Кодекс Ангелов. Часть Первая. Гл. 15, 16, 17, 18

   ГЛАВА 15


  Камерленго оказался более чем щедр: великолепный арабский скакун, белоснежный и грациозный был изящен настолько, что, прижав колени к его бокам, Рафаэль чувствовал движение его мышц и ребер.

— Красавец, — сказал он. — Вези меня к свободе.

  Свобода.

Упоительная свобода зависела от миссии, кажущейся невыполнимой, более того, ограниченной во времени.

  Ему предстоит встретиться и переговорить с массой людей, вернуться в круг книготорговцев, печатников и коллекционеров, надеясь, что кто-нибудь обмолвится о таинственном кодексе, выставленном на продажу и пользующимся  столь высоким спросом, что оставляет за собой длинный и мучительно- кровавый след.


  Это походило на поиски печально известной иголки в огромном и коварном стоге сена под названием Рим.

  Впервые  Рафаэль столь остро чувствовал неуловимость, эфемерность времени, неустойчивое равновесие всего сущего в мире.

 Просьба Камерленго становилась для него  не чем иным, как непреднамеренной ловушкой.

  Ему почти хотелось вернуться в тюрьму и ждать объявления о казни: и тогда и сейчас у него не было шанса остаться в живых.

                ГЛАВА 16


                Площадь Минервы, Район Пиния

   За Пантеоном над монастырем, принадлежащем доминиканцам, религиозному ордену и главной силе инквизиции, вздымались клубы дыма, а обугленный фасад ясно говорил о признаках недавно потушенного пожара.

 Вокруг кишели губернаторские чиновники и бирри священной канцелярии, стоя  на страже, прохаживаясь взад- вперед перед порталом церкви, молча вглядываясь в послеполуденные отблески света и тревожно ожидая возвращения бунтовщиков. Их напряжение и беспокойство  ощущались даже на расстоянии.

— Стой! — приказал  один из стражников, заметив  приближение Рафаэля. Он вскинул аркебузу, направив дуло на пришельца. — Убирайся.

— Мне необходимо поговорить с братом из монастыря, - объяснил, спешиваясь, Рафаэль.

— Это невозможно. Возвращайся домой.

Рафаэль сунул руку под кожаный жилет, и в мгновение ока обнаружил полдюжины направленных на него стволов аркебуз.

—Уходи, иначе из тебя сделают решето для слива макарон.

—Я здесь по приказу камерленго, — он медленно вытащил охранную грамоту, белую, как знак капитуляции перед врагом и показал ее.

  Бирри не опустили оружия, но один из них, видимо, старший, подошел ближе. Смерив Рафаэля взглядом, он взял документ, повертел его, не сумев разобрать ни буквы, и вернул.

— Печати подлинные — кивнул он. - С кем вы хотите поговорить?

—С монахом.

—Это мы уже слышали. Как вас зовут?

Он назвал свое имя, объяснив, что хочет поговорить с братом Аркесом.

— Мессер Дардо, вы наверно не знаете, что здесь произошло, — вздохнув, бирро закинул аркебузу на плечо, снял шляпу и почесал затылок. — Вам туда не попасть.  Если бы не мессер Джулиано Чезарини, римляне сожгли бы монастырь к чертовой матери вместе со всеми монахами.

— Вижу, они попытались.
 
 Бирро обернулся на дымящееся здание и кивнул.

— Нам не дают скучать, — изрек он, объяснив, что, слава Богу, рядом оказался Джулиано Чезарини, дворянин-гибеллин {приверженец императора Священной Римской империи в борьбе с папством}, очень уважаемый человек, много пострадавший от Карафы и инквизиции, и один из немногих, способный утихомирить толпу. — Это счастье, что он проходил мимо, а иначе резни было бы не избежать.

—А что еще произошло в городе? — спросил Рафаэль.

—Странный вопрос. — бирро ощупывал его взглядом, склонив голову набок.

— Меня больше месяца не было в Риме.

— Вас для чего-то вызвал сюда сам камерленго?

—Ну да. Чтобы шпионить.

—Странный вы парень, — заглянув  в шляпу, бирро поправил ее и нахлобучил на голову.

—Я, как и вы, подчиняюсь приказам.

—В общем, слушайте. В Капитолии придумали неслыханное, — начал бирро. — Они  отдали приказ, что, где бы не нашлись гербы или регалии Карафы, сжигать и ломать все к дьяволу. И еще: любой, кто возьмет их себе, отказавшись уничтожить, будет изгнан, а его дом сожжен. Всех Карафа уже лишили гражданства, кроме Альфонсо и Карло, они же кардиналы. Что еще вам рассказать?

— Вы не видели ангелов.

—Слава Богу, нет, и я бы сказал, что это уже чудо, — бирро расхохотался. Рафаэль улыбнулся в ответ.

—А новых убийств не было? — спросил он.

—Да их не счесть, мессер. Как всегда в Sede Vacante.

—Тогда удачи. Я вернусь завтра утром.

—Удачи тем, кто встанет на моем пути! —  бирро развернулся на каблуках и пошел  продолжать патрулирование.
 


                ГЛАВА 17

                Марскель-де-Корви

   Переплетение низких, неправильной формы фиолетовых домиков без дворов — это и был Марсель-де-Корви, скромная улица вдали от Ватикана, растянувшаяся вдоль Тибра в тени вековых деревьев и в окружении останков Древнего Рима. Руины, торчащие из-под земли, словно  поднятые руки, требующие к себе внимание, казалось, собирались сообщить что-то важное.

  И, конечно, им было что порассказать.

  Рядом возвышались циклопические колонны храма Сатурна, рынок Траяна с гигантской колонной, а за ним — Колизей, ныне обжитый изгоями. Неподалеку возвышались неприступные стены Мамертинской тюрьмы, стоящей бок о бок с небольшой церквушкой, заброшенной священниками и верующими, ставшей обиталищем проститутки и ее клиентов.
 
  Рафаэль хорошо знал место, где обитал маэстро Буонарроти, поскольку вырос здесь, питаемый ежедневным звучным постукиванием по мрамору его отцом и самим Микеланджело, чей скромный дом находился всего в паре шагах от их собственного.

  В определенном смысле, дух Рафаэля  слепленный ими,  был дерзко, кристалл за кристаллом, высечен из глыбы,  тщательно сформирован и  отполирован до совершенства. Звуки труда и изобретательности, столь непохожие на ленивый, мечтательный звон далеких колоколов, проник в его душу столь глубоко, что в минуты трудностей и отчаяния он закрывал глаза, прислушиваясь к этому гулу и взяв его за образец.

  Марсель-де-Корви поистне  царство камней, подумал Рафаэль, петляя в переулках, где он когда-то  стирал подошвы своих первых маленьких башмачков.

  Спешившись, он привязал великолепное жеребца к столбу и заколотил в дверь, смешав свой громкий стук с ударами по камню великого скульптора.

  Молоток продолжал ударять по резцу, который, нагреваясь в руке мастера, пожирал лишний камень, чтобы извлечь из мрамора формы, задуманные ваятелем.

   Рафаэль постучал вновь.

  Микеланджело было за восемьдесят, но он не сдаваясь, продолжал шлифовать мрамор, воплощая в жизнь не только свой гений, но и ненависть, питаемую ко многим.

Через несколько минут удары прекратились и Рафаэль постучал еще раз, гораздо сильнее.

Он был готов к тому, что маэстро Микеланджело не захочет впустить его в дом, захлопнув дверь перед его носом.

  Последние четыре года принесли старому художнику немало невзгод: сначала восхождение на папский престол его врага Карафы; потом смерть любимого брата Джисмондо, за которым последовала кончина  Урбино, его возлюбленного,  друга и ученика (хотя фактически он вертел стариком). Все эти события, по слухам, сделали Микеланджело еще более мрачным, одиноким и раздражительным.

  Дверь медленно отворилась. Из полумрака выплыла темная фигура хозяина: длинная борода, суровое лицо, глубокий, как бездна, взгляд.

— Вы кто? — двумя решительными взмахами он стряхнул с себя мраморную пыль.

 —Простите, маэстро, что побеспокоил вас, но мне необходимо с вами поговорить.

 —Я вас знаю? - старик высунул голову и оглядел его.

 —В детстве я всегда бегал по вашим поручениям и страшно докучал вам, когда вы работали, а я слонялся рядом. Меня зовут Рафаэль. Я приемный сын Пьетро Дардо, скульптора; брат Леонардо, художника.

  Рафаэль не мог поклясться, но ему показалось, что меж сухими, как кожаные полоски, губами, мелькнула белизна зубов — нечто, похожее на улыбку.

 —Входи, Рафаэль, добро пожаловать.

Удивление от  теплого приема лишило его на мгновение дара речи и  он замер в дверях.

 — Ты что, передумал? Зайди или выйди, делай, как хочешь, но, пожалуйста, закрой дверь.

   ГЛАВА 18



  Это был небольшой и более чем скромный дом. На первом этаже находилось несколько комнат, отведенные хозяином под мастерские, заваленные незавершенными рисунками и скульптурами, а также кузница для ковки инструментов и кухня; на втором этаже  располагались спальни. Рафаэль был рад, что за последние двадцать лет здесь ничего не изменилось.
 
  Единственное отличие  заключалось в том, что мастер  жил теперь один.

— Садись, Рафаэль, – он  указала на кресло у камина.

— Ваше время бесценно, маэстро, — Рафаэль продолжал стоять. — Постараюсь не красть его у вас слишком много.

— Смотри, как ты вырос. Теперь ты мужчина.

— Мне тридцать.

— Тогда обращайся ко мне по имени и называй на ты.

— Я не смогу, учитель…

— Ты заставляешь меня чувствовать себя очень старым.

— Только если вы настаиваете…

— Конечно, — Микеланджело поднял с пола деревянный таз с грязной водой, поставил его на стол и, окунув в него руки с маленьким кусочком мыла, смыл мраморную пыль, затем ополоснул лицо и волосы. — До меня доходили слухи о тебе. Ты все еще торгуешь картинами?

— Нет. Теперь я интересуюсь книгами. В основном древними рукописями.

— А что так?

— От одного взгляда на картину мне становится плохо.

— О, прости мою глупость. Горькая история твоего брата Леонардо…— он помолчал. — Я слышал, ты даже дом продал. Чтобы не вспоминать, полагаю.

— Да.

—И ты все еще служишь герцогу флорентийскому? Книги ищешь для него?

—Для герцогской типографии. Или для его личного удовольствия. А иногда и для себя.

—Разве не он прислал тебя? Он требует, чтобы я вернулся в Тоскану, постоянно подсылает людей выпрашивать какие-нибудь мои работы. Будь в его власти, он бы убил меня и сделал чучело, только бы я был с ним во Флоренции, чтобы предать блеск его  правлению. Я республиканец; я никогда не поддержу Медичи.

—Меня никто не присылал, учитель. Я видел тебя сегодня утром на Виа делла Корда и подумал, что ты мог бы помочь мне разобраться. В Риме происходит что-то необъяснимое и загадочное.

— А при чем здесь ты?

Рафаэль объяснил как  можно короче.
 
— Камерленго? Ни больше, ни меньше! И ты должен помочь барджелло? Что ж, мальчик мой, тебе повезло. Если можно назвать удачей копание в  грязных убийствах.

—Учитель, возможно я пришел не вовремя и мне лучше уйти?

—Не спеши, — спокойно возразил Микеланджело, вытираясь тряпкой. — Я  очень рад, что ты пришел. Сколько тебе было, наверно, не больше двенадцати, когда я в последний раз видел тебя.

 На лице великого старика заиграла улыбка, что было невероятным событием.

—Я слышал о твоих разногласиях с кардиналом-племянником папы Карафы и Обезьяной, чтоб их обоих черти унесли.

   Рафаэль кивнул, склонив голову, словно подставляя шею под топор палача. Это было неизбежно. Он знал, что возвращение в Масель-де-Корви, особенно в дом Буонарроти, вызовет болезненный всплеск тяжелых воспоминаний.

— Меня арестовали по приказу дона Карло. Я до сих пор расплачиваюсь за ту историю, — произнес он.

—Ужасно. Семья этих отъявленных мерзавцев ни в чем не знает пределов, — Микеланджело плюнул на пол. — Мне  не следует говорить об этом, мне даже не следует об этом думать, но я рад, что Карафа  ушел навсегда, если вообще возможно радоваться смерти человека.

—Можно, учитель.

 Микеланджело бросил полотенце на спинку стула и шагнул к Рафаэлю, темный, как таинственная тень.

—Как ты изменился, мой мальчик — он опустился в кресло, разглядывая его словно скульптуру или картину. — Я всегда ценил твое смирение. Ты вырос среди художников – настоящих, я имею в виду, – но решил, что тебе это не дано и это делает тебе честь. Мир полон художников, которые мучают других своей ничтожностью, даже не осознавая этого. Самодовольные негодяи, живущие как бродячие псы, они упорно навязывают другим то, чего от них не просят. Истинные же творцы, напротив, жертвуют собой, чтобы дать миру хоть каплю того, чего он ждет от них. Города кишат паразитами с кистями в руках!
 
—  Таких я повидал немало.

—О, прости меня, даже не знаю, почему я так разволновался. Это должна быть старость. Так что тебе сказал барджелло?

—Ничто. Он показал мне труп.

—А зачем ты пришел ко мне?

—В дом, где лежал мертвец, ты вошел с листами в руке.

 Вздохнув, Микеланджело ударил кулаком по подлокотнику кресла и несколько раз повторив, что рад видеть его взрослым и умным, встал, кряхтя и схватившись за спину, подошел к сундуку и, открыв его, вытащил пачку листов для рисования, протянув их  Рафаэлю.

— Ты, наверно, хочешь увидеть вот это?