Про петербуржский инсайт

Протянутые в геометрическом упрямстве улочки дышат чисто онегинской тоской. Невский проспект, эта артерия города, пульсирует мёртвым светом витрин. Петербург влечёт, но не заманивает, он холоден, но его холодность не отталкивает. Сотканный из тревожных теней и величественной, почти надменной тишины, он производит впечатление города, который слишком много знает, а потому молчит.

Петербург привлекает скорее не сам по себе, а как особая система образов, слегка утомительная в своей красоте и почти намеренно декадентская. Одновременно и живой, и уставший от груза собственной истории, он кажется зыбким, как сновидение умирающего. И в самом деле, Петербург напоминает мне человека, который тяжело заболел, но не желает выздоравливать. Он лежит и бредит былыми эпохами: временами бальных залов, дуэлей и конных экипажей, в то время как туман, опускающийся на Неву плотным покрывалом, превращает мосты и дворцы в призраков былого величия. Да, здесь можно и даже желательно заболеть. Петербург – не для здоровых. Он требует от человека предельной чувствительности, внутреннего надрыва, излома души.

Можно было бы сказать, что именно таким и открылся мне воздвигнутый над вязкой топью град, где каждая подворотня, казалось, готова стать началом какой-нибудь повести. Однако чем пристальнее я всматривалась в Петербург, тем отчётливее понимала, что всматриваюсь не в город, а в себя.

До чего, как оказалось, легко было принять за атмосферу города ту болезненную задумчивость, которую я сама же и принесла в его переулки. Как удобно было сказать, что он "молчит" и при этом молчать самой. Смотреть на отражённые в тёмных водах Невы строгие каменные фасады и не замечать при этом собственной строгости.

Быть может, именно в этом и заключается подлинность восприятия не только города, но и самой жизни – в смиренном согласии с тем, что внешнее для нас является отражением внутреннего. И, если уж быть до конца откровенной, то и ты, читающий сейчас эти строки, воспринимаешь их вовсе не так, как они мною написаны. Петербург, текст, сама жизнь — всё становится настоящим лишь тогда, когда мы, взглянув на них, видим своё собственное отражение, пусть и не всегда узнаём его сразу.