Двое на реке. Глава пятнадцатая

­Эту ночь мы провели в каюте Сони, потому что там вместо двухъярусной матросской койки был раскладывающийся кожаный диван, а также душевая кабинка.
Утром мы приняли холодный душ, после чего пили горячий кофе с круасанами.
- Соня, расскажи мне, пожалуйста, про этого таинственного Никиту, брата твоего отца, - попросил я. – Чего ради Михаил Львович ищет его во всех поселках на Енисее?
-Я не знаю, зачем он его ищет и, вообще, ни разу не видела своего дядю, но могу рассказать тебе, откуда он появился в нашей семье. Дело в том, что мой дед, Лев Семёнович Вершинин был партийным руководителем самого высокого ранга. У нас сохранился его дневник, в котором я нашла очень любопытный стишок:
"Увы, в ЦК я не прошёл,
Лишь потому, что крут слегка.
К тому же очень хорошо,
Что миновал я и ЧК."
Дед был очень образованным человеком. Когда он окончил перед самой войной Ленинградский Университет, его сразу направили на преподавательскую работу в Высшую партийную школу. Потом он ушел на фронт, где был политруком, или, как он пишет в своем дневнике, «комиссарил».
После войны он жил в Москве и занимался партийной работой. Какой, я тебе не скажу, потому что я совсем в этом не разбираюсь. Но, судя по тому стишку, что я тебе прочитала, он был у коммунистов большой шишкой. Потом его направили на Колыму начальником какого-то золотодобывающего треста. А семья, то есть, бабушка Тоня с малолетним сыном Мишей, моим отцом, осталась жить в Москве. Опыта хозяйственной работы у деда не было, и спустя год его отдали под суд, якобы за хищение государственных средств в особо крупном размере и присудили к десяти годам лагерей. Узнав об этом, бабушка Тоня бабушка тут же подала заявление на развод, но осталась жить в Москве, только уже не в партийных хоромах, а в маленькой квартирке на окраине. А дед срок свой начал отбывать в Игарке, на строительстве какой-то железной дороги. Потом это строительство почему-то прикрыли, а деда за отличный труд и примерное поведение отправили на поселение в Туруханский район. Там он женился на тунгуске, которая и родила ему сына, которого назвали Никитой. Вот это всё, что я о нём знаю. Надеюсь, что папа вскоре расскажет нам, зачем он ищет своего брата по отцу. Но, судя по всему, это очень важно для него.

Мы прожили вдвоем на борту яхты трое суток. Соня беспокоилась, куда мог пропасть её отец, а мне было хорошо: мы с Соней вдвоем на реке, совершенно одни. Об этом можно было только мечтать: никто не лезет к нам со своими разговорами, не допытывается, почему мы спим в одной каюте и не будит по утрам криком: «Матросу Комарову заступить на вахту!»
Но на третьи сутки стал беспокоиться я, и теперь Соня успокаивала меня:
- Никуда мой папка не пропадет, он у меня умный и сильный. Вот увидишь, скоро они явятся сюда в полном составе, живые и здоровые. Ты, конечно, соскучился по Эльзе и Абреку, и они по тебе тоже. Тем радостней будет ваша встреча.
Они приехали на такси ночью, когда мы уже спали. Но сходни на ночь были убраны, и нас разбудил Абрек, который перепрыгнул на яхту через борт и залаял у Сониной каюты.
Я быстро оделся, выбежал на палубу и подал сходни, по которым на борт поднялись четыре человека и Эльза. Кроме Вершинина, капитана и Матильды, на яхте появился низкорослый мужчина с острым и, казалось, недобрым взглядом узких глаз. Его поселили у меня, на нижней койке. Войдя в каюту, он осмотрелся, погладил Эльзу, которая уже устроилась на своём законном месте, затем протянул мне руку и представился:
- Никита Вершинин, геолог.
- Андрей Комаров, матрос, - ответил я.
- Курить здесь можно? – спросил он.
- Только в иллюминатор.
- Значит, нельзя. Весь пепел будет на койках и на полу. Ну что, будем устраиваться на ночлег? Сразу хочу предупредить: я во сне храплю.
- Я тоже.
- Значит, будем храпеть дуэтом. А страдать от этого будет эта славная кошечка.
Он взял Эльзу на руки и заглянул в её сонные глаза:
- Тебя как зовут, киса?
- Эльза, - ответил я за неё.
- Прекрасное имя! У нас в партии была геологиня...  Из приволжских немок… Её тоже звали Эльзой. Погибла на Таймыре.
Он прилег на койку, не раздеваясь, и сразу уснул. А меня через полчаса вызвали на вахту.
Сонный капитан, едва держась на ногах, ткнул пальцем в карту:
- Идём до Игарки. Средним ходом. Расстояние триста км. Перед заходом в порт разбудишь меня.
И ушел, звучно зевая во весь рот.

В Игарке шел проливной дождь. Но в уютной портовской бухте кипела жизнь, несмотря на то, что было всего шесть часов утра. Это означало, что я держал скорость шестьдесят километров в час, и теперь мне здорово влетит от капитана.



Но Лацис был настроен благодушно. Он появился в рубке, когда я запрашивал по рации разрешение зайти в порт. Какой-то дотошный служака требовал у меня сообщить ему все сведения о судне, начиная с водоизмещения и заканчивая количеством баков для льяльных вод. Капитан осторожно взял микрофон из моих рук и сказал, почти шепотом:

- Уважаемый . это яхта зовётся «Соня», принадлежит Михаилу Львовичу Вершинину. Сейчас он лично поднимется к тебе на вышку и сам сообщит тебе все сведения. .
В динамике с минуту царило полное молчание, затем тот же въедливый голос радушно произнёс:
- Яхте «Соня» разрешается вход в порт Игарка.
Пришвартовались к мокрому и грязному причалу, по которому сонно передвигались грузчики в брезентовых дождевиках с огромными капюшонами. Рядом пыхтел старенький буксир со странным названием «Биржевик».
- Видимо, еще дореволюционный, - сказал я. - А владельцем его был какой-то воротила финансовой биржи.
Я думал, что Лацис поймёт и по достоинству оценит мой тонкий юмор, но он даже не улыбнулся:
- Тебе, Андрюша, пора уже знать, что биржей в порту называется лесоторговый склад, куда этот буксир заводит плоты и выводит баржи с пиломатериалом.
В это время в рубке появился Вершинин, чем-то очень озабоченный и куда-то спешащий.
- Я схожу на берег, вернусь где-точерез час. Скажите Матильде Петровне, чтобы она к этому времени приготовила завтрак, и договоритесь с портовиками о заправке.
Но он не успел и договорить, как в рубку бурей ворвалась Соня:
- Па, мне надо с тобой поговорить!
- Говори, только кратко, я очень спешу.
- Мы с Андреем решили пожениться.
Ни один мускул не дрогнул на лице Верщинина, голос его был спокоен и тих:
- Так в чём же дело? Женитесь на здоровье.
- Мы хотим, чтобы ты нас благословил.
- Считайте, что я это уже сделал. Еще вопросы есть?
- Нет.
- Тогда я побежал, - сказал мой будущий тесть и был таков.
- Поздравляю! - ехидно произнес капитан Лацис. – Меня в шаферы возьмёте?
- Мы еще подумаем, - ответила Соня. – Уж больно вы непредсказуемый человек, Виктор Юрьевич.
За завтраком Вершинин не сказал и слова. Молча проглотил омлет с беконом, выпил чашку кофе и, взглянув на часы, сказал:
- Сейчас я с Никитой вылетаю вертолетом в Дудинку, а потом в Норильск. Ты, Соня, полетишь с нами или останешься на яхте с женихом?
- Останусь, - буркнула Соня.
- Тогда сегодня можете осмотреть достопримечательности Игарки, а завтра вы должны быть в Дудинке. Там вас уже ждут.

Осматривать достопримечательности Игарки при такой погоде мне почему-то не хочется, но вскоре дождь прекращается, и я выхожу на причал, чтобы спросить у прохожих, чем же примечателен этот северный городок. Но причал совершенно безлюден, и я поднимаюсь на палубу с твердым намерением упасть на койку в своей каюте и уснуть. Потом меня разбудит Соня, и мы проведем ночь вместе.

Но тут с буксира под названием «Биржевик» меня окликает какой-то мужик в телогрейке, на кудлатой голове которого красуется фуражка – мичманка с давно нечищеным «крабом»:
- Кэп, у тебя закурить не найдётся?
Мне приятно, что он назвал меня кэпом, и я приношу ему пачку «Беломора», забытую Никитой в моей каюте.
- Меня зовут Муслимом, я из Баку, - представляется он.
-А я Андрей, из Москвы. - отвечаю я.
- Кого только не встретишь у нас на Севере, - с гордостью говорит Муслим. – Ты представляешь, пять лет тому назад  в порту работал даже негр из какой-то африканской страны. То из Лесото, то ли из Конго, не помню. Помогал нашим переводчикам в документации разбираться, когда к нам иностранные суда за лесом приходили. Но потом сбежал, не выдержал наших холодов.
- Слушай, Муслим, а у вас здесь есть хоть какие  достопримечательности? Например, музеи или памятники?
- А как же? В Игарке находится единственный в мире музей вечной мерзлоты. Советую обязательно сходить туда. Только оденьтесь по-зимнему, а то можете околеть от мороза.
Решили идти в музей втроём: Матильда, Соня и я. На судне остались Лацис, Абрек и Эльза.
Мы собрали в рюкзаки все тёплые вещи из своего скудного гардероба, а Матильда даже отыскала у себя в каптерке старую зимнюю шубу из искусственного меха, очень популярного в шестидесятые годы прошлого века.

В этот день мы оказались первыми посетителями музея и, напялив в тесном коридорчике на себя тёплую одежду, спустились вниз, в великолепную пещеру из голубого льда.
Пожилая женщина – экскурсовод рассказывала об истории создания музея, но я ее не слышал, очарованный этим чудом, сотворенным природой Крайнего Севера и не равнодушными к ней людьми.
Соня стояла рядом, крепко уцепившись в мою руку, и… плакала.
- Ты чего это разрыдалась? – строго спросила её Матильда.
- Холодно, - шепотом ответила Соня. – Точно так мне было холодно, когда отец сегодня «благословил» меня на брак с Андрюшей.
- Нашла о чем печалиться! - вскинулась кокша. – Я завтра в Дудинке поговорю с ним на эту тему. Вот увидишь, он к вам в каюту с иконой придет и на колени встанет, чтобы ты его простила. Он у тебя добрый и любит тебя очень. Только влез в эти дела таёжные и теперь не знает, как из них выбраться. Перестань реветь! Лучше любуйся этой красотой первозданной…
Соня улыбнулась, а потом и рассмеялась, когда в пещеру шумной ватагой ворвались моряки с канадского лесовоза.
Они были одеты в легкую летнюю форму и, чтобы спастись от пятиградусного мороза, стали танцевать джигу, аккомпанируя себе хриплыми голосами.
- Сегодня лазарет на ихнем сухогрузе будет переполнен, - констатировала вездесущая Матильда и вдруг, к величайшему моему удивлению, закричала по-английски:
- Hey, Jack, come here!
С чего она взяла, что среди этой толпы есть моряк по имени Джек, я не знаю, но, как ни странно, к ней ринулись все.
А Матильда, достав из-под полы своей необъятной шубы небольшую фляжечку, протянула её канадцам со словами, опять-таки на английском языке:
- Russian vodka, very good!
                (окончание следует)