Парус. Старое фото

Эту фотографию прислал мне Фрол вместе с кучей других старых чёрно-белых снимков, на которых мы ещё были студентами, и жили весело и счастливо, как и положено молодым людям в двадцать лет. На ней была Ялта, вернее, Ласточкино гнездо, Ласточка, маленький игрушечный замок, построенный над морем на самом краю обрыва. Мы стоим у невысокой блюстрады, окружающей смотровую площадку, за спиной раскинулось бескрайнее Чёрное море, а слева красуется торчащая из моря скала с романтическим названием «Парус». Сюда мы приехали, отдавая дань местным достопримечательностям, которые заранее договорились посетить в рамках культурного времяпрепровождения. Ласточка не произвела особого впечатления, разве что все единодушно оценили открывающийся с сорокаметровой высоты вид и притягательную коварную красоту моря под ногами. Потратив на все охи и ахи не более пятнадцати минут, мы выползли на площадку перед замком, заполненную автобусами и неорганизованными туристами. Было жарко, асфальт под ногами плавился, пыхтел раскалённым воздухом, и непередаваемыми химическими ароматами. Не удивительно, что всем хотелось побыстрее окунуться в ласковые голубые морские объятия, ибо никто не собирался проводить весь день, восхищаясь отреставрированными развалинами, в которых когда-то давно заперли бедную красавицу-принцессу. Народ стал озираться в поисках ближайшего пляжа. Как мы рассуждали, когда сюда ехали? Есть море, стало-быть, есть пляж. Действительность оказалась суровее. Насколько хватало взгляда, море билось о крутые скалы без намёка на плоский берег. Оставалось только одно, спуститься обратно на пристань, и возвратиться в Ялту, на переполненный городской пляж. Перспективка была так себе, и мы грустно курили, глядя с высоты гнезда на синие морские просторы, в которые так желали окунуться. В чувство всех привела моя девушка Лена, с которой мы познакомились на пляже в Никитском ботаническом саде. Она показала рукой на скалу, торчащую из моря, и сказала:
- А кто-нибудь знает, что они там делают?
Мы присмотрелись. На скалу из моря взбирались несколько парней, и их голоса неразборчиво отдавались эхом в скалах, но разобрать слова было трудно, уж очень вокруг галдели прибывающие и убывающие туристы. Парни долезли примерно до середины скалы, постояли на неприметном уступе, после чего один за другим прыгнули вниз с громкими криками. Издалека скала не выглядела очень уж крупной, поэтому мы сразу не оценили подвига незнакомцев, но очень заинтересовались тем, откуда они появились в море у скалы. Тем временем парни подплыли к берегу, и скрылись из вида.
- Если они вылезли на берег, то там есть бухта, - философски сказал Токарь, - А если там бухта, туда должен быть проход!
С нашей позиции никакого прохода видно не было, более того, даже никакого намёка на спуск, крутые обрывы вокруг, а единственная асфальтовая дорога вообще уходила от моря.
- Нет дороги сверху, значит, она снизу, у моря, - продолжил философствовать Токарь.
Мы помчались вниз, к пирсу, по единственной доступной дорожке, по которой поднимались от катера примерно час назад. Выскочив на пирс, мы вытаращились на скалы, на которых не было и малейшего намёка на проход. Но как-то же ребята попали к этой чёртовой скале! Шарада пропавшего пляжа захватила нас, и, разделив обрыв на участки, семь пар глаз метр за метром стали осматривать крутые склоны в поисках таинственной тропинки. Прибыл катер из Ялты, народ дружно потянулся по дорожке на верх, к зАмку, но это было настолько обыденно, что никого не заинтересовало, а зря. На каком-то этапе подъёма от группы отделилась парочка, и двинула в нужную нам сторону. Её снова первой заметила Ленка, которая тронула меня за руку, и тихонько сказала:
- Смотри, вон идут двое по обрыву.
Умная была девушка, сразу прониклась детективным духом, не стала кричать, махать руками и демаскировать расположение. Мы демонстративно отвернулись, делая вид, что двое на козьей тропе интересуют нас не больше, чем вода в море. Когда они скрылись за изгибом скал, мы рванули вверх по косогору к предполагаемому месту начала тропинки. Внимательный осмотр обочины показал, где нужно сворачивать, и мы цепочкой двинулись в путь. Тропинка была едва заметна, и проходила по очень крутому склону, так что даже пришлось разуться, чтобы не соскользнуть с приличной высоты в ласковые объятья прибрежных скал. Впереди шёл Шурик Длинный, как следопыт всматриваясь в едва заметные следы, и оповещая остальных о препятствиях. От высоты захватывало дух, и все старались по возможности не смотреть вниз, хотя получалось плохо, глаз так и косил с обрыва, и адреналиновые иголки кололи пальцы изнутри. Ленка шла за мной, схватившись за мою майку, хотя опора была, по правде, никакая, но хоть как-то её утешала, ибо держаться за руки не позволяла крутизна. Вскоре Шура дошёл до конца тропинки, и с торжествующим возгласом остановился. Внизу виднелся небольшой пляж, со всех сторон окружённый громадными глыбами, и совсем рядом из воды поднимался Парус, похожий на акулий зуб.
- Какой огромный, - пропела Ленка, повиснув у меня на спине. Мы стояли с ним на одном уровне, и радость от красоты увиденного переполняла сердце.
На пляже было человек двадцать, нас рассмотрели, но приставать не стали, раз прошли по обрыву, значит свои, а места много. Мы расположились, побросали шмотки, бросились в море, и поплыли к Парусу.
Покрытый трещинами, Парус снизу вообще казался гигантом, и нависал над головами так, как будто хотел раздавить своим каменным брюхом, но это было лишь первое впечатление. Поплавав вокруг и нанырявшись вдосталь, мы поняли, что он стал для нас добрым старым дедушкой, терпеливо смотрящим на баловство и выкрутасы любимых внуков. День прошёл замечательно, всем очень понравилось глубокое чистое море, и масса крупных мидий, облепивших подводные скалы. Местные их ловили, и варили в прямо в морской воде, используя вместо кастрюль пустые консервные банки, и на следующий день мы набрали с собой хлеба, устроив себе на морском берегу шикарный обед из варёных и жареных мидий. Завтракали-то мы рано, заскакивали утром по дороге на пляж в соседнюю забегаловку, где обычно ели лагман, густое варево из картошки, макарон, моркови, лука и микроскопических кусочков мяса, но потом, после полудня, растратив в море полученные утром калории, были очень не прочь перекусить. До этого момента никто из нас мидий не ел, все только читали о сём явлении, но Фрол быстро разузнал нехитрые детали кулинарного мастерства, и мы утоляли голод, поглощая самолично выловленных мидий, как какие-нибудь средиземноморские жители. Токарь нанырял пару-тройку рапан, которых позже бессовестно продал по полтинничку проходящим туристам, пока мы ждали катер в город, заработав для честной компании на сухое красное, которое продавалось из квасных бочек на набережной. Благодать! В общем, Ласточка нам очень понравилась.
Подвело сухое красное.
Как-то вечером мы с Ленкой сильно увлеклись этим делом, что соответственно несколько отрицательно сказалось на нашем зрении, способности ориентироваться в пространстве и здорово притупило чувство осторожности. Обычно я всегда провожал Ленку домой до ботанического сада, а потом возвращался на троллейбусе, но в этот раз она почему-то решила показать мне окна своей комнаты, которые выходили прямо на горный склон, поскольку её пятиэтажный дом стоял к нему совсем близко по причине ограниченности места для строительства, такое на побережье практиковали сплошь и рядом. Возомнив себя скалолазом после нескольких походов над кручей Ласточкина гнезда, Ленка ломанулась с проторенной дороги напрямки по горному склону по якобы тропинке, которую и при нормальном то солнечном свете трудно разглядеть, не то, что в кромешной темноте. Окна дома действительно оказались совсем близко, хотя при спуске приходилось изо всех сил держаться за колючие ветки какого-то кустарника, пытаясь удержаться на каменной осыпи. Сие оказалось весьма не просто, и наступило время, когда законы физики оказались сильнее. Кинетическая энергия движения, ещё позволявшая сохранять равновесие, стала равна нулю, и перешла в статическую. Ленка элегантно взмахнула руками, после чего повинуясь силам гравитации и красненького, молча рухнула вниз по склону, переваливаясь, как ватная кукла, и даже не пытаясь уцепиться за кусты. Поскольку кромешная тьма не позволяла рассмотреть, что там творилось внизу, я стал ориентироваться на звук, дожидаясь конца Ленкиного путешествия к подножию скалы. Когда треск веток и вопли стихли, я спросил:
- Ты там как, живая?
- Живая, - прошипела Ленка, - помоги мне.
Я отважно шагнул в темноту спасать любимую девушку. Путь оказался тернистым и каменистым, но ноги я не переломал. Когда мы наконец выбрались к подъезду, над которым светил фонарь, и осмотрели свои боевые потери, стало грустно. Голые Ленкины ноги были сплошь покрыты царапинами от веток и колючек, а коленки и локти рук были свезены до крови. Штаны, конечно, спасли мои ноги от сильных повреждений, но ладонь левой руки была рассечена видно осколком скалы, и кровь стекала по пальцам на серый асфальт.
- Пойдём скорее, мама перевяжет руку, - Ленка потянула меня в подъезд.
- Да неудобно, ночь на дворе, - я пытался отнекиваться, зажимая рану, но Ленка упорно тащила меня по лестнице. Её мать молча посмотрела на грязную и окровавленную парочку, потом усадила меня на стул на кухне, и стала обрабатывать рану, а Ленка потащилась в ванную комнату наводить порядок самостоятельно. Мать была медсестрой, и подрабатывала летом в местном санатории, совмещая приятное с полезным, поэтому всё сделала профессионально, хотя шрам на ладони до сих пор напоминает мне об этом ночном приключении. Задерживаться я не стал, и быстро ретировался в сторону дома.
На следующий день утром Ленка не пришла в условленное место, где мы обычно встречались, ведь она ездила из Никитского парка, и мы, немного подождав, уехали на пляж без неё. На второй день она снова не явилась, хотя я задержался на часок, и не поехал с ребятами сразу. Стало грустно, телефонов у нас не было, оставалось только ехать к ней домой в Никитку. Но этого не потребовалось. На третье утро Ленку я увидел на нашем месте встречи издалека, и не потому, что она была высокой и светловолосой. На ней была одета шибко модная в то время «спиральная» юбка до пола, и вязаная кофта с длинными рукавами, что никак не вязалось с жарким утром и посещением пляжа. Высказывать удивление вслух никто, правда, не стал, и наша дружная компания отправилась в Ласточку.
Когда Ленка разделась, стало понятно, почему она вырядилась как старая бабка на танцы. Все руки и ноги были в засохших царапинах от больших до очень больших, а коленки и локти, содранные при падении, покрылись бурой коркой, и обильно замазаны зелёнкой. Сдержаться народ не смог, все ржали как сумасшедшие. Я обнял девушку, и стал утешительно гладить, уткнувшись в плечо, тоже еле сдерживая смех.
- Ах ты гад, это из-за тебя я упала, - она видно почувствовала мои судороги, оттолкнула, и крепко треснула кулаком в живот.
- Да хватит вам, пошли лучше купаться, море лечит все раны, - сказал Юрка, и нырнул в воду. Мы не стали спорить, и, взявшись за руки, следом сиганули с камней в море.
Ближе к вечеру, когда мы лежали на солнышке и лениво болтали, кто-то вспомнил о местных, которые прыгали со скалы. За все дни, которые мы провели здесь, только один парень прыгнул с самой верхотуры, остальные довольствовались невысокими уступами. Токарь, как спец по плаванию, стал рассказывать, как у них в бассейне тренировались прыгуны с трамплина, и как они с ребятами тоже прыгали с вышки.
И тут Ленка отомстила.
- Если вы такие храбрые, то чего не прыгните с Паруса? Или духу не хватает?
Все примолкли, идея была с одной стороны хорошей, но ведь за всё время отдыха в Ласточке ни у кого из нас не возникало такого желания, следовательно что-то же сдерживало нас от такого поступка.
- И вообще, можете посвятить прыжок раненой девушке, - она посмотрела на меня, и добавила, - А тебе сам Бог велел доказать свою любовь к прекрасной даме!
Ленка села, и церемонно протянула мне исцарапанную руку для поцелуя. Мы ошарашенно посмотрели друг на друга. Первым сдался Шура Длинный. Он очень любил всех девушек без исключения, и никогда им не отказывал в самых бредовых просьбах, зачастую попадая из-за этого в сложное положение.
- А чё, здорово, давайте нырнём, будет потом что вспомнить.
Токарь уныло кивнул головой, он сам затеял этот разговор, и, тем более, был мастером по плаванию, а мне просто деваться было некуда. Остальные скромно промолчали, но обещали всяческую моральную поддержку. Мы бросились в воду, и поплыли к Парусу. Место, откуда местные начинали своё восхождение на скалу мы запомнили хорошо, поэтому выбрались из воды достаточно легко. Пришлось, правда, немного подождать, пока ступни ног немного подсохнут, поскольку они скользили по гладкой поверхности скалы, не давая как следует зацепиться. Готовой тропинки, естественно, не было, и мы ползли вверх по уступам, ориентируясь наобум. Впереди лез Длинный, выбирая путь попроще, хотя о каком простом пути могла идти речь на скале, высотой 24 метра, одиноко торчащей из воды, и явно не предназначенной для прогулок. Через некоторое время Шура нашёл подходящий выступ, на котором могли уместиться несколько человек, и остановился, поджидая нас с Токарем. Мы стояли и отдыхали, любуясь морским простором, лёгким бризом, маленькими фигурками друзей внизу, и темной бирюзой моря, которое колыхалось далеко внизу. До знаменитой сцены на носу корабля из фильма «Титаник» оставалось ещё каких-то двадцать лет, но стоя на краю обрыва мы уже ощутили всю прелесть свободного полёта, и никто нас не держал для страховки.
- Ну что, полезем дальше? – нерешительно спросил Длинный, и, задрав голову, стал смотреть на верх.
Мы тоже последовали его примеру, пытаясь понять, сколько ещё осталось. Добрый дедушка Парус потихоньку снова превращался в злого дядю, и выпячивал складки своего каменного брюха, мешая подниматься к вершине. Лезть уже расхотелось, но никто не решался сказать об этом первым. Мы стояли, прижимаясь спинами к прохладному камню, который не отвечал взаимностью, и как-бы подталкивал нас к обрыву. Токарь достал из-за пояса сигарету, спички, и закурил. Он был заядлый курильщик, наш друг, и прихватил курево с собой, завернув его в целлофан от сигаретной пачки. Проплыть двадцать метров, держа руку над головой для мастера по плаванию сущий пустяк. Мы по-фронтовому раскурили цигарку, ненадолго отложив принятие неизбежного решения.
- Ну что, прыгаем? – Токарь отправил окурок в длинный полёт со скалы, - Кто первый?
До воды было метров пятнадцать.
Мы привычно бросили на пальцах, и порядок определился: Токарь, я, и Шурик. Оставалось действие. Нужно сказать, что наши друзья внизу, которые сначала подбадривали и шутили, почувствовали некоторую напряженность в нашем поведении, и стали проявлять беспокойство, поскольку торчали на скале мы уже достаточно долго.
- Ладно, слезайте вниз, - орали они, - Хватит играться!
Только вниз дороги на было, во всяком случае, мы не обладали такой сноровкой, оставалось только прыгать.
- Юр, давайте в воду, поможете, если что, - заорал Токарь, и ребята подплыли к скале.
- Ну, я пошёл, - сказал Токарь, и шагнул в бездну.
Мы с Длинным вытянули шеи, наблюдая за его полётом. Маленькая фигурка вонзилась в воду, подняв фонтан брызг, и засеяв воду кучей пузырьков, от которых она стала бело-молочного цвета. Через мгновение чёрная голова Токаря показалась на поверхности, и он приветственно взмахнул рукой.
Пришла моя очередь. Яркое солнце уже не грело, ветер стал холодным, недавно ещё такое ласковое и голубое море таинственно и зловеще маслянисто колыхалось внизу. Ребята плавали у скалы, готовые прийти на помощь, но сверху казалось, что падать придётся им на головы, и я замахал руками, призывая отплыть подальше в сторону. Сердце гулко стучало в груди, время замедлило свой бег. Нужно было просто шагнуть, и всё, но я тянул резину, надеясь на чудо. Все ждали, и я прыгнул. Странно, но я хорошо запомнил весь полёт, первый ужас свободного падения, потом секунды восторга от полёта, и быстро летящее навстречу мне море, которое из чёрного снова становилось голубым. Я вынырнул, и посмотрел на верх. Шура не стал ждать ободряющих криков, и просто сиганул следом за мной, как только увидел, что я показался на поверхности.
Индейские вопли огласили берега, и эхом ушли в небо.

Мы сделали это, мы спрыгнули с Паруса! Молодец, Ленка!


Владимир Сухов
Январь 2020 года