, она действительно подустала, перед ними открылась, наконец, конечная цель импровизированного путешествия. Повернув в очередной раз за скалу, Эвелина рассмотрела более-менее ровное плато, а на его уступе высокую вертикальную башню, сужающуюся кверху.

— Когда-то тут работал маяк, — пояснил Лев; он, казалось, не устал вовсе, выглядел таким же бодрым и энергичным, как «внизу». — Сейчас, естественно, главная лампа демонтирована за ненадобностью. А наверху я обустроил для себя то самое Место Силы. Название немного банальное, им часто повёрнутые психологини называют что ни попадя, но для меня — самое подходящее определение. Я провожу на Маяке большую часть времени, когда пребываю на острове. И отдыхаю, и работаю. Одновременно заряжаясь той самой энергией-силой. Сейчас покажу тебе, как я там всё оборудовал.

Когда они подошли к башне ближе, Эва заметила, что плато резко заканчивается обрывом, если не пропастью — а далеко внизу плещется море: здесь, в отличие от бухты, вода выглядела мрачно — с сине-чёрным оттенком и с неприятными пенными гребешками от накатывающих на острые камни волн. Маяк стоял на самом уступе, словно дерево, что нависает над крутым склоном, цепляясь за жизнь могучими невидимыми корнями.

Лев уверенно распахнул массивную «корабельную» дверь башни, и вошёл внутрь строения первым. Эва, чуть пригнувшись, проём оказался невысоким, проследовала за ним. В нос ударил запах затхлости, сырости и водорослей. Впрочем, «аромат» был не настолько резким, чтобы вызвать неприятные ощущения.

Наверх вела обязательная винтовая лестница.

Лев стал уверенно по ней забираться; ступени заскрипели от его шагов. Эвелина для проверки «пощупала» нижнюю плашку ногой — не обнаружила никакого «люфта» — и смело двинулась вслед за своим провожатым.

А вот в комнате, где раньше светила лампа маяка, от «старины» практически ничего не осталось. По сути — Лев создал для себя рабочий кабинет. С современным интерьером, компьютером, пультом управления, даже, как поняла Эва — с мониторами наружного наблюдения. Получилась этакая капитанская рубка корабля, если подразумевать кораблём остров. Интерьер впечатлял, конечно, своей технологичностью: плюс эргономичные кресла на колёсиках, архивные шкафы для документации, холодильник и даже мини-бар.

— В подсобке есть удобная кровать, — сообщил Лев, с гордостью показывая свои владения. — Я не к тому, чтобы… — спохватился он, понимая, что фраза получилась двусмысленной. — А в контексте удобства — всегда можно отдохнуть, подремать пару часиков.

Эва с интересом осмотрела внутреннее убранство, потрогала спинку кресла за рабочим столом, отметила для себя тёмный экран ноутбука.

— Иди сюда, — позвал Лев. Теперь он стоял перед большим панорамным окном, через стекло которого когда-то бил спасительный для заблудившихся судов луч. — Смотри, какой вид!

Эвелина подошла, встала рядом.

Это действительно впечатляло: серое море уходило к самому горизонту, сливаясь в линии с небом, слева и справа виднелись громады круто поднимающихся ломаными склонами скал. Солнце окончательно спряталось за тучами, и открывающийся простор был проникнут каким-то мрачным, но притягательным величием. Кроме того, подкрепляя драматизм момента, вдалеке, в свинцовых облаках проскакивали крохотные и острые всполохи молний.

— Что это, если не Место Силы? — вопросил Лев, не отрывая взгляда от разворачивающейся перед ними панорамы.

— Да уж… — неопределённо отозвалась Эва, тоже глядя вдаль.

И тогда Лев приобнял её, мягко положив свою руку на правое плечо девушки.





***





— Соедините меня с Тахиром Тимуровичем, — сказал мужчина в трубку мобильного телефона. На несколько секунд подвисла тягуча пауза.

— Слушаю, — в динамике раздался знакомый, чуть глуховатый голос абонента.

— Это я, — сказал мужчина. — Всё идёт по плану. — Его хвостик на причёске дёрнулся вверх-вниз. — «Парадиз» входит в финальную стадию. По состоянию на сегодня уже плюс один.

— Понял. Неожиданностей не ожидается?

— Никак нет, — ответил мужчина с хвостиком. Но не сразу, а с микроскопической задержкой, которая не укрылась от внимания второго абонента.

— Ты уверен? — подозрительно переспросил он.

— Абсолютно, — подтвердил позвонивший.


Глава 12 СИНЯЯ ПТИЦА


Если обедали Лев с Эвой, можно сказать, в одиночестве, то вечером, после Маяка, «хозяин острова» привёл свою даму в присутственное место, заполненное хоть каким-то количеством гостей.

Зал главного ресторана турбазы, как отрекомендовал его Лев, был выдержан в классическом стиле, что, впрочем, не так уж и приуменьшало общую роскошь. Сразу чувствовалось, что место элитарное, «клубное», если понимать под «клубом» аристократические сборища сливок общества, а не дикие, пьяные вакханалии в ночных заведениях.

Лев помог Эвелине устроиться за столиком, а сам исчез, туманно провозгласив: «Кто мы такие, чтобы следовать глупым традициям?»

Эва пока обозревала окрестности: за соседними столами ужинало несколько пар, в основном люди солидные, в возрасте. Эвелина сдержанно кивнула Матильде с Базилем (они тоже были здесь, сидели за угловым столиком у витражного окна); поймала взглядом ответное приветствие, и снова ей показалась в облике возрастных «голубков» какая-то странность, словно бы на лицах супругов застыло затаённое ожидание. Кроме «старых знакомых» Эва отметила, пожалуй, единственную молодую парочку: крупный, атлетического вида бритоголовый субъект и очень худая и высокая девушка в круглых нелепых очках. Неестественная бледность её лица просвечивала даже сквозь тональник. «Качок» сидел к Эвелине спиной, и она какое-то время наблюдала, как двигаются его уши — парень что-то энергично жевал.

— Я сделал последние распоряжения на кухне, — оторвал её от созерцания, возникший словно ниоткуда, Лев. — Да и проконтролировал кое-что… Кстати, коронное блюдо я подам тебе лично, так что, пардон, придётся ещё раз тебя покинуть, чтобы побыть немного в роли официанта.

— Понятно, — Эва улыбнулась уголками губ.

— Да. И давай сразу поставим точки над и, — сказал Лев, упруго присаживаясь напротив. — Если ты опасаешься, что умрёшь на острове от скуки — то категорически ошибаешься.

— Даже так? — Эвелина отзывалась односложно, она никак не могла избавиться от какого-то зажима, стеснения, обычно она вела себя более независимо, но тут… И из-за этого она злилась на себя.

— Красоты природы великолепны, но и они надоедают рано или поздно, — Лев коротко глянул на спутницу. — Хотя, смотрят же некоторые видео с горящим костром ночи напролёт. У нас же вполне можно часами любоваться волнами и приливом. Но я не о том.

— А о чём?

— А о том, что мы живём вполне себе современной жизнью. До побережья рукой подать, а там — все обычные развлечения, по полной программе. Мы можем чередовать недели. Одна здесь — другая там. Да и на остров мы иногда привозим местечковых знаменитостей. Короче говоря, никакого отшельничества не планируется.

— И мне каждый раз будут так же завязывать глаза?

— Ну-у-у… — ухмыльнулся Лев. — Только если того будет требовать техника безопасности.

— А ты вот так прямо предлагаешь мне остаться тут жить? То есть считаешь, что я этого достойна? А за какие заслуги, если не секрет?

— Тайна сия великая есть, — рассмеялся Лев. — А если серьёзно, то скажу так. Личное общение убедило меня в том, что моя интуиция не подвела. Ты — та, которая мне нужна. И со временем ты это поймёшь — обещаю. Чтобы сейчас об этом не думала.

— Но меня-то, хотя бы для приличия, ты спросишь?

— Ты намекаешь на классическое предложение руки и сердца? — снова засмеялся Лев. — Я должен преклонить колено и подать тебе раскрытую коробочку с кольцом?

— Не обязательно преклонять, — сказала Эва, не особо разделяя веселья кавалера. — Просто я ещё ничего окончательно не решила.

— Так я и не собираюсь тебя торопить! Отдыхай себе спокойно, обдумывай каждый шаг. Всё придёт своим чередом. Впрочем, светские разговоры в сторону — нам несут своеобразный аперитив, так что приготовься к дегустации!





***





Когда настало время «главного блюда», Эва немного освоилась-оттаяла. Она, конечно, привыкла к светским разговорам со «спонсорами», умела поддержать беседу почти на любую тему, вежливо слушать и так далее; привыкла ко всему тому, что происходит в процессе публичной прелюдии. Конечно, люди попадались всякие, с некоторыми и сидеть-то за одним столиком было неприятно, но что поделаешь — переговоры есть переговоры, работа есть работа.

Но со Львом никаких проблем в этом плане не было. Он без труда завладел вниманием гостьи, всегда вёл первую скрипку в разговоре, остроумно шутил, сыпал забавными историями. Скучать не приходилось, выдерживать долгие неловкие паузы — тоже.

В какой-то момент Эвелина, грешным делом, подумала — а вдруг это действительно её судьба? Почему нет? Пусть поначалу будет трудно смириться с такой оторванной от цивилизации жизни, но что Эва там, на материке, не видела? Принесло это ей счастье или удовлетворение? Нисколько. Пустота в душе. Одиночество. Может и в объятья Динара она упала именно из-за этого — из-за страха остаться одной?

Да, пока ещё со Львом не всё ясно, есть кое-какие странности, ну так и гостит она на острове всего первый день. Разберёмся по ходу пьесы.

Лев как раз снова её — извинившись! — покинул, а сейчас возвращался, держа, как заправский официант перед собой поднос с чем-то накрытым белой тряпочкой.

Он аккуратно выгрузил ношу на столик и жестом фокусника сдёрнул «покрывало». Под ним оказалась закрытая глубокая тарелка и несколько розеток с соусами.

— Коронное блюдо от шеф-повара, то есть, от меня — провозгласил Лев и с каким-то болезненным задором посмотрел на Эвелину.

Потом пододвинул тарелочку к ней и открыл крышку — от содержимого взвился пар.

Эва глянула внутрь — там было что-то вроде рагу или тушёного в овощах мяса. Выглядело, впрочем, красиво, необычно и аппетитно.

Лев тем временем сел на своё место и коротко кивнул, словно бы приглашая спутницу откушать.

— А себе? — спросила Эва, беря одну из вилок.

— Нет-нет! Я получаю большее удовольствие от того, когда люди едят моё блюдо, чем от того, что поглощаю его сам, — рассмеялся Лев. — А если оно ещё людям и нравится… Самый лучший комплимент для шеф-повара.

— И каково же название этого чуда кулинарного искусства?

— Хм! А действительно! Я придумал рецепт совсем недавно и не успел ещё дать название, — Лев на секунду задумался, на его лбу проявились горизонтальные морщинки. — Давай импровизировать, — предложил он. — Пусть это будет рагу… Рагу из синей птицы! Синяя птица — птица удачи. Хотя мясо вовсе не от представителей пернатых.

— А не безнравственно так обходиться с удачей-то? — Эвелина наколола кусочек мяса на зубец вилки.

— Рекомендую вот этот соус, — Лев указал на розетку с зеленоватой жижицей.

Эва послушно обмакнула в неё кусок и поднесла к губам.

— А насчёт безнравственности… — сказал Лев. — Название ведь условное. Настоящую удачу за деньги не купишь и уж тем более — ни с каким соусом не съешь…

— И то верно, — Эвелина отправила кусочек в рот и принялась жевать.

Не сказать, что на вкус «синяя птица» оказалась какой-то супер-особенной. Нет, скорее даже специфической, пожалуй, раньше Эва ничего подобного не пробовала. Она машинально подняла голову, обвела взглядом зал и… чуть не подавилась.

Оказывается, все посетители ресторана смотрели сейчас на неё. Все, без исключения. И Базиль с Матильдой, и экстравагантная пара в вечерних нарядах, и худая девушка с бледным лицом; а её спутник, качок, так вовсе развернулся на стуле на сто восемьдесят градусов, опираясь своей могучей ручищей на спинку.

Эвелина от неожиданности сделала судорожное движение горлом и нечаянно проглотила ещё не разжёванный толком кусок.





***





Эва опасалась, что вечер после ужина затянется. Не то, чтобы ей было неприятно общество Льва, просто она банально устала. Даже тот дневной сон не особо восполнил силы. Слишком много эмоций за день. Требовалось привести чувства хоть в какой-нибудь относительный порядок.

Льву же вполне могло пожелаться «продолжение банкета», да ещё и с неким напрашивающимся окончанием в финале. Эвелина же к такому, тем более, была не готова. Пока она придумывала в голове наименее обидный и наиболее вежливый повод отказаться от дальнейших «гуляний», Лев её опередил.

— Не сочти меня менее романтичным, чем я есть на самом деле, — сказал он, когда они прогуливалась по пустынному предночному городку, — но мне требуется тебя покинуть. Недостаток ведения бизнеса в том, что он, этот треклятый бизнес, иногда заставляет заниматься им практически круглосуточно, и иногда — в самый неподходящий момент. Но. Не сегодня. В том плане, что сейчас момент как раз подходящий. Я провожу тебя до гостиницы, не хочу форсировать события в первый же день. Осмотрись, приди в себя. Самый оптимальный вариант. Ты и так подарила мне прекрасный день, прекрасный вечер!.. Мало того — незапланированный и неожиданный.

— Честно говоря, ты, как всегда, прав, — не стала спорить Эва, облегченно выдыхая, — Нам следует немного отдохнуть.

— Тебе! — уточнил Лев, засмеявшись, — мне отдых не требуется, я двужильный. Вот сейчас пойду решать с маман актуальные вопросы…

— Она держит тебя в ежовых рукавицах?

— Ни в коем случае! — оскорбился Лев. — В данном контракте заинтересован как раз я. Иначе я так и просидел бы под твоей дверью всю ночь, охраняя тебя от каких-нибудь мотыльков.

— Мотыльки, в отличие от львов, не опасны, — заметила Эвелина.

— Хороший каламбур, — одобрил Лев. — Но я хищник покладистый, можно сказать, одомашненный… Кстати, мы почти пришли. Надеюсь, по дороге до номера ты не заблудишься?

— Не заблужусь, — улыбнулась Эва.

— Тогда разрешите откланяться, завтра скучать не придётся, это я тебе обещаю.

Эвелина хотела подать спутнику руку на прощание, но Лев порывисто обнял её, правда, не столько по-мужски, сколько по-отчески. Прижал к себе на секунду и отпустил.

А потом кивнул, развернулся и пошёл в сторону своего с маман особняка.





***





Перед тем как окончательно улечься в кровать, Эвелина, уже в темноте, подошла к окну и приоткрыла для проветривания фрамугу. Она глянула через стекло — окно выходило на примыкающую к отелю улочку, трогательно освещённую холодным светом стилизованных под старину фонарей. Разумеется, в этот поздний час улица была пуста и казалось покинутой декорацией исторического фильма. Эва вдохнула ночной воздух и различила еле слышное цвирканье — то ли сверчков, то ли — цикад.

Неожиданно в её сознании возник один очень неудобный вопрос, ответа на который Эвелина пока не находила — и это, вместе с остальными странностями, которые случились на этом острове, — ещё сильнее настораживало.

«Надеюсь, — сказала она сама себе, — Лев завтра даст исчерпывающие объяснения по этому поводу…».

Эва уже собиралась отойти от окна, когда расслышала приглушённое бормотание, доносящееся извне, потом какой-то короткий возглас, и ещё шуршание. В ночном воздухе звуки распространялись далеко.

Она задержалась у створки и увидела двух людей, которые ухватившись за друга, обнявшись, показались в свете ближайшего фонаря. Эвелина присмотрелась — оказывается это были те самые Базиль и Матильда.

Но то, что они начали делать в следующий момент — повергло Эву в некоторое оцепенение.

Задержавшись в круге света от фонаря, точно под окнами номера Эвелины, старички, вдруг начали танцевать какой-то причудливый, экзотический танец. Они, почти бесшумно — только гравий тонко скрипел под их башмаками — принялись выписывать друг перед другом замысловатые па, кавалер иногда подхватывал руку партнёрши, и поднимал вверх, заставляя ту делать оборот вокруг себя. Но самая жуть заключалась в их лицах — они выглядели мертвенно-бледными в люминесцентном свете фонаря, застывшими и без всякого подобия улыбок: прямо сжатые в линию губы, пустые глаза, немигающий взгляд.

Эвелина даже отпрянула за штору, хотя, конечно, в тёмной комнате с улицы её рассмотреть не представлялось возможным. Пульс внезапно подскочил, а глаза увлажнились от нервного потрясения. Картинка с безмолвно танцующими стариками, и вправду, наполняла страхом…

Покружившись пару минут, Матильда и Базиль, словно очнулись, снова обняли друг друга и, пошатываясь, как крепко выпившие люди, пошли дальше, пока не растворились в зыбком ночном туманном мареве.





***





Разумеется, после такого быстро уснуть не удалось. Минут пятнадцать Эва ворочалась в кровати, пристраиваясь то на один бок, то на другой, но безрезультатно. Взбудораженное сознание капризничало, и, несмотря на физическую усталость, отказывалось растворяться в дремоте. Навалились тяжёлые мысли, жирными, скользкими пиявками они присосались к душе и принялись, чавкая и наслаждаясь, пить кровь.

Эвелина ощутила себя одинокой и никому не нужной. Но кроме вот этого метафизического иррационального чувства, её мозг сверлило вполне себе осязаемое и реальное беспокойство, тревога даже. Она вдруг со всей ясностью осознала своё нынешнее положение и, если посмотреть на ситуацию трезво, оно, это положение, не выглядело нормальным. По большому счёту, она теперь пленница Льва. Мало того, полностью от него зависящая пленница. Если разобраться: никто не знает, где она находится (они и сама не знает толком). У неё нет связи. У неё нет никакой независимости, она даже продукты себе для еды купить не может. Ну, и понятно, деваться ей некуда — не плыть же баттерфляем через океан до «того берега». Получается, она некий фантом, привидение, невесть зачем очутившееся в стране живых, и невесть зачем заимевшее себе хозяина. А вдруг это какая-то изощрённая ловушка? Всё же Эва научилась неплохо разбираться в людях, но Льва никак раскусить не могла, хотя и допускала, что при всей его дружелюбности и обходительности проскальзывает в его облике некая червоточина, на миг смазывая тот образ, что он усердно преподносит.

И тут Эва разозлилась. На себя.

«Ну что за сопли? — высказала она недовольно и перевернулась на другой бок. Со мной не так-то легко справиться! Я сама, если придётся действовать, не стушуюсь. Кое-кто не даст соврать. Загнать меня в угол — та ещё задача. Хуже загоняющему. Я просто ищу — где лучше. Не кому-то там, а лично — мне. Пока мне лучше — вот тут, в этой дурацкой кровати, а завтра — посмотрим.

Да и, скорее всего, я просто накручиваю. Лев — один из многих, опьянённых моей красотой. Мало, что ли, таких было? И вот это состояние чересчур-стояния и толкает мужчин на неадекватные поступки и на нелогичные действия. Да и выглядят их поползновения иногда из-за своей страсти по-идиотски. Мне-то что?»

Эвелина вспомнила как один влюблённый кретин решил сделать ей сюрприз и залезть с крыши через балкон с букетом цветов. Но навыки верхолазания оказались у него так себе, и в самый кульминационный момент рука соскользнула. Хорошо, высота была относительно небольшой и закончилось всё переломом ноги. Но вид тела на асфальте, обсыпанного свежими розами — когда Эва выглянула из-за шума на балкон — впечатлял.

Может, гротескная атмосфера, окутавшая Эвелину на острове — тоже следствие некоего «долгого» сюрприза от нового воздыхателя, коим является Лев? Хочет произвести впечатление?

«Надоело! — прикрикнула на себя Эва. — Хватит уже. Спать надо! — приказала она. — Завтра разберёмся…»

Но одно дело приказать, а другое — выполнить…

Через пять минут Эвелина откинула одеяло, встала с кровати, присела за столик, включила ночник, вязла из стаканчика с принадлежностями пишущую ручку, отыскала забытую на скатерти салфетку.

Некоторое время она смотрела невидящим взглядом в пространство, потом встрепенулась и вывела на салфетке неровными, но чёткими буквами:



Где тот пляж с золотым песком?

Где клетка, что вместо прутьев — тени?

Лишь небо сверху залито свинцом,

Лишь воздух, не прощающий измены...



Захлопну память — выцветший альбом,

Найду свой смысл в гротескной маске мима.

И окунусь в слепой чужой покой,

И обернусь заплаканной душой —

Художник, нарисуй меня счастливой!



Эвелина поставила жирный восклицательный знак, отложила ручку, встала и, как сомнамбула, доковыляла до кровати.

Легла, смежила веки, и через минуту провалилась в бездонную чёрную пропасть сна.




Глава 13 ВЫСОТА


Эвелине казалось, что она разрывает паутину руками. Липкие, мокрые нити колыхались перед её лицом, мешая и ограничивая. Она пыталась развести их в стороны, отодвинуть, растянуть, пальцы ощущали это напряжении, упругость нитей; паутина сопротивлялась, сигнализируя своей вибрацией о новой жертве; паук наверняка уже спешил в эпицентр событий.

Эва сделала новое усилие и нити, одна за другой, стали лопаться, оставляя в месте разрыва крошечные брызги влаги; теперь она словно выныривала с глубины, задержав дыхание, но воздуха в лёгких становилось всё меньше и меньше.

Оборванные паутинки коснулись её щеки, и Эвелина открыла глаза.

И ничего не поняла.

Прежде чем испугаться, она действительно осознала эти прикосновения — её трогали за лицо, осторожно, подушками длинных тонких пальцев. И вот тогда её и накрыл ужас, обездвижил, заледенел: сердце перестало стучать.

Эва всматривалась в висящий в комнате полумрак, только-только начало светать, и видела какой-то ломаный контур, нависший над ней — прерывистое дыхание и пальцы; распростёртую над ней ладонь.

— Только тихо, тссс, — услышала она невнятный похоронный шёпот. — Вы уже проснулись?

Сердце Эвы, дрыгнув, возобновило свой ритм в груди, а на лбу выступила испарина.

Голос — женский. Девичий даже.

Эва сделала инстинктивное движение рукой и поймала нависший силуэт за запястье.

— Эй-эй! — предостерегающе сказала незваная гостья, пытаясь высвободиться.

И только тогда остатки сна окончательно покинули сознание Эвы, и она сообразила, что находится в своём номере гостиницы, а над её кроватью склонилась та самая долговязая и худая девушка из вечернего ресторана: та, что сидела за столиком с накаченным парнем.

— Я пробралась сюда тайком, — предупредила долговязая, выдернув-таки руку из захвата. — Умоляю вас, только не кричите!

Эвелина привстала на локте, опершись спиной на подушку и машинально отодвинулась. Визитёрша в висящем полумраке напоминала привидение.

— Позже с вами никак не поговорить, я всегда на виду, — сообщила девушка и представилась — Ася. Так меня зовут.

— Э-эвелина.

— Я знаю, — кивнула Ася. — Про вас все знают.

Эва не понимала, как реагировать. Первый дикий испуг прошел, сменившись обескураженностью и недоумением. Ну и неловкостью какой-то. В её номере — посторонний, совсем незнакомый человек.

— Я пришла, чтобы вас предупредить, — сказала Ася.

— От чего? — не очень-то по-русски выразившись, попыталась уточнить Эва — голова ещё соображала недостаточно чётко.

— Очень мало времени, — сообщила Ася и нерешительно улыбнулась. — Вам грозит огромная опасность! Вы даже не представляете. А я — не хочу. Чтобы с вами так же, как с… предыдущими…

— С какими предыдущими? — переспросила Эва хрипло. В горле от страха застрял комок.

— Не важно. Вам надо уезжать. Срочно. Бежать с острова!

— А… что? Я не понимаю, — мысли Эвы действительно разбегались, как тараканы от внезапно вспыхнувшей лампочки.

— Не верьте им! — сказала Ася и вскинула руку, перебивая себя и замерев: она к чему-то прислушивалась.

Эвелина тоже напрягла слух, но ничего «необычного» не услышала.

— Идут уже, — огорчённо прошептала, почти прошипела Ася. — Мне пора! Бегите! Бегите, пожалуйста, пока не поздно! — она порывисто отодвинулась куда-то в полумрак, потом растворилась в нём. Еле слышно скрипнула дверь номера и снова всё стихло.

Капелька тревожного пота скользнула по виску Эвы; она смахнула её рукой, пытаясь хоть немного прийти в себя от пережитого потрясения.





***





Завтракали в ресторанчике гостиницы. Лев пришёл энергичный, деятельный, его волосяной хвост под резинкой пружинисто болтался, следуя за поворотами головы. Только сейчас Эва окончательно рассмотрела, что он неплохо сложён. Просторные рукава гавайки то и дело обрисовывали упругие налитые бицепсы, а вырез рубашки эффектно подчёркивал мускулистую грудь.

В окна зала весело светило солнце, обстановка вокруг была наполнена яркостью и свежестью: всё это сильно контрастировало с сумеречным визитом худой Аси, и Эвелина порой раз ловила себя на мысли, что сейчас расценивает состоявшийся разговор как часть сна. Но это ведь был не сон, и отмахнуться от него, вот так, запросто никак не удавалось.

Завтракали неким экзотическим блюдом с непроизносимым названием, запивали — витаминным молочным коктейлем.

Эва пыталась выработать дальнейшую стратегию — слишком уж много странностей виделось ей на острове. Требовалось как-то разобраться с этим. В конце концов она уже начинала опасаться за свою безопасность — и дело не только в предупреждении Аси. Оставались необъяснёнными и другие вопросы, которые, вопреки первоначальному намерению, Эвелина решила попридержать. В зависимости от того, как будут развиваться события.

— Сегодня нас ждёт не менее насыщенный день, — сообщил ей Лев, потягивая коктейль через соломинку. — Я покажу тебе самые раритетные места на острове, съездим на мою ферму…

— Заманчиво, — вежливо проговорила Эва. Но искренне переключиться мыслями на какие-то там надвигающиеся путешествия не получалось. — А у вас всегда на острове такие… необычные гости? — решила запустить «пробный шар» Эвелина.

— Ты имеешь в виду Базиля с женой? Они на самом деле совершенно безобидные. А причуды — у кого их нет?

— Ну я не только про них. Вчера, на ужине в ресторане… Девушка эта высокая с бледным лицом так на меня смотрела неуютно…

— Не обращай внимания! У Аси психическое расстройство, но ничего особо терминального. Шизофрения в лёгкой форме, мания преследования и всё такое. Ей, собственно, и прописан потому морской воздух. Асю везде сопровождает двоюродный брат. Во избежание, так сказать. Видишь ли, к нам на турбазу попадает далеко не всякий, я тебе уже об этом говорил. Поэтому мы достаточно подробно осведомлены обо всех без исключения кандидатах в туристы. Никакой кот в мешке сюда не приедет.

«Шизофрения? — мелькнуло у Эвы. — Мания преследования? Серьёзно? С одной стороны, это объясняет утренний визит, но…»

— Удивлена, что я так быстро прошла конкурсный отбор, — сказала Эва вслух, натянуто улыбнувшись.

— На самом деле — не быстро, — улыбнулся в ответ Лев. — Вспомни, когда мы начали нашу переписку. За этот период я мог навести любые справки относительно тебя, согласись?

— Логично, — не стала спорить Эвелина, хотя утверждение, что про неё «наводили справки» не очень-то ей понравилось. — Если не секрет, — продолжила она «прощупывать почву», — А когда я могу съездить на побережье? Мне просто надо утрясти кое-какие дела — это не займёт много времени — максимум часа три-четыре и можно будет возвращаться. Такое возможно?

Лев некоторое время не отвечал и смотрел на Эву каким-то новым взглядом.

— Признаться, я рассчитывал на три дня, — сказал он наконец. — Вчера, сегодня и завтра. Таким образом я бы показал тебе всё, что хотел показать — и ты бы смогла принять окончательное решение. Сейчас ты ещё не всё знаешь, а значит не готова дать взвешенный ответ. Насколько срочны твои дела? Они могут потерпеть, как минимум, до завтра?

— До завтра? — переспросила Эва, лихорадочно пытаясь найти правильный ответ на этот в общем-то незатейливый вопрос. — Н-наверное, да…

— Великолепно, — уже без улыбки и как-то жестковато заявил Лев. — Тогда имеет смысл вернуться к разговору позже. Но, просто для информации… У меня хорошие связи в городе на побережье. При нашем бизнесе по-другому нельзя. В том числе есть знакомые и в правоохранительных органах. Так вот. Появилась информация, что эти самые органы разыскивают некую гражданку Белову Эвелину Сергеевну, такого-то года рождения, которая, по оперативным данным, прибыла на побережье вчера утренним рейсом. Пока они разыскивают её вроде бы как свидетельницу, но это не точно. Полагаю, при урегулировании дел, о которых ты говорила ранее, тебе нужно учитывать данное обстоятельство. На турбазе же ты в полнейшей безопасности. Как от правоохранительных органов, так и от любых других, вплоть до криминальных.

Выражение лица Эвы по мере того, как Лев говорил, непроизвольно менялось. Она ничего не могла с собой поделать — снова перед её мысленным взором возникло зеркало с потёками крови, упавшая на кафель бритва… Получается, Мирон не «зачистил» всё как надо? Почему её ищут?! Плохо! Хуже некуда! Или Лев блефует? Но откуда ему знать, что её могут искать?!

Эвелина посмотрела на своего кавалера и поспешно опустила голову — в ответном взгляде Льва, в его зрачках, она отчётливо рассмотрела холодный отблеск.





***





После завтрака Лев подогнал кабриолет ко входу гостиницы. Эва, облачившись в «походное», сбежала вниз. В холле ей встретилась пара — накаченный «бычок» и худая высокая девушка с бледным лицом. Ася под ручку с двоюродным братом прошли мимо, коротко кивнув. Эвелина кивнула в ответ, непроизвольно косясь на недавнюю гостью, но та сделала абсолютно непроницаемый вид, будто бы знать не знала никаких Эв.

Постоялица «люкса» мысленно пожала плечами. Если Лев прав насчёт шизофрении девушки — такое поведение объяснимо.

Кабриолет стоял с раскрытой пассажирской дверцей.

Эвелина прыгнула на сиденье, клацнула ручкой и Лев нажал на акселератор.

Выехав через ворота «Турбазы», они повернули не к заливу, куда привёз Эву катер, а в противоположную сторону, вглубь острова. Дорога то подымалась по пологому взгорью, то опадала внутрь небольших оврагов. Диковинный тропический лес то приближался, нависая спутанными ветками, то отдалялся, прикрываясь линиями каменной гряды. Жгучее солнце висело в синем безоблачном небе, под шинами авто скрипел и шуршал мелкий гравий.

Эвелина пребывала в некой цепенеющей задумчивости. Она вдруг остро ощутила свою уязвимость. Крошечность в этом огромном, недружелюбном мире. При всей относительно приемлемой внешней картинке, то, что являлось скрытым от глаз — беспокоило и тревожило. Особенно после заявления Льва о её поиске. Получается, соваться в город ей пока нельзя? Придётся кантоваться тут, на острове? Но что, если находиться здесь ещё опаснее? И дело не в предупреждениях неуравновешенной Аси, у Эвы своя голова на плечах. Надо завладеть айфоном, решила она, придумать что-то, чтобы ей вернули личный девайс. Да, она сама видела, что связи на острове нет — иконка наличия сети на экранчике не горела. Но не горела она в том самом месте, где её оформляли. Лев сказал, что он пребывает на своём Маяке большую часть времени, а на побережье отъезжает раз или два в неделю. Как тогда объяснить тот факт, что Эва переписывалась с ним постоянно? Бывало неделями, по несколько раз в день. И ни разу не было такого — чтобы Лев пропал надолго и не отвечал. Ну максимум, пару тройку часов могло «провисеть» её сообщение. Каким же образом он поддерживал с ней постоянную связь со своего смартфона, если на острове нет сети?! А если всё же есть — почему у неё отобрали айфон?! Это — один из тех самых неудобных вопросов, что Эва хотела задать своему спутнику с самого утра, а потом передумала. Решила, что преждевременно раскрывать карты и обозначать свои подозрения. Это может Льва насторожить. Насторожить и… что?

Эвелина глянула на бронзовый от загара профиль водителя. Лицо Льва было спокойно и сосредоточенно. Чуть прищурившись от набегающего с лобового стекла ветра, он смотрел вперёд, и в его голубых глазах угадывалась уверенность в завтрашнем дне.

«А может полностью ему довериться? — спросила себя Эва. — Сбросить с себя этот давящий и пригибающий к земле груз? И будь, что будет…»

Тем временем кабриолет подъехал к невысокому заборчику из плетёной проволоки. Лев отомкнул замок на декоративных воротах, снова сел за руль и повёл машину к виднеющимся на открытом пространстве постройкам — собственно ферме, состоящей из продолговатых невысоких построек, стоявших рядком, «по линейке».





***





Эвелина стояла возле загородки и смотрела, как хаотично, тыкаясь друг в друга, а иногда и налезая на сотоварища, в «вольере» копошатся свиньи. Непривычно большие, почему-то со свирепыми выражениями на мордах — не такие, что рисуют на картинках и показывают в новостях животноводства. Их в огороженном пространстве было десятка два и ни одно из животных не стояло на месте. Над свиньями плавал гомон: и сопенье, и фырканье, и хрюканье. Большинство особей жевало: некоторые уткнувшись влажным пятаком в специальный лоток с кормом.

— Конечно, нам пришлось нанять персонал, — сказал Лев, стоящий за её спиной. — У меня ведь ещё кролики, куры, даже страусы. Есть место и для совсем экзотичных пород. Самому ни за что не управиться. Зато есть возможность продавать мясо на континент. Тоже своеобразный бизнес.

Эва слушала пояснения и не понимала: к чему ей это всё? Она ощущала в душе тяжесть: с самого детства она не любила ходить в зоопарки. Бедные звери, мыкавшиеся за прутьями решёток, отождествлялись ею как узники своеобразной тюрьмы. Здесь был не зоопарк, но, впечатление оставалось ещё более тягостное — стоило только представить, что ждёт хрюшек в самом ближайшем будущем. Зачем он сюда меня привёл? — подумалось ей.

И тут один хряк, крупный и злобный, вдруг внезапно прекратил свой «бег». Он встал, как вкопанный, прямо напротив «дорогой гостьи» и вперился в неё мутным взглядом своих заплывших маленьких глазок.

Эвелину внутренне передёрнуло.

Ей представилось, что животное вот-вот набросится. Ударив своим огромным весом, сломает ажурный барьер, привстанет н задние ноги и обрушит всю свою мощь челюстей на хрупкое тело ненавистной ему туристки-соглядатая. Эвелине даже почудилось, что глазки чудовища поменяли цвет — в них разгорелся инфернальный красный огонёк.

Она инстинктивно попятилась и наткнулась на стальное плечо Льва.

— Но-но, — сказал тот предупреждающе, тоже глядя на хряка. — Гуляй, Вася…

И свин словно «отмер». Вздрогнул своим свисающим животом, сорвался с места и с визгом впечатался мордой в корыто — в стороны полетели ошмётки отрубей.

А Эва почувствовала себя странно — будто бы только что испытала адреналиновый шок: ноги и руки ослабли, голова закружилась, подступила тошнота.

— Пойдём на террасу, выпьем чаю с цитрусом, — предложил Лев, подхватывая её под локоток и уводя от загородки. — Нам ещё в каньон ехать…





***





Каньон представлял собой расщелину с отвесными стенами. Он как бы отделял тропическую часть острова от горной. На одной стороне рва почти к самому его краю подступали деревья — корни некоторых, причудливо изгибаясь, висели прямо над пропастью. Другая же сторона каньона была уже сплошь каменистой, неровной, грубой, с наслаивающимися одна на другую скальными плитами. Дальше пустое пространство переходило в предгорье, которое в свою очередь уже задиралось вверх настоящей неприступной стеной — выше и выше, до самого недостижимого пика вдалеке.

Панорама с этой небольшой, ровно утоптанной смотровой площадки, открывалась впечатляющая. Место отличалось от скалы у Маяка. Во-первых, внизу не плескалось море. А, во-вторых, вокруг стояла первобытная тишина — будто все птицы в округе дали обет молчания.

Эва глянула вниз — стенка, почти под прямым углом уходящая в глубину, оканчивалась ничем — еле различимой полоской серого дна.

Она снова отступила назад — головокружение только усилилось.

— В таких местах, — задумчиво сказал Лев, глядя в горизонт, — особенно остро чувствуешь своё ничтожество. Вот смотри — одно движение, — он подбил носком сандалия небольшой камешек — тот нехотя перевалился через край и устремился в пропасть, — и тебя нет. Никто даже не услышит, как ты ударишься о твердь там, внизу…

Эва поёжилась. Ей не очень понравился подтекст заявления её кавалера. Ещё и именно здесь!

— Я образно, — слегка натянуто улыбнулся Лев. — К тому, что мы можем не знать чего-то такого, что навсегда изменит нашу жизнь…

— Или оборвёт… — одними губами, еле слышно, проговорила Эва.

— Или оборвёт, да, — согласился Лев. — Мы же взрослые люди.

Эвелина снова почувствовала дурноту. К горлу прилип спазм, картинка перед глазами слегка поплыла. Она пошатнулась, чуть расставив руки для равновесия.

— С тобой всё в порядке? — поинтересовался Лев. Он аккуратно попридержал девушку рукой.

— Д-да, — попыталась сконцентрироваться Эвелина. — От высоты, наверное.

— Это не от высоты, — сказал Лев. Теперь он уже основательно взял спутницу под руку. — Так и должно быть. Пойдём к машине, пока лекарство окончательно не подействовало. Иначе мне придётся тебя тащить волоком по земле.





Глава 14 БИФШТЕКС


Странно, но Эвелина не ощущала внутри какого-то всепоглощающего страха. Её физическая немощь не вызывала паники, оставляя лишь лёгкую досаду от своей нынешней неполноценности.

Лев довёл её, шатающуюся, до кабриолета, раскрыл дверцу, придерживая девушку одной рукой, и усадил-пристроил на сиденье.

Эва не могла поворачивать головы — ей приходилось смотреть только вперёд — на изнанку лобового стекла, к которой прилипла изогнутая травинка, и дальше — в бесконечную синь василькового неба.

Лев забрался на место водителя, завёл мотор и тронул авто.

— Адаптация, — сказал он ровным голосом, — вернее, акклиматизация. Обычное дело. Пару-тройку дней терапии и будешь как новенькая. Ты меня слышишь?

Эва хотела кивнуть и не смогла. Обычно послушные мышцы деревенели при приказах мозга и отказывались сокращаться.

— Я буду рядом, присматривать, не волнуйся, — сказал Лев.

Она и не волновалась особо. Почему-то нынешняя ситуация показалась ей удивительно логичной, как финал кинематографического триллера, которого ждут благодарные зрители. Благодарные, потому что они верят в режиссёра — верят, что он не обманет их ожидания и раздаст всем злодеям по заслугам.

«Неужели предчувствие смерти настолько умиротворяюще? — подумала Эвелина. — Настолько нестрашно, что даже приятно? Но ведь не у всех. У Динара, например, этот период принятия занял доли секунды — взмах слева-направо стального лезвия — можно ли успеть за столь короткий миг ощутить такую же беззаботность?»

— Я рассчитывал, что препарат подействует чуть позже, — признался Лев. — Существенно позже. Что мы успеем ещё… Но, раз уж так случилось — ничего не поделать. Назад не отыграть.

Меж тем они подъезжали обратно к ферме.

Вот те самые ворота, дальше — прямо по курсу — коробки-загоны для скота.

«Почему мы не поехали сразу на турбазу?» — лениво подумалось Эвелине.

Кабриолет проследовал к самому дальнему строению, существенно меньшему, напоминающему отдельно стоящий домик для персонала.

Лев остановил машину, выбрался из-за руля и скрылся за дверью домика.

Кабриолет стоял носом к небольшому крылечку, поэтому Эвелина хорошо видела происходящее.

Вскоре дверь распахнулась, и ее кавалер появился в сопровождении двух мужчин в форменной рабочей одежде — кажется, Эва видела их мельком в первый, экскурсионный, приезд сюда. На лицах рабочих — если это были рабочие — застыло отстранённое выражение; будто они сейчас не рассматривали парализованную яркую девушку, сидящую в кабриолете, а наблюдали за привычной, рутиной процедурой — так порой смотрит на вас медсестра, заполняющая стандартную медкарту.

Эвелина с неестественным спокойствием ощущала, как рабочие с двух сторон берут её под руки, приподнимают, ведут — практически несут — в сторону раскрытой над крыльцом двери. Лев в это время исподлобья наблюдает за их действиями со стороны.

Потом перед застекленевшим взором Эвы мелькают внутренние части коридора, непонятные предметы интерьера, ещё одна дверь; наконец, прямоугольная, почти пустая комната; из мебели топчан-кушетка, пластиковое кресло как в летних кафе и непонятная деревянная ниша-лоток у «боковой» стены. Другая, «главная» стена — необычная, матово-серая, будто бы стеклянная, но непрозрачная.

Эву подтаскивают к топчану, осторожно укладывают на спину.

Девушка по-прежнему не может двигаться. В её руках и ногах — лёд. Громкий стук сердца отчётливо дублируется-бьётся в висках.

Над Эвелиной — непримечательный, ровный, белый потолок. Как чистый лист.

Кто-то подходит к ней сбоку — она улавливает шелест.

Лев берёт её руками за щёки и поворачивает голову девушки чуть вбок, чтобы она могла его видеть.

Некоторое время он молча смотрит на неё, словно пытаясь прочитать что-то в ответном взгляде.

Потом говорит.

Звук доходит до Эвы с некоторой задержкой, но она понимает значения слов.

— Помнишь, когда мы смотрели на свиней, я упомянул, что на моей ферме есть место для экзотических пород? — говорил Лев. — Думаю, ты уже догадалась для кого предназначен этот… загон?

Эвелина, естественно, ничего не ответила — не могла.

— Какое-то время понадобится, чтобы привести тебя в кондиции, — продолжал Лев. — Но в целом — всё то же самое. Как всегда.

Потом Лев отворачивает голову Эвы обратно — так, чтобы она могла смотреть только в потолок.

Придёт пора — и с неба, оступившись с края,

Падёт луна.

Последняя; и песня вдруг умолкнет.

Придёт пора — и, плача и стеная,

Умрёт душа,

Разбившись в миллион кривых осколков.



***





В холодном оцепенении Эва пробыла ещё минут тридцать, а может и час, время почему-то стало двигаться рывками. Она продолжала пялиться в потолок, пытаясь сосредоточиться, но никак не могла преодолеть преграду внутренней расслабленности. Думать было просто-напросто лень, приходилось превозмогать себя, чтобы сделать даже лёгкое, простое умозаключение.

Из каталептического транса её вывели тени.

То самое матовое стекло, из которого тотально состояла одна из стен, не являлось полностью непрозрачным. Когда Эва смогла повернуть голову, она уставилась именно туда, на стекло. На нём, как в театре теней иногда появлялись размытые силуэты. Они то прочерчивались чётче, то снова растворялись, тая. Первое, что более-менее внятно сообразила Эва после обездвиживания: по ту сторону стекла мечутся люди. Они подходят к нему снаружи вплотную — тогда их силуэт обрисовывается контурами, а потом снова уходят — и растворяются в матовом тумане.

Получается, они наблюдают на неё оттуда, из прошлой жизни. Стена-стекло наверняка просматривается с внешней стороны как витрина или как стекло аквариума.

Эвелина, конечно же, видела в кинофильмах такую фишку — преступника допрашивают в закрытой комнате с непрозрачными стенами, но другие полицейские могут наблюдать за ним через одностороннее стекло из коридора.

Только она — не преступник. Во всяком случае для тех движущих силуэтов: она зверь, животное. Попавшее в капкан.

Эвелина шевельнула рукой, одними пальцами. Потом ногой.

Паралич, чтобы его не вызвало, постепенно отступал.

С одной стороны, это вселяло хоть какую-то надежду, но с другой — начинало ввергать в полнейший беспросветный мрак, потому как вместе с физическим движением в сознании пробуждалось и умственное. Теперь сложить два и два представлялось не очень-то и трудным. Вот тебе и шизофрения Аси. Вот тебе и телефон на хранении. Вот тебе и обходительный Лев.

Вот тебе и невеста!

В следующую секунду Эве пришло новое откровение — она вдруг сообразила в каком качестве, скорее всего, она теперь тут находится. Нет, она не просто пленница поехавшего маньяка. Всё гораздо… ужаснее — хотя «ужаснее» слишком слабое слово, чтобы передать бездну нового открытия.

Эвелина почувствовала рвотный позыв, она с трудом сдержалась, гулко проглотила липкую слюну, организм реагировал всё ещё пьяно. Её начало мелко-мелко колотить-подрагивать, кожа посинела и покрылась пупырышками. Зубы застучали друг об друга. Эве захотелось чем-то накрыться, укутаться в ткань, но руки пока не слушались, пальцы лишь бестолково шевелились, как выводок меланхоличных пиявок.

И тогда Эва завыла: протяжно, громко и очень по-звериному.





***





«Лекарство» отпускало. Пусть медленно и волнами, но неизбежно. Руки Эвелины уже двигались по локоть. Первое, что она сделала, когда смогла поднимать ладонь — зачем-то ощупала себе лицо. Щёки, нос, подбородок — всё было холодное, как у мертвячки.

Мысли, ещё недавно хлынувшие лавной, почти иссякли. Лишь изредка, лениво и неспеша проскакивали в сознании, издеваясь над ситуацией.

Ещё минут через двадцать Эва села на своих нарах.

Матовое стекло выглядело единым, тени разбрелись по своим делам, оставив её одну.

Сейчас Эва очень тяготилась одиночеством. Пусть бы пришёл Лев, она бы стала умолять его сохранить ей жизнь. Ведь она хотела жить! Почему-то это истовое желание максимально проявилось только в эту самую минуту, раньше то был всего лишь инстинкт самосохранения; и на карнизе дома и в ссыпанной в ладонь гости таблеток — Эвелина не раз собиралась покончить с этим миром, прекратив его (и свои!) страдания. Но сейчас она до безумия сильно не хотела умирать. Нет! Только не сейчас!

Её дыхание участилось, на глаза наползли слёзы.

Девушка обшаривала голодным взглядом пространство своей новой кельи — но её окружала аскетическая пустота.

Эвелина подняла руку и пошарила пальцами в волосах — там спряталась заколка-невидимка — маленькая металлическая безделица, призванная для того, чтобы лишняя прядь не испортила причёску. Эва не стала её вытаскивать, а только провела подушечкой пальца по рифлёному боку; и снова прикрыла розовым локоном.

А потом скорее почуяла, чем увидела, чьё-то приближение.

Она опёрлась руками на дощатую основу своего топчана и стала смотреть сквозь матовую стену.

Кто-то подходил к её стойлу с той стороны. Эвелине казалось, что она слышит неразборчивые голоса — впрочем, это могло быть и игрой её обострившегося воображения.

Но она не ошиблась насчёт приближения извне. Вскоре на мутную поверхность стены легли силуэты — сразу несколько. Контуры очерчивались парами.

И чем дольше Эва смотрела а них — а те, вероятно, на неё — тем сильнее они ей кого-то напоминали.

Вот — крупный, литой, «прямоугольный» силуэт, а рядом — тонкий, высокий и худой.

Вот — два почти одинаковых по высоте, словно слепленных вместе, но каких-то рыхлых, размытых, дряхлых.

Вот — ещё пара; за овалом головы мужчины просматривается мелькающий «хвост», а рядом — женская фигура, невысокая, полноватая.

Эвелина не сомневалась: она всех их видела, совсем недавно, в предыдущей беззаботной жизни. Но теперь правила игры изменились. Взаимных наблюдателей разделила непреодолимая стена.

Силуэты не двигались. Они замерли в статичной картине, как на бракованном дагеротипе.

Эва сильнее надавила на доски ложа и вдруг поняла, что способна встать на ноги.

Она, сжав зубы от натуги, действительно сделала такую попытку. Мышцы послушались. Эвелина, шатаясь и балансируя расставленными для равновесия руками, стала приближаться к матовой стене.

Она шла до тех пор, пока не встала к силуэтам вплотную. Те не шелохнулись.

Тогда Эва переступила чуть влево, выбрав перед собой конкретную фигуру, ту, у которой в районе головы мелькал хвостик, и прижалась к перегородке щекой. А потом принялась перемещаться вдоль стены, не отнимая прижатой щеки, елозя ею по поверхности и ощущая кожей пупырчатую твердь. Ближе к углу она сникла, опустилась вниз, сползла, упала к плинтусу.

И тут услышала новый звук: что-то постукивало-шуршало, в том месте, где располагалась ниша-лоток.

Какое-то время Эва бессмысленно пялилась туда, но содержимое лотка с такого ракурса было неразличимо.

Тогда она, с коротким стоном, опираясь на стену, поднялась на ноги. И пошла к другой, «боковой» стене.

В лоток извне насыпали нечто, напоминающее овощи, какие-то клубни, похожие на чищенный картофель.

Ноги снова ослабли и Эвелине пришлось опуститься на четвереньки.

Некоторое время она стояла в коленно-локтевой позе перед лотком с…

«Да это же мой корм!» — осенило её. Эва выгнула шею, чтобы посмотреть на силуэты; те, казалось, благосклонно кивали, вполне довольные представлением.





***





Окончательно прийти в себя Эва смогла где-то ещё через час. Руки и ноги наконец-то стали вести себя как положено конечностям, а из-под черепной коробки испарилась сизая взвесь, мешавшая внятно соображать.

Но лучше — увы! — не стало.

Стало хуже.

События, произошедшие с ней за последнее время, обзавелись в сознании причинно-следственными связями, и Эвелина поразилась своей глупости и недалёкости. Как же тяжело бывает снять розовые очки. И как легко — поверить в свою исключительность и неотразимость. Продолжать быть самоуверенной овцой, готовящейся на заклание.

Первое звено цепи — её сиротство. Кто станет искать такую? Василиса? Мирон? Ну — ага. Первая знает, что она бросилась в отшельничество, может и поднимет небольшой кипиш месяцев через шесть; а второй и вовсе от неё открестится за такие «подарочки» в своём романтическом гнёздышке. Правда, Лев вроде бы как дал понять, что её ищет полиция, но на них надежды ещё меньше, даже если он не соврал.

Нет, тут чёткий расчёт — тупая канарейка распушила перья и сама — сама, ****ь! — прилетела в клетку.

Дальше — айфон. Идиотское объяснение — и она без средства связи. Сейчас Эва уже была уверена, что сеть на острове есть — видимо, она пропадает в низине, на Турбазе, но на открытом, высоком пространстве, на Маяке, например — наверняка ловит. Именно оттуда Лев и общался с ней днями и ночами. Но курица задумалась об этом слишком поздно.

Продолжаем. Фраза Льва в ресторане — про животных, которых он выращивает сам, в специальных питомниках; Эвелина глянула на матовую стену, но та оставалась однородной — зрители ушли; и которых кормит особым образом; девушка перевела взгляд на лоток с нетронутыми «клубнями». Теперь эти слова приобретают особый смысл и хорошо укладываются в канву происходящего. Именно поэтому у мяса, подаваемого шеф-поваром местного ресторана такой оригинальный и изысканный вкус. Всё дело в хорошем, правильном откорме хрюкающих, пищащих, чавкающих в своих вольерах бифштексах.

Ну и напоследок — становится понятным неадекватное поведение некоторых хозяев острова и гостей-«туристов»: Эва вспомнила «особенный» взгляд мамаши Льва — естественно, она заодно с ним; дикий танец престарелой парочки — видимо, в предвкушении дальнейшего безумного веселья; взгляды, тотально прикованные к ней, отправляющей кусок мяса в рот — когда ещё доведётся понаблюдать такую пикантнейшую сцену — одна пища употребляет другую?

Эва облилась холодным потом: только сейчас до неё дошло, чем могло быть то самое коронное блюдо, поданное Львом в разгар торжественного ужина. Её передёрнуло — болезненно, всем телом. Что, если мясо было из… Как там говорила шизофреничка Ася — она не хочет, чтобы с Эвелиной случилось то же, что и с… предыдущими?

«Боже! — мысленно возопила Эва — Что я тогда ела?!?!»

Она бесслёзно всхлипнула и снова посмотрела на стены своей камеры.

Ловушка захлопнулась? Выхода нет?

Теперь её станут кормить как тех хрюшек?

Но она ни за что не станет есть их еду!

«Уверена? — саркастически поинтересовался внутренний голос. — Может и продержишься день-два, — насмешливо добавил он. — А потом как миленькая проглотишь всё, что дадут. Голод — не тётка».

— Нет! — сказала Эва вслух. В её зрачках мелькнули безумные искры. — Нет! Нет! Нет!!!





***





Ближе к полудню пришло двое рабочих — здоровых мужиков, тех самых её «заносильщиков», одетых в фирменную фермерскую робу. Они появились в «камере», сдвинув снаружи засов двери и, войдя, хмуро уставились на пленницу. В руке одного из мужиков поблёскивал снаряжённый шприц с иглой. Эва в первый момент едва не бросилась в рукопашную, но вовремя сообразила, что это бесполезно. И смирилась.

Ей закатали рукав и впрыснули что-то в вену — Эвелина почти сразу ощутила слабость.

«Фермеры» помогли ей улечься навзничь на топчан и ушли, железно бряцнув закрывающимся засовом.

А минут через пять после этого — в помещении оказался он. Эва, пребывая в мерцающем сознании, пропустила его появление — Лев словно бы материализовался из воздуха, возникнув подле её ложа. Он выглядел всё также — спокойно, уверенно; на бывшую невесту он смотрел с лёгким прищуром.

— Эта инъекция, — сказал Лев, — мера предосторожности. В таком эмоциональном состоянии ты можешь быть опасна. А мне не хотелось бы тебя калечить лишний раз.

Эва промычала что-то неопределённое. Тело не слушалось.

— Если ты будешь себя вести относительно разумно, — продолжил Лев, — твои ближайшие дни окажутся перенасыщены событиями. Тебе не придётся лишний раз горевать о своей судьбе. Поверь, иногда лучше так, чем бесконечное время в пустых и мучительных раздумьях.

— За… что? — сумела спросить Эвелина еле переваливающимся во рту языком.

— А почему нет? — Лев словно бы не удивился этому вопросу. — Что ты сделала такого в жизни, за что могла бы получить какое-то особое, привилегированное положение? Может, спасала кого-то от голодной смерти? Пожертвовала почку умирающему от цирроза? Я уверен — что нет. Так почему же я, или кто-то ещё, должен относиться к тебе по-особенному?

— Я… — прошептала Эвелина. — Не… хотела…

— Конечно, не хотела. И я, может, не хотел. Но такова жизнь. Зато могу тебе совершенно точно сказать, кто хотел. Матильда и Базиль. Ник и Ася. Горацио и Минерва. С последними ты не знакома, но могла их видеть на нашем ужине в ресторане — та самая пара в кричащих нарядах. Все они забронировали места на турбазе сильно заранее. А когда узнали, кто станет главным участником представления, когда увидели твоё фото, отвалили за входной билет в десятикратном размере! По сравнению с предыдущим шоу. Что ж. Миллионеры могут себе такое позволить. Кстати, по моим скромным наблюдениям, процент извращенцев среди миллионеров гораздо выше, чем среди обычных смертных. Но не суть…

— Я… не понимаю…

— Терпение и всё прояснится. Так вот. Я тебе скажу больше. Я ведь не знал, когда ты ко мне приедешь. Но что приедешь — не сомневался. Поэтому анонсировать точную дату представления я контрагентам на мог. И что ты думаешь, это их смутило?.. Нисколько! Базиль купил пансион на острове на целый месяц. Они с Матильдой были готовы ждать до конца. Ник держал под рукой вертолёт на материке. Горацио фрахтовал быстроходный катер на побережье. Как только я дал отмашку — в тот же день охотники были на острове. Ну, а бойкие старички и так уже поджидали тебя здесь. Хочу сделать тебе комплимент — ты не разочаровала. После того, как клиенты увидели тебя вживую, они пришли в полнейший восторг. Даже моя мама вдохновилась! Хотя все прошлые представления она встречала со скептицизмом, если не со скукой. Но тут! Как же они меня благодарили в предвкушении праздника. Базиль с Матильдой признались, что у них от нахлынувших чувств впервые за пять лет случилась близость! Самые сильные впечатления часто провоцируют на секс. Ник и Ася, например, и вовсе не вылезают из кровати, хотя являются родными братом и сестрой, а вовсе не двоюродными, как преподносят окружающим. Минерва же, эта экстравагантная особа, уверяла меня, что после того, как тебя увидела, во время вечерней медитации у неё открылся-таки третий глаз! Вот видишь сколько положительных эмоций ты подарила людям! А сколько ещё подаришь!

Из уголка глаза Эвы выползла слеза и покатилась по щеке, оставляя влажный след.

— Я к чему? — Лев говорил по-прежнему ровно. — К тому, что хочу заручиться твоей поддержкой. Всё равно ничего уже не изменить. Так почему бы не пойти на взаимные уступки? Я со своей стороны прекращаю пичкать тебя лекарствами. Больше никаких инъекций. Пару дней тебе надо правильно питаться, я подготовил специальный рацион, иначе твоё мясо может стать жёстким после приготовления. Да, ты можешь устроить голодовку, но это не в твоих интересах. В этом случае к состязанию ты подойдёшь почти без сил, что усугубит твои страдания. Если же ты примешь моё предложение — здоровый дух позволит тебе продержаться ещё несколько дополнительных часов, а может и дней. Согласись, в твоём положении, это неплохой бонус. И самое главное — когда, ну… Когда представление подойдёт к своему завершению, я обещаю, что всё кончится быстро — одномоментно, ты не будешь мучаться…

Эва дёрнулась, порываясь что-то выдавить из себя, но Лев протестующе вскинул руку.

— Нет-нет, ничего не говори, — предупредил он. — Ты сейчас слишком шокирована, чтобы принимать взвешенные решения. Уложи всё в голове. Дождись, когда твой разум очистится от шелухи и станет холодным. И тогда уже прикинь все за и против. Я знаю, что ты рано или поздно придёшь к правильному решению…

Лев дотронулся до розовых волос Эвы — легонько, всего лишь прикоснулся. Потом убрал руку, посмотрел пристально в глаза и ушёл; пропал, растворился в воздухе.


Глава 15 ГОЛОД



Вторая доза «лекарства», видимо, оказалась существенно меньшей, потому как полный паралич прошёл почти сразу же после ухода Льва. А потом Эву и вовсе «отпустило»: руки — слушались, а в сознание пришла опустошающая ясность.

Эвелина принялась ходить по запертой клетке — как заключённая — туда-сюда, туда-сюда. Тени за стеклом не появлялись.

Она внезапно почувствовала острый призыв сходить в туалет. Оказывается, это можно было сделать в нише, отгороженной полуметровой перегородкой: в полу там зияла чёрная дырка канализации.





***





Вскоре растерянность и смятение сменилось у Эвы приступами короткого гнева. На неё внезапно «находила» ярость, она начинала мысленно проклинать всё и вся. Ещё чуть — и начнёт набрасываться на стены и лупить по ним кулачками, сбивая костяшки. С большим трудом, силой неизвестно откуда взявшейся воли, она купировала эти пароксизмы.

В минуты просветления, поразмыслив, Эвелина решила отказаться от голодовки. Аргументы Льва выглядели резонными, но дело было даже не в них. Эва не собиралась искусственно уменьшать свои шансы. Оголодав до изнеможения, она распишется в своей беспомощности, по сути — сдастся. Понятно, что справиться с кем бы то ни было даже в оптимальной физической форме будет вряд ли возможно. Но ключевое слово — вряд ли. При голодовке шанс на спасение превратится в железобетонный нуль.

Эва прошла к лотку-кормушке.

С десяток «клубней», заброшенных туда ещё утром, выглядели не очень-то аппетитно, напоминая видом чищенную картошку. Но что делать? Эва покосилась на односторонне-прозрачную стену — никого — и взяла одни клубень в руку. Поднесла ко рту, откусила. Не почувствовала никакого особого вкуса, но и отвращения тоже. Принялась жевать. Потом взяла второй.

Силы понадобятся, ещё раз напутствовала она себя. В любом случае. Даже на эшафот лучше подниматься самой, а не быть занесённой под ручки палачами.

Она съела в общей сложности семь «картофелин», когда ощутила некое чувство насыщения. Тогда Эва взяла оставшиеся две и перенесла их к «постели», спрятав под нары. Кто знает, может «заначка» когда и пригодится.

Гнев к этому времени в душе растворился и пришла апатия.

Эвелина разлеглась на топчане, полуприкрыла глаза.

Интересно, каково это — наблюдать за жертвой через стекло? Ощущая себя повелителем её — жертвы — жизни. Да, от этого действительно можно словить кайф. Этакий запретный и извращённый. Такой, что получает законченный садист, причиняя другим боль. И испытывая при этом маленький оргазм сладострастия. А что же жертва?

Внезапно Эвелина и сама услышала странный жар, втолкнувшийся в ток её крови. Она даже не поверила сама себе, но на какой-то быстрый миг впала в короткую эйфорию от того, что невольно стала центром внимания этих маньяков. Ведь они все смотрели на неё, вожделели (пусть и в другом смысле), облизывались и пускали слюнки. Их низменные инстинкты зависели от её поведения! Она, Эва, жертва, стала ненадолго своеобразной звездой представления. И искорки порочного тщеславия сейчас покалывали её мозг. Впрочем, такое состояние длилось недолго.

Реальность замкнутого пространства быстро вернула Эву «с небес на землю». А приступы гнева трансформировались в приступы панических атак.





***





Ближе к вечеру Эва задремала, отвернувшись на нарах к стенке, но сон её был чуток. Она расслышала шорох и шуршание и мгновенно проснулась. Резко повернулась: оказывается, ничего такого страшного в её «стойле» не происходило — всего лишь в кормушку всыпали новую порцию корма.

Она села на нарах, спустила ноги вниз и проследовала к лотку. Теперь там появилось нечто новенькое. Эвелина присмотрелась — кажется, куски волокнистого мяса, белесоватые, непривычного вида, крупно нарезанного — варёного?

За стеклянной стеной метнулась тень, Эва проворно скосила взгляд — да, кто-то там стоял, одиночный силуэт слабо просвечивал контурами. Но… Эвелину вдруг скрутил струп невыносимого ужаса, у неё даже ноги подогнулись, и она едва не упала, в последний момент найдя рукой опору на ребре лотка. Этот силуэт, такой знакомый. Он почему-то отпечатался в её подкорке как выцветшая фотография. Силуэт Динара?!

И в следующий же миг Эва поняла, что ошиблась: то ли тень за стеной дёрнулась, то ли контуры чуть прояснились — никакой это был не Динар, конечно же; скорее всего тот самый подсобный рабочий, что принёс порцию «сена» скотине.

Сердце Эвелины, замершее на секунды, забилось снова.

А может, это её заключение и эти издевательства — плата за совершённое? Но Лев ведь точно не мог знать, что она сделала в ванной комнате квартиры Мирона. Труп обнаружили, «в лучшем случае», только тогда, когда она уже находилась на острове. Получается, её наказывает само провидение, безжалостны фатум, судьба?!

Эва помотала головой, приходя в себя, и наклонилась над кормушкой. Взяла пальцами, с некоторой брезгливостью, один кусок. На ощупь он оказался жирный и мягковатый. Она с некоторым усилием откусила от краешка, волокна мяса чуть «тянулись», перед тем как разорваться. Принялась жевать — на вкус мясо оказалось сладковатым, но самую малость — Эва не нашла каких-то аналогий с тем, что пробовала раньше. И не кролик и не олень. Но вместе с тем её не покидало ощущение, что она помнит этот вкус. Но откуда? И тут её осенило — похожее блюдо она дегустировала в зале главного ресторана — именно тогда, когда остальные «туристы» пялилсь на неё со своих мест. Эвелина припомнила и другой факт — Лев тогда так и не сказал, из каких главных ингредиентов он приготовил своё «коронное блюдо».

Эва откусила еще и сама не заметила, как постепенно вошла в аппетит: съела почти всю «порцию». Остановилась только тогда, когда в лотке осталась пара кусков. По собственной традиции она перенесла их в «заначку».





***





— Признаюсь, мы с мамой поспорили… — сказал Лев, оценивающе разглядывая сидящую на нарах Эву.

Он появился в «клетке» после «ужина». Пришёл один, сам отпер дверь, вошёл без сопровождения бугаёв-рабочих, правда не стал приближаться к пленнице слишком близко.

У Эвелины немедленно сильнее застучало сердце, но вовсе не от того, что она увидела своего недавнего жениха, а от короткого взгляда на оставшуюся незапертой дверь. Впрочем, она моментально спохватилась, чтобы не подать виду.

— О чём? — тихо спросила она, стараясь оставаться безучастной.

— О том, как ты поведёшь себя дальше. Маман уверена, что тебя стоит опасаться. Она вряд ли одобрила бы мой визит сюда без охраны.

Эва хотела ухмыльнуться, но на её лице проступила скорее кривая усмешка.

— Мы придерживаемся разных сценариев будущей охоты. Маман уверена, что ты уйдёшь в глухой отказ и будешь вести себя нерационально — как загнанная в угол дичь. Что, пожалуй, лишит наше мероприятие дополнительной зрелищности и эмоциональности. Моя маман — пессимистка, — Лев принуждённо засмеялся. — Я же… настаиваю на другой точке зрения, уверен, что ты проникнешься исключительностью ситуации и станешь вести себя осознанно. Как при подготовке, так и на самой охоте. Ты как бы станешь моим союзником, в каком-то смысле и, благодаря этому, сможешь бороться до конца. Не сомневаюсь, что при таком раскладе абсолютно все участники будут тебе только благодарны. Ну и я, в первую очередь! Видишь, я уже начал выполнять свои обещания — больше никаких инъекций…

— Спасибо… — снова тихо, почти еле слышно, проговорила Эвелина. Несмотря на её понурый и расслабленный вид, мозг её сейчас вполне себе бодрствовал, просчитывая варианты. Пока следовало максимально тянуть время…

— Я вижу, что есть положительные сдвиги, — продолжил меж тем Лев. — Ты съела предложенную еду, не стала устраивать голодовку — это очень здоровый знак.

— Здоровый? — Эвелина нашла в себе силы усмехнуться.

— Ммм… согласен, не очень уместный эпитет, но ты поняла, о чём я. Здоровое питание тебе сейчас необходимо, чтобы подойти к состязанию в максимально достойной физической форме. Кстати, тебе понравился вкус мяса?

— Да, — неожиданно даже для себя призналась Эва. Она сразу же воспроизвела недавние ощущения, будто бы снова почувствовав мясные волокна на языке. Так отчётливо, что ей захотелось съесть ещё. Еще кусок. Или оба куска, припрятанные под кроватью.

— Отлично! — преувеличено радостно отозвался Лев. — Пока я выигрываю заочный спор у маман… Что ж, услуга за услугу. Если тебе интересно, могу озвучить последние новости с материка. Те, что касаются непосредственно тебя. А они, как ни странно, есть. Хотя, почему странно?

Лев сделал паузу, выжидая. Эвелина ничего не сказала, но, видимо, как-то выдала свою заинтересованность — проявившейся на лице мимикой или просто взглядом.

— Стали известны некоторые детали, касающиеся интереса полиции к показаниям Эвелины Беловой, — сказал он. — Она разыскивается как свидетель по делу об убийстве… — Лев снова сделал паузу, но Эва не прореагировала, смотрела на него пустым взглядом. — Да, в столице, насколько я понял, нашли фрагментированные останки некоего гражданина, которого не раз, незадолго до его смерти, видели с некоей известной нам обоим особой. Не то, чтобы полиция уверена, что данная особа могла бы расчленить его труп и разбросать эти части по пригороду, но… мало ли… Я вижу, на тебя данный факт не произвёл шокирующего впечатления?

— Нет, — глухо сказала Эвелина.

— Так я почему-то и думал, — кивнул Лев. — Впрочем, вполне возможно, у особы мог быть сообщник-подельник. Особа крайне привлекательна, а женская красота порой толкает мужчин на сумасшедшие поступки. Но… это не моё дело. Я рассказываю данную новость лишь в рамках наших договорённостей. Видишь, я чётко выполняю свои обязательства и надеюсь на взаимность в этом плане. Да, и ещё тебя ищет некая Василиса. Полагаю, подруга? Она тоже приехала на побережье. Но у неё шансов ещё меньше, чем у полиции.

Эвелина после упоминания о Василисе не сдержалась, в веках от нахлынувшего жара набрякли слёзы; она проглотила комок в горле.

— Вполне возможно, — сказал Лев, — что полиция нагрянет и сюда, на остров. Но ты не должна волноваться. Все меры предосторожности соблюдены. Никаких сомнений в том, что гражданки Беловой на острове нет и никогда не было — у правоохранителей не возникнет. Мало того, по прошествии нескольких дней, полиция получит исчерпывающие доказательства, что данная гражданка пропала без вести, возможно утонула в результате несчастного случая — поехала кататься на лодке и неосмотрительно выпала за борт. Или просто заплыла за буйки. Что-то типа того. Уверен, найдутся свидетели, показаниям которых нет причин не доверять. Возможно, дознаватели даже получат некий генетический материал с соответствующим ДНК, который поставит окончательный крест на полицейских изысканиях…

Эвелина закрыла лицо руками. В её виски толклись сгустки крови, распаляя внутренний огонь.

— И даже тут я с тобой максимально честен, — сказал Лев.

Эвелина отняла руки: на её лице застыло безликое выражение, словно она натянула эластичную пластмассовую маску.

Некоторое время собеседники молчали, разглядывая друг друга.

Потом Эва как бы машинально подняла правую руку, словно собиралась поправить причёску, и провела ладонью по волосам. Такой нервно-импульсивный жест, судя по всему, не насторожил Льва, он продолжал индифферентно стоять в нескольких метрах от топчана.

Эва, когда её ладонь коснулась волос, нащупала заколку-невидимку, незаметно извлекла её, зажав между двух пальцев, и, максимально внутренне сжавшись, вдруг прыгнула вперёд, одновременно замахиваясь рукой, с зажатым в ней импровизированным оружием.

Лев рывок «проспал» и «очнулся» только тогда, когда Эва была от него в каком-то метре. Он инстинктивно выбросил вперёд руку, ставя своеобразный блок, и остриё заколки, которым Эвелина метила попасть в лицо, воткнулось в рукав, пропоров и его, и кожу несостоявшегося жениха.

Инерция рывка оказалась настолько сильной, что Эва налетела на Льва всем своим весом и сумела сбить того с ног; мужчина повалился на спину, а Эвелина грохнулась на него сверху, но проскользила дальше, пребольно ударившись локтем и коленом.

Лев сориентировался очень быстро, сгруппировался, перекатился на бок и постарался прижать руками и ногами барахтающуюся на полу Эву. Та выскользнула, отчаянно отталкиваясь ладонями от шершавой поверхности — заколка, понятно, к этому моменту уже выпала из пальцев. Лев подхватился на карачки, навалился на девушку всем телом и, пыхтя от натуги, принялся выворачивать ей руки за спину. Эвелина сопротивлялась насколько могла, как приговорённая к казни, царапалась, лягалась, но силы слишком уж были неравны. Льву удалось её скрутить, проволочь по полу до нар, поднять, подхватив, и бросить на топчан. Расхристанная, с разодранной кофточкой, перемазанная в грязи и пыли, Эва ещё и больно ударилась спиной о стенку.

Лев проворно отбежал к самой двери, встал там, отдуваясь.

Ему тоже досталось: одежду перекосило, на нижней части предплечья, на рукаве светлой куртки проступило небольшое кровавое пятно, ворот рубашки был порван, а на щеке красовалась короткая ссадина.

— Но-но, — сказал Лев, стараясь восстановить нормальное дыхание.

Эва застонала, сжав зубы, и перевернулась на спину, подогнув колени к груди.

— В чём-то маман, всё же, оказалась права, — проговорил Лев, колюче взглядывая на свернувшуюся на нарах калачиком Эву. — Что ж будем считать, что счёт у нас с ней один-один… Кстати, охота начнётся послезавтра. Надеюсь, будешь готова… — и бывший воздыхатель и кавалер вышел из «клетки», смачно хлопнув дверью и лязгнув запором.

Эвелина же от пережитого стресса безудержно разрыдалась.



Мои руки дрожат — не удержат и пёрышко.

В них свинец, а не кровь, в землю их траектория.

Я кажусь бутафорией.

Я кажусь бутафорией.

Мёртв рассвет, у зрачков на свету нет реакции.

Моё я — это часть декорации.

Моё я — это часть декорации.

Я всего лишь кажусь бутафорией.

Я увяну цветком под пилонами,

Барельефом застыну как олово…



***





Очнулась она в своей постели, в номере гостиницы. Кто-то разговаривал рядом, комната была наполнена шумом. Эва разлепила веки и заметила накрытый стол и каких-то людей вокруг. В пространстве царил полумрак, верхний свет не зажигали, и происходящее освещалась лишь бликами ночной луны, что мутным фонарём висела за окном в бархатно-чёрном небе.

Эвелина привстала на локте, вглядываясь. Получается, она лежала в своей кровати, укрытая лёгкой простынкой, а рядом что-то праздновали гости. Некая пара беззвучно кружилась в вальсе, оставшиеся за столом невнятно переговаривались, кто-то разливал шампанское по фужерам.

Эва, мучительно стараясь осознать текущую реальность, привстала ещё сильнее — почему-то на неё не обращали особого внимания.

Двигающиеся в полумраке тени вдруг стали приобретать знакомые очертания. Вальсирующая пара представляла собой, оказывается, Базиля с Матильдой, а разливающий — был не кто иной, как брат-качок Аси. Как там его зовут?

Эвелина внезапно испугалась, что она не одета, в одном белье, и машинально подтянула на себя простынку.

За столом собрались все: и экстравагантная пока ещё безымянная пара из ресторана, и сама Ася, длинной тенью выделяющаяся среди остальных. И конечно Лев — торжественный, в парадном смокинге, насколько смогла рассмотреть Эва. Плюс — его маман, держащая бокал с игристым напитком в поднятой руке.

Эвелина переводила взгляд с одного гостя на другого, чувствуя неловкость и собственную неполноценность: все гуляют, а она, полуголая, почему-то спит в кровати.

Маман с Львом принялись друг другу подмигивать. В полутёмной комнате сложно было рассмотреть такое действо, но Эве это удалось. Перемигивание выглядело неестественно и как-то зловеще. Эвелина внутренне поёжилась.

— Проснулась? — близко услышала она и, повернув голову, увидела, что рядом, на краешке кровати сидит высокая Ася.

— Да, а что здесь?.. — начала Эва, но сестра качка её перебила.

— Только не волнуйся, — сказала она. — Уверяю тебя, всё под полным контролем. Опасаться абсолютно нечего!

— Хорошо, — выдохнула Эвелина и только тут вспомнила, что с ней происходило накануне. Так это был сон! — осенило её. Она шумно выдохнула и поелозила под покрывалом.

— Что такое? — поинтересовалась Ася, улыбаясь.

— Да просто мне приснились чудовищные вещи, — сказала Эва, пытаясь поймать взгляд собеседницы в темноте. — Будто бы меня посадили в клетку, как какого-то зверя, понимаешь? И кормили, насыпая куски мяса в кормушку. Меня готовили к закланию, можешь себе такое представить? И собирались вдоволь поразвлечься, перед тем как зарезать… — Эву стало трясти, то ли от холода, то ли от изложенных откровений.

— Ну что-ты, что ты, — сказала Ася успокаивающим тоном и погладила Эву по руке через простынку. — Всё уже закончилось…

И тут луна за окном словно сдвинулась с места, а может просто туча, проплывая, приоткрыла её край, комната осветилась по-новому, и Эва с захолонувшим сердцем рассмотрела то, что не замечала раньше — в другой руке Ася, оказывается, держала огромный кухонный нож: на длинном стальном лезвии гуляли лунные блики.

Эвелина в сковавшем её ужасе решила отодвинуться подальше, но странным образом видимая перспектива стала вдруг поворачиваться вокруг своей оси, будто бы саму Эву кто-то схватил на щиколотку и начал приподнимать могучей невидимой рукой.

Фигуры, в полумраке и без того нечёткие, совсем смазались, а гомон и шум трансформировались в неприятный гул, давящий на уши.

Эвелина, путаясь в простыне, принялась махать руками, словно бы защищаясь от болезненного головокружения и проснулась, растерянно хлопая ресницами.

Окружающая реальность проявилась очень быстро.

Она всё ещё лежала на нарах, в неудобной позе — одна нога затекла и почти не чувствовалась; болел разбитый локоть.

Эвелина, приходя в себя, чуть повернулась, машинально вытягивая ногу — в икру немедленно стало «колоть иголочками»: восстанавливалось кровообращение.

Её «клетка» никуда не делась — «односторонняя» стена, лоток для пищи, перегородка — всё было на месте и являлось самой, что ни на есть реальностью. Дикой, извращённой, безжалостной, бесчеловечной — но реальностью. С которой необходимо считаться.

За стенкой мелькнула тень.

Эва вскинулась, прогоняя последние отголоски сна, села на топчане, опираясь руками на основание.

Кто-то за ней наблюдал.

Вот тень приблизилась к обзорной стене настолько, что проявилась контурами. И выглядела теперь она необычно высокой и худой.

Ася? — лениво подумалось Эве. — Да какая, впрочем, разница?..

Эвелина бездумно смотрела не тёмный силуэт, не испытывая внутри никаких эмоций. Меж тем силуэт принялся двигаться, словно бы показывала Эве некие знаки, как в испорченном театре теней. Рука долговязого призрака то «отделялась» от тела, то снова приближалась к нему, перемещаясь вниз-вверх по причудливой траектории.

Эва не собиралась разгадывать эти ребусы — с неё хватит.

А силуэт Аси — если это была она — продолжал изгибаться и «танцевать» сам с собой, делая причудливые пассы руками.

Через пару минут движения прекратились.

У силуэта теперь чётче очертился овал лица, видимо, его обладатель прижался лбом к стеклу.

Некоторое время ничего не происходило. Эва смотрела на чёрный овал, а некто смотрел на сидящую на нарах Эву.

Потом Эвелина не выдержала — подняла руку в направлении силуэта и оттопырила вверх средний палец.

Тень немного «подумала» и пропала, истончилась, сгинула во внешнем небытие.

Эва опустила руку и ощутила сильный внутренний позыв — она была голодна! Желудок свело короткой судорогой, а на языке появился неприятный горьковатый привкус.

Эвелина перегнулась вниз и достала из «заначки» два кусочка мяса; отправила их в рот и принялась жевать, понимая, что получает физиологическое удовольствие: не только от утоления дикого голода, но и от приторного, чуть сладковатого вкуса.


Глава 16 ФАТУМ


Время в клетке текло для Эвелины неравномерно. Оно то убыстрялось, убегало в небытие — хотелось вцепиться в него ногтями, чтобы притормозить: быть может это последние секунды, минуты и часы её жизни. То, напротив, растягивалось, текло приторной патокой, отпечатываясь в сознании эмоциональной болью: каждый эпизод её жизни, который она вспоминала-обдумывала при душевном прикосновении саднил, как открытая рана.

И то и другое состояние было паталогическим. Болезненным, лихорадочным. И Эва сомневалась, случится ли у неё за оставшиеся дни хоть что-нибудь нормальное.

Надеяться на такое глупо. Что же делать? Смириться и сложить лапки?

Лев не объявлялся долго.

Всё это время пару раз за «стеклянной» стеной появлялись соглядатаи: кто там был, Эва не разобрала, да и не стремилась: какая разница? Наблюдатели стояли там недолго — минут по пять-десять. Ничего не предпринимали, просто смотрели. Эвелина демонстративно не обращала на них внимания: или лежала на топчане с заведёнными за затылок руками и смотрела в потолок, или ходила по «камере» туда-сюда, как тигрица в зоопарковой клетке.

Единственное, если так можно сказать, «положительное» ощущение Эвелина испытывала лишь от приёма пищи; волокнистые варёные куски мяса подавали ей в лоток без проволочек, «по расписанию». И она даже за такое короткое время к ним пристрастилась. Как голодная кошка, услышав звякающую миску на кухне, несётся туда через все комнаты, так и Эвелина, даже в полудрёме, уловив звук открывающейся заслонки и шум подачи корма, мгновенно подхватывалась, подбегала к кормушке, и нетерпеливо хватала руками мясные обрезки и «клубни»: почему-то к этому времени голод в ней так распалялся, что начинал заглушать другие инстинкты. Эва падала на колени и жадно пихала в рот свою нынешнюю еду — жевала, чавкая, торопливо глотала, пока не приходило первое насыщение. Только тогда она, опомнившись, принималась пережевывать пищу размеренно и медленно. «Порции» подавались ей не такие уж и внушительные, поэтому Эва решила отказаться от «заначки»; бессмысленно — пара кусочков вряд ли спасёт, если «хозяева» решат заморить зверушку, — но, судя по всему, такой задачи вовсе не стояло: на кого безумные извращенцы тогда будут охотиться?

Лев «нарисовался» только накануне анонсированной им ранее «охоты». Вошёл, в сопровождении двух мордоворотов, — с подживающей полоской на щеке от Эвиных когтей — и сдержанно поздоровался.

Эвелина не ответила и почти никак не прореагировала, повернула голову, сидя на нарах, в сторону от вошедших, и уставилась пустым взглядом в пространство.

В руках Лев держал какой-то мягкий свёрток. Не подходя близко, он кинул его Эве — свёрток мягко приземлился на топчан рядом с бедром девушки.

— Это твоя одежда для… мероприятия, — пояснил он. — Чтобы удобнее передвигаться. Комбинезон, спортивные туфли. Комплект для пересечённой местности…

Эва криво усмехнулась.

— Несмотря на наш инцидент, — продолжил Лев ровным голосом, — все наши договорённости остаются в силе. Я максимально поспособствую тому, чтобы ты провела последние часы на воле достойно. Понимаю, что сейчас ты не совсем в том состоянии, в тебе клокочет ярость…. Поэтому я и пришёл немного заранее. Чтобы ты всё взвесила до завтрашнего утра. Расклад у нас следующий.

И он принялся рассказывать о предстоящем «развлечении».

Эва и слушала, и не слушала. Слова привычно отпечатывались в её сознании смыслом, предложения выстраивались в непротиворечивые логические цепочки. Но она не могла избавиться от впечатления, что воспринимает пояснения Льва будто бы со стороны, присутствуя в камере «третьим лицом», безмолвным наблюдателем, зрителем в кинотеатре.

Лев пояснил, что «состязание» состоится в самом отделённом, специально оборудованном участке острова. Место действия отрезано от остальной суши широким водным каналом и представляет собой своеобразный «живой» лабиринт. В том смысле, что «сделан» он из растущих зарослей лиан и кустов. Можно сказать, что он напоминает чем-то заброшенный парк. В лабиринте есть и несколько открытых участков с переменчивым ландшафтом. С другой стороны «парк» упирается в скалистые горы — они определённо непроходимые — пытаться забраться на них — откровенное самоубийство. Если же попытаться «вернуться» обычным путём, через канал — это тоже вряд ли удастся — как раз в том месте обитает несколько крокодилов, что никогда не прочь полакомиться лёгкой добычей.

Единственно возможный способ продержаться в игре — обхитрить преследователей, скрываясь от них как можно дольше в лабиринте. Охотников будет шестеро. Матильда с Базилем, Ася с братом и Минерва с Горацио. У каждого из них будет ружьё, заряженное специальными иглами — что-то подобное применяют, когда надо усыпить опасное животное. Одно попадание такой «пули» вряд ли сразу собьёт жертву с ног, а вот пара-тройка удачных выстрелов наверняка стреножит. В этом и есть элемент состязания. Та пара, что сумеет окончательно «спеленать» дичь — будет считаться победителями. У них появится право выбирать: распоряжаться «выигрышем» и распределять между участниками по своему усмотрению самые пикантные части «туши» для дальнейшего меню.

Какие резоны у жертвы, чтобы сопротивляться как можно дольше?

Их три, пояснил Лев. Первое, наиболее банальное, инстинкт самосохранения: все мы хотим, пока нас не сковало безумство, пожить подольше. Второе: при определённых обстоятельствах можно попытаться каким-то образом временно перехватить инициативу и дать отпор самым ненавистным охотникам, как-то перехитрить их, поставить в уязвимое положение, чтобы нанести контрудар — правила это разрешают. Понятно, что провернуть такое непросто, все преследователи будут начеку, но теоретически такое возможно. И, наконец, третье, самое важное. Если жертва сумеет продержаться в лабиринте двенадцать часов, даже получив ранение, но не отключившись, ровно до 22.00 — охота прекращается.

— Я, разумеется, не гарантирую, что отпущу тебя на все четыре стороны, — заявил Лев, поясняя данный пункт. — Но обещаю, что решение о твоей судьбе мы с маман отложим пока на неопределённый срок.

— И много раньше было таких… выживших? — неожиданно для себя поинтересовалась Эва хриплым голосом.

— Ни одного, — лаконично ответил Лев, стараясь избегать прямого взгляда «заключённой». — А максимальный рекорд нахождения в лабиринте до… до того, как жертву подстрелят, составляет без пяти минут час. Не стану лукавить: дожить до заката — та ещё задачка.

— Ха-ха, — сказала Эва, снова ухмыльнувшись.

— Решать тебе, — сказал Лев на прощание. — Можно подготовиться, собраться и дать бой. Можно сразу же безвольно отдаться в руки победителям — в этом случае, согласно нашим договорённостям, я буду иметь право на проведение некоторых не очень приятных и эстетичных экзекуций ещё до твоего умерщвления. Решать тебе. Думай, анализируй, сопоставляй, ты умная девушка.

— Хер тебе, — тихо, но душевно отозвалась Эва.

Лев хотел что-то добавить, но передумал, слегка склонил голову, неодобрительно нахмурившись, потом развернулся и в сопровождении свиты покинул помещение.





***





Перед тем как заснуть накануне охоты — ну как заснуть, отключиться в полурдеме, вздрагивая-просыпаясь от каждого шороха, — на Эвелину снизошли размышления. Она «разглядывала» ломаные линии на чёрной внутренности своих закрытых век и думала. Ей почудилась, что она вот-вот доберётся до новой истины, что она, эта истина, последнее время всё кружила где-то рядом, но никак не давала себя схватить в невидимые объятья, не разрешала раздеть догола, чтобы хорошенько рассмотреть. А сейчас то ли обессилила для сопротивления, то ли специально прикинулась немощной, чтобы подарить Эве напоследок не очень-то приятственные откровения. Да что там — безжалостные, жестокие и душевыворачивающие откровения.

Получалось: то, что с ней произошло — не случайно. Кликушествующие монахи всегда списывают человечье наказание на вердикты Страшного суда, но это, как по Эве, слишком уж простое объяснение. В дело тут вступает Фатум, не знающий ни сострадания, ни участия. Холодный, «математически» выверенный Фатум, не признающий никакого раскаяния. В отличие от. Выходит, он — своеобразное явление природы, катаклизм, «просыпающийся» в моменты самых узловых событий жизни. Как дремлющий до поры до времени древний вулкан. Наши поступки могут спровоцировать его — и р-раз! Земля дрожит, небо гремит, а из разверзшегося жерла, наполненного алой магмой, выстреливает вверх столб вулканического раскалённого пепла, вперемешку со скальной породой. И человека словно оглушает изнутри, опустошает, выжигает…

Да, Лев не мог знать, что она сделала с Динаром. Никто не мог. Кроме Фатума. Вулкану безразличны сопутствующие обстоятельства; кто там на его склоне кого обманул и кого наказал — это не его «епархия». Его тригеррирует поступок. Пресловутый толчок камня, который зачинает горную лавину.

И неожиданно для себя Эвелина пришла к парадоксальному умозаключению: она всё сделала правильно! А значит, не о чем жалеть! Удивительно, но никакое последующее уничижение себя не принесло бы облегчения, потому как у Эвы не было боли. Динар умер, потому как сам провозгласил себе смертный приговор, а Эвелина выступила лишь исполнителем, да, палачом, если хотите, но всего лишь наёмным работником Фатума!

Придя к такому выводу, Эва поняла, что проголодалась. Сходила к лотку, доела последние остатки «вечернего» корма. Мясо стало вызывать в ней неконтролируемое чувство привыкания — как наркотик, — Эвелина со страхом представляла себе ситуацию, когда её беснующийся в мозгу голод не удастся утолить. И тут же охолащивала себя — вряд ли такое случится в принципе — завтра с утра она станет белой крыской в лабиринте. А ещё через час, максимум — мёртвой тушкой. Которую требуется освежевать и разделать. Ей ли печалиться о голоде?!

Эва вернулась на топчан, легла на бок, чуть подогнув колени и, заставив себя, снова закрыла глаза. Вспыхнули линии в темноте, какие-то зигзаги, будто кто-то невидимый давит ей на веки. Она попыталась выровнять дыхание, чтобы расслабиться и, наконец, заснуть.

Но мысли мешали. Они толклись в голове, будто ломились толпой к одному приемному окошечку с правдой.

Не проще ли завтра подставиться под первое ружьё и завершить эти жалкие поползновения и унизительные цепляния за жизнь? Лишить развлечения этих уродов, что заплатили гигантские бабки за участие в своих извращённых издевательствах? Хоть так разочаровать их? И Льва, который преподнёс её уродам на блюдечке, как главное блюдо? И жуткую его маман, что прикидывается добродушной домохозяйкой, а у самой от предвкушения зрачки горят инфернальным, дьявольским огнём? Оставить всю шайку-лейку «с носом», вернее с хладным, обездвиженным телом? С другой стороны, ничто не помешает им поглумиться над ней после смерти. Эва даже представила их хищные, отвратительные рожи, скалящиеся в кривых плотоядных оскалах. Матильда с Базилем, поди, ещё и станцуют чечётку на её костях, с них станется…

Какая тогда альтернатива? Принять правила Льва и проявить максимальное сопротивление? Но надолго ли её хватит, если остальные не смогли продержаться больше часа — в данном случае Льву не было никакого резона её дезинформировать, наоборот, скорее следовало обнадёжить её, наврать, что кто-то прятался в лабиринте дольше. Что она сможет, слабосильная девушка, сделать против шестерых вооружённых людей? Только бегать по «живым» коридорам сафари-парка, надеясь на переменчивый авось? Ну так охотники тоже не дураки. Рано или поздно загонят её в угол, и произойдет это задолго до окончания означенного срока.

Эва снова ощутила укол болезненного тщеславия. Представив себя в роли обречённой жертвы, словно посреди манежа, на который вдруг направили прожектора. Щёлк! Лучи пропороли притихшую черноту и сошлись на изящной фигурке посреди арены. Они подсветили её, чтобы зрители могли рассмотреть приму во всей красе. И восхититься. А она, в этот недолгий миг, могла купаться во всеобщем внимании, чувствуя своё сиюминутное превосходство — ведь все взгляды прикованы только к ней! Пусть через минуты она станет жертвой, но пока то она — королева!

Поразительно, но Эва внезапно ощутила сексуальное возбуждение. Её щёки пыхнули жаром, по груди разлилась истома, а в животе запорхали те самые бабочки.

— А-ах… — выдохнула она через зубы и сильнее согнулась, ещё подтянув коленки.

Полежала так какое-то время, не шевелясь. Но морок не проходил, лихорадочное состояние, напротив, только усугубилось.

И тогда Эва, слабо отдавая себе отчёт в своих действиях, сунула руку себе в одежду, нащупала вожделенную цель и стала выполнять короткие ритмичные движения.

Губы её при этом приоткрылись, дыхание участилось, а на лбу выступила тёплая испарина…





***





Когда утром дверь «камеры» распахнулась, Эвелина сидела на нарах в полной боевой готовности. Свою «повседневную» одежду она добровольно сменила на комбинезон, который ей вчера принёс Лев. Комбинезон оказался впору, ничего не стесняло любых, даже размашистых, движений Эвы.

Девушка чинно сидела на основании топчана и с вызовом смотрела на входящих. Её блестящие зрачки бликовали в свете люминесцентных ламп.





***





На берегу канала их ждали. Эву привезли туда на том самом кабриолете, только за рулём сидел один из неулыбчивых работников «фермы». И ещё двое — по бокам, на заднем сиденье. Руки и лодыжки Эвелины были предусмотрительно перетянуты стяжками.

Кабриолет пафосно выехал на небольшую полянку у самого уреза воды, будто на торжественную площадь привезли суперзвезду. Всё внимание присутствующих оказалось приковано к девушке в оранжевом комбинезоне. Не хватало только оваций и чепчиков, подбрасываемых в воздух.

И снова, в который уже раз, Эва, нервно облизнувшись, явственно ощутила на губах вкус сладко-порочного тщеславия. Она всё ещё оставалась главной фигурой жуткого представления.

Один из охранников нагнулся, чтобы перекусить хомут у пленницы на ногах, другой — перерезал путы, стягивающие руки.

Эвелина наконец смогла получше рассмотреть присутствующих на «церемонии». Если не считать охраны, на берегу находились все знакомые ей контрагенты. Охотники стояли парами, тоже облачённые в комбинезоны, но иного покроя. Зато в таких же кричащих цветах. Матильда и Базиль — в ярко-голубом, Ася и Ник — в ядовито-зелёном, Минерва и Горацио — в лимонно-жёлтом. У каждого из преследователей имелось специальное ружьё с укороченным дулом. Оно или болталось на груди, на ремне, перекинутом через шею, или было заведено за плечо.

Чуть в стороне расположилась последняя, четвёртая пара. Лев и его маман. Гавайку и шорты, видимо, из-за претенциозности момента, бывший жених Евы сменил на практичный спортивный костюм. Розетта Фёдоровна же вырядилась едва ли не в вечернее платье и нацепила на физиономию огромные зеркальные солнечные очки, отчего сразу же проассоциировалась у Эвы с черепахой.

Чуть дальше по берегу, вытащенные носами на песок притулились две лодки с чёрными горбами моторов на корме.

Эва посмотрела вдаль — ширина канала была не такой уж значительной, метров сто пятьдесят от силы — а за ним почти сразу начиналась живая стена леса, сплетённая из веток, лиан и бог знает чего ещё — надо полагать, начало того самого лабиринта-парка. Вода в канале выглядела грязной и мутной, Эвелина уловила слабое течение, от чего у неё на мгновение даже закружилась голова.

Один из охранников помог ей выбраться из машины. Он же подвёл её к стоящим в шеренгу охотникам.

Теперь они рассматривали друг друга. Безумные хищники и трепетная дичь.

— Господа! — обратился Лев, обращая на себя внимание. — Ещё раз прошу придерживаться тех правил, что мы не раз оговорили заранее. Это касается, кстати, обеих сторон, — он выразительно посмотрел на Эвелину. — Действо начнётся ровно в десять, — Лев сверился с наручными часами, — то есть приблизительно через полчаса. Задача убегающей, после того как прозвучит гонг, продержаться в лабиринте двенадцать часов, до двадцати двух ноль-ноль. При таком исходе она объявляется победительницей. В противном случае первенство отдаётся той паре, что сумеет лишить убегающую возможности к сопротивлению. Ещё раз подчёркиваю — необходим полный контроль и бессознательное состояние убегающей, для этого может стать недостаточным просто её подстрелить, одна или даже две иглы, попавшие в объект — ещё не гарантия успеха. Тут всё зависит от индивидуального состояния организма убегающей. Когда пара охотников удостоверится в выполнении данного пункта, они сообщают по рации о своём местонахождении, и я фиксирую результат. На этом состязание заканчивается. И мы переходим ко второму этапу, детали которого обсудим уже позже… Мы специально снабдили вас яркой, разноцветной одеждой, чтобы вы могли отличаться друг от друга, а главное — от убегающей, во избежание недоразумений. Преследующие начинают движение из выбранных жребием точек сразу после гонга. Дислокация каждой пары на момент начала состязания равноудалена от точки высадки убегающей. В этом плане ни у кого преимущества нет… Что ж… Вопросы, замечания, пожелания?.. — Лев пробежался взором по шеренге охотников, но те хранили молчание.

Эвелина тоже перевела взгляд на своих потенциальных убийц, но сделала это скорее машинально, автоматически. Ну в самом деле, что она могла рассчитывать увидеть в их пустых взглядах? Сочувствие, жалость, сожаление? Конечно же, нет. За те секунды, что она вглядывалась в их непроницаемые лица-маски, Эва различала в них только нездоровый азарт, восхищение, нетерпеливость. Лишь у Аси в зрачках мелькнуло какое-то непонятное, отличное от других настроение — да и то, возможно, Эвелине это показалось, потому что глаз у девушки постоянно дёргался от нервного тика. Матильда же, ответно глянув на Эву, коротко и мёртво улыбнулась самыми краешками вульгарно накрашенных тонких губ; так помнится, улыбался несмешной клоун в виденном когда-то Эвой бездарном цирковом представлении.

Шесть к одному, почему-то подумалось Эвелине.

А Лев, словно, прочитав её мысли, напомнил собравшимся на берегу охотникам о том, что тотализатор прекратит принимать ставки с ударом гонга.

— Вы можете поставить на временной отрезок, — добавил он после небольшой паузы, — который, по-вашему, понадобится для… окончания состязания либо на какого-то отдельного победителя, в том числе и на себя.

— А на общий исход? — спросил коренастый и невысокий спутник Минервы. Голос у него был прокуренный: хриплый и сипящий.

— На общий исход, дорогой мой Горацио, ставки принимаются в одностороннем порядке. Только на убегающую. Из-за ничтожности коэффициента противоположного исхода.

— Понял вас, мессер, — задававший вопрос кивнул.

Эве стало противно смотреть на переминающуюся в шеренге шестёрку. Она подняла голову и посмотрела чуть правее, на стену леса за каналом. Там, из сердцевины зелёных джунглей вдруг выпорхнула огромная чёрная птица. Она, величаво махая крыльями, стала подниматься выше и постепенно удаляться, направляясь в сторону просвечивающих в матовой дымке гор.

«Жаль, что я так не могу» — обречённо подумала Эва.





***





Народ рассадили по лодкам. В первую погрузили «охотников»; один из охранников сел за руль. Во второй за консолью управления устроился сам Лев. Эвелину же посадили на лавку, тянущуюся вдоль борта. На другой стороне, прямо напротив неё, села маман и расположились оставшиеся «фермеры».

Розетта Фёдоровна, переместив на лоб свои чудовищные очки, пристально рассматривала Эву, но та никак не реагировала; демонстративно смотрела мимо, на расходящуюся от движения лодки мутную волну.

— Что вы сейчас чувствуете? — неожиданно спросила маман. — Боль? Разочарование? Гнев?

Эва не ответила, даже не повернула головы, продолжая рассматривать колеблющуюся за бортом поверхность воды.

— Зря вы на меня ополчились, милочка, — проникновенно продолжила Розетта. — К тому же всё равно ничего уже не изменить. А мы даём вам возможность хотя бы с достоинством ответить за свои грехи. Возможно, вы укажете мне на то, что это не моё дело, к тому же мы не в исповедальне. Почему-то принято дожидаться какого-то там эфемерного Высшего суда до последнего вздоха, отчаянно хватаясь за жизнь. А ведь это унизительно.

— А вы, я так понимаю, безгрешны? — Эва зло зыркнула на собеседницу и снова отвернулась.

— Ха-ха, неплохая шутка, — развеселилась маман. — Наши грехи, пожалуй, затмят подвиги некоторых библейских персонажей. Но откуда вам знать, что мы припасли для себя, когда придёт время? Уверяю, если бы вы дожили до этого момента, вы бы не были разочарованы.

— Да вы просто банда больных ублюдков, вот и весь сказ, — произнесла. Эва сквозь зубы, понимая, что терять ей всё равно уже нечего.

— В вас говорит смута, — довольно спокойным тоном отозвалась на эту эскападу Розетта. — Вы ослеплены внутренним бешенством и потому агрессируете. Что ж, это тоже надо пережить, перебороть в себе. И тогда вы узреете новую истину.

— Просто заткнись, — сказала ей Эва чуть громче и с таким нажимом, что Лев беспокойно повернул в их сторону голову, на секунды отвлекаясь от управления лодкой. — Пока я тебя не скинула за борт, — добавила Эвелина, — на завтрак твоим сородичам-крокодилам…


Глава 17 ПОГРЕБЁННАЯ


Вход в лабиринт представлял собой облагороженные и аккуратно, по садовому, подрезанные кустарники какого-то южного растения. «Живые» стенки поднимались едва выше пояса, но дальше «вырастали» вверх, представляя собой хаотичное на первый взгляд переплетение лиан. Что там ожидает Эву, в глубине лесного лабиринта, можно было только догадываться.

Берег же, куда причалил первый катер, выглядел скучно: грубоватый, шершавый песок, влажные разводы от колеблющейся воды, небрежные остатки полусгнивших и оттого почерневших водорослей.

Шум мотора второй лодки постепенно затих, охотники готовились высадиться на установленной точке, в паре миль вниз по течению.

Лев озабоченно глянул на ручные часы.

Эвелина стояла индифферентно, делая вид, что ей всё безразлично. Дурацкий оранжевый комбинезон меньше всего сейчас подчёркивал её природную женственность. Казалось, на берег привезли беглого каторжника (правда, с розовыми волосами) — не хватало только кандалов на ногах. Привезли, чтобы… казнить?

Эва, прищурившись, глянула на небо: оно посерело, налетели тучи, солнце же — размытая жёлтая тарелка — едва проглядывалось.

— Три минуты, — объявил Лев, и Эва краем глаза увидела, как ухмыльнулась маман. Один из уголков её рта вдруг пополз чуть вверх, словно кто-то невидимый потянул его за невидимую же верёвочку. Эвелина внезапно подумала, что с большим удовольствием убила бы эту женщину. Почему-то именно Розетта Фёдоровна вызывала в ней максимальное отторжение и жажду мести.

Один из охранников извлёк из нутра катера игрушечный гонг с колотушкой и встал в торжественную позу, держа блин перед собой. Другой, вытянув руку, подставил к нему рацию.

Налетел порыв ветра, разметав волосы. Эва машинально переступила ногами.

— Десять, — провозгласил Лев, глядя на циферблат, — Девять, восемь…

Где-то в дебрях лабиринта задушено крикнула лесная птица.

— …Три… Два… Один… — сказал Лев.

Охранник, держащий рацию, нажал на кнопку передачи и придвинул её ещё ближе к гонгу. Второй секьюрити отвёл руку с колотушкой.

— Старт, — сообщил Лев, даже не повысив голос.

Раздался удар гонга.

Эва сорвалась с места, словно бегун, среагировавший на выстрел стартового пистолета.

Ей настолько осточертело видеть эти рожи, что она хотела как можно быстрее попасть внутрь лабиринта. Не для того, чтобы выгадать себе какие-то дополнительные секунды жизни, а чтобы остаться наедине с никем. Даже не с собой, и не с лукавым лесом, а просто в гулком космическом одиночестве.

Она вбежала в живой коридор и стала углубляться в лабиринт, следуя поворотам живой изгороди — тут, вначале, она вела единственной дорогой. Когда же Эвелине встретилась первая развилка, она, не сбавляя скорости, повернула направо.





***





Почти сразу Эва заблудилась. К тому времени, как она задохнулась-таки от необдуманного спурта, беглянка уже слабо представляла, где находится. За двойными развилками последовали тройные, а далее — и вовсе ей встретился перекрёсток. Из-за постоянных поворотов и смен вектора движения участок мозга, отвечающий за пространственную ориентировку, окончательно сдался. Север слился с югом, а восток с западом.

Эва посмотрела на солнце — может быть можно как-то по нему ориентироваться? Но как? Следовать за ним — а значит, двигаться с востока на запад? Но зачем? Чем это направление лучше других?

«И всё же надо держаться хоть какой-то тактики» — решила Эва.

Бездумный, хаотичный бег внутри зарослей не приведёт ни к чему хорошему: она быстро наткнётся на охотника, который без помех всадит в неё иглы с ядом…

Но что тут можно придумать?

Эвелина прислонилась спиной к живой изгороди на перекрёстке, чтобы отдышаться. Во все стороны уходили четыре дороги. Ну, три, если исключить ту, по которой она сюда прибежала. Куда дальше?

Эва, за это небольшое время нахождения внутри, отметила для себя, что прямые участки лабиринта очень короткие. Кроме длинного стартового створа, ей почти всегда приходилось поворачивать после десяти-двадцати метров живого коридора, упираясь в перпендикулярную движению стену. Можно ли как-то использовать эту особенность?

Странно, но Эвелина почти не ощущала страха. Да, в груди клокотало некое волнение, но оно скорее напоминало мандраж от важности исхода соревнования, будто бы ты всего лишь спортсменка, приступившая к состязанию. Страха приближающейся смерти не было вовсе.

Возможно, он появится позже, когда Эва услышит первый шорох приближающегося из-за угла охотника?

Кто знает?

Но пока, выровняв дыхание, Эвелина двинулась дальше — на перекрёстке прямо — до следующей неминуемой развилки.





***





Минут через десять Эвелина словила первый приступ клаустрофобии. Лиственные стенки лабиринта, как показалось ей по мере продвижения, стали не только выше «ростом», но и принялись смыкаться, оставляя всё более узкий проход. Будто бы лабиринт был живым организмом и сейчас, на выдохе, сжимал свои лёгкие, а значит мог запросто раздавить её — микроскопическую букашку внутри одной из альвеол.

Эва инстинктивно выбросила в стороны руки, препятствуя несуществующему сжатию и облилась холодным дурманящим потом. Ей пришлось почти остановиться, чтобы прийти в себя. Помогло солнце — Эвелина задрала голову вверх, жёлтый круг показался на секунды из-под облаков и помог вернуть ощущение реальности. Эва судорожно сглотнула, пытаясь унять нервную дрожь.

И побежала дальше.

Но через пару минут её скрутила новая напасть.

Ей, со всей отчётливостью показалось, что за ближайшим углом-поворотом лабиринта кто-то стоит. Не совсем понятно, на чём было основано такое ощущение — никаких посторонних или подозрительных звуков Эва не слышала, но, тем не менее, почти не сомневалась: за углом её поджидает охотник. Стоит, тонко дыша, сжимает в руке приклад ружья и плотоядно улыбается в предвкушении добычи.

Эвелина словила ступор.

Ноги категорически отказывались подчиняться командам мозга и делать элементарные вещи — идти вперёд.

Но медлить не следовало. Если впереди её поджидал пока лишь призрак, то из-за спины совершенно точно приближались абсолютно вещественные преследователи.

Скрутив волю в кулак, сжав зубы — аж скрипнуло — Эвелина всё же пересилила себя. С громко колотящимся сердцем заглянула за угол стены — пусто. Никого там не было, лишь маленькая чёрная зверушка метнулась быстрым штрихом в нижнее сплетение лиан.

Эва шумно выдохнула и двинулась рысью дальше.





***





Время продолжало течь рывками. Из-за непрерывного бега и спутанного дыхания Эве казалось, что прошло уже не менее получаса с удара гонга. Быть может, она и преувеличивала, конечно, но что с того? Минутами раньше, минутами позже. Силы её иссякали, перманентный бег (иногда она переходила на скорый шаг) быстро выматывал; мышцы наливались тяжестью, деревенели. Да и, самое главное, Эвелина подспудно понимала — убежать всё равно не удастся. Лабиринт — билет в один конец. Из него нет выхода, есть только вход. Рано или поздно она упрётся в тупик или наткнётся на склон горы. И придётся поворачивать назад. А значит, уже не удаляться, а сближаться с преследователями. Так может плюнуть на всё и завершить эти бесполезные догонялки? Вот прямо в этот миг развернуться и пойти навстречу незавидной судьбе?

Эвелина в который уже раз глянула вверх, у неё возникла шальная мысль, забраться куда-нибудь повыше. Эх, если бы в живой изгороди лабиринта было подходящее дерево с крепким стволом… Но ничего похожего пока ей не встречалось. Сама плетёная стенка щетинилась острыми листьями и тонкими стеблями переплетённых лиан. Лезть по таким невозможно, во-первых, они не выдержат веса даже девичьего тела, а, во-вторых, Эва вся изрежется колючками и острыми трубчатыми листьями. Абсолютно бесперспективная затея.

И тут, осматривая очередную «стенку», Эвелина вдруг заметила некую нишу у её основания. Почва в том месте немного просела вниз по каким-то причинам и образовала хоть и совсем неглубокий, но грот, находящейся в тени той самой «изгороди», и поэтому не очень-то заметный. Новая, смутная, догадка, стала формироваться в мозгу у Эвы. Ещё более сумасшедшая, чем карабканье по лианам.

Эва подошла к нише, присела и попробовала пальцами землю, которая оказалась прикрыта слоем лиственного мусора: каких-то ссохшихся иголок, остатков пожухлых травинок, сухих листьев. Она сгребла верхний слой и «копнула» рукой дёрн: почва у поверхности оказалась на удивление мягкой и рыхлой. Одновременно её взгляд упал на причудливую маленькую «дощечку», валявшуюся рядом. Скорее всего это был загнутый по краям кусочек коры неведомого дерева. И чем больше Эвелина смотрела на этот кусочек, тем больше он напоминал ей небольшой, чуть крупнее «детского», совок.

Эва нервно сглотнула и подняла настороженно голову. Опять ей показалось, что кто-то приближается. Прислушалась — нет, тишина.

И тогда она взяла в руки «совок». Он оказался достаточно прочным. Эва попробовала согнуть его в разные стороны, но не смогла сломать — волокна дерева, из которого он состоял, упруго пружинили.

Эва воткнула «совок» в землю — он легко вошёл в верхний слой почти на половину своей длины. Копнула. Потом ещё раз. Сильнее и глубже. И снова получилось.

И вот в этот момент та самая безумная и завиральная мысль, которая мелькнула в её затуманенной страхом голове, обрела уже конкретные контуры.





***





Эва не рассчитывала, что ей удастся сие сумасшедшее мероприятие. Вот честно. Просто ей настолько опостылело бежать, как загнанной дичи, что она решила рискнуть. Хуже вряд ли будет, в любом случае. Её новый план заключался в следующем: она решила с помощью внезапно обретённого «инструмента» углубить нишу под стенкой лабиринта. Выкопать для себя импровизированный «гробик». Верхний слой земли в этом месте действительно такому способствовал. Эвелина достаточно быстро докопалась «совком» до следующего плотного глиняного слоя, но этого оказалось достаточно. Она прикинула, что вполне себе поместится в яму по глубине. Теперь следовало чуть расширить «окоп», что она тоже сделала без особых проблем. Конечно, она не была уверена, что её раскопки останутся незамеченными со стороны. Но следовало сделать так, чтобы остались! Эва принялась аккуратно собирать весь окружающий «мусор», нападавший с кустов, предполагая замаскировать им верхний взрытый слой дёрна. Пару раз она едва не сбивалась на истерику — с трудом сдерживая себя — такой идиотской казалось ей затея! Но с упорством одержимой она продолжала свои приготовления.

И за относительно короткий промежуток времени её оригинальное убежище обрело уже зримые черты. Эва, поёжившись плечами, легла в «гробик». Он вполне «подошёл» по размеру — и по глубине, и по ширине. Поелозила, устраиваясь поудобнее.

Потом села и очень аккуратно принялась нагребать на свои ноги вначале вырытую совком землю, а потом, когда чёрная почва полностью скрыла нижние конечности, насыпала сверху того самого маскировочного местного «мусора». Получилось вполне себе неплохо: разумеется, если сильно присмотреться, можно было определить, что здесь что-то не так, но станет ли кто-нибудь это делать в неприметной, затенённой нише под самой стеной лабиринта?

Эвелина чуть отклонилась назад и начала закапывать среднюю часть своего тела. Нечто похожее порой делают, дурачась, подростки на песчаном пляже: выкапывают ямку, ложатся в неё и, смеха ради, начинают загребать на себя песок, пока не «укроются» им полностью. Ещё и друзей-оболтусов просят «подсыпать», чтобы на поверхности осталась одна голова.

Эве просить было некого. Мало того, вариант с «торчащей» головой ей тоже не подходил.

Закопав себя ладонями на две-трети, Эвелина сделала паузу, чтобы отдышаться. Поймала себя на сюрреалистичности происходящего. Она смотрела на часть себя, собственноручно погребённую под землю. В каком кошмарном сне такое может присниться?

Предстояло самое сложное. Ухитриться как-то нагрести землю (и сверху лесной «мусор») на оставшуюся часть тела — грудь, шею и, наконец, голову.

Эва легла полностью, коснувшись затылком глины и ощутила холод. Страшный, загробный холод стылой могилы. Её туловище и ноги, укрытые слоем земли уже, казалось, закоченели, а ведь она собиралась похоронить себя всю, целиком! Лишь сверхъестественным усилием воли Эвелина смогла заставить себя остаться на месте, а не раскидать в стороны только что уложенные на себя комья.

Судорожно сглотнула, глянула на бесконечно далёкую тарелку солнца в вышине, и стала нагребать дёрн на грудь, действуя одной рукой. Вторую ей пришлось изогнуть причудливым образом, так, чтобы ладонь оказалась недалеко от головы — именно ею Эва собиралась произвести последние «закапывающие» движения. Понятно, что сделать это «красиво», так, как с остальным телом, в конце процедуры не получится — и это самое уязвимое место её предприятия, но требовалось максимально приблизиться к приемлемому результату.

Эва действовала очень скрупулёзно и филигранно. Засыпала заранее подготовленной кучкой часть шеи и половину головы, потом сунула в рыхлую землю левую руку. «Непокрытыми» сейчас оставалась только лицо, верхняя часть повёрнутой чуть набок головы и ладонь правой руки, вертикально торчащая неподалёку от щеки. Эва нащупала губами опять же заранее приготовленную прочную тростинку, сжала её несильно зубами и закрыла глаза. Сознание сразу же окутал жуткий мрак, заморозив душу. Эвелина принялась медленно и осторожно подгребать землю «оставшейся» ладонью. Когда комья коснулись её лица, от отвращения Эву едва не вывернуло наизнанку — она чуть не перекусила тростинку при спазме. Но снова справилась. И опять двинула ладонью.

Когда по ощущениям земля закрыла лицо полностью, Эва попробовала дышать сквозь трубочку — это ей вполне удалось.

Ещё минут пять Эвелина микроскопическими движениями всё накидывала и накидывала оставшиеся кусочки на себя саму. Последние движения она делала уже самыми кончиками пальцев. Конечно, она не могла видеть, как её «убежище» выглядит со стороны и слишком ли оно заметно, но теперь оставалось только полагаться на удачу.

Эвелина пошевелила ладонью, пытаясь окончательно спрятать её под дёрн, но, опять, же никакой уверенности, что у неё это получилось — быть не могло.

Теперь оставалось только ждать. Сколько она продержится в своей могиле, дыша, через трубочку, даже если её не обнаружат? Час? Два? Ну уж точно не до заката.

Тогда зачем?

Да кто его знает?

Эва попыталась абстрагироваться от всего сущего. Темнота давила на мозг почти осязаемо. А прохладная земля представлялась саваном, последним пристанищем жалкой плоти, так удачно похоронившей себя саму. Мозг Эвелины скрутил приступ самой страшной в её жизни панической атаки. Она бы завизжала, если б смогла, но осталась недвижимой, впрочем, едва не потеряв сознание.

Потом Эве пришло на ум, что она уже умерла. Слой земли поверх тела, хоть и не такой большой, но всё же обездвиживал, лип отвратным компрессом. Все оставшиеся органы чувств работали только на осязание, но осязать в подземном коконе было практически нечего. Кроме утробного дыхания тлена, идущего снизу. Эвелина заглушила в себе угрызения глупости — скорее всего её маскировка — курам на смех, и первая же пара охотников заметит разворошённую землю и подойдёт проверить. Закопать саму себя с первого раза, без тренировки — очевидно, задача со звёздочкой.

Но к чему сейчас эти рефлексии?

Приступы безудержного страха продолжали накатывать на сознание Эвы как волны прибоя, всё сильнее захлёстывая разум. Темнота ввергала в панику. Одно дело, когда ты твёрдо знаешь, что при желании сможешь раскрыть веки и впустить в себя свет. И совсем другое — когда осознаёшь, что это невозможно. Что темнота теперь — это твоя оболочка. И, быть может, навсегда. Как у безнадёжно больного слепого. Кто может выдержать такое?

Эвелина изо всех сил старалась отвлекаться, вызывать перед мысленным взором картинки прошлого. Но и там виделась странная чепуха. То та самая движущаяся бритва с капающими с клинка каплями крови — далась ей эта бритва! То почему-то лысый и пузатый препод из фазана (она в свое время проучилась там два месяца), который, картавя, говорил: «Вы же совегшенно не разбираетесь в пгедмете, милочка, даже не знаю, что мы с вами будем делать!» При этом он беззастенчиво пялился Эве в декольте, облизывал губы и нервно поглаживал свои сальные волосики на голове.

Эвелина хотела вспомнить что-то приятное в своей жизни — неужели же такого вовсе не было? Но не могла. Проскальзывали отдельные отрывки, но путанно, калейдоскопом, рвано. Череда мужских лиц, словно наброски карандашной чёрно-белой графики. Пляж с разложенными пустыми шезлонгами и брошенная кем-то голубая лента, развевающаяся от ветра на оранжевом песке. Настенные часы, со стрелками двигающимися в обратном направлении, в прошлое — всё быстрее и быстрее. Маленькая, совсем крохотная, лет пяти, девочка, играющая с ведром в песочнице. «Пошёл на хер отседова!» — говорила она кому-то невидимому, зло повернув голову. И другая подобная чушь.

Эве захотелось забыться, отключиться, навеки кануть в подземное царство, чтобы пытка закончилась. Но как это сделать?! Зашоренный, заиндевевший и возбуждённый запахом близкой смерти мозг вряд ли ей в этом поспособствует.

При очередном вдохе Эвелина вдруг испытала затруднение, воздух втянулся с коротким сипом. Она немедленно перепугалась, выдохнула сильнее и вроде бы ситуация нормализовалась.

Видимо, на свободный конец трубочки просто села бабочка или заполз муравей.

Пытаясь сосредоточиться, Эва в очередной раз спросила себя — сколько ты протянешь в такой нелепой позе?

И не успела ответить, потому как ощутила слабую-слабую, но отчётливую вибрацию.

Земля передавала сигналы не очень-то явственно, но почва неподалёку определённо испытывала какое-то воздействие. Шаги?

Кто-то идёт?

Рано или поздно это должно было неминуемо произойти, и Эва внутренне сжалась от приближения развязки.

Кто-то шёл к ней.

«Тум-тум...» — еле-еле, на самой грани восприятия отпечатывалось на её коже. «Тум-тум-тум-тум…»

Чуть ближе.

Эва перестала дышать, а звуки громыхающего сердца мешали распознавать приближение охотников.

Она ждала радостного возгласа и высокомерно-снисходительных слов.

Чего-то типа: «Ну хватит уже притворяться мёртвой, давай, выбирайся из своей могилы!»

Но ощущались только лёгкие потряхивания верхнего слоя.

«Тум-тум-тум».

«Тум-тум».

Рядом.

Совсем рядом.

Вот сейчас. В эту секунду…

Ну же!

Вот сейчас.

«Тум». «Тум-тум-тум». «Тум-тум…»

Или это кровь стучит в висках?

Да нет, не кровь…

И снова: «Тум-тум-тум-тум…»

Но теперь всё дальше и «тише» …



Глава 18 ЧЕРЕП



Огонь пожирает меня,

Как солнце утро.

Когда-то я тлела, любя.

Теперь — подожжённая кукла.



Мой след на пустынном брегу,

В песке, остаётся навечно.

Бреду я в душевном бреду

И пляж предо мной — бесконечен…



Если в камере-обскуре на «ферме» время текло для Эвы неравномерно, то сейчас, в её импровизированном подземном домике оно и вовсе остановилось. Эвелина перестала чувствовать себя как что-то материальное. У неё не было ни рук, ни ног, они слились с холодной — ужасно холодной! — землёй в одно целое. Тело Эвы само стало почвой, удобрением, ещё немного, и разложение тканей окончательно превратит самопогребенную девушку в банальную мертвячку, странным образом способную поддерживать внутреннее тепло посредством пошлой тростинки, зажатой между зубами.

В какой-то момент Эва с диким ужасом поняла, что не сможет больше двигаться. Ей показалось, что она насыпала на себя слишком много земли. Перестаралась. И теперь, даже по желанию, не сможет откопаться обратно. Она задохнулась от этого предположения, со свистом несколько раз втянула воздух и лишь сверхъестественным образом сдержалась, чтобы не пошевелиться.

Сотрясения почвы пропали. Или Эвелина утратила возможность их ощущать.

Её внутренняя темнота висела беззвучным занавесом, окутывала её липкой паутиной. Разум застекленел, отчаянно хватаясь осколками здравого смысла за привычные образы. Но в такой могильной темноте эти образы, один за другим, исчезали, словно погружались в вязкие чернила — безвозвратно тонули в безумии происходящего.

Возможно, Эва смогла бы продержаться в своём укрытии дольше. Или, согласившись с доводами старухи с косой, тихо отдать концы, устраняясь от любой внешней суеты. Но получилось, как получилось.

В этот раз «землетрясение» проявилось чётче и резче; после ритмичных вибраций, «отпечатанных» на её коже микроскопической шагренью, Эва внезапно ощутила «тычок». Тростинка, удерживаемая её губами, вдруг «провалилась» вниз, между зубов — девушка не сумела среагировать — и упёрлась в основание языка, вызывая спазм. Эвелина, ещё не осознавая, что происходит, постаралась инстинктивно вытолкнуть её языком же обратно, но удалось это сделать только частично. Но самое страшное было не в этом. Эва сделала втягивающее движение и… ничего. Воздух перестал всасываться внутрь.

Тогда она, снова толкая трубочку языком наружу, выдохнула через неё что есть сил, чтобы выдуть препятствие, закупорившее дырку. Но сгусток воздуха и тут напоролся на неведомую преграду, будто тростинку забили плотной пробкой снаружи.

В ослабленном сознании Эвы мелькнула картинка: некто наступает тяжёлым берцем на торчащую из земли соломинку. Возможно, не нарочно, просто не заметив её. Наступает, и от этого движения тростинка проталкивается к её горлу. А потом и вовсе ломается надвое под безразличной подошвой — перегибается на две части, прекращая доступ воздуха. Может, даже втаптывается в грязь.

Эва судорожно вдохнула, втягивая щёки до впалости — безрезультатно, потом выдохнула что есть сил — надув рот — с тем же результатом. Некто перекрыл ей кислород. И если настоящему мертвецу он и не нужен, то ей, только стремящейся к полному забвению, воздух был пока необходим.

«Вот и всё» — как-то равнодушно подумала Эва и пошевелила правой рукой, которая находилась ближе всего к поверхности. К её удивлению, это удалось сделать почти без усилий. Она напрягла мышцы и раскопав пальцами себе рот, одновременно двинула другой рукой, поднимая вверх целый пласт дёрна.

Хотела бы она посмотреть в этот момент на того, кто нарушил её подземный покой. Она не без основания полагала, что вид выбирающегося неподалёку от тебя из-под земли мертвеца — впечатляет.

Выкапываться оказалось не в пример легче, чем совершать обратную процедуру. Эвелина, энергично помогая себе руками, уже привстала верхней частью, одновременно фиксируя недалёкий силуэт. Кто-то действительно недавно «прошёлся» по ней, а теперь стоял у ближайшего поворота лабиринта. Но стоял к ней спиной! Охотник почему-то не слышал её «раскапывания» и не чувствовал его. Одет противник был в небесно-голубой комбинезон.

Эва разбросала пласты дёрна со своих заземлённых ног в стороны, и только тогда Охотник принялся поворачиваться, среагировав на звук: комки почвы глухо «зашуршали», ударяясь друг об друга. Эвелина же к этому моменту, обрушивая с себя новые комья земли, принялась подниматься из своей могилы. Мышцы от долгого бездействия задеревенели, и девушка буквально разрывала их, заставляя сокращаться — боль тысячей очагов пронизала весь её организм, но она упорно продолжала «разгонять кровь».

Вид восстающего из преисподней человека — всклокоченного, грязного, облепленного песчинками почвы, перемазанного с ног до головы, с чёрным от прилипшей земли лицом настолько впечатлил Охотника, что на какие-то секунды парализовал его.

Глаза Матильды — а под ярко-голубым комбинезоном была именно она — раскрывались и раскрывались от изумления; на старческом лице, изъеденном морщинами, отразилось выражение полнейшего недоумения.

Старушенция держала винтовку в руках, но стволом вниз.

Эвелина, полностью вырвавшись из объятий сырой землицы, не теряя ни секунды, как спринтер, разрывая остатки слежавшихся мышц, рванулась в сторону Охотницы. С её комбинезона продолжали осыпаться ошмётки чёрной земли.

Зрачки Матильды продолжали расширяться, а губы зашевелились. Кажется, она сказала: «Базиль!», но из-за шока настолько тихо, что возглас не услышала даже Эва.

Меж тем расстояние между Дичью и Охотником продолжало стремительно сокращаться. Эва летела на Матильду с решимостью неотвратимого торнадо.

Старушка начала-таки реагировать, очнувшись от ступора, принялась поднимать ствол винтовки.

Когда Эвелине оставалось сделать каких-то два-три шага, оружие в руках Охотника поднялось на требуемую для рокового выстрела высоту. Эва сделала в последнем усилии какой-то дикий, невообразимый прыжок, и одновременно с этим Матильда нажала на спуск.

Вытянутая ладонь Эвы, в самое последнее мгновение, успела чуть ударить по концу ствола, отчего пуля-игла отклонилась и прошуршала рядом, «облизав» комбинезон Эвы на боку и даже прорвав его, но не зацепив живое тело.

В следующую секунду девушка обрушилась всей инерцией рывка на старушенцию, сбила её с ног и сама, запнувшись о падающее тело, грохнулась оземь со всего размаха. Удар случился такой силы, что Эве показалось, что она сотрясла не только мозги, но и все свои остальные внутренности. Пропахав телом на поверхности свежую борозду, Эва не чувствуя уже боли, перевернулась на спину, и бросила взгляд на соперницу.

Матильда, тоже оглушённая ударом, копошилась поблизости, стремясь подобрать винтовку, выбитую из её рук ударом; это ей частично уже удалось, она ухватилась за приклад.

— Базии-и-и-и-иль!!! — отчаянно громко заверещала она, заметив, что Эвелина наблюдает за её потугами.

Эва же, скрипнув песком на зубах, принялась подниматься: покачнувшись, встала вначале на корточки, а потом, совладав с равновесием, и в полный рост.

Матильда, лёжа, судорожно подтягивала к себе оружие, старческие корявые пальцы скользили по гладкому прикладу и никак не могли толком притянуть его.

Эвелина, пошатываясь и не отрывая взгляда от извивающейся на земле Матильды, медленно пошла в её сторону. В её зрачках заплясали безумные огоньки, а губы скривились в подобие сардонической улыбки.

Охотница, продолжая лежать на спине, наконец подгребла ружьё, схватила его как положено, но и только.

Эва, приблизившись к поверженной ею старухе, чуть прибавила шаг, подпрыгнула- напрыгнула на неё и приземлилась двумя ногами прямо на голову Матильды. Грязные подошвы кроссовок скользнули по седым волосам, но такого сокрушительного воздействия, акцентированного весом тела Эвелины, оказалось достаточно, чтобы глаза у старушенции закатились, а пальцы разжались. Матильда обмякла, а винтовка сползла на землю рядом с телом.

Эва нагнулась над старухой — та ещё дышала, — протянула руку и повернула её голову вбок. Потом отошла, чуть разбежалась, и снова прыгнула вверх, как можно выше, сведя ноги вместе, и разгибая их с силой в момент приземления. Эффект даже превзошёл ожидания. Подошвы обрушились на череп Матильды с такой силой, что раскололи его. Что-то под ногами Эвы хрустнуло и вбок брызнула склизкая субстанция.

Похоже, я ей натурально вышибла мозги, — почти равнодушно подумала Эва и периферическим зрением, а может, шестым чувством, заметила в стороне какое-то новое движение. Она инстинктивно отклонилась, сделала шаг вбок, что, как ни удивительно, спасло её в этот раз. Получилось так, что девушка поскользнулась, угодив при перешагивании как раз в ту самую субстанцию, что выбрызнулась из черепа Матильды. А поскользнувшись, резко дёрнулась вправо, и в этот момент мимо неё просвистела пуля. Получилось, что этим неосознанным манёвром она избежала рокового попадания.

Но и равновесие ей сохранить не удалось. Эва снова упала, растянувшись рядом с трупом и сильно ударившись бедром — чувствительность тела к этому времени уже возвратилась.

Успев кинуть лихорадочный взгляд в сторону приближающейся опасности, Эва увидела ещё один голубой комбинезон — не удивительно! — ясно было, что Базиль где-то рядом. Старик приближался коротким шагом и целился в неё.

Эвелина проворно переползла за мёртвую Матильду, укрывшись ею, как заслоном и подтянула к себе за ремень винтовку старухи.

Базиль выстрелил снова — игла с глухим «туком» впилась в бездыханное тело.

Эва совладала-таки с винтовкой, выставила её, устроив цевьё на животе Матильды как на бруствере окопа, и, даже особо не целясь, нажала на спуск. Выстрел оказался точным. Игла угодила Базилю в шею. Он выронил оружие и вскинул руки — будто собираясь задушить самого себя. Попадание не свалило его с ног — Охотник лишь остановился, чуть пригнувшись.

Эва переползла через Матильду, поднялась на ноги и, выставив ружьё наизготовку, пошла к Базилю. Она помнила слова Льва о том, что одной отравленной иглы, поразившей жертву, может быть недостаточно, чтобы полностью обездвижить её, поэтому требовалось довести начатое до логического конца.

Базиль и вправду чуть очухался, согнулся сильнее, но лишь для того, чтобы нащупать одной рукой выпавшую винтовку.

Эва не стала тянуть кота за хвост. Она выстрелила на ходу — промазала, — но тут же снова нажал на спусковой крючок. На этот раз игла угодила Базилю в плечо и чуть отклонила его назад.

Эва видела, как старик успел с недоумением глянуть в её сторону, а потом завалился назад, нелепо раскинув руки в пыли.

Она подошла, нависла над ним. Он, несомненно, был ещё жив. Грудь его слегка вздувалась и опадала, в такт слабому дыханию. Зрачки, хоть и подёрнутые плёнкой, продолжали излучать неяркий свет. Возможно даже, что он мог ещё слышать.

Поэтому, наклонившись к его лицу, Эвелина сказала:

— Ну что, получил меня на обед, ублюдочный старичелло?

Кажется, Базиль чуть дёрнулся, словно намереваясь что-то ответить, но не смог, его тонкие губы лишь сложились в прямую линию.

— Можешь себя не утруждать, больной мудила, — сказала Эва, разогнулась, прицелилась в район его сердца и нажала на спуск.

Когда игла пробила ткань голубого комбинезона и вошла в плоть, в зрачках Базиля что-то промелькнуло. Возможно, так уходила его жизнь.

Эвелина выстрела ещё раз. Зрачки в белках глаз старика дёрнулись, но уже совсем мелко.

Следующий выстрел не получился. Раздался сухой щелчок и всё. Оказывается, магазин автоматической винтовки вмещал всего шесть патронов-игл.

Не беда.

Эва отложила оружие Матильды и подхватила ружьё Базиля.

Направила на тело старика и выстрелила ещё раз.

И ещё.

После следующего выстрела зрачки Базиля застыли, мёртво уставившись в голубое небо. Его грудь больше не вздымалась.

Тогда Эва бросила рассеянный взгляд на два распростёртых в пыли тела, закинула винтовку за плечо и неторопливо пошла к ближайшей развилке.





***





Однако через пару поворотов, вдруг, почувствовала себя плохо. Ноющая боль в «надорванных» мышцах усилилась, руки и ноги внезапно задрожали, горло скрутило спазмом, а голова закружилась. Видимо, пришли «отходняки».

Эва приостановилась, сняла винтовку с плеча, но не удержала в руке — оружие выскользнуло из ладони и упало на землю.

Перед глазами у Эвелины поплыло. Она покачнулась, потом, как подрубленная, села на колени и, наконец, упала ничком вперёд, раскинув руки в стороны.

Её тело сотрясала болезненная дрожь, стало не хватать воздуха, Эва широко открывала и кривила рот, из глаз хлынули слёзы.

Ей показалось что рядом кто-то стоит. В небесно-синем комбинезоне, но с расколотым надвое, по диагонали, черепом.

— Ы-ы-ы, — тоненько завыла она от безысходности. Мир вокруг схлопывался, начинал меркнуть, и помешать этому действию девушка была не в состоянии.

Эвелина раскинула руки и ноги, словно пытаясь обнять земной шар, и принялась шевелить ими, гладя почву.

Я — жук, перевёрнутый на спину, мелькнуло в затуманенном сознании.

Резкая боль скрутила живот.

Эва опять застонала сквозь зубы, подтянула колени.

Теперь она уже не видела голубого призрака, но чувствовала его присутствие.

На лицо упала горячая липкая пелена.

Эва снова открыла рот и неожиданно вонзила зубы в мягкую почву. Откусила кусок и принялась жевать дёрн. Он отвратительно скрипел и шуршал на зубах, лип к языку, наполняя рот стылым вкусом недавней могилы.

Эва продолжала жевать, но не могла проглотить тягучую массу. Из её глаз градом катились слёзы.

Отпустило её минуты через три.

Она затихла, судорожно замерев — силы окончательно иссякли. Тремор прошёл, спазмы закончились.

Эва вытолкнула языком склеенную слюной земляную массу через губу, тоненько вздохнула. Вселенная постепенно возвращала себе первоначальный облик. Эвелина уже различала как звенит воздух, как поёт невидимая птичка в зарослях, как солнце жарит макушку.

Она с огромным трудом отползла к стенке лабиринта, потом, хватаясь за острые ветки и раня ладони, приподнялась, села, опёрлась на живую изгородь спиной.

В двух метрах от неё, в пыли, валялась винтовка.

«Зачем я потратила на этого урода столько «патронов»? — подумала Эва. — Сколько теперь у меня осталось? Одна игла? Две?»

Надо было подобрать оружие, но силы ещё не вернулись. Эва ощущала себя полностью опустошённой, выпотрошенной.

Она, прищурившись, глянула наверх сквозь листву: ветер в небе разогнал облака, и весёлое солнце беспрепятственно забиралось всё выше и выше.

«Да оно же скоро будет в зените, — с некоторым удивлением подумала девушка. — А это значит… Значит… Сколько же я пролежала в могиле? Но явно больше часа прошло с момента гонга. А ведь Лев уверял, что ещё никто не держался больше шестидесяти минут».

Эва снова глянула на солнце, которое теперь подмигивало ей через зелёные листья.

Во рту продолжал ощущаться гадкий земляной привкус, и Эва, отвлёкшись от созерцания светила, нагнулась и тягуче сплюнула пару раз слюну.

Потом легла на бок и проползла чуть вперёд, чтобы ухватить рукой ремень винтовки.

Это ей удалось.

Она подтянула оружие к себе и отползла к изгороди.

Обхватила одной рукой приклад, второй — цевьё.

«Надо идти, — сказала она сама себе. — Гребанная старуха вопила как оглашённая на весь лабиринт. И слышал её, скорее всего, не только её гребанный муженёк. А значит, те Охотники, что рыскали неподалёку, уже на всех парах спешат сюда. Удивительно, что они ещё не нарисовались на горизонте…»

Эва упёрла приклад в землю и, опираясь на винтовку, как на посох, поднялась на ноги. Мышцы отозвались возмущённой ноющей болью, но послушались.

Эвелина, используя ружьё как палку, прихрамывая, двинулась вдоль стены лабиринта. В противоположную сторону от той, откуда пришла сумасшедшая старческая парочка.

Минут через пять хода она «разошлась». Мышцы вошли в тонус, в голове прояснилось. Эвелина повесила винтовку на шею и двигалась теперь довольно резво, придерживая оружие руками.

Она попыталась хоть как-то проанализировать ситуацию и пришла к неутешительным выводам. Задача продержаться до заката по-прежнему представлялась невыполнимой. Даже с винтовкой в руках. Ну сколько она ещё сможет рандомно сворачивать на развилках, пока не наткнётся на очередного Охотника? И у неё больше не будет преимущества неожиданности. Все её соперники наверняка полностью отмобилизованы. Особенно те, кто наткнулся на ошмётки мозга Матильды. Тут не надо быть гением, чтобы понять, что дичь окончательно свихнулась и заразилась бешенством. А значит, надо держать ухо востро, а винтовку на взводе. Наверное, поэтому её преследователи и не появились рядом с местом происшествия так скоро. Они осторожничали. С опаской проходили каждый новый поворот, ожидая нового нападения. А такая тактика существенно замедляет.

Это всё так, но рано или поздно её «догонят». Или она сама наткнётся на Охотников.

Ещё раз закопаться в землю? Смешно. Понятно, что второй раз фокус не пройдёт. Да и такой рыхлой почвы больше не найти.

А может, остановиться? Присесть в кустах, выставив перед собой ствол и ждать?

«И что произойдёт? — скептически спросила себя Эва. — В кустах хорошо укрыться не получится. И потом, у тебя один или два патрона в магазине. Даже если ты попадёшь в кого-то ими, обездвижив, что будешь делать с его вооружённым напарником?

Нет, сидеть и ждать — ещё хуже».

Эва свернула в очередной раз и вышла на новую локацию. Одна из стен лабиринта теперь представляла собой скальный массив. Получается, она дошла до дальнего конца, который упирался в горы.

Эва подошла к вздымающейся почти отвесно скале, приложила ладонь к шершавому нагретому камню, посмотрела вверх.

Вскарабкаться по такому уступу мог разве что человек-паук.

Тогда она глянула влево и вправо — стена уходила в обе стороны.

Идти вдоль неё по дальнему периметру?

Или снова «нырнуть» в зелёный лабиринт в одно из ответвлений?

Эва, чтобы не терять времени, двинулась дальше, посматривая на примыкающие там и тут к горной стене ходы. Она свернула в четвёртый по счёту. Почему именно в него?

Она не знала.



Глава 19 МЯСО



На Эву нахлынуло странное опустошение. Она вдруг почувствовала себя невесомой, пустой, легче воздуха. Оболочкой, стягивающей пустоту. И если бы не продолжающая подкатывать к горлу тошнота, то её нынешнее состояние мало бы отличалось от гипнотического транса.

По сторонам мелькали плотные заросли стен лабиринта как нескончаемый, сжимающий психику, забор, который продолжал гнать её в неизвестность. Хотя… Какая же тут может быть неизвестность? Этот путь мог привести её только в одно место — в ад.

Всё же яростная и безжалостная схватка с «голубой парочкой» подкосила Эвелину. Отходняк ещё не прошёл до конца, ей никак не удавалось толком сконцентрироваться. Внимание девушки размывалось, неосознанно возвращаясь к перипетиям недавно произошедшего: сложно было выгнать из сознания картинку расколотого старушечьего черепа.

Поэтому Эва «проспала» следующую встречу.

Опрометчиво завернув за очередной поворот, она шагах в десяти перед собой увидела Охотника, стоявшего к ней вполоборота. Высокий, худой, одетый в кислотно-зелёный комбинезон.

Инстинктивно Эвелина вскинула винтовку и… замерла. Потому что… Потому что перед ней в конце «аллеи» стояла Ася. Та уже начала поворачивать голову, и Эва без труда зафиксировала знакомые, чуть угловатые черты. И вспомнила то утро, когда эта самая девушка пришла, чтобы её предупредить. А она не послушалась. Видимо, какая-то толика благодарности за этот поступок сохранилась в сердце Эвелины — ведь Ася единственная, кто хоть как-то пытался предотвратить происходящее.

И эта заминка — дань благодарности — обернулась Эве очень дорого. Она замедлилась всего лишь на мгновение, на какую-то секунду, но и этого оказалось достаточно.

Кто-то невидимый выстрелил в неё сбоку. Она поняла это по короткому свисту, раздавшемуся рядом — так пуля-игла рассекла воздух, и по резкой боли в боку — выстрел Охотника оказался точным.

Боль отвлекла Эвелину от Аси, а когда она снова вскинула голову, чтобы-таки выстрелить в стоящую впереди девушку, «соперница» её опередила.

Своевременно поднятая винтовка Охотницы в зелёном утробно «хакнула», и Эвелину сильно толкнули в плечо — туда угодила вторая пуля-игла.

Эву чуть развернуло этим ударом, ноги почему-то ослабли; поверженная «дичь» неловко, кулём, завалилась назад, неестественно подогнув левую лодыжку.

Кровь внутри начала вскипать, мышцы сжались, стремительно деревенея, горло скрутил спазм, затрудняя дыхание. Эва лежала на спине, хватая ртом воздух, и не могла пошевелиться.

«Нет, — думала она, проваливаясь в бездонную пропасть. — Ну нет же, нет. Я не хочу. Нет. Не надо. Только не сейчас. Нет. Нет. Нет. Нет. НЕТ!»

— Йо-хуууу! — раздался воинственный клич, и на оперативный простор выскочил как раз тот самый невидимый стрелок, которым, конечно же, оказался Ник. На его сияющем лице было написано выражение всепоглощающего счастья.

Эва видела, как он приближается: мужчина на всякий случай держал ружьё наизготовку. Она упала так, что голова оказалась повернула вдоль тропы, а глаза почему-то не закрылись. Поэтому Эвелина хоть и не могла двигаться, но могла видеть и слышать.

Ася тоже шла к ней. Девушка в кислотно-зелёном комбинезоне довольно улыбалась.

— Мы попали! Мы попали! — воскликнул на ходу Ник, с интонацией маленького мальчика, которому подарили вожделенную пожарную машину. — Мы победили, Аська! — восторженно обратился он к сестре. — Ставка сыграла!

— Погоди, — осторожно отозвалась та. — Надо ещё проверить…

— Да что тут проверять? Готова! Ты сама не видишь, что ли, не двигается! Только больше не стреляй, а то она кони двинет. Двух пуль достаточно!

Эва слышала эту радостную перепалку и лениво думала, что, если бы не её паралич, то она встала бы и перегрызла им обоим глотки. Зубами.

— Йо-ху-у! — снова, как дурачок, крикнул Ник, когда подошёл к распростёртой Эве вплотную. Ася торчала каланчой за его плотным и приземистым силуэтом.

— Чур, моё вот это! — выпалил Ник и глаза его плотоядно сверкнули. — Мы же первые, как победители, будем выбирать! Моё вот это! — он внезапно рухнул на колени, отложил винтовку, нагнулся над Эвой и принялся покусывать её в районе пояса, двигаясь к промежности. Он не то, чтобы кусал, он хватал зубами ткань комбинезона, закусывал её, слюнявил и разжимал зубы, продвигаясь к внутренней стороне бёдер. «Победитель» чуть раздвинул ей ноги, чтобы было удобнее делать свою максимально странную процедуру укусов-поцелуев.

Ася, нависая сверху, с кривой улыбкой, молча наблюдала за его действиями.

— Мой — лобок! — заявил Ник, на мгновенье прерываясь. Он облизнул свои слюнявые губы и снова закопался лицом Эве между ног, замычав от удовольствия — Мммм… Мой — лобок!

— А я закажу себе грудь, — сказала Ася сверху. — Она у неё большая и мягкая. Люблю такие деликатесы.

— Ах ты, шалунья, — подобострастно захихикал Ник, отрываясь, наконец, от Эвы.

Он поднялся на ноги, встал перед сестрой лицом к лицу, снял с её плеча ружьё и бросил оружие в пыль, а потом обнял девушку.

— А дальше, после незабываемой трапезы, — сказал он, глядя Асе в глаза, — мы хорошенько закинемся нашими цветными малышками, чтобы окончательно расслабиться. И знаешь, что?..

— Что? — тихо проговорила-прошептала та.

— Я трахну тебя так, как ещё никогда не трахал, — сказал Ник. — Я буду тебя трахать всю ночь, без перерыва…

Эва хотела закрыть глаза, но веки не послушались и ей волей-неволей приходилось быть свидетельницей отвратного разговора.

— Ты не представляешь, что я с тобой сделаю! — добавил Ник, взял Асю руками за щёки, придвинул к себе и принялся целовать. В губы. Взасос.

Эва видела, как переплелись их языки, как Охотники приникли друг к другу, словно молодые влюблённые, дорвавшиеся до свободы.

Поцелуи продолжались долго, с причмокиваниями, постанываниями и хлюпаньем. «Именно так, — подумала Эва, — и происходят обычно страстные поцелуи между родными братом и сестрой…»

Эвелина надеялась, что её вырвет от этого зрелища, но тошнота почему-то прошла.

Спустя вечность парочка отклеилась друг от друга, и качок Ник нащупал в недрах своего комбинезона и извлёк на свет чёрную коробочку.

— Как она работает-то? — спросил он у Аси.

— Просто дави на кнопку, — пояснила та. — Зажми на пару секунд и маячок активируется.

Ник сделал как было велено, из коробочки раздался ответный сигнал.

— Вот видишь! — сказала Ася.

— Слушай, мы правда выиграли? — переспросил у неё брат и покосился на лежащую на земле Эвелину. — Не верится даже.

— Правда выиграли, — подтвердила сестра.

И тут Ник в третий раз исполнил свой боевой клич.





***





В этот раз гроб Эвы оказался с прозрачными стенками. Если в земляной «могиле» главной соратницей обездвиженной девушки была холодная тьма, то теперь, хоть она и пребывала в замершем виде, но способна была видеть, слушать и даже осязать. К старым очагам боли добавились новые и свежие — места попадания пуль-игл жгло, кожа вокруг них «горела».

Вскоре к Охотникам прибыла «подмога». Вернее, хозяйственная группа — те самые охранники с лодки. Эву положили на носилки и понесли. Она не могла повернуть головы, поэтому ей оставалось лишь смотреть на проплывающую мимо зелёную стену лабиринта, такую же бесконечную, как и раньше. У «носильщиков» имелся навигатор или карта, и они вышли на берег, к началу лабиринта, довольно скоро.

Там обездвиженную «дичь» поджидали остальные. Минерва и Горацио хмуро наблюдали, как носилки ставят на прибрежный песок, они выглядели заметно раздосадованными из-за «проигрыша». Лев продолжал командовать, отдавал какие-то распоряжения, жестикулировал, его стянутый волосяной хвостик болтался на затылке в разные стороны. У самого уреза воды курила маман. Она, прищурившись, разглядывала Эвелину, и её губы мягко шевелились, выпуская сигаретный дым, будто она разговаривала сама с собой; но слов с такого расстояния было не расслышать.

Эва не удивилась бы, если бы на берегу оказались и Матильда с Базилем: она прямо «видела», как они стоят бок о бок и тоже пялятся на неё: старушенция со срезанным по диагонали черепом, и старик с мертвенно-бледным лицом и стеклянными глазами.

Но Охотники в небесно-голубом отчего-то не пришли.

Дальнейшее возвращение на «ферму» прошло буднично и рутинно. Охранники теперь обращались с неподвижной Эвой уже как с «мясом», не особо-то церемонясь.

Что она чувствовала всё это время?

Да ничего особенного. Мысли прыгали в её голове в такт шагам носильщиков, а потом текли ленивой мутной патокой под шум автомобильного мотора.

Эва снова что-то вспоминала. Обрывки из детства, из детдомовских «приключений», порой — сибаритскую роскошь взрослой жизни, когда «спонсоры», чтобы произвести на неё впечатление, раскошеливались на разные «безумства».

«Зачем я жила?» — спрашивала себя Эвелина и боялась ответить на этот вопрос. Даже самой себе.

Боль постепенно затихала, пульсируя слабее, оставляя лишь тянущую ломоту.

И да, Эвелина тоже чувствовала досаду. От того, что не смогла «дожить до заката». От того, что всё случилось именно так.





***

Её принесли не в «клетку», а в другое, более просторное помещение, уложили на высокую каталку на колёсиках; спиной Эва даже через комбинезон ощутила холодный металл настила.

Она успела заметить неподалёку ещё несколько таких же, но пустых каталок, яркие и плоские потолочные лампы на потолке и алюминиевый поддон-кювету, с разложенными в нём инструментами: ножами, ножовками, маленькими топориками и ещё бог знает чем. Все эти предметы отчаянно бликовали лезвиями и другими «рабочими» поверхностями. В большой мусорной картонной коробке виднелись скомканные окровавленные тряпки и бинты. И пахло тут как в больнице, какими-то дезинфицирующими растворами.

«Это разделочная», — поняла Эва и вся зацепенела, задохнувшись. Как ни готовила она себя внутренне к подобному, лавина нестерпимого ужаса немедленно затопила сознание. Она сделала попытку крикнуть, но губы смогли издать только подобие глухого стона.

Носильщики, между тем, уже ретировались, оставив её одну в этом жутком месте.

Но ненадолго.

В помещение вошли двое.

Маленький щуплый человечек в белом медицинском халате и круглых старомодных очечках на носу; и Лев, который успел переодеться в привычное: в цветастую гавайку с короткими рукавами и коричневые бриджи.

«Доктор» сразу же проследовал к инструментарию и принялся там деловито звякать, будто подбирал себе наиболее подходящий предмет.

Лев же подошёл поближе к каталке.

Эвелина по-прежнему не могла повернуть головы, но бывший жених специально встал так, чтобы она его видела. В руках, оказывается, Лев держал шприц с длинной иглой.

Он молчал, в его прозрачных зрачках слабо мерцал внутренний огонь.

«Халат» между тем, вооружившись большими ножницами, проследовал к лежащей Еве с другой стороны, и жутко касаясь кожи девушки тупой частью их лезвия, взрезал в нескольких местах комбинезон, чтобы обнажить тело. Ярко-оранжевая, с пятнами ссохшейся грязи, материя разъехалась в стороны, и теперь Эвелина лежали перед мужчинами в одном белье: лифчике и трусиках. В местах попадания «пуль» на её коже проступили отчётливые красные пятна.

Лев сделал ещё один шаг, подойдя к каталке вплотную, и поднял шприц повыше. Из кончика иглы брызнула тонюсенькая струйка жидкости.

— Уговор, есть уговор, — сказал Лев, глядя Эве прямо в глаза. — Ты очень хорошо себя проявила в лабиринте. Да что там хорошо, ты поразила всех без исключения своей изобретательностью и отвагой. Мне даже жаль, что ты проиграла во втором раунде. Но… Уговор есть уговор. Я обещал избавить тебя от мучений последней стадии и готов выполнить своё обещание, — он качнул рукой со шприцем. — Сейчас я сделаю укол, и ты перестанешь что-то чувствовать. Уснёшь. И, к сожалению, навсегда… Потому как, пока ты будешь спать, мы произведем кое-какие процедуры. После которых уже не просыпаются… Но, если тебя это хоть немного приободрит, обещаю, что сделаю из твоего мяса совершенно необыкновенные блюда. Такие, каких мои гости не пробовали ещё никогда, — Лев сделал паузу. — Но, чтобы окончательно соблюсти все приличия, даю тебе последнее слово.

«Я не могу!» — хотела сказать Эвелина, чувствуя, что сейчас потеряет сознание без всякой анестезии. Её губы невнятно шевельнулись.

— Ну-ну, — отчески сказал ей Лев. — Ты уже способна говорить, а парализована из-за волнения. Действие препарата уже ослабло. Попробуй дышать ровнее. И всё получится.

«Доктор» к этому времени успел ещё раз сходить к инструментам и вернуться. Сейчас он стоял рядом со Львом, держал в руках поблёскивающий скальпель и выжидающе смотрел на Эву поверх очков.

— Я… — выдохнула Эва и ей действительно удалось выдавить это из себя. — Я… Подо-ждите…

— Именно это мы и делаем, — склонил голову Лев. — Ждём…

— Я… — Эвелина предпринимала отчаянные попытки, чтобы её речевой аппарат выдавал членораздельные звуки. — Знаю, как лучше.

— Что, прости? — Лев даже чуть нагнулся.

— Знаю, как сделать шоу лучше, — сказала Эва. От натуги на её глазах выступили слёзы.

— Ты имеешь в виду состязание? — недоверчиво переспросил Лев.

— Да. И ещё. У меня есть… идеальная кандидатура… на роль… на мою роль.

— Вот как?

— Да. Идеально. Никто не станет искать. Идеально, — слова стали даваться ей намного легче, и Эвелина принялась торопиться, чтобы успеть сказать всё, что хотела. — И я сама хочу… Мне самой понравилось такое мясо. Я хочу ещё. Хочу его есть. То, чем меня кормили. Я хочу быть Охотницей. Я хочу сама убить новую жертву. Которую я приведу на остров…

Эва выдохнула и уставилась на Льва, не мигая.

Тот молчал, но выражение его лица выдавало некую озадаченность и интенсивную работу мысли.

— Так что? — неожиданно вступил в разговор «халат». — Мы будем приступать или как?..

— Погоди, — отмахнулся от него Лев. — Сходи пока покури… — и он снова повернулся к Эве.

«Доктор» пожал плечами, вернул скальпель на место и направился к выходу из «разделочной».

— Я не подведу, — сказала Эва, стараясь сделать это максимально убедительным тоном. — Я сделаю так, что охота станет ещё более захватывающей. И я хочу быть такой же, как ты. Хочу быть с вами. Хочу быть одной из вас. Навсегда. Навечно.

— Ты, надеюсь, не шутишь? — нахмурился Лев. — На что только не пойдут люди, чтобы избежать своей участи…

— Я не шучу, — твёрдо сказала Эва. — И не обманываю. Ты ведь можешь проверить моего кандидата. Я сама приведу жертву сюда. Обещаю, что наше веселье от её пребывания здесь будет ещё круче, чем получилось со мной. Твои новые Охотники будут в полном восторге. И раскошелятся на новое шоу по полной.

— Заманчивая перспектива, — протянул Лев задумчиво.

— Ты можешь всё проверить прямо сейчас. Я дам тебе полную информацию. Но самое главное — дай мне мяса. Я хочу есть! Я с ума сойду, если не поем. И скажи, наконец, из кого оно было приготовлено, я умираю от голода!

Лев какое-то время помолчал, продолжая разглядывать девушку, лежащую на кушетке.

— Хороша ты, конечно, стерва… — проговорил наконец он. — Приходится признать…

Потом взял обнажённую руку Эвы — сопротивляться она ещё не могла — вонзил иглу шприца в просвечивающуюся синим вену и выжал поршень до упора.





***





И даже после этого Эвелина не умерла. Понятно, что осознала она сие не сразу, а лишь когда вынырнула из вязкого чернильного пятна. Глаза её вроде бы раскрылись, но за расходящимися веками потянулась какая-то липкая серая паутина, мешающая видеть как положено. Но Эва ощущала себя. Она есмь Сущий. Именно она, не кто-то другой.

Потом ей показалось, что она — всё же не целая. Что у неё отпилили блестючей ножовкой какую-то часть: ногу или руку. Она в ужасе подвигала конечностями, мышцы отозвались с ленцой, но отозвались. И ощупала себя пальцами рук: всё оказалось на месте.

И лежала она теперь не на металлической каталке, а на обычной кровати. Плёнка на глазах размякла, и Эва, закряхтев, как столетняя бабка, села на простыне, откинув одеяльце и опершись спиной о стену. И осмотрелась.

Как будто она находилась гостиничном номере? Но каком-то странном, полутёмном из-за сомкнутых штор, маленьком. На ней была фланелевая пижама, у кровати стояли «меховые» тапочки.

Эвелина помотала головой, приходя в себя. Вроде бы ничего сильно не болело — так, по мелочи ныли синяки, полученные в недавних схватках, да саднили ранки от пуль.

Собралась, сжала зубы, соскользнула с кровати, вставив голые ступни в тапочки.

Встала на ноги. Совладала с равновесием.

Прошлёпала к двери, дёрнула за ручку — заперто. Дверь массивная, крепкая, замок внутренний.

Пересекла комнату по диагонали и одёрнула штору — на улице смеркалось, пейзаж за окном выглядел непривычно и пустынно. Изучила крепления рамы — с внешней стороны окно оказалось забрано железной решёткой.

Где она, чёрт возьми?





***





Ответа на этот вопрос пришлось ждать минут сорок.

Дверь распахнулась — Эвелина к этому времени вернулась на кровать и укрылась одеялом, пытаясь согреться; её стало трясти и морозить, — в комнату вошёл Лев. По обыкновению уверенный в себе и деловой. Щёлкнул выключателем, зажглись потолочные лампы, разгоняя сумрак.

— Как себя чувствуешь? — поинтересовался он, держась, впрочем, на расстоянии.

Эва пожала плечами.

— Предупреждаю сразу, — сказал Лев, — давай только без фокусов. В холле охрана, которая проинструктирована насчёт тебя. Даже если ты каким-то образом справишься со мной, тебе вряд ли удастся перебить весь гарнизон на острове. Так что в твоих интересах вести себя паинькой. До поры до времени. Я ясно излагаю?

Эвелина кивнула. Сил драться у неё всё равно не было.

— Мне стоило огромных трудов сохранить тебе жизнь, — продолжил Лев. — Маман ни в какую не хотела идти на попятную. Да и наши молодые любовнички горели от нетерпения отведать свежего розового мясца, ими же и добытого. Мне придётся заплатить им крупную неустойку. С маман сложнее, мы договорились о некоей условной отсрочке для тебя. Если ты сможешь подтвердить то, что предложила мне. Если сможешь доказать, что ты — одна из нас. И учти — пока верю тебе только я. Все остальные продолжают оставаться твоими врагами. У тебя единственный союзник, — Лев ткнул в себя пальцем. — И то — до первой твоей ошибки или первого же моего сомнения. Ты понимаешь, что я тебе говорю?

Эва кивнула.

— Хорошо. Дальше. Я сильно рискую. По плану, после того как тебя бы освежевал доктор Билли, тот добродушный человечек в круглых очках, некоторые фрагменты твоего тела планировалось подкинуть нашим доблестным розыскникам, снабдив правдоподобной историей утонутия и частичного съедения морскими обитателями. Блюстители сравнили бы ДНК, и дело, в связи с гибелью подозреваемой, оперативно бы закрыли: кому нужны лишние висяки? Теперь ситуация осложняется. Да, оперативники слегка поутихли с твоими розысками, но гарантии, что всё быльём порастёт — нет. И больше меня беспокоит шум, который подняла твоя подружка — та как раз не собирается успокаиваться. Поэтому я и стал тебя слушать — твой план отчасти эту проблему решает. Видишь, я опять с тобой максимально откровенен. Пока я решил поставить на тебя — инвестировать, так сказать, потому что вижу перспективу. Если всё пойдёт гладко, мои вложения отобьются. Если нет — пеняй на себя. Если ты решила меня обмануть, скажи об этом сейчас и мы вернёмся на исходные позиции — я избавлю тебя от мучений. Если же поведёшь двойную игру — даже не представляешь, какие муки тебя ждут. У тебя минута на размышление, — и Лев демонстративно посмотрел на ручные часы.

Эвелина продолжала молчать. Особых мыслей у неё не было. Она ничего не прикидывала, не анализировала, не взвешивала.

— Я говорю правду, — сказала она, когда прошло сорок секунд.

— Что ж, — кивнул Лев. — Ставки, как говорится, сделаны. Пока отдыхай, набирайся сил. Мы сейчас на острове, но в другой гостинице, тут есть спецкрыло для… спецпосетителей. Решётки на окнах, пропускной режим — сбежать не получится.

— Я и не собираюсь сбегать, — сказала Эва. — Но я готова сдохнуть от голода. Ты обещал мне мяса.

— Того самого? — криво ухмыльнулся Лев.

— Да, — твёрдо сказала Эвелина. — Того самого. Человеческого.



Глава 20 ЧЁРТ


— Ты совсем офигела? — поинтересовалась возмущённо Василиса. Даже в трубке её голос «клокотал». — Что за выкрутасы? Что за загулы, ты же вроде не запойная! И потом, тебя менты иш-ш-шут! — последнее слово вышло исключительно шипящим.

— Оу, остынь, — прервала поток эмоций Эва. — Я же не привидение, разговариваю с тобой как живая.

— А ты где вообще? Я тут на побережье уже все злачные забегаловки обошла. Меня уже за местную принимают!

— Где? — переспросила Эвелина и обвела взглядом рубку Маяка; Лев смотрел на неё, чуть скривив губы в ухмылке, у двери топтались двое бодигардов. — Да есть тут одно очень любопытное местечко. Ты, когда увидишь, дар речи потеряешь.

— В каком смысле «увижу»?

— В прямом. Хватит тебе уже в подозрительных забегаловках тусить. Вдохни воздух настоящего рая.

— Ты там готовченко, что ли, с утра пораньше? Что-то я не узнаю твои речи…

— Я опьянена воздухом свободы.

— Это тебя так новый папик обработал? Как там его, забыла. И кстати, за что тебя разыскивает доблестная полиция? Я немного взволнована, они задавали неприятные вопросы.

— Да не бери в голову. Я всего лишь свидетельница. Сама знаешь, в каких кругах тусим.

— Хм. Предположим. И?..

— Приходи на пирс к двенадцати. Катер называется «Мистер Х». Тебя там встретит брутальный мальчиша.

— Вау. Нашла-таки богатого буратину? Уверена?

— Так не первый раз замужем.

— Вообще-то у меня кое-какие дела. Раз уж ты нашлась.

— Дела подождут. Да и я соскучилась. В раю, оказывается, тоже подруги не помешают.

— Так ты скажи толком.

— Не могу. Сюрприз испорчу. Когда тебя повезут на катере, завяжут глаза, не пугайся. Тут жуткая секретность.

— Даже не знаю, готова ли моя жопа к новым приключениям.

— Что-что, а незабываемые ощущения я тебе гарантирую. Так что до встречи. В двенадцать на пирсе. Не перепутай, Кутузов.

— Ладно, салют.

И Василиса отключилась.

— Так просто? — засомневался Лев. — Может, стоило поподробнее?

— Вася моя подруга, а не твоя, — сказала Эвелина. — Главное, что ей движет — интрига.





***





«Как же так?» — спросила себя Эва, когда осталась одна. Она пребывала пока ещё в том самом спецномере «другой» гостиницы. Её должны были «выпустить» к тому времени, когда на остров привезут Василису. Если, конечно, та придёт на городской пирс.

«Как же так? — мысленно повторила Эвелина. — Когда я стала такой? Или это инстинкт самосохранения? Стремление продлить свою жизнь даже такой ценой? Нет, — ответила себе Эва. — Я сто раз уже простилась с этим никчёмным светом. Что меня здесь держит? У меня никого нет. Мог быть Динар, но эта карта оказалась фальшивой. И мог быть ещё один человечек. Вот тут-то и кроется, видимо, фокус с Василисой. Если бы не она тогда... Как причудлива порой судьба! Сейчас жизнь или смерть лучшей подруги (я продолжаю её так называть?) зависит от банальнейшего личного выбора. Повестись на предложение поразвлечься и пришлёпать на пирс или встать в позу, послать ветренную товарку куда подальше и слинять с побережья в столицу. Дилемма, которая решает всё. Но знаю об этом только я».

У Эвы проскользнула, конечно, мысль, а не поднять ли бунт, когда их будет уже двое? Но... Нет, она не рассматривала такой вариант. Даже гипотетически. Она уже для себя решила, что доиграет свою партию. Встанет рядом со Львом и посмотрит со стороны — каково это, наблюдать за будущим обедом? И потом, ей нестерпимо хочется мяса. Тут явно какой-то подвох: ну не может обычная — в гастрономическом понимании — еда давать такую зависимость. Надо узнать у Льва, в чём тут дело. Стоит Эвелине подумать о сочных волокнистых кусках, у неё живот сводит судорогой, рот наполняется слюной, а в мозгах загорается люстра в тысячу свечей. Хочется царапать ногтями стену, лишь бы получить вожделенный кусочек. Вот и сейчас, когда она подумала про Василису, и как это будет, у неё всё внутри скрутилось от желания, даже случилось нечто вроде сексуального возбуждения.

Эвелине пришлось коротко и шумно подышать, чтобы привести нервы в относительный порядок, а потом и сильно ущипнуть себя за запястье.

Некоторое время Эва продолжала находиться в прострации, тупо наблюдая как в месте защипа проявляется бледный синяк.

— Ты обещала самой себе вспомнить про человечка, — сказала она вслух, чтобы отвлечься. — Так вспоминай...

Глупо тогда, конечно, получилось. Вернее, это потом Эва решила, что глупо, а в тот период — всё шло нормально, обычно. Очередной парень. Не по работе, а просто так. Она даже и не помнила, откуда он взялся. Максим. Так его звали. Ничего особенного, но и ничего противного. Он почему-то её подвозил. Случайный провожатый. А на неё, как назло, «наплыло» игривое настроение. Не хотелось оставаться одной. Он поднялся, конечно, на чай. Кто бы не поднялся? Они переспали. Один раз. Подумаешь, дело! Но Максим влюбился. Он ничего не знал про Эву, кто она, что она, с кем она. Просто влюбился, как влюбляются в кино. А Эвелину это забавляло. Она держала его на расстоянии, надсмехалась над ним вместе с Васькой. Он, Максим, был совсем из иной среды. Хотя деньжата у него имелись, профессорский сынок, не пальцем деланный. Продолжал за Эвой таскаться, как собачонка. И как раз в тот момент на Эву грохнулась очередная депрессуха, да такая, что хоть в петлю. Реально осточертело всё на свете. От «спонсоров» наизнанку выворачивало. И надо же так — предложил тут Максим ей уехать. Вдвоём, опять прямо как в кино, типа: всё бросим и уедем куда глаза глядят. А глядели они у Макса за границу. Он, по его словам, продумал все детали: на первое время им средств хватит, а дальше он устроится на удаленку, вроде в IT соображает. Эва поржала над предложением, хоть и кошки скребли, и выложила новые подробности о нелепом ухажере Васе.

И опять — надо же так было случиться, чтобы они все вместе на какой-то приличной тусе подвисли!

Отводит её там Максим — пьяненький уже — в укромный уголок и говорит:

— Это правда?

— Что правда? — глупо переспрашивает Эвелина.

— То, что ты... такая?

— Расслабься, цыплёнок, о чём ты?

— Я тебе не цыплёнок! — и первый раз смотрит на неё с ненавистью. — Я-то думал, что мы... Что у нас... Но мне всё Василиса рассказала, кто ты есть на самом деле!

— Ты гонишь? — Эва, если честно, растерялась даже.

— Потаскуха, — выдохнул Макс и залепил ей пощёчину. Благо, никто не видел. А потом ушёл.

— Скатертью дорога, — успела ему крикнуть Эва вслед, но душа вся скукожилась, а щека горела стыдом.

Самое смешное — перед вечеринкой Эвелина решила: завтра скажет Максиму, что согласна.

Причудливо играет с нами судьба, не правда ли?

Эва разыскала Васю, зло дёрнула её за рукав.

— Ты на х.я Максу рассказала всё? Я тебя просила?

— Да расслабься, Киса, — пьяно ухмыльнулась та. — Зачем тебе правильных мальчиков развращать? Смотри вон, какие валеты козырные...

— Сука ты! — выдохнула Эвелина.

— Сама такая!

Но и это ещё не конец истории.

На следующий день Эва узнала, что беременна. И с того самого раза. Когда Максим её провожал в первый раз. Никакой ошибки быть не могло — он отец.

И как бы всё повернулось, если бы Вася подождала со своими откровениями? Когда Эвелина, уже готовая согласиться всё бросить и начать заново, узнала бы о том, что ещё и носит под сердцем ребёнка от человека, который стремится сделать эту её «нулевую» судьбу счастливой?

Эва сидела оглушённая этим пониманием, и не знала, что ей делать. Получалось, что Вася перечеркнула её счастье. И не только её.

Финал истории оказался максимально печальным. Эвелина из-за своей гордости Максу больше не позвонила. Беременность ей пришлось прервать. Аборт прошёл неудачно в том смысле, что больше детей Эва после «процедуры» иметь уже не могла. А через несколько месяцев от общих знакомых узнала, что Максим вышел в окно с девятого этажа. То ли несчастный случай, то ли передоз, то ли намеренный суицид. Кто там будет разбираться?





***





Эвелина не очень-то доверяла всяким там линиям судьбы, гаданиям на кофейной гуще в полнолуние, раскладам лукавых тарологов и предсказаниям прочих хиромантов. Но она допускала присутствие рядом Тонкого мира. Того, который проявляется необъяснимо и в самые неожиданные моменты. Вроде чёрной кошки, внезапно выбежавшей на ночную дорогу. Есть вокруг нас некая метафизическая оболочка, живущая по своим правилам и законам. И если мы, пусть неосознанно, эти законы нарушаем, она, оболочка, реагирует.

Эва верила в Узловые Точки.

Некие сгустки направлений, пересекающихся между собой и разветвляющих наш путь. Как у былинных богатырей на распутье перед камнем. Налеву пойдёшь — женатым быть, направу — богатым, а прямо — сам понимаешь, убитым. Ну это если очень уж упрощённо. На самом деле, вариантов гораздо больше, но выбираем-то мы в итоге всего один. И частенько ошибаемся, как показывает практика.

Вечеринка с Максом и Васей, несомненно, являлась Узловой Точкой. Без всяких оговорок. Выбором, который мог поменять оставшуюся жизнь Эвелины, которая, в свою очередь, могла «пойти» по совершенно другой дороге. Перпендикулярной остальным. Если бы не опрометчивые откровения «лучшей подруги». Несколько фраз. Вдумайтесь — несколько гребанных, не вовремя вырвавшихся из её уст слов — и оболочка Тонкого мира выплюнула из себя ту самую чёрную кошку, которая подошла к Эве. Невидимая, но осязаемая. И с коротким пронзительным мявом кошка-дух махнула когтистой лапой и оставила на сердце Эвы четыре глубоких кровоточащих борозды. Со временем они превратились в шрамы. Но ведь не исчезли совсем.

Кто же виноват, что следующая Узловая Точка, вставшая на пути Эвелины, уже здесь, на острове, распорядилась так, как распорядилась? Выбор Эвы в какой-то мере закономерен. С точки зрения Тонкого мира, конечно.

Поэтому такое решение — это не месть. А причуда самого мироздания.

И тут Эвелина вдруг поняла, что она действует порой как неумелый ангел смерти. А тени загубленных по её прихоти душ таскаются за ней следом бесплотными призраками. Придёт время, — кто знает? — и накинутся на неё всем скопом, примутся, чавкая, выгрызать её ещё не остывшие внутренности.

Ведь сколько уже мертвецов вокруг! И потом, ангел смерти — неправильное название. Разве она похожа на ангела? Нисколько! А на кого тогда? На чёрта? Ха. Неплохо. Чёрт по имени Эва.



Ходил чудак по белу свету,

Искал в природе чёрный цвет.

Но такового в мире нету

Не «выстрелил» такой сюжет.



Пришёл чудак к Гуру, проститься

Мол, глупый я, никчёмный смерд.

Постой, сказал Мудрец, виниться,

То, что ты ищешь — это смерть.



***





— Почему я так подсела на это мясо? — поинтересовалась Эва у Льва, когда он пришёл к ней перед тем, как отправиться вместе встречать Василису. — Ты подмешиваешь туда какой-то наркотик?

— Не всё так просто, — склонил голову Лев. — И опять же, что понимать под наркотиком? Сахар, без которого нам очень сложно обходиться — наркотик? Пристрастие к играм у игроманов — наркотик? Что есть наркотик?

— Я полагала, что это вещество, как-то стимулирующее нервную систему. Заставляющее переживать чувство эйфории.

— Есть ведь разные наркотики. Эйфоретики, стимуляторы, грибы, наконец. Все вызывают разную реакцию. Дело не в самом действующем веществе, а в симбиозе воздействия.

— Чего? — нахмурилась Эва. — Давай без этих заумных определений. Мы не на симпозиуме квантовых психологов.

Лев хехекнул.

— Быстро, я смотрю, ты отошла от уныния. Ещё вчера выглядела за упокой, и лица на тебе не было.

— Я способная. Да и твоя диета творит чудеса.

— Всё дело в принципе удовольствия, — сказал Лев. — В самом общем случае, это стремление человеческой психики к максимальному понижению душеного напряжения. Об этом говорил ещё Зигмунд Фрейд, если ты читала его труды.

— Делать мне больше нечего, — фыркнула Эва.

— А зря. Очень поучительно. Так вот, — продолжил Лев, — у состояния удовольствия существуют частные, пиковые проявления. Ощущение так называемого высшего кайфа, если ты понимаешь, о чём я. Дофамин, серотонин, нейромедиаторы и так далее. Но весь фокус в закреплении и привязке этого сладостного ощущения. В детстве ребёнок получает огромное удовольствие от подаренной ему на очередной День рождения большой и яркой игрушки. Подари такую штуку взрослому, никакой подобной реакции не случится. Правда ведь? Почему? Да потому что взрослый перерос подобные развлечения, его сознание с годами трансформировалось и центры, отвечающие в ЦНС за принцип удовольствия, поменяли свои приоритеты. Что есть естественный и эволюционный прогресс! Мы развиваемся и наши центры удовольствия трансформируются, открываясь к новым триггерам. Почему подавляющее большинство наркоманов — молодые люди? Задумывалась об этом? Именно из-за трансформации центра удовольствия. Для них — ощущение химического кайфа — высший пик наслаждения. Но есть ведь и более мягкие проявления всяких влечений. Кого-то заводит адреналин, прыжки с парашютом там, участие в боевых действиях, кого-то — выпиливание по дереву. Кого-то секс, наконец. Но всё это трансформируется со временем.

— Ну ладно, хотя я мало что поняла. А при чём тут ваш кружок каннибалов?

— Наш кружок, ты хочешь сказать? — вскинулся Лев.

— Наш, наш, — обезоруживающее улыбнулась Эвелина. — Не придирайся к словам. Я твоя уже с потрохами и навечно.

— Да очень даже «при чём». Чем изысканнее удовольствие, тем круче сам кайф от него. Когда источник удовольствия попадает в разряд совершенно элитных и уникальных, он сильней провоцирует зависимость. Подкрепляя её осознанием избранности. Высшей, даже высочайшей касты.

— Африканские племена, рассекающие в набедренных повязках и промышляющее трапезой из себе подобных — высшая каста?

— В какой-то мере — да. Тут уже включается принцип относительности.

— И что, постепенно на этой почве мы начинаем сходить с ума? Базиль, Матильда, да и все остальные, включая тебя с маман?

— У каждого по-разному. Но действие центра удовольствия на нервную систему порой непредсказуемо и вызывает странные рефлексии, которые со стороны могут выглядеть неадекватно.

— Ага, я заметила, — сказала Эва и вспомнила жуткие танцы пожилой парочки под её окнами.

— Но всё это очень индивидуально.

— Спасибо за лекцию, — Эвелине недоело слушать разглагольствования Льва, который явно перед ней красовался своими познаниями. — Но скажи просто и откровенно — ты подмешиваешь в мясо наркотик?

— Давай запишем это в раздел тайн, покрытых мраком. Я никому не раскрываю своих оригинальных рецептов. В остальном ты права, нам пора к пирсу. Твоя подружка уже на подходе.





***





Они поехали туда на том самом кабриолете, на котором Лев встречал когда-то Эвелину. Почему-то дорога казалась Эве незнакомой. Она попыталась воскресить в памяти те чувства, что переполняли её, когда она увидела эти природные красоты впервые. Она ведь настолько была уверена, что Лев очарован ею, царицей Эвелиной, и что такое приключение — очередной раунд привычных отношений: когда мужчина хочет произвести впечатление на женщину.

Ей и в голову не могло прийти… Она совершенно тогда расслабилась, наивно полагая, что маньяки встречаются только в бульварных романах и щекочущих нервы фильмах. Наивность и безалаберность Эвы была вопиющей. Но что могло насторожить? Повязка на глазах во время поездки на катере? Нисколько! Это, напротив, возбуждало интерес, напускало романтический флёр. Странные «соседи» на острове? Мало ли чокнутых миллионеров, чтобы проецировать их «закидоны» на остальной мир? Необычный вкус еды? А какой он должен быть на экзотическом острове со своей экосистемой?

Эвелина задавала себе эти вопросы в том числе и потому, что их, возможно, будет задавать себе Василиса. И если ничего не насторожило Эву, то нет гарантии, что так произойдёт и с Васей. А любое серьёзное сомнение «лучшей подруги» может стать катастрофическим. Лев выразился предельно ясно: любой шаг в сторону означает для Эвы «расстрел». Поэтому у неё нет права даже на одну ошибку.

— Собственно, ты сама всё понимаешь, — сказал Лев, выводя автомобиль на горную дорогу. — Ты оказалась неожиданно умной девочкой. Если бы я изначально не планировал тебя в роли… эээ…

— Не такая уж я и умная, — самокритично заметила Эвелина. — Если как глупая овца отправилась в твою ловушку. Но прозреть лучше поздно, чем никогда. Так что стадию безмозглой куклы я преодолела, ты прав.

— Я к тому, что не могу таскать тебя за собой в наручниках. И расставить везде своих охранников. Следить за тобой по камерам в туалете. Ничего этого не будет.

— Отрадно слышать.

— Я сознательно иду на такой риск. Я очень долго размышлял и сомневался, поверь.

Эва повернула голову и посмотрела на профиль Льва. Тот вёл машину спокойно и уверенно. Иногда она даже завидовала его выдержке.

— Я верю, — кивнула она.

—…И пришёл к выводу, что ты можешь стать одной из нас. Твоё поведение свидетельствует именно об этом, нежели о противоположном. Но. Я также понял, что ты не осознаёшь до конца все преференции, которые получаешь, если вольёшься в наш клуб.

— Есть главная преференция — я смогу утолять свой голод. Ты рассказывал про бабочку, которая летит, разыскивая свою пару, через весь остров.

— Сатурния Луна, — подтвердил Лев.

Они уже пересекали плато, ещё немного и дорога начнёт спускаться к берегу бухты.

— Да. Обидно ведь, если ты проделал такой долгий путь, а твоя суженая, полюбезничав с тобой для вида, улучив момент, отъедает тебе голову.

— Действительно, обидно, — не стал спорить Лев. — Но это Сатурния Луна, а не богомол.

— Вот именно, — заключила Эвелина. — Природа не должна мешать эволюции.

Некоторое время Лев молчал, обдумывая сказанное. Потом коротко обернулся к Эве и усмехнулся.

— Веди себя естественно, — сказал он, когда они въехали на прибрежный песок. — Василиса не должна почувствовать твоего напряжения. Но не забывай, что ты ходишь по канату. Без всякой страховки.



Глава 21 СЛОМАННЫЕ КУКЛЫ



— Никак не могу взять в толк, на хрена я-то тебе тут сдалась? — спросила Василиса, когда при посредстве Эвы её заселили в номер «основной» гостиницы на Турбазе.

— Хочу, чтобы ты оценила кандидата тверёзым взглядом, — засмеялась Эвелина. — А то я витаю в облаках, то есть — очарована.

— Что-то я тебя продолжаю не узнавать, — нахмурилась Вася. — Ты даже внешне изменилась. И цвет лица другой.

— Так островной климат же, субтропики и всё такое.

— Но на голову-то субтропики не должны так влиять. А ты как будто не в себе, — Вася внимательно глянула на закадычную подружку.

«Вот сучка!» — подумала Эва про себя, а вслух сказала:

— Может, я тут Шамбалу открыла? Личную. Индивидуальную.

— Иногда Шамбалу можно спутать с запоем, но от тебя вроде не пахнет. Ну и какого совета ты от меня ждёшь?

— Самого тривиального. Как тебе Лёва?

— По мне так слишком деловой, — Вася сделала паузу, подумав. — Такие часто неискренние. С другой стороны, не подмажешь, не поедешь. Не наебёшь партнёра, не выбьешься в люди. А он же крутой какой-то? Отельер?

— Да, у него сеть гостиниц на побережье. Семейный бизнес.

— И собственный остров.

— Не совсем уж собственный, но...

— Ты же вроде всяких мажоров повидала, чтобы самой разобраться, что к чему. Наверняка у твоего Лёвы есть какой-то тайный сдвиг по фазе. Что-нибудь этакое извращённое... Ты уже с ним того, кувыркалась? И что? Заставлял тебя наряжаться в пингвина и петь гимн?

— Пока нет, — снова засмеялась Эвелина.

— Попомни мои слова, заставит. Так что, если не смущает — вперёд и с песней.

— Я с тобой серьёзно, а ты...

— Так и я серьёзно. Сто процентов, есть у него что-то за душой.

— Он замуж звал.

— Взамуж? Вот в чём дело... Проверь хотя бы, нет ли у него законной семьи на стороне, а то и двух.

— Это вряд ли... — задумчиво протянула Эва.

— Ты лучше скажи, что за кипиш в столице? Куда ты опять вляпалась? Звучат какие-то жуткие слухи про расчленение и прочие ужасы. Тебя уже менты опрашивали?

— Как они меня опросят, если я здесь? А участкового пункта тут, как видишь, не имеется. Кроме тебя никто не знает моего местоположения.

— А что за тема с окровавленными ножовками и целлофановыми пакетами?

— Да не знаю я! Мирон там вроде набедокурил, а я случайно под раздачу попала...

Василиса помолчала, продолжая внимательно разглядывать подругу.

— Что я тут делать-то буду? — наконец проговорила она. — Свечку держать? Ещё и тел отобрали.

— Сеть всё равно не ловит.

— А ты как мне звонила?

— Так я же с катера. Специально попросила, чтобы меня в море вывезли.

— Интересные у вас тут нравы, конечно. А может, у твоего Лёвы дружок имеется? Какой-нибудь олигарх средней руки? Хотя никогда не понимала, как рука может быть средней...





***





— А что дальше-то? — спросила Эвелина.

Перед ужином к ней в номер зашёл Лев, справиться, как прошёл разговор с Василисой. В этот раз он был один, без охраны.

— Дальнейший сценарий ты знаешь, — заметил Лев меланхолично.

Эва встала с диванчика и подошла к окну. Только-только начинало смеркаться, но фонари уже зажгли. Слабо заметный в светлом воздухе ореол от лампы освещал хмурое пространство. Улица под окнами была пуста.

— Ждём ещё двух Охотников, — добавил Лев. — Вместо выбывших… Даже трёх.

— Немало в мире извращенцев… — негромко проговорила Эва, не поворачивая головы.

— Это мягко сказано. Если бы люди не стеснялись признаться в своих… эээ… слабостях, социологи и психиатры сильно бы удивились. Пожалуй, что у каждого первого что-нибудь найдется этакое.

— Возможно… Только я не об этом спрашивала. Что дальше? В перспективе? В будущем? Вы с маман так и собираетесь устраивать охоты на людей в своём лабиринте? Какова конечная цель?

— А чем тебе претит такая перспектива? — склонил голову Лев. — Мы реализуем самые тёмные потребности «извращенцев», как ты их назвала. Но они ведь тоже люди. Утоляем их голод. К тому же не забывай про коммерческую составляющую. Надо же как-то зарабатывать деньги на жизнь. Не одними отелями, как говорится…

— Ловко ты подводишь философию под своё непотребство.

— Наше непотребство. Не забывай, что ты одна из.

— Ну я рядовой член вашего клуба. Винтик. К тому же ещё стажёрка.

— У нас стажёров не бывает. Ты или в клубе или нет.

— Да я поняла, поняла, не нервничай.

— Я не нервничаю, — пожал плечами Лев. — А что касается перспективы. Я планирую создать на острове ещё одну ферму.

— Ещё одну? — Эвелина наконец перевела взгляд на собеседника.

— Да. Если всё пойдёт как надо.

— И что за ферма?

— А ты сама не догадываешься?

— Нет, если честно.

— Сейчас, чтобы устроить очередное состязание требуется довольно много времени и ресурсов. Сколько мы с тобой переписывались? Полгода? Существует куча подводных камней, которые поджидают меня, как организатора, на пути к удару гонга в лабиринте. Приходится перелопачивать огромное количество информации, проверять, анализировать, сопоставлять. И даже после этого возможны осечки. Утечки. Какая-нибудь неожиданная дрянь, которая ставит под угрозу всё предприятие. Да, мы выстроили на острове хорошую замкнутую и обособленную систему, но она, по большому счёту, работает пока в холостую. Турбаза прикидывается обычным Домом отдыха. С экзотическими видами природы и прогулками по берегу бухты. И лишь изредка нам удаётся реализовать очередной тур нашего состязания.

— Не совсем понимаю, куда ты клонишь, — нахмуривши лоб, призналась Эва.

— Я надеюсь, что мне удастся разместить на острове некий запас дичи.

— Что? — Эвелина внутренне вздрогнула.

— Ферму, — сказал Лев и глянул на Эву своими голубыми льдинкам зрачков. — По аналогии с животноводческой. Только в загонах будут жить участники состязания. Если отбросить ложные моральные принципы, то в такой реализации нет ничего безумного. Мы ведь откармливаем свинок, создаём им условия для роста, выращиваем их для единственной утилитарной цели: когда придёт время, умертвить животное, чтобы подать приготовленное из него мясо на стол. И делаем это повсеместно, без всяких угрызений совести.

— Ты реально сумасшедший, — тихо выдохнула Эвелина.

— В наших вольерах будут содержаться люди., — продолжил как ни в чём ни бывало Лев. — Они будут получать еду, необходимый уход, мы создадим им приемлемые бытовые условия. И самое главное — мы постепенно поменяем их внутреннюю философию. Заставим смириться, осознать, что их миссия ничем не хуже других. И тогда они примут своё новое предназначение, проникнутся им. И даже, надеюсь, испытают некое удовлетворение. А момент выбора для состязания станет для них сродни празднику или выигрышу в лотерею. Победивших в охоте, если такие будут, мы вернём на ферму. Понимаешь, насколько проще станет устраивать состязания? В любой момент мы можем пригласить Охотников, чтобы они заказали себе «убегающего» из «списка». Всё под рукой. Полная автономия.

— Рано или поздно нас раскусят, — сказала Эвелина. Ей представились клетки, как в зоопарке, выстроенные в галерею; и в глубине клеток чьи-то безмолвные тени. — Такое не получится скрывать годами.

— Кто знает?.. — задумчиво протянул Лев. — Пока ведь не раскусили. А чем описанная мной ситуация будет кардинально отличаться от нынешней? И потом — бесконечна только вселенная, а любые элементы в ней имеют свой цикл функционирования. Все мы, рано или поздно, умрём. Если рассматривать ситуацию под таким углом зрения — любое начинание бессмысленно, так как в итоге закончится прахом его зачинателя. А в загробный мир я не верю. Как и в Бога, собственно.

— Потому что боишься с ним встречи?

— Потому что придерживаюсь материалистической модели мира, — спокойно пояснил Лев. — Хотя, пожалуй, хватит софистики. Ты неплохо себя показала с Василисой. Судя по всему, она ничего не заподозрила. Охота обещает быть жаркой.

В этот раз плечами пожала Эвелина. Похвала Льва почему-то её не воодушевила. Видимо, она ещё не могла толком отойти от только что услышанной концепции развития их клуба.

Лев подошёл поближе, достал из кармана штанов пластмассовую цилиндрическую коробочку для пилюль. Потряс её перед Эвой: внутри с хрустом перекатывалась дюжина белых драже.

— Завтра, когда поедем на экскурсию, — сказал Лев, — незаметно растворишь пару штук в бутылочке с водой, которой пользуется Василиса.

В глазах Эвы промелькнуло смятение, которое не укрылось от Льва.

— А как ты хотела? — спросил он. — Добро пожаловать в клуб. Мы все тут одним мирром мазаны. Тебе будет гораздо проще это сделать, ты с ней постоянно будешь рядом. И потом — лекарство всего лишь обездвижит на какое-то время… клиентку.

— А дальше? — голос у Эвы всё же предательски дрогнул на мгновенье. — Келья-клетка?

— А у тебя есть другие варианты? Ферму мы ещё не построили.

— Я поняла, — Эвелине удалось взять себя в руки. Она даже прищурилась, злясь на себя за слабость.

— Только будь предельно аккуратна, — предупредил Лев. — Не более двух таблеток на поллитровую бутылочку. Это экспериментальное вещество, поэтому даже небольшой передоз может губительно повлиять на сердечно-сосудистую деятельность. А мы ведь не хотим, чтобы наша дичь попала на стол раньше времени…





***





Когда стемнело, Эва переоделась в «спортивный костюм». Футболка, кофточка и облегающие штанишки, которые не стесняют движений. На ногах вместо туфелек — кроссовки. Подошла к окну номера, отворила створку.

Эти две скобы с непонятной целью вбитые прямо в стену чуть ниже и правее окна она заметила ещё днём, но поначалу не придала им значения. Но теперь, после разговора со Львом, ей вдруг пришёл в голову некий крайне авантюрный план. Поначалу она отмахнулась от него как от назойливой мухи, но он, опять же, как муха, возвращался в мысли и раздражал. А лучший способ избавиться от навязчивой потребности (пусть она и безумна) — это её осуществить.

Эвелина влезла на подоконник, развернулась задом, осторожно легла на живот, свесив ноги наружу. Потом вслепую стала двигать носком левого кроссовка по шершавой стене, пока нога не натолкнулась на препятствие: скоба! Эва разместила на ней всю подошву и соскользнула вниз. Скоба без проблем выдержала её вес. Теперь девушка «стояла» на стене здания, одной ногой на «приступке», и держалась руками за подоконник.

Далее Эва переместила к опорной ноге вторую, а левой рукой, отцепившись от проёма, перехватилась за коммуникационную трубу-кабель, который шёл вертикально по стене, притороченный к ней крупными хомутами.

Дальше дело пошло проще — вторая скоба для ноги, перехват руками, и вот уже левая ладонь крепко сжимает кабель. Ещё несколько движений — и Эва, пусть и медленно, но уверенно спускается вниз, опираясь ногами на хомуты, как на ступеньки своеобразной лестницы. Высота невелика — её номер всего лишь на втором этаже, но впрямую прыгать из окна — всё же чревато. А вот так, чуть-чуть приспуститься и потом уже спрыгнуть — в самый раз!

Эва пружинисто и беззвучно приземлилась под своим окном — осмотрелась — никого!

Только одинокий фонарь мутно освещает пространство.

Беглянка отступила в тень и пошла по направлению к главной площади Турбазы. Она старалась выбирать самые тёмные участки пути, чтобы оставаться незамеченной.





***





Ася с Ником обитали в отдельном коттедже. Эва выяснила этот факт много раньше и теперь направлялась именно к их дому. Конечно же, как и предполагала Эвелина, постояльцы ещё не спали. В комнатах горел яркий свет, там метались какие-то тени, доносилась приглушённая музыка.

Эва взбежала по короткому крылечку, для приличия постучала в приоткрытую дверь — никто не отозвался и, толкнув створку, вошла внутрь.

Оба обитателя коттеджа находились в гостиной. Ник «танцевал» (если так можно выразиться) прямо в центре помещения. Одну стену комнаты занимал громадный плоский телевизор, с которого демонстрировалось какое-то музыкальное рэйв-пати. Качок старался подражать участником тусовки: он нелепо изгибался-извивался всем телом, высунув от усердия язык. На лбу Ника блестели капельки свежего пота.

Ася же длинным нескладным манекеном лежала на диване и пялилась в потолок. Её лицо выражало болезненное блаженство, губы чуть изогнулись в усмешке, а чёрные «дула» зрачков были устремлены вверх.

Несколько секунд хозяева не замечали прибытия гостьи.

Эва замерла на пороге, обозревая пространство. Рядом с диваном стоял большой стеклянный столик с множеством разнокалиберных бутылок, рюмок, фужеров, ваз, раскрытых коробок конфет и другой подобной ерундой. Эва без труда уловила и сладковатый аромат, растворённый в спёртом воздухе помещения.

Наконец, Ник, который при своих эволюциях ещё и медленно поворачивался вокруг оси, наткнулся взглядом на Эвелину.

— Оу, — сказал он, замирая в нелепой позе в полуприсяде и с раскоряченными руками.

— Привет, — сказала Эва.

Ася томно повернула голову на звук, окинув гостью рассеянным и почти безразличным взглядом.

Ник наконец разогнулся и как-то подобрался. В его глазах мелькнуло беспокойство.

— Скучно одной сидеть, — сразу же «успокоила» его Эвелина. — Василиса уснула уже. Лев где-то занят, а больше я на острове, кроме вас, никого не знаю. Вот и решила…

— Оу, — снова сказал Ник, смягчаясь лицом. — Прикольно. Заходи, садись, выпей, — и он сделал рукой щедрый жест в сторону дивана.

Ася тем временем привела себя-таки в сидячее положение. Сейчас она нерешительно улыбалась и похлопывала ладонью рядом с собой по сиденью.

Эва приняла приглашение, проследовала к столику.

Ник убавил с пульта звук телевизора и пристроился напротив, опустившись на мягкий пуфик.

— Виски? — спросил он, ковыряясь в бардаке на столе и звеня соударяющимися бутылками. — Водку? Пиво? Шампанскую?

Эвелина присела рядом с Асей, которая протянула ей ладонь для рукопожатия. Эва прикоснулась к пальцам девушки, которые показалась ей ледяными.

— А может ты хочешь нашего фирменного? — осенило вдруг Ника. — Аська, сбегай, там в спальне, на тумбочке…

— Нет-нет, — поспешила заверить его Эва. — Я ещё не совсем в форме. Лучше мартини какого-нибудь…

— Мартини? — озадаченно пробормотал Ник продолжая «поиски». — Вот какая-то дрянь, — он подхватил одну полупустую бутылку и принялся читать этикету. — Пи-дюка… Пе-дуко… Короче, вот, — он налил в бокал на два пальца и протянул гостье. — Давай. Типо, за знакомство. Ну я имею в виду… Типо, чтобы с нового листа.

— Отлично, — сказала Эвелина и пригубила.

А потом подумала, что в тарелках с остатками еды, которые стояли среди всего прочего на столе, сейчас ведь могло находиться её собственное мясо.





***





Буквально через полчаса обстановка в коттедже окончательно превратилась в дружескую. Участники вечеринки потихоньку продолжали надираться в силу своих способностей. Ник то и дело громко ржал над своими же плоскими шутками, и от избытка эмоций иногда похлопывал Эву по плечу. Ася тоже «оттаяла». Она пыталась философствовать, пересказывала свои осознанные сны и уверяла, что может двигать предметы, не прикасаясь к ним руками. Эва делала вид, что полностью разделяет «веселье». Она пила «пе-дуко» небольшими глоточками, чтобы не опьянеть, и, как дура, улыбалась, реагируя на высказывания «собутыльников».

— Ты эта, — сказал ей в какой-то момент Ник, осоловело уставившись в пространство. — Не обижайся, что мы тебя подстрелили. Ничего личного же. Просто так сложилось. Если бы не мы тебя, то… — и он прижал руку к своей мощной, накаченной груди.

— Да я понимаю, — смиренно отозвалась Эва, опуская взгляд. — Такова селяви, как говорится.

— Ха-ха-ха, — сказала Ася. — «Такова селяви». Классно. Ни разу не слышала.

— Вот когда мы вместе попробуем следующее блюдо… — мечтательно протянул Ник и закатил глаза. — Тогда уже станем совсем своими в доску. Ты так-то тёлка что надо, — сделал он комплимент Эве.

— Скорее бы уже, — нетерпеливо заёрзала Ася.

— А когда Лев наметил следующее… ну… Ты не в курсе? — Ник снова повернулся к гостье.

— На следующей неделе вроде бы как, — туманно предположила Эвелина.

— Долго, — озаботился Ник. — Надо тогда наш запас волшебных таблеточек пополнить! Вызвать курьера! — и он раскатисто заражал, так ему понравилась очередная собственная шутка.

Эвелина же только слабо улыбнулась краешками губ.

И тут Ася вдруг бухнулась боком — как сидела — на диван. Она как-то странно замерла в конечной позе, уставившись широко раскрытыми глазами в никуда.

Ник ещё пару раз хохотнул по инерции, потом недоумённо воззрился на сестру.

— Ты чё? — спросил он, и лицо его приняло исключительно глупое выражение.

Ася не двигалась. Так и лежала полубоком, прислонившись щекой к маленькой подушке.

Ник встал, пошатнулся, ухватился руками за столешницу для равновесия. Потом, переставляя ладони, стал пробираться по периметру стола по направлению к Асе.

Эва инфдиреннтно наблюдала за его действиями.

Ник достиг дивана, выпрямился, нависая над лежащей сестрой, снова покачнулся, посмотрел удивлённо на Эвелину и завалился назад, с грохотом упав ничком на роскошный, из дорогих пород дерева, пол.





***





Эва некоторое время наблюдала за обоими недвижимыми телами и вспоминала сама себя в первый день в «клетке». Оба — и Ник и Ася — несомненно оставались в сознании. Их зрачки хоть микроскопически, но реагировали на происходящее. Эвелине чудилось, что там, в глубине их зрачков, а значит, в мозгу — кипит неимоверная буря эмоций, всепоглощающий ураган ужаса. Ей хотелось так думать.

Эва сходила в спальню, без труда отыскала на тумбочке пластмассовую баночку, в каких хранят пилюли, с разноцветными «таблетками» внутри. Повыдвигала ящики, и увидела в одном ленту-упаковку шприцев. Взяв и то и другое, вернулась в гостиную.

Бросила таблетки и шприцы на заваленный стол.

Переложила скособоченную судорогой Асю более удобно на диван, так чтобы она могла видеть своего поверженного брата-любовника.

Потом подошла к Нику и села над ним на корточки.

— Вы же мусор, — сказала она ему, зная, что он слышит, хоть и не может реагировать: сама совсем недавно была в такой же ситуации. — Ваши миллионы абсолютно ничего не значат. Они не делают вас интереснее или нужнее. Вы — удобрение. Самодовольное, высокомерное, но гнилое. Вы — гребанные извращуги. Вы подстрелили меня в лабиринте, чтобы съесть. Я не позволю никому так со мной поступать.

Ник едва заметно шевельнулся, кончики пальцев на руках дёрнулись, видимо он прилагал колоссальные усилия, чтобы своими могучими мышцами преодолеть паралич. В уголках его губ выступила пена.

Некоторое время Эвелина молча смотрела на недавнего Охотника, потом перевела взгляд на Асю. Та смотрела тоже — куда было деваться?

Эва подсела к сестре Ника на диван.

— Всё предельно просто, — сказала она Асе. — Я подсыпала вам в алкоголь то же средство, что подсыпал мне в своё время Лев. Я же знаю, как оно действует. Пара капсул — не больше! — и вы как две сломанные куклы: ничего не шевелится, а глаза не закрываются.

Ася никак не прореагировала, продолжая пустым взглядом смотреть на лежащего Ника.

Тогда Эва привстала, взяла со стола ленту шприцев, надорвала одну упаковку. Налила в бокал минеральной воды. Достала из кармана баночку, которую ей дал Лев, и отсыпала оттуда на свою ладонь ещё четыре капсулы. Потом бросила их в бокал и размешала получившуюся смесь вилкой. Ввела в раствор иглу и выдвинула поршень, заполняя шприц.

— При передозе наступит нарушение сердечно-сосудистой деятельности, и как итог — смерть, — сказала она так, чтобы слышали и брат, и сестра. — Такие дела.

Потом снова присела над Ником, взяла его за предплечье, закатала рукав, нашла вену. Легко проткнула иглой кожу и ввела половину раствора.

Зрачки парня в этот момент казалось, дрогнули.

С минуту Эва ждала, но ничего не происходило.

— Видимо, процесс не мгновенный, — сказала она вслух, встала на ноги, взяла висевшее на спинке дивана банное полотенце. Сделала из него скрутку, потом, приподняв голову Ника, пропустила вокруг шеи, затянула насколько могла. Из горла жертвы вырвался короткий хрип.

Продолжая затягивать петлю на полотенце, Эвелина приподнялась и упёрла одну ногу поверх скрутки — теперь ещё и её кроссовок давил на горло, перекрывая путь кислороду.

По телу Ника пробежали две коротких конвульсии, он выгнулся небольшой дугой, глаза едва не вылезли из орбит.

Эва продолжала стягивать и давить.

Наконец, мышцы парня одномоментно обмякли, грудь перестала вздыматься, а взгляд застекленел.

Эвелина убрала с шеи ногу и вытащила полотенце.

Ник был мёртв.

— Теперь давай с тобой, — сказала она, возвращаясь к Асе. У той из края века выскользнула слезинка. — Понимаю, переживаешь, зрелище не для слабонервных, — добавила Эва, держа шприц с оставшейся жидкостью на весу. — Расчёт у меня не менее простой. Никто не станет проводить над вами судмедэкспертизу. К чему Льву лишние хлопоты? А внешне всё будет выглядеть как банальный передоз. Я помню, что ты пыталась предупредить меня. Но думаю, что это был всего лишь элемент игры. Этакий дополнительный адреналин. Риск. Куда бы я делась с острова? Плюс твоя сделка с совестью. Я же её предупреждала — сказала бы ты, пробуя на вкус жаркое из меня, — так?

Ася, понятно, ничего не ответила.

— У меня для тебя две новости, — сказала Эва. — Первая хорошая — ты навсегда избавишься от своей шизофрении. Вторая — не очень — ты навсегда избавишься и от этого мира. Или он от тебя.

Зрачки Аси среагировали, чёрная точка в середине опухла и опала.

— А ты думаешь, каково мне было сидеть в клетке, как собачке на цепи в конуре? — спросила её Эвелина. — Как ты думаешь, каково мне было лицезреть ваши холёные рожи, которые светились там, на берегу, в предвкушении скорого угощения? Как ты думаешь, каково мне было рыть самой себе могилу, чтобы хоть как-то протянуть время в лабиринте? Поразмышляй над этим на досуге.

Эва взяла Асю за запястье, воткнула иглу в вену и вдавила поршень до упора.

Через четырнадцать минут Ася умерла.

Эвелина отщёлкнула крышку с баночки «веселящих таблеток», что нашла в спальне коттеджа, проследовала в туалет и высыпала содержимое в унитаз.

Потом смыла.

Пустую баночку и крышку бросила на пол, рядом с телом Ника.

Теперь те, кто обнаружит трупы, увидят алкогольный беспредел на столе, вскрытую и, судя по всему, полностью использованную банку «веществ», и придут к единственно напрашивающемуся выводу: обитатели коттеджа не рассчитали сил и немного перегнули палку веселья. Такое случается, ведь правда? Особенно с неуравновешенными и зависимыми людьми. А Лев побыстрее избавится от трупов, не будет же он вызывать на остров по такому ничтожному поводу полицейских с собаками!

Эвы протерла полотенцем бокал, из которого пила, и все гладкие поверхности, к которым прикасалась. Выскользнула из коттеджа; окна домика по-прежнему оставались освещены. Проделала обратный путь, хоронясь по возможности во тьме. Вскарабкалась по трубе, наступая на хомуты, перелезла с неё на скобы, подтянулась на руках и закинула ногу на подоконник.

Оказавшись в своём номере, разделась, не зажигая света, и улеглась в кровать. И только тогда почувствовала, как у неё ноют синяки и ссадины, полученные при «охоте» в лабиринте.







Глава 22 ГОВОРЯЩИЙ ДРАКОН



«Экскурсию», которую планировали провести для Василисы, перед обедом перенесли. Лев заскочил в номер Эвы, сообщил, что у него возникли «неотложные дела» и предложил девушкам пока «прогуляться» на пляж в бухту, водитель их отвезёт.

Эвелина, конечно, догадывалась, что за «дела» случились на острове, но вида не подавала.

— Слушай, а ты ночью… — задержался на минутку в дверях Лев, перед тем как уйти. — Ничего не слышала такого?

— Какого такого? Я спала как убитая.

— Хм.

— А что приключилось? Нет, вру, под утро мне сон приснился, будто бы то, что происходит — это ещё один сон. И я там, понимаешь, во сне проснулась и думаю — хорошо, что это не по-настоящему…

— Понятно, — немного озадаченно протянул Лев, явно думая о чём-то своём. — Так, значит, вы пока прогуляйтесь, — повторил он. — Ганс через часик за вами заедет…

И ушёл, притворив дверь.





***





— И как тебе тут? — спросила Эва, набирая тёплый песок в ладони и «процеживая» его сквозь пальцы.

Они с Василисой сидели на пляже неподалёку от пирса, возле дальнего конца которого покачивался на волнах скоростной катер.

Было ещё не жарко, солнце не успело взойти высоко. Дул лёгкий бриз, нехотя разгоняя маленькие волны, которые, шурша, накатывались на пологий берег.

— Так себе, — сказала Вася; она, прищурившись, смотрела куда-то в горизонт. — Неуютно. Такой пляж и ни одного загорающего.

— А мне наоборот в кайф, — заметила Эва. — Что хорошего, когда на тебя вот-вот кто-нибудь наступит?

Василиса не ответила, перевела туманный взгляд на горы, белые шапки которых виднелись вдалеке.

— С Маяка потрясающий вид открывается, — сказала Эвелина. — После обеда съездим, сама увидишь. Тут типа Маяка есть, на утёсе.

— И давно ты превратилась в любительницу потрясающих видов? — поинтересовалась Вася, не скрывая скепсиса в тоне.

— Недавно, — хохотнула Эва. — Видимо, старею…

Со стороны Турбазы послышался слабый рокот.

Девушки замолчали и синхронно повернули голову на звук.

Рокот усиливался, становился мощнее, приближался.

Вскоре из-за линии прибрежных деревьев синее небо прочертил чёрной птицей вертолёт. Небольшой, компактный, со стрекозиным оперением кабины. Он, натужно клокоча лопастями и сипло воя двигателем, пролетел над пляжницами и, стихая, взял курс на побережье.

Эва подумала, что ни разу не видела на острове вертолётной площадки, хотя подозревала, что она есть (пару раз она уже слышала похожий отдалённый рокот). Что ж, такие люди как Лев и его маман могут себе позволить. А может это был вертолёт брата и сестры, по совместительству миллионеров-охотников?

— Знаешь, что… — сказала Вася, когда точка вертолёта окончательно растворилась в лазурном небе, — Я, пожалуй, отсюда свалю при первой возможности. Когда тут по расписанию морской трамвайчик на материк?

— А чего так? — стараясь придать голосу безразличие, поинтересовалась Эвелина.

— Ну я пока не такая развалина как ты, меня природными красотами не соблазнишь. Да и не нравится мне здесь. Какой-то лунный город. Пустой, неприятный, лживый. Неживой.

— Да перестань. Элитный комплекс просто. Специально для того, чтобы не толпились всякие никчёмные людишки. Скоро приедут новые постояльцы, Лев об этом говорил. Познакомишься, подцепишь кого-нибудь.

— Старпёра, у которого из штанов песок сыпется?.. А может, вдвоём свалим?

«Вдвоём мы можем свалить только на тот свет, — подумала Эва. — Или на дно океана, где нас рыбы обглодают».

— Не для того я сюда явилась на край света, — сказала она, — чтобы по первому капризу возвращаться. Не знаю, как у тебя, а у меня ничего похожего ещё не было: а я уже скоро в бальзаковскую бабу превращусь.

— Так ты в любом случае превратишься. Время не идёт вспять.

— Когда рядом кто-то есть — это не так обидно.

— Так у тебя я рядом есть. Или это «не то»?

— Вот именно. Не то!

— Дело хозяйское, — не стала спорить Вася.

Она встала на ноги, прошла к урезу воды.

— Хоть пятки напоследок помочить, — выговорила негромко, кисло улыбнувшись.

— Я спрошу у Льва насчёт катера, — сказала ей Эвелина со своего места. — Только давай на завтра, если что. А сегодня съездим на экскурсию, а потом напьёмся с тобой как в старые добрые, а? Давай, правда, нарежемся?! Вот прямо от души. С кем, если не с тобой?

— Обещаешь, что договоришься насчёт отъезда? — Василиса принялась бить щиколоткой по волнам, разбрызгивая зелёную воду.

— Обещаю, — сказала Эва. — Но на завтра.

— Ладно, — смилостивилась Вася. — Так и быть. Алкоголичка ты конченная…





***





— А зачем вообще Васю обездвиживать? — спросила Эва у Льва, когда тот явился к ней в номер после девчачьей прогулки на пляж. — Завести её в ту комнату с прозрачной стеной и закрыть.

— А ты вспомни себя, — отозвался Лев. — Такой способ не эстетичен. Человек не успевает толком осознать, что с ним произошло. Начинает вести себя неадекватно. И привести его в относительное равновесие крайне сложно. А с таким убегающим каши потом не сваришь. Когда же осознание нынешнего положения приходит постепенно, намного больше шансов правильно подготовить участника к состязанию. В расслабленном, обездвиженном состоянии человек гораздо лучше принимает те объяснения, что мы ему даём. Успевает хорошенько всё обдумать и принять более взвешенное решение. Казалось бы, сплошная психология, но именно так это и работает.

— Я же могу претендовать на одно место Охотника?

Лев некоторое время не отвечал, пристально разглядывая Эвелину. Потом сделал два быстрых шага в направлении девушки, одной рукой обнял её за талию, другой притянул к себе за затылок и поцеловал в губы. Жадно, с языком. Эвелина машинально ответила, но как-то вяло, без страсти.

Лев отстранился и отвёл взгляд.

— Извини, — сказал он. — Не сдержался. Но — да. Конечно — да. Возможно, мы даже встанем в пару для охоты.

Эвелина подумала, что она хотела бы действовать в одиночку, — нужен ей такой напарник сто лет! — но благоразумно промолчала.

— Такое дело, — Лев глянул на Эву как-то по-особенному. — Сейчас, пока ещё есть пара часов до обеда, я отведу тебя к одному человеку. Ничего такого уж страшного, но он задаст тебе несколько важных вопросов.

— Каких ещё вопросов? — насторожилась Эвелина.

— Касающихся твоего недавнего прошлого. Единственное условие — ты должна отвечать честно. И это не просьба. Если ты примешься врать и выкручиваться, наша сделка аннулируется.





***





Эва сразу же решила, что она где-то прокололась. Что недавнее прошлое — это последняя ночь. И что, скорее всего, ей пришла окончательная крышка. Ведь вопросы будут про Асю и Ника.

Но она ошиблась!

Комната была небольшая, но совершенно пустая. Почти пустая. Голые белые стены без окон, отдельно, посреди пространства: трёхногий жёсткий табурет; напротив него, метрах в двух, небольшой высокий столик, за ним стул-кресло, по бокам две треноги. На одной из них видеокамера, помаргивающая красным огоньком, на второй электрический фонарь с лепестками, как на киносъёмочной площадке.

Пока свет из него бил по касательной, поэтому не создавал Эвелине особых неудобств. Но всё равно смотреть против луча было неприятно — силуэт за столиком оставался просто силуэтом, без деталей.

Эва сидела на табурете, подложив под бёдра ладони.

— Ваше имя?

— Эвелина, — сказала она.

— Полное.

— Эвелина Белова.

— Вам знаком этот человек? — силуэт за столом показал фотоснимок, а потом развернул его так, чтобы изображение зафиксировала видеокамера.

Эва прищурилась.

— Да.

— Как его зовут?

— Динар.

— Фамилия?

— Не знаю.

— Динар Шарипов, так?

— Наверное, — Эвелина пожала плечами.

— При каких обстоятельствах вы познакомились?

— При обычных. На дискотеке.

— В столице?

— Нет. В… в его родном городе.

— Хорошо, оставим… Когда вы видели его в последний раз?

— Не помню. Неделю назад где-то. Он собирался уезжать. Мы расстались. С тех пор я его не видела.

— А этот человек вам знаком? — дознаватель показал ещё одно фото.

— Нет.

— Этот?

— Да. Это Мирон. Мирон Резников.

— Какие у вас отношения с Резаком? — допрашивающий снова повернул снимок к объективу. — Простите, с Резниковым.

— Да никаких.

— Однако по имеющимся у нас данным он снимал для вас жилплощадь по адресу: улица Космонавтов, дом 3, квартира 69.

— Может, и снимал.

— Когда вы были в этой квартире последний раз?

— Не помню. Неделю назад.

— Одна?

—… Да.

— Повторяю вопрос. 21 июня текущего года вы были в указанной квартире одна?

—…

— У нас есть неопровержимые доказательства, что вместе с вами в квартире находился гражданин Шарипов. Мало того, после того как вы покинули помещение, что отображено на камере внешнего наблюдения придомовой территории, никто не видел гражданина Шарипова живым.

—…

— По показаниям Ивана Репнина, чьё фото вы не опознали, но кто является сотрудником охраны фирмы, которой руководит Мирон Резников, 22 июня текущего года он обнаружил труп гражданина Шарипов в ванной. В той самой квартире по улице Космонавтов. Вы что-то можете прояснить по этому поводу? Когда вы уходили из квартиры, гражданин Шарипов был жив?

—… Да. Всё просто объясняется. Видимо, Мирон приревновал Динара ко мне. Нагрянул неожиданно на хату, а там — он… А как его убили?

— Давайте не будем фантазировать. Лев же предупреждал вас. Говорите правду. К чему это? Мы не на судебном заседании, я не собираюсь оглашать вам приговор. Просто расскажите, как и зачем вы убили гражданина Шарипова. И закончим на этом.

—…

— Итак?..

— Не ваше дело — зачем.

— То есть сам факт убийства вы подтверждаете?

— Да.

— Громче, пожалуйста.

— Да!

— Фиксируем. Как вы его убили?

Эва некоторое время молчала, глядя в пол.

— Он сам себя убил, — наконец тихо проговорила она.

— Сам? Вы в фигуральном смысле?

— Если бы он не решил уехать, ничего бы не случилось. Ладно, не важно… Я взяла опасную бритву, подошла к нему сзади, когда он в ванной комнате стоял перед зеркалом, привстала на цыпочки и полоснула ему по шее. Брызнула кровь, он упал на кафель. Всё.

— Фиксируем. В дальнейшем вы какие-то манипуляции с телом совершали?

— Какие ещё?..

— Расчленяли, например?

— Нет!

— Больше к телу не прикасались?

— Нет.

— Фиксируем. Я почему спрашиваю: фрагменты тела обнаружили через несколько дней в полипропиленовом пакете и…

— Замолчите!

— Хорошо, как скажете. В принципе этого достаточно.

Силуэт сделал движение, и лампа на стойке погасла. Теперь Ева смогла получше рассмотреть допрашивающего. Невзрачный, мелкий, обычный человечек — клерк в заштатной конторе.

Щёлкнул замок, дверь распахнулась, в комнату вошёл Лев.

— Удачно? — поинтересовался он у «клерка», бросив быстрый взгляд в сторону Эвелины.

— Вполне. Да вы же всё слышали.

— Слышал, — подтвердил Лев.

— Сейчас проверим запись, — дознаватель принялся возиться с видеокамерой. — И… И на этом закончим.

— Благодарю вас, — Лев отчески похлопал человечка по плечу, потом повернулся к Эве: — Страховка в любом случае не помешает, не правда ли? — и подмигнул.





***





Эвелина стояла перед большим зеркалом и разглядывала себя. Голая.

«Надо что-то делать с причёской, — подумала она. — Волосы уже не розовые, а какие-то сиренево-бурые. И обкорнать себя. Под мальчика…»

Она старалась не смотреть на синяки и ссадины, которые ещё не прошли после «лабиринта». Это всё не страшно — побледнеет и затянется. А вот куда деть зияющую рану в душе?

Мир в зазеркалье почему-то дрожал, слегка вибрировал, размываясь гранями.

Пять минут назад Эва вернулась в свой номер с обеда, чтобы собраться на «экскурсию». И вот — собиралась.

Кстати, по пути в ресторан случился один неловкий момент. Когда Лев провожал их с Василисой по улице, навстречу им попалась парочка оставшихся в живых Охотников — Горацио и Минерва. И что бы вы думали? Заметив приближающуюся к ним троицу, Горацио проворно подхватил спутницу под руку и перевёл на другую сторону! Не известно, заметила ли этот манёвр Вася (она не подала вида), но Лев с Эвой заметили точно.

Чуть позже, Лев прояснил ситуацию.

— Горацио очень настоятельно попросил меня, — приватно сказал он Эве, следя, чтобы не услышала Василиса, — в дни до состязания к нему не приближаться.

— Мне не приближаться? — уточнила Эвелина, искренне удивившись.

— Именно тебе, — подтвердил Лев. — Ни к нему, ни к Минерве, ни к их дому. Полностью исключить контакты.

— Странный малый.

— У богатых свои причуды… Так что я тебя не менее настоятельно попрошу выполнить это совсем пустяковое, по сути, условие, хорошо?

— Да ладно.

— Спасибо. Если ты заметила, их нет и в ресторанном зале. Они настояли, что будут теперь обедать отдельно…





***





Итак, Эва стояла перед зеркалом.

Она, перекрестив руки, погладила себя по татуировкам на плечах и предплечьях. Фиолетово-синие линии, навсегда въевшиеся в её кожу, двигались. Вся причудливая вязь переплетённых в паутину знаков и символов колыхалась, расширялась и сжималась.

Эвелина чувствовала необычайную лёгкость, почти невесомость, что очень редко случалось с ней сразу после приёма пищи. Но тут, видимо, дело было в меню.

Эва опустила руки ниже, на высокую грудь, коснулась подушечками пальцев затвердевших сосков.

Дракон, наколотый под левой ключицей, вдруг махнул хвостом и, раскрывая пасть сообразно вылетающим оттуда словам, сказал:

— Теперь ты у Льва на крючке.

Эвелина не удивилась, только кокетливо склонила голову.

— Я и была на крючке. Ничего не изменилось.

— Нет, — сказал дракон. — Теперь ты повязана с ним навечно. Не убежать. Он сразу тебя сдаст.

— А я скажу, что дала показания под давлением.

— В полиции не дураки. У них и без того есть доказательства твоей виновности. А признание — только убедит их в своей правоте. В лучшем случае получишь пятнашку. Это если Лев не повесит на тебя еще и Матильду с Базилем. И Асю с Ником. Тогда схватишь вышака.

— Смертная казнь у нас отменена. Тем более для женщин.

— Для тебя сделают исключение.

— Заткнись, — сказала Эвелина дракону. — Ты не настоящий.

И дракон действительно замолк. Наверное, обиделся.

Эва проскользила ладонями ещё ниже, по своим гладким бокам и выделяющимся бёдрам. Сейчас она нравилась себе.

— Я бы сейчас сама себя трахнула, — сказала она зеркалу.

Но зеркало, как и обидевшийся дракон, не ответило.





***





Эва улучила момент, когда Василиса оставила без присмотра на заднем сиденье кабриолета свою сумочку; достала из неё пол-литровую бутылочку воды, отвинтила крышку, бросила внутрь две капсулы (после Аси с Ником их ещё осталось немного в банке), взболтала.

Ближе к вечеру на улице стало очень душно.

Эвелина не сомневалась, что её подруга-спутница непременно сделает несколько глотков в пути.

Они поехали по привычному маршруту. Ферма-Маяк-Ферма. Ну, если всё пойдёт по плану.

За рулём машины сидел сам Лев. Сегодня он почему-то был не удивление немногословным. Василиса тоже больше помалкивала. Централизованное выращивание «мяса» для местного меню не особо-то её впечатлило, да и в целом, судя по виду, настроение «лучшей подруги» оставляло желать лучшего. Эва как могла, пыталась немного «развеселить» мероприятие. Но получалось так себе.

У неё создалось впечатление, что каждый отбывает свой собственный номер для «галочки». И каждый сам себе на уме в этой странной поездке.

Когда стали подниматься на Маяк, Вася прихватила с собой сумочку.

Вид, открывающийся сверху, из рубки, всё же слегка Василису зацепил. Бескрайнее море, окаймлённое полумесяцем бухты, горная гряда в стороне, укрытая сгустками тумана.

Вася долго стояла у панорамного окна, любуясь завораживающей картинкой.

«О чём она думает? — мелькнуло у Эвы. — О собственной ничтожности на фоне впечатляющего величия природы?»

— Дамы, я с вашего позволения, вас оставлю, — сказал неожиданно Лев. — Надо проверить генераторы в подсобке. Можете пока немного отдохнуть, — и он указал на кресла, стоящие возле журнального столика.

Дамы послушались.

Вася, усевшись, достала из сумочки бутылку с водой, отвинтила крышку.

Эва поспешно достала свою бутылочку, такую же.

— За открывающиеся горизонты! — пафосно провозгласила она, протягивая тару навстречу подруге.

Василиса «чокнулась», но ничего не сказала и пить не стала; просто поставила бутылку на стол.

Эва же, косясь на подружку, сделала два коротких глотка.

— Ты чего? — поинтересовалась она. — Не поддерживаешь тост?

— Почему? Задумалась просто, — Вася снова взяла бутылочку и принялась «играться»: накручивать крышечку и обратно откручивать. И ещё раз. И ещё.

Эвелина заворожённо следила за этими манипуляциями, всё больше внутренне раздражаясь.

— Ну так что? — сказала наконец Василиса. — Ты договорилась с Лёвой насчёт катера? Отвезут меня завтра домой?

«Домой, — подумала Эва. — Забавно она выразилась — «домой», а вслух сказала:

— А, да. Всё нормально. Он как раз сам поедет на побережье. И, цитирую: «Если леди изъявит такое желание, то возьму её с собой».

— Прекрасно, — бесцветным голосом сказала Вася. — Вряд ли за этот вечер случится нечто такое, из-за чего леди не изъявит такого желания…

Эвелина пожала плечами.

— Когда я была маленькой, я мечтала, что буду жить на райском острове, — сказала Вася. — Типа этого, видимо. И что буду его, острова, хозяйкой. Королевой. А Принцы будут ко мне наезжать по праздникам и развлекать, чтобы я смеялась.

— Хорошая мечта, — отозвалась Эва. — А чего?

— Тогда давай за сбычу, — теперь бутылочку подняла Василиса.

— За что? — не поняла Эва, машинально «чокаясь».

— За сбычу. За сбычу мечт.

— А-а-а…

Вася сделала паузу, о чём-то подумала пару-тройку секунд, и приложилась к горлышку, сделав несколько внушительных глотков.



Глава 23 НОЧЬ



Ночь пришла в мир тотально и неотвратимо. Она поглотила остров, словно сжала пространство своими могучими и грубыми ладонями. Спрессованный воздух висел в комнате номера как невидимый кисель. Душил.

Эвелина подошла к окну и, не включая свет, распахнула створки настежь. Стало полегче. Порывы слабого ветерка втолкнули в жилище живительную прохладу. Но и в ней ощущалась непогода. Как перед грозой или бурей.

Турбаза вокруг спала: вдалеке не было видно ни горящих окон зданий, ни каких-либо других иллюминаций. Только фонари с трудом пробивали ночную мглу, очерченные мутными лимонными ореолами.

Самый ближний фонарь, расположенный напротив окна, вёл себя так же. Его колыхающийся круглый свет прочерчивали порой слабые штришки — глупые насекомые, приманённые обманчивым сиянием, летели к теплу, не подозревая поначалу, что это морок, фантом. И что искусственное солнце в лучшем случае их обманет, а в худшем — убьёт.

На подоконник вдруг вспорхнула большая красивая бабочка. Эва замерла, боясь пошевелиться и спугнуть. Бабочка повела крыльями, расправляя и складывая их, но что-то ей не понравилось. Через пару секунд она улетела обратно в ночь, растворившись в ней без остатка.

«Наверное, это и есть Сатурния Луна, — подумалось Эве. — Которая добралась-таки до своей любви. Хочу, чтобы это была она…»

Где-то вскрикнула ночная птица — в её возгласе слышались тревожные нотки.

Эвелина отстранилась от окна и прошла вглубь комнаты. В лунном свете интерьер номера казался призрачным. На кровати лежал отутюженный комбинезон Охотника. Завтра Эва облачится в него на время состязания. Комбинезон был цвета морской волны.

Но сейчас Эвелина думала не о нём и не о состязании, и даже не о той чудовищной, переворачивающей все с ног на голову, сказке, что услышала вчера — она ощущала сильный голод. Её сознание вожделело насыщения. Эве хотелось мяса. Осязать его аромат, а потом вгрызаться белыми крепкими зубами в податливую плоть, рвать её на куски.

Усилием воли она подавила в себе это желание, понимая, что раньше завтрашнего утра этот голод ей не утолить. И тут же, вопреки всему разумному, ей представился праздничный ужин, где на блюде будет изысканный деликатес, который, возможно она добудет сама. Эвелина гулко сглотнула. Помотала головой, отгоняя наваждение.

Прошла к столу, потрогала, салфетку, исписанную фломастером. Полчаса назад она сочинила стихотворение. Строки самостоятельно пришли в голову, оставалось только их записать. От нечего делать она долго перечитывала их, пока не запомнила наизусть.

— Я смотрю эту ночь изнутри… — сказала она вслух.



Я смотрю эту ночь изнутри

Пустыми глазницами ран.

В моих ладонях зрачки,

Под кожей моей — туман.



Под сердцем моим — вина,

По венам течёт душа,

И с этого Судного дня

Ночь тоже глядит в меня.



После того, как Эвелина продекламировала произведение два раза подряд, она переместилась к кровати, легла на неё, прямо поверх комбинезона. Потом подхватила один из рукавов и «обняла» себя. Со стороны это выглядело так, будто Эву обнимает снизу плоский человек.

Эва тихонько застонала, перемещая рукав по своему телу. Вот манжет прикоснулся к её губам, скользнул дальше, к груди, потёр сосок, а потом двинулся ниже.

Эвелина закатила глаза, совершая короткие ритмичные движения.

Впрочем, это ей быстро надоело.

Она пренебрежительно откинула рукав обратно и встала с кровати.





***





Вчера, во второй половине дня Эва попросила — почти потребовала — отвезти её на «ферму», к клетке-кельи, в которой находилась теперь Вася. Действие парализующего препарата уже должно было, по идее, ослабнуть, поэтому Эвелина рассчитывала застать «лучшую подругу» относительно вменяемой.

Лев отправил Эву с одним из охранников, сам оказался «сильно занят».

Она не возражала — ей Лев при этом визите был и не нужен.

Походила Эва к «загону» с некоторым трепетом. Она прекрасно помнила, как сидела в клетке сама, как наблюдала неясные, ломаные тени снаружи, силясь разгадать в них конкретных людей. «Да уж, — мелькнуло у неё, — иных уж нет, а те далече…»

Василиса лежала на топчане в «позе зародыша», поджав колени к груди. Её уже «нарядили» в оранжевый комбинезон «убегающего». Одежда скрывала все подробности фигуры, издалека даже не понято было — кто лежит на нарах, мужчина или женщина.

Эвелина подошла ближе, почти к самой прозрачной перегородке.

Оказывается, Вася лежала с открытыми глазами. Она, несомненно, уловила приближение силуэта — её зрачки сузились, силясь рассмотреть контуры.

Красивое лицо Васи выглядело пергаментно бледным, а под глазами залегли синие полукружья, добавляя её виду болезненности.

Эва встала вплотную к стеклу.

Какое-то время ничего не происходило.

Потом Василиса шевельнулась, грузно сползла с лавки и, пошатываясь, пошла Эве навстречу.

Эва хотела отстраниться — первый порыв был именно таким — но, пересилив себя, сдержалась. И смотрела, не отрываясь, на приближающуюся к ней, как сомнамбулу, Васю.

Пленница подошла к полупрозрачной стенке с другой стороны, глянула на проявляющийся силуэт и прижалась щекой к стеклу.

Эвелина сделала тоже самое снаружи.

— Как же так получилось? — спросила её Василиса.

Понятно, что никаких слов она не говорила. Её губы оставались неподвижны. Вопрос зазвучал в голове Эвы самостоятельно, без участия звуковых волн.

— Я не знаю, — ответила она, также не раскрывая рта. — Я даже не могу понять, когда всё это началось.

— Хорошо было в прошлом, правда? — снова «спросила» Вася. — Помнишь, как мы дурачились на вечеринках и разводили лохов? Нам было ужасно весело! И ведь радовались мы искренне.

— Наверное.

— Мы повидали всякого. Мы заслужили счастье. Из-за того, что пережили. Из-за всех этих мразей, с кем приходилось водиться. Я всё ждала — вот-вот и оно, счастье, наступит. Ведь не может вселенная оставаться настолько несправедливой!

— К кому?

— К нам! К тебе и ко мне.

— Вселенной мы безразличны.

— А кому — нет?

— Никому. Кроме нас самих.

— Из-за этого обидно.

— Никуда не денешься. Или ты это принимаешь или нет.

— Посмотрим. Жизнь нас рассудит, — «сказала» Вася и какое-то время «подруги» молчали.

— Прости меня, — «прошептала» наконец Эва.

Василиса помедлила, потом отклеилась от перегородки и, по-прежнему пошатываясь, вернулась к нарам. Она не ответила и не обернулась.

— Прости меня, слышишь?! — «крикнула» Эвелина ей в спину.

Но Вася не прореагировала. Она легла на нары, подтянула колени к груди и замерла в «позе эмбриона».





***





— Довольна? — спросил её Лев, когда пришёл перед ночью к ней в номер и принёс свеженький и отутюженный комбинезон Охотника.

— Чему? — спросила его Эва, машинально проводя рукой по ткани.

— Что стала одной из нас?

— Этому нельзя быть довольной, — сказала Эвелина. — Как можно быть довольной солнцу или луне? Они просто есть. А без них всё умирает.

— Любопытная метафора, — заметил Лев. — Но ты хотя бы испытываешь трепет?

— Я испытываю усталость, — призналась Эва. — И я хочу мяса. Я не наелась.

— Теперь уже завтра.

— Дурацкие правила!

— Какие есть… Ты хочешь победить в состязании?

— Я хочу не проиграть.

— Тоже верно… Как ты полагаешь, о чём сейчас думает Василиса?

— Сидя в клетке, одна стена которой прозрачная?

— Именно.

— Я не знаю. Проклинает меня, наверное.

— А о чём думала ты?

— Проклинала тебя.

Лев засмеялся.

— Никогда не знаешь, какой фортель выкинет перед тобой судьба, верно? — сказал он.

— Судьба — сука, — заметила Эвелина.

— А Бог? — спросил Лев.

— Что «Бог»?

— Ну, Бог, кто он? Как бы ты назвала его в этом контексте?

— Смотря чей Бог, — сказала Эва. — У каждого он свой. Мой Бог — карлик, который сидит сейчас в углу невидимкой и зловеще щерится.

— У тебя хорошее воображение. Я давно уже это заметил. Ты творческий человек.

— Я творческий графоман, — желчно возразила Эвелина. — Хочешь, запытаю тебя своими километровыми виршами?

— Не сегодня, — лаконично «увернулся» Лев.

Эва пожала плечами.

— Дай мне мяса! — снова потребовала она. — По блату.

— Нет, — отрезал Лев. — Правила едины для всех.

— Тогда проваливай! — неожиданно вырвалось у Эвелины, её даже стало мелко потрясывать от внезапно проявившегося тремора.

Лев внимательно глянул на неё, но ничего сразу не сказал, подождал пока «коллега» успокоится.

— А ты веришь в сказки? — спросил он, присаживаясь на кровать рядом с лежащим комбинезоном. — Или даже не так. Ты любишь сказки?

Эва неопределённо покачала головой. Всё вокруг вдруг стало безразличным.

— Не хотел тебе говорить, но… Жила-была одна девочка…

— Может, не сейчас, а? — предложила в этот раз уже Эвелина. Присутствие Льва начало её раздражать. — Не сегодня?

— Ты присядь, чтобы не упасть… Жила-была одна девочка, — повторил Лев ровным голосом, — но она не подозревала, что живёт не просто так. Мало того, не подозревала и о том, что её рождение случилось не по какому-то там пошлому залёту, а за деньги. Один человек предложил другому человеку забеременеть и родить. За бабки. И тот, другой человек, согласился…

Эва прошла к креслу и присела, как и просил Лев. Отчего-то у неё ослабли ноги. Ей нестерпимо захотелось прервать рассказчика, крикнуть на него, как минуту назад, заткнуть. Но она не смогла ничего сделать, будто попала под непонятный гипноз.

— Девочку подкинули в Дом малютки, — продолжил Лев. — Потому как другой человек, получив оговорённую сумму, не собирался никого воспитывать. Но тот, первый человек, был прекрасно осведомлён о том, куда определили девочку. Именно он проследил за тем, чтобы та попала, когда подросла, в семью, состоящую из двух странноватых в своём роде особей. Новые «родители» оформили над девочкой опекунство. И в какой-то мере подготовили её к дальнейшему.

— Это есть в открытом доступе! — Эва не сказала, а выдохнула фразу. — С твоими возможностями и деньгами и не такое можно нарыть! — На глазах у неё выступили слёзы.

— Особям ничего не стоило вернуть девочку в отчий дом, когда та сбежала, — Лев не обратил никакого внимания на реплику. — Но тот, первый человек, дал им отбой. Он решил понаблюдать за тем, что девочка станет делать. И девочка его не разочаровала. Она пошла тем самым путём, который предназначался для неё заранее. Сама пошла! Ничего не зная ни о первом человеке, ни о том, что за ней наблюдают… Каким там было прозвище рекрута — Инк, если я не обшибаюсь? Вижу, не ошибаюсь. Выбритая, некрасивая деваха, правильно? Наконец-то девочка приблизилась к кругу первому. И попала на Аукцион.

Эва хотела что-то сказать, он поперхнулась воздухом.

— А вот тут девочка дала маху. Не восприняла происходящее всерьёз. Хотя ей открыто намекнули, что бывших участников Аукциона не бывает. Те, кто туда попал, остаются в системе навечно. До смерти. И только так. А те, кто эту систему создал, выращивают экспонаты для определённой цели. У тех, кто эту систему создал, кроме собственно Аукциона имеется целая сеть филиалов: секретные бункеры, затерянные в глуши станции, райские острова и тому подобные агломерации… Пока девочка пребывала в уверенности, что она так ловко соскочила с крючка, за её жизнью наблюдали со стороны. И до какого-то момента не вмешивались. Пока она не решила своевольничать. И тогда система запустила свой безупречный механизм, в результате которого девочка попала туда, куда и должна была в итоге попасть. Это подразумевалось с самого её рождения. Даже — с договорённости о зачатии.

— Тот старикан… — кое-как выдавила из себя Эвелина; облик Льва размывался и стекал вниз вместе со слезами, катящимися из её глаз, — на Аукционе, он…

— И он. И Инк. И Вагин. И Ирада Михайловна. И Мирон. И я.

— Этого не может быть!

— Так я же сразу сказал, что это сказка.

— А Вася? Она ведь?..

— Нет. Она — нет.

— А… Динар?

— Какая тебе разница?

— Мне это важно.

— Для тебя важно состязание. Думай об этом, — Лев похлопал ладонью по комбинезону. — Остальное само собой уляжется в голове.

Эвелина отрицательно покачала головой. Слёзы из её глаз продолжали капать вниз, скатываясь по блузке круглыми прозрачными бусинками.

Лев кивнул, поднялся с кровати и, не оглядываясь, пошёл к двери номера.





***





Эва влезла на кровать, забралась под простыни, и снова ощутила сильнейший позыв — желание откусить зубами кусок мяса становилось непреодолимым. Стоило это представить — рот заполняла тягучая, густая слюна.

Эвелина перевернулась на другой бок и постаралась переключиться, подумать о чём-то ином, о страшном. О Динаре, о других мертвецах, о будущем Василисы, наконец. Тщетно. Образ тарелки с кусками плоти, от которых поднимался горячий пар, не отпускал.

Эва закуталась в простынку с головой. Пульс горячо толкался в виски. Её стало натурально потрясывать, а под кожей завелись тараканы, которые ползали то там, то здесь, пытаясь прогрызть себе дорогу наружу.

Зуд стал совершенно нестерпимым.

Эва резким движением откинула одеяло. Села на кровати, пялясь в пространство совершенно пустым взглядом.

Потом встала, прошла к «кухонному» столику, где готовила себе кофе. Выдвинула ящик со столовыми предметами. В лунном мерцающем свете вилки и ножи поблёскивали серебром. Покопалась в них рукой, звякая, выбрала ножик (самый широкий, но всё равно небольшой), недоверчиво на него глянула и отрицательно покачала головой. Положила его на место.

Потом переместилась в ванную. Щёлкнула выключателем: комнатку залил липкий свет.

Стараясь не смотреть на себя в зеркало, покопалась в «стаканах» с принадлежностями и отыскала там сложенную опасную бритву.

«Зачем она тут?» — тупо подумалось Эве, но ответить на свой вопрос она не смогла.

Бритва оказалась у неё в руке.

Эвелина погасила свет, вернулась в большую комнату. Продолжая держать бритву, ухватилась за край журнального столика и волоком, со скрипом ножек об паркет, придвинула его вплотную к кровати. Смахнула со столешницы кипу глянцевых журналов, вывалила из неглубокого блюдца конфеты прямо на пол. Потом сходила на «кухню» и принесла оттуда вилку, которую устроила рядом с блюдцем.

Уселась на кровать, раскрыла бритву. Лезвие почему-то не бликовало, выглядело серым и тусклым.

Эвелина перехватила рукоять бритвы так, чтобы она поудобнее легла в руку.

Потом задрала одну ногу, полы халатика разъехались, и водрузила её пяткой на столик.

Посмотрела на безупречную красивую женскую ножку. Её ножку.

Нагнулась-изогнулась и опустила лезвие бритвы в район лодыжки.

Надавила посильнее — бритва вошла в живую плоть, как в масло.

Эва без труда перерезала кость, отсекая собственную ступню. Крови почему-то практически не было. Боли — тоже.

Отрезанная ступня завалилась на столешнице вбок, блестя пяткой.

Но Эвелину процедура не удовлетворила.

Она нагнулась снова и отрезала бритвой от оставшейся части ноги аккуратный ломоть: круглый, сантиметра в полтора толщиной. И опять сделала это довольно-таки легко, не встретив сопротивления сухожилий и костей.

И этот, аккуратный и уже вполне себе эстетичный кусок она переложила на приготовленную раннее тарелку. Он отлично в неё поместился, мало того, под ним натекла небольшая красная лужица, которая очень напоминала терпкий соус к мясу.

Эва улыбнулась, отложила в сторону раскрытую бритву и перегруппировалась: убрала укороченную ногу со столешницы, села поудобнее за стол.

И взяла в руку вилку.

В глазах у девушки разгорался инфернальный, безумный блеск.

Эва жадно вонзила зубья прибора в ломоть на тарелке: они проткнули его насквозь и почему-то очень звонко звякнули о фаянс.

«Пилик-пилик-пилик» — приблизительно такой протяжный звук произвела вилка.

И через секунды снова.

«Пилик-пилик-пилик»

Эвелина вздрогнула и открыла глаза.

На прикроватной тумбочке надрывался будильник.

Эва, быстро приходя в себя, словно выныривая на поверхность из болотной, мутной жижи, судорожно отбросила одеяло и посмотрела на свои ноги. Предрассветная темнота скрывала детали, но можно было быть уверенной на все сто: обе женские ножки выглядели абсолютно целыми.





***





После чашки утреннего кофе Эвелина приняла контрастный душ, пытаясь собрать мысли в кучу.

Вчерашний нестерпимый голод, на удивление, отступил. Не прошёл совсем, но остался внутри лишь приглушённой ноющей болью.

Но и её терпеть осталось недолго. Перед состязанием обязательно будет обед, где Эва уж не преминет хорошенько подкрепиться.

И жизнь, несомненно, наладится. Всё, что рассказывал вчера Лев — чушь, бред и обман. Дешевый трюк, чтобы вывести ее из равновесия. Не на ту напали!

Не стоит придавать этому значения.

Эвелина ещё раз вполголоса, вслух, прочитала своё последнее стихотворение и облачилась в комбинезон. Такой дресс-код в день состязания приписывался по правилам с самого утра.

Эва ощутила прилив воодушевления: предвкушение чего-то очень волнующего, будоражащего, возбуждающего.

Предвосхищение настоящих, а не ложных или притворных эмоций. Таких, какие она не испытывала ещё ни разу в жизни.

— Вот увидите, — сказала она, обращаясь непонятно к кому, — я сегодня стану победителем! Я выиграю эту Охоту, чего бы мне это ни стоило! Я готова к собственному триумфу! Дичь обязательно достанется мне!

Эва глянула мельком на часы, чинно присела на кровать, сложив руки на коленки, и стала дожидаться прихода Льва.





                END.