Глава II. Юность и Пепел

Глава II. Юность и Пепел

     Годы шли. Ярослава взрослела, и с каждым летом её дар становился сильнее. Деревенские девки бегали по лугам, плели венки, смеялись да присматривали женихов. Ярослава же сидела на берегу реки, и, бывало, проводила рукой по воде — и гладь начинала играть кругами, складываться в узоры, словно сама река отвечала ей.

     Однажды мальчишки решили позабавиться и бросили её венок в омут. Венок медленно утонул, но Ярослава подняла ладонь — и вдруг вода, закружившись в воронку, вынесла венок обратно, целый и невредимый.

     Смех ребят оборвался, а вместо веселья по селу пошёл новый шёпот:

     — Колдовство! — крестились люди. — Не к добру такая сила.

     И чем старше становилась девочка, тем больше чувствовала на себе взгляды — настороженные, колкие. Люди брали у неё травы, чтобы вылечить скотину, но благодарности не было: лишь страх и зависть.

     Однажды к кузнецу в избу явились старосты. С ними был поп из соседнего прихода.

     — Кузнец, — сказали они строго, — дочь твоя нечистая. Не место ей среди людей. То птицу оживит, то травой боль исцелит. Сгинет она в лес — всем легче станет. Кузнец молчал, но кулаки его сжимались.

     Ярослава слышала всё. Она не плакала, не спорила — только глядела в окно, где ветер трепал занавеску, словно сам звал её прочь.

     Но на утро случилось бедствие. На Белогорье обрушился колдун Чернобор. Он искал древний ключ к силе, зарытой под курганом, и для его прихода земля словно содрогнулась. Небо потемнело среди ясного дня, над крышами завились огненные вихри.

     Деревню охватил огонь. С треском рушились избы, крики женщин и детей тонули в грохоте и воем вьюги, что вдруг поднялась посреди жара. Мужчины бросались с вилами и топорами, но всякий, кто приближался к Чернобору, вмиг каменел, превращаясь в безмолвного истукана с пустыми глазами.

     Ярослава, ещё девчонка, выскочила на улицу босиком. Дым резал горло, слёзы застилали глаза. Она увидела, как соседи — тётка Авдотья, кузнец с женой, её подруги-дети — один за другим превращаются в каменные глыбы.

     — Остановись! — закричала она, протянув руки.

     И вдруг в воздухе что-то дрогнуло. Ветер поднялся вокруг неё, закружил пепел и золу. Пламя, уже готовое проглотить её, разошлось в стороны, словно невидимая сила защитила девочку. Она осталась жива — одна, посреди горящих углей и каменных фигур.

     Чернобор шагнул вперёд. Его лицо скрывал капюшон, глаза горели красным светом, а голос прозвучал так, что земля дрогнула:

     — Хм… Ты выстояла. Значит, в тебе есть то, что мне нужно.

     Его рука потянулась к ней, длинные пальцы, как когти, уже почти коснулись её плеча. В тот миг Ярослава почувствовала — если он дотронется, душа её будет принадлежать тьме.

     Сердце заколотилось, и она, словно птица, сорвалась с места и побежала. Сквозь дым, сквозь падающие балки, мимо горящих домов и застывших лиц родных.

     — Беги, дитя, — донеслось будто из самой земли, или то шепнул ей ветер.

     Ярослава рванулась к лесу. Её босые ноги обжигали угли, но каждая ветка и каждая тень помогали скрыться. Лес принял её в свои объятья — и тьма деревни осталась позади.

     Она остановилась лишь тогда, когда рухнула в мох под сенью дубов. Слёзы текли ручьём, дыхание было тяжёлым. Она обернулась — над деревней стоял столб дыма и пламени, а колдун Чернобор, вытянувшись в рост, смотрел ей вслед. Но лес будто сомкнулся, укрыв её от взгляда врага.

     Так Белогорье стало пеплом. А Ярослава — последней его дочерью.