Килограмм мечты

1.
; Передо мной, как войско на параде, замер еще не распечатанный набор голландской гуаши. Краски в стеклянных баночках выстроились в шеренгу и гордо выпятили грудь. Какая палитра! Прежде я о таком и не мечтал! Кобальт, кадмий, стронций, охра, киноварь, ультрамарин, умбра, сиена жженая, сажа газовая, белила свинцовые! Да и бумага на моем столе тоже лежала непростая. Французская, с тиснением. Меня признали одним из лучших графиков, и мне полагались самые качественные импортные материалы. Мои работы должны быть на высшем уровне! На этот раз мне заказали оформить пачку вафель с ура-патриотическим названием «Первомайские»! В мыслях прошелестел красный флаг. Ко Дню солидарности трудящихся все вокруг становилось пунцовым! Даже балкон нашей квартиры оборачивали кумачом! Открыв одну из красок, я несколькими мазками воплотил эту идею. Получилось очень ярко и декоративно!
Из телевизора раздались позывные «Кабачка», нашей любимой передачи. А с кухни донесся голос моей жены: «Димка, я опять все пропускаю! Ни одной передачи не вижу! Целыми днями торчу у плиты, как проклятая! Пока я прибегу в комнату, на экране идут титры!» Я совсем заработался и позабыл, что моя мастерская - у меня дома! Многие мне завидуют! А моему сыну даже не верят, что его папа рисует фантики! Все же оформление кондитерской продукции - не самый распространенный вид промысла! «Конфетка, не нервничай, я сижу спиной к экрану!» - крикнул я в сторону кухни и поспешил за стол. Я никогда не ел один: «Что я, собака?» И своих домашних я приучил садиться за стол всем вместе. Уходя, я поставил свой планшет так, чтобы его не смог достать кот. Однажды пушистый паршивец испортил всю мою работу! Улегся на влажный эскиз - и размазал его. Теперь мне приходится быть внимательнее.
К обеду Нинка нажарила свиных отбивных. В тот день мясник выложил на прилавок не привычный шмат мяса со здоровенной костью, а сплошную мякоть с жирком. То, что нужно для отбивных! Когда поджаривается сало, оно так аппетитно шкворчит на сковородке! Пальчики оближешь! Но вот взбивать пюре я не доверяю никому. Это чисто мужское занятие! Говорят, в нем мне нет равных! Тех, кто хоть раз попробовал мою стряпню, за уши от нее не оттащишь! Нежное суфле из картофеля и жареная отбивная с луком - волшебное пиршество! Мы с женой любим вкусно поесть. И после нашего голодного детства излишества в еде допустимы!
; 2.
; В конце тридцатых годов моего отца - журналиста  переводили из одной воинской части в другую. Наша семья ездила вслед за ним. Папа был красавцем - ну, как такого оставишь одного? Мать отложила свои мечты об ученой степени - и рожала, рожала… Так что брат Игорь, брат Володька и я увидели свет в разных местах! Города Грозный, Краснодар, Орджоникидзе (в наши дни последний носит свое историческое имя Владикавказ). Родители завели бы и еще детей - война помешала. В начале боев мы оказались под фашистами, но тем не было никакого дела до трех белокурых малышей. У себя дома они оставили точно таких же. Немцы нас даже конфетами угощали. Потом нашу семью эвакуировали. В сорок пятом мы вернулись в Ленинград. Отец умер от контузии, а меня с братьями, мамой и бабушкой поселили в деревянном бараке на удаленном острове Голодай. Там все жили как одна семья: в каждой комнате — личный борщ, но общий пирог на кухне и общие песни за праздничным столом. Мать устроилась в свой пединститут на ставку лаборантки. Она мечтала возобновить карьеру и приезжала домой только на ночь. Нас растила бабушка. Глядя на трех внуков, она приговаривала: «Лучше три сына - головореза, чем одна дочка - потаскушка!» Ох уж эти ее шуточки! Несмотря на ее старания, послевоенный рацион был скудным. Мой живот почти приклеился к спине, а худобой мы с братьями напоминали борзых щенков. Володька и Игорь подросли и пошли в спорт, а я поступил в художественную школу. Отныне я коротал время в залах «Эрмитажа», делая копии с картин старых мастеров. Я часами гулял по Летнему саду и Петергофу, рассматривая скульптуру. Выражаясь языком моей бабушки, это называлось «На собаках шерсть бить». Но я чувствовал другое. Какое все же счастье жить в Ленинграде! Ежедневно видеть всю эту красоту!

3.

  Тогда же меня с головой накрыла любовь. Никогда больше я не встречал таких красавиц, как Нинка. Едва завидя ее, я вспыхивал от страсти! Из-под пуховой шапочки-«менингитки» на лоб моей нимфы падала челка, а на затылке девушка собирала волосы в большой узел. Как древнегреческая богиня. Странно, что Нина не пошла на сцену и сделалась архитектором! Она стала моей постоянной моделью, а через пару лет - и женой. Моя мать осталась недовольна таким выбором: «Худая какая! И зачем нам эта интеллигенция?» Она-то присмотрела мне невесту на свой вкус: мордатую деваху из нашего же барака. Но моя жизнь уже принадлежала моей Принцессе. Мы с ней поженились. Женихи ходили табунами. А Нинка предпочла меня. Правда, в день свадьбы она надела черное платье. На белое не было денег. «В следующий раз!» - смеялись мы. Что сказать про обручальные кольца? Моей жене кольцо подарила крестная. У меня крестной не было. Я переехал к Нинке, в нашем бараке места и так не хватало. Отныне мне предстояло жить вместе с мамой и братом жены. Нас поселили в углу за шкафом. Помню укусы клопов и настенный коврик с упряжкой оленей, чайный гриб и оранжевый абажур с бахромой, штоф с рябинками и буфет со скрипом… Послевоенный уют довершала диковинная радиоподушка (радиоточка, вшитая внутрь думочки, тещино ноу-хау). Вонючей мастикой я натирал паркет в местах общего пользования и затем драил пол до блеска. Это называлось «дежурить по квартире». Такое дежурство сдавали все соседи по очереди. «Ничего, скоро я заработаю на свое жилье!» Чем пахла коммуналка? Аромат, исходивший от газовой колонки, переплетался с запахами мастики, затхлости и свежевыстиранного белья.
Через год Нина родила мне сына, и мы снова оказались в тесноте. Маленькие дети кричат, и не всем соседям это нравится. Пеленки мы сушили на кухне. Не в комнате же? Иногда сосед ножницами срезал бечевку, на которой сушилось белье. Все падало на пол. Начинался скандал. Что сказать о моей теще? Она была хорошей женщиной с крайне властным нравом. Половина ее жизни прошла при Сталине. Страх был у Нинкиной матери в крови. Она привыкла жить с оглядкой. В их семье все были архитекторами: сама теща, ее покойный супруг, их дочь. Малолетнего брата жены обязали выбрать тот же путь. Я было заразил мальчишку страстью к живописи. Но его принудили поступить так, как велела ему мать. «Своего воспитывай!» - услышал я. В редкие минуты примирения теща называла соседку «беленькой», в час ссоры - крашеной пергидролью черноволосой цыганкой. Устав от постоянных стычек с тещей, я стал копить на вступительный взнос в жилищный кооператив. Моя Принцесса достойна жить во  дворце! И не коммунальном! Такие дворцы только начинали строить - теперь их свысока называют «хрушевками». Я был полон сил и желания осчастливить свою любимую. Теща страшно ругалась: «Мне, - говорила она, - даже стыдно перед соседями! Они думают, что моя дочь вышла за афериста! За всякую ерунду тебе платят такие бешеные деньги!» Всякой ерундой она называла промышленный дизайн. О нем еще мало кто слышал. Я проектировал флаконы для парфюмерии, настольные лампы и дизайн скоростных поездов. Теща наконец угомонилась, когда я приобрел телевизор с линзой, надолго ставший украшением «коммуналки». 

4.
; Кто первый предложил мне оформлять кондитерские фантики - уже и не помню. Мои предшественники изображали на конфетах цветы как на мыльных обертках, а иногда делали копии с шедевров прошлого. Мне показалось странным изображать на коробке печенья Данаю или, скажем, гибель Помпеи. Я стал придумывать оригинальный дизайн и захватил всю эту нишу. На моих этикетках появились виды города, разноцветные звери и герои столь любимых детворой мультфильмов. Я переплетал это с замысловатыми узорами народов нашей страны. Их я отыскивал в читальном зале моего любимого этнографического музея. Кроме того, я использовал кальку, фольгу, пергамент и ввел в обиход многослойные фантики. Эта работа требовала хорошего зрения и инструментов. Вот где пригодился опыт моей тещи-чертежницы! Она отдала мне свою готовальню с рейсфедером и циркулем. Я был признан лучшим среди оформителей сладкого, заработал на квартиру и вступил в жилищный кооператив. ЖСК «Художник».
Ура! Скоро моя Принцесса переедет в свой собственный дворец! Пятиэтажный хрущевский дом оказался престижным: в нем уже жили мой декан, несколько искусствоведов и директор комбината цветной печати. Он штамповал мои этикетки, но перед этим приглашал меня одобрить пробные оттиски. Удивительно! Похоже на нынешние снимки УЗИ - ребенок еще не родился, но его можно увидеть. Кроме всех перечисленных, к нам заселилась пара богатых евреев. Будущие спекулянты. Волшебная сила первого взноса. Никакого отношения к художникам они не имели. Нинка получила золотое кольцо и уволилась с работы. Но об этом до времени мы решили молчать, чтобы не давать теще пищу для новой ругани. Шоколад был твердой валютой: конфеты «Ассорти» легко обменивались на французский парфюм или билеты в Кировский театр. Путем таких гешефтов мой приятель собрал неплохую библиотеку. Наконец мы зажили достойно. Кстати, с тещей на расстоянии установились вполне дружеские отношения. Она обожала внука и, выйдя на пенсию, зачастила к нам в гости чуть ли не ежедневно. У моего крошки-сына появилась собственная комната. Позднее это помещение не раз переходило из рук в руки и становилась то нашей спальней, то снова детской, то уже не детской. Стол, за которым мой сын грыз гранит науки, стоял у окна. Так же у окна в так называемой «большой комнате» стоял мой рабочий стол. Там больше света!
; 5.
; К хорошему привыкаешь быстро. Супруга подарила мне замшевую куртку. Саму Нинку стало трудно отличить от прочих жен художников: те же манеры, тот же уверенный взгляд. До зрелых лет моя жена официально нигде не работала. Я дал ей ласковое прозвище «Конфетка». По-моему, это звучало достаточно по-кондитерски. Теперь я одевал конфеты как в прямом, так и в переносном смыслах. Свою шапочку-«менингитку» из козьего пуха моя Конфетка со смехом закинула вглубь антресолей, еще когда мы выезжали из коммуналки. Ее челка исчезла, уступив место гладкой прическе. Сходство жены с греческой богиней стало еще очевиднее. Несмотря на все перемены, я знал, что Конфетка остается той же девчонкой. Никто, кроме меня, не видел, как много она делала по дому! У нас была идеальная чистота! Нинке стоило немалых усилий очистить от пыли большой велюровый диван и свою бархатную юбку! Днем она обходила полупустые советские магазины в поисках провизии. По случаю ей удавалось достать буженину или осетрину, временами на прилавки выбрасывали рыбу (неважно, какую!), синюшную курицу, связки сосисок, сервелат и столь любимую народом «Докторскую» колбасу. Продукты Конфетка таскала на себе  - не придумали еще сумок на колесиках, не было у нас и лифта. Вечерами мы лепили пельмени. Чего греха таить, подчас я перебирал с красным сухим, но этим грешили почти все художники! По праздникам мы выставляли в середину большой комнаты раскладной стол и принимали гостей. Салат «Оливье» сменяла неизбежная селедка под шубой! После «Наполеона» всем хотелось музыки. Конфетка считала, что петь за столом - это слишком по-деревенски. Она ставила на полированный проигрыватель «Эстония» какую-нибудь пластинку из своей коллекции, и гости танцевали. Кто как умеет. Мы с трудом умещались в «хрущевке», семья была огромная. Нынче уж. никого не осталось… К нам охотно шли в гости - надеюсь, не затем, чтобы поесть! К нам стремились за теплом - у моей жены его было предостаточно! С каждым днем я любил Нинку все сильнее! Многие художники женились во второй раз - на молодых. Их бывшие половины после, скажем, двадцати лет брака оставались не у дел. Я не мог этого понять: как же так? Твоя жена отдала тебе свои лучшие годы! Ты же давал клятву в верности! Но я оказался исключением, классическим однолюбом.
; 6.
; На лето я снимал домик на заливе. В глушь, поближе к финской границе, мы вывозили часть домашней обстановки, мои краски, и нашего кота. Коты у нас жили, сколько я себя помнил. Пушистый сибиряк Пуня, например, мог пропадать из дома на несколько дней, а по возвращении отсыпался целую неделю. Конфетка вычесывала его пушистую серую шерсть. Этой шерсти набралось столько, что впору было вязать свитер. Но кому? Тому же коту? Выехав за город, Пуня ежедневно приносил к нашему порогу дохлых жаб и задушенных мышек: мол, не зря он хозяйскую рыбу ест! Этого красавца мы считали членом своей семьи почти четверть века. Когда его не стало, мы завели котенка персикового цвета, и я назвал его Груша. Так нас с сыном дразнили с самой школы. На даче нам жилось привольно. Но все же мы оставались рядом с Ленинградом, и гости у нас не переводились. Все хотели окунуться в Финский залив, поиграть в «дурака», выпить вина… Осока, сосны, песок. И люди, люди.
Устав от такого «отдыха», мы «сбегали» на Кавказ. О, благословенная советская Абхазия! Пицунда, Гагра, Гудаута! Кот оставался дома. А вот свои краски я привозил и на юг. Порой мы отдыхали «дикарем» целое лето. Я же не мог валять дурака три месяца кряду! Мне и вообще долго на пляже не вылежать! Накупавшись, я оставлял семью у моря и уходил работать. Под сенью винограда у меня рождались этикетка за этикеткой. Квартирные хозяйки лишь плечами пожимали: чудак-человек! Мы снимали жилье то у абхазки со странной фамилией КамлИя, то у адыгейца по имени Алмаз. Но особенно мы привязались к пожилой тетке по фамилии Блох. Крашеная хной огненно-рыжая еврейка с золотыми зубами Дина Блох удивила нас тем, что и сама не жила здесь весь год, а только наезжала. «Квартира у меня - в Одессе, а  тут - летняя дача!» Повзрослев, мой сын удостоверился, что можно отдыхать и в самой Одессе! Пока я работал, мой сын учился плавать, а Конфетка играла в карты с солистками цыганского театра, случайно встреченными на пляже. Однажды жена видела в прибое модную певицу Эдиту Пьеху! «Димка, ты представляешь? У нас - одинаковые кольца!» Конфетка приходила с пляжа и кормила нашу ораву супом. «Дикари» поочередно готовили сами, и моя жена не была исключением.
После дневного сна мы шли гулять, любовались южными закатами и покупали всякие дурацкие сувениры - сын их обожал! Зной, шеренги стройных кипарисов и красное солнце, садящееся в море. Однажды природа приготовила нам настоящее испытание. Объявление гласило: «Морская прогулка при свежей погоде!» Маршрут «Сочи-Сухуми» занимал шесть часов пути. С утра мы погрузились на утлое суденышко и покинули порт. Яркое солнце освещало ужасающую картину, делая ее еще более жуткой. В тот день в море вышло только одно судно - наше. Ветер был таким сильным, а волны - такими огромными, что берега мы не видели вообще и приготовились к самому худшему. Гигантские валы безжалостно швыряли нас по всему морю. Наклонные бурые валуны швыряли утлое прогулочное суденышко. Сила стихии была исполинской. Я ненавижу ситуации, в которых от меня ничего не зависит. Самолеты и тому подобное. Спасти нас могло только чудо! И чудо случилось. Мы уцелели. 
Путь домой устилал ковер из ржавых листьев магнолии. Их собирали в огромные кучи и сжигали. Прямо как у нас. Все, осень! Я, чертыхаясь, под дождем тащил с отдыха тяжеленный чемодан, полный «самых красивых камней». Асфальт умылся дождем, но я не унывал: прогноз обещал нам сухое и теплое бабье лето длиной в целый сентябрь.Груша радовался нашему возвращению, как ребенок. Милый котик вырос в косматого рыжего монстра. Груша всегда держал Нинку в поле зрения, следил за ней из всех углов. Та улыбалась: «По-моему, он в меня влюбился!» По вечерам мы гуляли по нашему бульвару, неся кота на руках. На нас таращились из всех окон. По соседству от нас возвели типовой кинотеатр «Планета». «Мимино», «Экипаж» и «Бриллиантовую руку» мы впервые увидели именно здесь. Кинотеатр давно снесли, а на нашем проспекте и по сей день зеленеет дубовая аллея. Только деревья подросли.
; 7.
; Московский проспект Санкт-Петербурга монументален. Его южную часть, по которой в город можно попасть из аэропорта, застроили еще до войны. Особенно впечатляет Московская площадь. Гигантское здание несостоявшегося горкома похоже на жилище Циклопа. Рядом - изваяние самого Циклопа, гигантская статуя Ленина, установленная к его столетию. Открытие памятника отметили городским парадом. Май сын был тогда октябренком и салютовать Циклопу не мог. Он стоял в  трою, как все. Ныне гиганта Ленина прикрыли фонтанами. Напротив него, в цокольном этаже сталинского дома из отполированного гранита обосновался фирменный магазин ленинградских кондитеров «Эстафета». Настоящая сладкая ВДНХ! Лучший шоколад страны в моих обертках! Ну, чаще всего - в моих! В бумажные одежды я одел сотни сортов карамели и шоколадных конфет! Там же продают чуреки, зефир, безе, пастилу и рахат-лукум! Чудо! А чудеса советской логистики! Сын и сегодня удивляется, когда ему с точностью до дня объявляют дату выхода, скажем, нового альбома Мадонны! Ну, как такое можно планировать? Однако уже в годы застоя по секрету мне сообщали, какого числа новый сорт конфет в моих обертках поступит в продажу. Мы жили неподалеку от этой кондитерской Мекки, и не пропустили в шоколадном театре ни одной премьеры. Однажды я купил там целый килограмм «Мечты» - шоколадного десерта, внутрь которого помещают тающее во рту печенье, шоколадную же начинку и цельный орех. Утонченное лакомство для утонченных. Мы наелись до отвала. Мечты много не бывает, я ел и ел. Я бы съел весь килограмм, меня остановила Нинка: «Хватит нам самим объедаться. Давай предложим соседям!» Мы угостили своих друзей, адмиральшу, моего декана, а оставшееся сын раздал во дворе. С тех пор про меня шептались: «Смотрите, идет килограмм мечты!» Липкое прозвище приклеилось намертво! 
; 8.
; Мы никогда не стремились угадать пять номеров из шести в «Спортлото». Денег нам хватало и без этого. Золотая антилопа в моем лице и не думала останавливаться. Моя теща - напротив, скупала лотерейные билеты и даже иногда выигрывала. Три раза по рублю. А еще мы не стремились иметь личный автомобиль. Но ежемесячно помогали деньгами своим матерям, да еще и «откладывали на книжку». Нашего «золотого запаса» нам и так хватало с лихвой. Все мои «Акты о приеме/сдаче работ» украшал сизый штампик «Отмечено Худсоветом». Это означало повышенный тариф оплаты. Уровень дохода у всех художников был разный. Больше других зарабатывали те, кто придумывал интерьеры для яхт и военную игрушку, но такую работу не все умели доставать. Портретисты с именем тоже не отказывали себе ни в чем, но их были единицы. В нашем списке Форбс я располагался прямо за ними. Вот почему мои заработки стали привлекать внимание. В дни зарплаты меня подкарауливали другие художники - не такие удачливые, как я. Они просили денег взаймы. Ну, как не дать? Брали много, а долг не возвращали никогда. Какие расписки? О чем вы говорите? Деньги не стояли у нас во главе угла, просто с прикрытыми тылами нам как-то вольготнее жилось! Конфетка отказывать умела и согласилась сопровождать меня до кассы. Любители занимать вмиг отступили. Я гордился: такая женщина - и моя! Какой крутой характер! А внешность! Необычайно красивый цветок! И я старался соответствовать. Я купил ей шикарное меховое манто. Его продавала наша соседка - вдова адмирала. Адмиральша нуждалась в деньгах и продавала свою шубу за баснословную сумму. Никто из Нинкиных подруг не мог позволить себе такую роскошь. А я не поскупился. Моя Конфетка была счастлива. В какой роскошный фантик ее завернули!
Но тут в борьбу ввязался местный партком. Высчитав, какие огромные членские взносы я могу платить, наш парторг принялся зазывать меня в ряды. «Что вы! - отвечал я, - «Я этой чести недостоин: я люблю выпить. Я вам все показатели испорчу!» Аргументов против этого у парторга не нашлось, и меня оставили в покое. Теперь, получая гонорар, мы с чистой совестью шли в игрушечный, затем - в ювелирный и винный. Каждый получал свое: сынуля - медведя, Нинка - кольцо, а я - бокал «Каберне». Как-то, когда радость от подарка утихла, сын спросил меня: «Папа, тебе не жалко своих усилий? Конфету съедят, фантик выбросят в мусор - а что останется тебе?» Я ответил: «Я же исполняю ваши с мамой желания. Это удовольствие!» Однажды мы рассматривали у антиквара изысканные ювелирные вещицы царских времен. Купили Конфетке мельхиоровый перстень с перламутром. Между собой мы негласно прозвали его кольцом Екатерины Второй и верили, что оно приносит счастье. Может, так и было - кто знает? Нинка каждую минуту что-то напевала. В нашем доме постоянно звучала музыка. Мы с ней жили душа в душу. Временами, конечно, ругались. Ну, а как иначе? В сердцах я мог назвать Нинку «чертовой куклой» (лексикон, который я унаследовал от бабушки), и в шутку посетовать: « Конфетка, лучше бы мы сделали аборт»! Мы с сыном не изнуряли себя на турнике и не потели на футбольном поле. Я учил его рисовать. Я надеялся, что он пойдет по моим стопам, как это делали дети почти всех художников, которые жили в нашем ЖСК. За своим рабочим столом сын станет творить красоту и воплощать мечты близких. Многие художники уходили в загул и просто пропивали свои заработки - но мы же не такие?! 
; 9.
Заканчивались восьмидесятые годы. Страна менялась, менялись и мы. Вечерами я поджидал сына с очередной гулянки. «Московское время 23.05. В эфире - «Ваш магнитофон». Под эти слова радиодиктора я выдавал этикетку за этикеткой. Сидеть за столом без дела я не умел. Моя настольная лампа указывала сыну путь в родную гавань. Ночную тишину разрезал грохот мотоциклов - любители катались на одном только заднем колесе, предварительно сняв глушитель с двигателя - для пущего грохота! «Хоть бы сына не сбили!» - волновался я. Свет над моим столом горел далеко за полночь. «Два часа ночи! Где тебя носит?» «Папа, не ждал бы ты меня и ложился вовремя!» Я пожимал плечами: «Как я могу спать, пока моего сына нет дома? Хороший отец должен своего сына до пенсии довести! Своего родишь - поймешь!» - шутил я. Но он не торопился. Моему отпрыску снова требовалась отдельная комната. Уютная смежная «хрущевка» стала поджимать нам в плечах. Двухкомнатный дворец, который я так усердно возводил для своей Принцессы, стал нам тесен. В девяностом мы переехали на север города, в огромную трешку. Мы с женой покидали наш дворец с болью - когда-то мы так о нем мечтали! Мы переезжали только ради сына! Наше с Конфеткой место и время как-то одновременно подошли к финалу. Но в новом жилище потекла уже совсем другая жизнь.
Наш сын вырос, осуществил свою мечту и посмотрел мир. В любой стране он скупал сладости и привозил их мне вместе с фантиками. Из Индии даже притащил конфеты с черным перцем. Очень странный вкус, но мне понравилось. На них не было упаковки вообще. Сын стал тележурналистом и сутками пропадал у себя на студии. Я вспомнил, как моя теща заставила детей пойти в архитекторы, и промолчал. У каждого - свой путь. Не надо никого ни к чему принуждать! С первой же зарплаты сын купил для меня доисторический стол, покрытый зеленым сукном. За гигантские размеры я прозвал его аэропортом. «Вот теперь я развернусь!» - радовался я. Однако работы у художников становилось все меньше. Конфетка все еще кричала с кухни: «Уже мой сын работает на телевидении, а я по-прежнему пропускаю все самое интересное! Пора повесить над плитой хоть маленький телевизор!» Пора! Но на что его купить? Чтобы меня хоть как-то поддержать, Нинка пошла работать. Конечно, на кондитерскую фабрику.
И тут у меня случился инсульт. Говорят, наследственность. Я решил осторожно готовить Конфетку к своему возможному концу. Позволял себе лишний бокал «Мeрло» и укладывался спать в другой комнате. Нинка ругалась, конечно. А в девяностые годы работы не стало совсем. Вместо моего «Кара-кума» на сладкое теперь покупали модный «Баунти». На обертке батончика было написано его название. Рекламный ролик сняли на побережье Тайланда. Вот бы мне их бюджет! Но в новой реальности я перестал быть нужен. Наша семейная подушка безопасности превратилась в пыль. Долгие годы жена откладывала на черный день, но, когда он настал, мы обнаружили, что разорены! Негатив накапливается незаметно. Мы стали болеть. Как-то я спросил: “Конфетка, почему я? Ты же могла выбрать любого!” Жена улыбнулась: «Ты лучше всех взбивал пюре!» А через паузу продолжила: «Второго такого сердца, как у тебя, я бы не нашла нигде!» Узнав о ее болезни, мы бросились к знакомым докторам. Но они лишь подтвердили вердикт районного онколога: «Где Вы были год назад?»
И вот Конфетки не стало. Ее наследственность оказалась еще хуже моей. Моя теща была безутешна. Чтобы как-то отвлечься, она взялась разбирать антресоли и наткнулась на шапочку-«менингитку» своей дочери. Ту самую, из козьего пуха. Теща расплакалась. В эти дни мы с ней стали особенно близки. Я стал носить обручальное кольцо с руки Конфетки у себя на груди. Оно и сейчас там, на цепочке висит. Я прожил еще пять лет. Сын похоронил нас в одной могиле. Сверху он поставил плиту из черного мрамора. Мой эскиз. Моя последняя работа… Мы снова лежим рядом. Я и моя древнегреческая богиня. Любовь оказалась длиннее жизни и сильнее смерти…

P.S. Рядом с Принцессой абы кого не похоронят. Может, и я - Принц?

2025