Многоточие
Алексею Ивановичу нравилась такая малая, провинциальная известность и он даже перестал возмущаться, когда при встрече с друзьями или знакомыми его стали называть писателем.
Когда книжный магазин заполнился любителями литературы Алексей Иванович, предложил давно утраченную традицию передавать на сцену записки из зрительного зала. Действительно в прежние времена зрители любили инкогнито в записках спрашивать у писателя либо артиста не только о творческих планах, но и задавать ему всякие неудобные вопросы. Автору на сцене приходилось выкручиваться, импровизировать, а если не получалось ответить на вопрос, тогда он подменял его своей домашней заготовкой и тонко шутил. В любом случае это всегда нравилось публике.
Накануне своего выступления Алексей Иванович вырвал листы из старых блокнотов и сделал несколько записок для затравки в которых написал нечто вроде: помогает ли вам критика других авторов; с кем бы из писателей прошлого вы хотели пообщаться или герои ваших рассказов — это реальные люди или вымышленные персонажи.
Сейчас в книжном магазине он раздал эти записки. Публика оживилась и многие поддержали эту идею. Некоторые даже стали писать свои вопросы и ждать удобного случая пощекотать умы и нервы авторам рассказов.
Когда же Алексею Ивановичу пришло время выступать он заметил, у дверей только что вошедшую даму. Рассказывая о своём творчестве и новой газете, Алексей Иванович то и дело посматривал на неё. Он хотел понять знаком он с нею или нет, но нависавшие поля шляпы отбрасывали тень на лицо, а большие тёмные очки скрывали её глаза. Но почему-то она напомнила ему давно повзрослевшую девушку из его далёкой молодости.
Вдруг привстала интеллигентная пенсионерка и передала ему крохотный свиток из розовой бумаги. Он насторожился, ведь это была не его заготовка, а обычный отрывной листок.
- А вот и первое послание, - отшутился Алексей Иванович.
Медленно разворачивая записку, он увидел аккуратный, но твёрдый женский подчерк.
Он не сразу уловил смысл написанного, ещё больше в конце фразы его озадачило длинное нервное многоточие.
Двусмысленность записки застала его в врасплох.
Он попытался с импровизировать: - «Скажите. Сколько вы платите читателям за их тяжёлый труд?»
Раскатистый и даже излишний смех, в эти секунды спас Алексея Ивановича от конфуза. Он наигранно серьёзно посмотрел на развеселившихся и сказал:
- Далее стоит подпись – Коллекторское агентство «Паяц».
И с лёгким недоумением добавил, - Надо же и здесь меня нашли.
Зрители зааплодировали. Алексей Иванович ослабил галстук, но присутствующие заметили, что у него испортилось настроение.
- Неужели это она, - промелькнуло у него в раздёрганных мыслях.
Презентация завершалась. Присутствующим подали чай с конфетами, а Алексей Иванович, раздавая автографы, попытался подойти поближе к этой даме. Но у входной двери уже никого не было.
Набросив серое твидовое пальто, он поспешил выйти на улицу. Стоя на ступенях у магазинчика, он тщательно выискивал среди прохожих своё прошлое и одновременно боялся его найти. Той таинственной дамы нигде не было. Выходившие из магазина люди невзначай его задевали, извинялись и тут же благодарили за новые рассказы. Постояв ещё немного, он направился в сторону Набережной.
Он шёл вдоль дороги и рассматривал как на вершинах деревьев после первых холодов потемнели одинокие яблоки, к которым так и не дотянулась рука человека. Было понятно, что ещё день-два и они упадут на стылую землю.
В кармане ожил телефон, и он увидел сообщение: «Алексей Иванович, вы где? Мы все идём пить кофе».
Он ничего не ответил.
- Неужели это была она? – повторил он про себя.
Достав розовый листок, он вновь и вновь перечитывал записку. Из-за многоточия смысл записки гулял.
— Да это чья-то глупая шутка. Ну, с чего ты решил, что это было она? Извини конечно, но ты даже не знаешь от кого это была записка. – задавался вопросами Алексей Иванович.
Он стоял и не знал, что делать с этим листочком. Наконец он скомкал его, швырнул на газон и зашагал прочь. Неожиданно он развернулся и подошёл к тому же месту. Он поднял записку и положил во внутренний карман пиджака.
Внезапно с реки подул ветер. На задубевшую, прилипшую к земле жёлтую траву посыпались крупицы первого снега. Алексею Ивановичу город показался серым, невзрачным, но он не торопился домой, а присел на скамейку. Перед ним простиралась река, а за ней долгий лес.
- Что мой друг, - обратился он сам к себе, - Ведь ты не раз вспоминал ту девушку-студентку на которой в молодости хотел жениться. А может и хорошо, что не женился. Тогда ты был щедр только на верность, но дерево-верности увы даёт плоды через много лет и то в исключительно мягком климате. Сначала её всё видимо устраивало, но потом почему-то наскучило. Годами ты искал причину, по которой она охладела и отрезала всё, что вас связывало. Наверное, для неё отношения не могли питаться только страстью. Потом все эти её придирки, что нельзя пить чай с ложкой в стакане или говорить класть, а не ложить. Ты прилично зарабатывал, но она намекала зарабатывать умом, а не топором, добиться положения в обществе и уважения. Все эти пожелания ломали удобную налаженную жизнь. Ты вроде бы и соглашался с ней, но не воспринимал намёки всерьёз и откладывал всё на потом.
Наверное, каждый мужчина с годами начинает понимать, что женские желания как ночь безлунная. Они лепят из нас что им вздумается и не важно кто она по степени влияния: мать, жена, коллега или кто-то из прошлого.
Алексей Иванович немного ухмыльнулся и продолжил размышлять:
- А ведь ты не раз задумывался, почему теперь в культурной среде тебя сейчас внимательно слушают и не только из уважения, а на корпоративе элегантная дама счастлива сидеть от тебя по правую руку. Конечно же ты видел в этом только собственные достижения, а при случайной встрече с нею как уязвлённый отводил глаза.
Алексей Иванович даже вспомнил как её отец зачем-то спросил: - А ты когда-нибудь читал девушкам стихи?
Тогда я не понимал зачем он это говорил. Мне всё это казалось старомодным. Наверное, мы не сошлись с ним во взглядах и были чужими людьми. А вот позже я стал его понимать. Он толи осознано толи не осознано подсказывал мне как добиваться желаемого.
Однако я предпочитал оставаться для его дочери примитивным, но единственным. Недопонимание углублялось, и она уже не скрывала открытых симпатий к мужчинам интеллигентных профессий пускай даже с меньшим доходом. Когда же пришло время её вернуть, то я злился, шёл на какие-то безумные поступки о которых и не помышлял в прежней спокойной жизни. Наверное, тогда в первые пришло понимание, что страсть, как и влюблённость способны изменять судьбу.
- Когда же успокоился, то открыл для себя поэзию, пытался сочинять стихи, добирался до тех глубин девичьих душ, что утирал им слёзы и получал искренние благодарности. Было приятно самому убедиться, что поэзия никогда не была старой, а только вечной и юной.
Алексей Иванович помолчал. Потом вновь достал розовый листок и припомнил о её привычке говорить слова двойного смысла.
Теперь перед ним летали обретающие иную суть обрывки фраз того времени, взгляды и эмоции.
- Неужели она полностью разуверилась во мне и неужели не смогла или устала ждать?
Он посмотрел куда-то неопределённо в даль.
Мимо проходили весёлые девушки-студентки и ему захотелось пасть перед ними на колени и через них молить о прощении у всего женского рода. Но он сидел неподвижно и ему было вдвойне тяжелее, что он этого не делал.
Он чувствовал себя как-то перемёрзшее яблоко на вершине сгорбленного дерева.
Свидетельство о публикации №225082900038