Как я стал раком... 1, 2 части

 
 1 часть

Огромные клешни — мои руки. Чёрт, да это не руки, а клешни рака! Передо мной кипит ведро, где уже варятся красные, такие же несчастные, как я. Кто-то хватает меня за панцирь… Ещё миг — и я в кипятке! Я закричал так, что чуть не оглох от собственного крика.

Открываю глаза. Я лежу в лодке, а вокруг — тёмный ангар. Всё вертится, голова гудит.

И тут я вспомнил, где я и как сюда попал.

Всё началось с отпуска.

Любимая жена-красавица… С нежностью смотрю, как она примеряет югославский купальник.
Вы просто не представляете, что значило — купить югославский купальник в девяностые.
В Советском Союзе было легче на Луну слетать, чем достать такой!
 
Сын с отличием окончил очередной класс. Благо он и не видел мой школьный аттестат. Я его сразу после выпуска надёжно спрятал — где-то между томами Ленина... У меня их два – первый и последний. Ну как же без него.

 Нас ждёт Чёрное море. Чистый пляж. Уже чудится шелест волн, зовущих к берегу. Махровые полотенца на песке. Тент из белой простыни — на деревянных колышках, чтобы сразу не сгореть под июльским солнцем. Настоящий шатёр, спасение от зноя.
 
 Еда разложена прямо на газетах — те с аппетитом впитывают жирные пятна. Бутерброды с эстонской колбасой — той самой розовой в разрезе, с белыми глазками сальца и слезинками сока, что так и просятся на свежий ломоть батона. Ярко-красные, налитые солнцем помидоры, пахнущие летом и хрусткие огурчики — ещё с прохладой грядки. А рядом — кружки овечьей брынзы, что тает во рту и бывает только в наших краях.
 
Солёная рыбка — «ёршики». Длиной с ладонь, а на самом деле — маленькая ставридка. Похожая на серебристые слитки. В девяностые годы она исчезла — говорят, ушла к берегам Турции. Интересно, чем они её заманили? Может, ставридка просто забыла слова из песни «Не нужен мне берег турецкий» и теперь по привычке уходит туда, где жизнь свободнее и дают вырасти?
 
 Ну и, конечно, бутыль сухого вина. От этого вина не пьянеют. Нет. От него веет морем. Бесконечным, летним счастьем. Тем самым, которое прячется не в поездках, а в ощущении: всё хорошо. Всё моё — рядом.
 
 Слышу свист на улице. Это мой старший брат Анатолий - братан, мы так называем друг друга, недавно вернувшийся из зарубежного рейса — он механик на рыболовецких судах. Мы с ним рыбачим: он — в Атлантике, я — на Дальнем Востоке. Я тоже в отпуске.
 
 Брат машет рукой из-под окна:
— Спускайся, помоги!
Его жена — с полными авоськами продуктов. А между ними — их дочь, трёхлетняя командирша. Вся в отца: взгляд строгий, шаг уверенный, а голос — как у начальника порта.

 Арбуз они не несут — они его катят. Огромный, килограммов на двадцать, по дорожке, осторожно, как мину. Арбуз катится, оставляя за собой след. Авоську для арбуза такого размера ещё не сплели.
 
Поднимаемся в квартиру. Кто-то спрашивает малышку:
— Алинка, ну что купили?
— Мороженое… и бахаху! — радостно выкрикивает она.
— Что такое бахаху? — уточняет кто-то из взрослых.
— Колбаха! — гордо сообщает племяшка, торжественно держа в руках шмат колбасы.

Смех. Время будто замирает. В такие моменты кажется, что счастье — это не что-то большое и далёкое, а вот оно, в этих простых радостях: в арбузе, в колбасе, в детском смехе.
 
 Всё хорошо, а где-то в глубине души — как будто чего-то не хватает. Чего-то простого, еле уловимого. Лежать на пляже, переворачиваться с бока на бок — это хорошо. Но нет движухи. Драйва. Азарта.
 
И тут, как по заказу, брат, будто почувствовал, хлопает газетой по столу — и зачитывает с выражением:
— "С первого числа в Днестровском лимане открывается сезон ловли раков..."

Я поворачиваю голову. Наши взгляды встречаются.


 Вот оно. То самое, чего не хватало. Зуд под кожей — как перед вылазкой в детстве: куда-то, за добычей, наперекор всему. В голове уже мелькают картинки: ночь, костёр, кастрюля на огне, раки краснеют, а мы с братом — герои, добытчики, покорители лиманов.

— Завтра — за раками, — говорю я.
— Сто пудов, — отвечает брат.
Жёны хором:
— Только не опять рыбалка!
— Море же!
— Вы что, с ума сошли?
— Вы что, забыли, как в прошлом году вернулись с рыбалки на ушах? И почему-то в качестве улова принесли мороженую рыбу из соседнего гастронома.

— Так понедельник был, рынок не работал, свежую рыбу не купить ответил я.
— Конечно, уехать на рыбалку в воскресенье, а вернуться в понедельник под утро... Я потом неделю с тобой не разговаривала, а твой отец только головой качал: "Ну, мужики..."

— Море подождёт, — отрезаю я. — А вот рак — не будет.
— За яками! За яками! — закричала кнопка Алинка, от избытка чувств.
— Не за яками, а за раками, — поправляет её мама.
— Да за раками и без тебя, — отмахивается брат. — Рыбалка — это не для вас, женщин. Это — для настоящих мужиков.
 
 Алинка обиженно надувает губы, но тут же переключается на арбуз — ведь его ещё надо разрезать, надо проследить, чтобы про неё не забыли и достался самый большой кусочек.

Девочки будут ждать нас дома, — говорю я. — А нам надо срочно искать Витька, моего друга детства. Без него за раками — никак, он в этом деле мастак.

— Милая, где Алексей, наш почтовый голубь?
— Носится с пацанами на улице, — ответила жена.
— Отлично. У Витька выходной, он, как всегда, у крепости на боевом посту. Пусть передаст, чтобы Витька готовил раколовки и наживку, завтра на охоту.
Жена кивнула:
— Ладно, сейчас пошлю его с твоей весточкой.
Братан усмехнулся:
— Наживка — это у Витька пиво.
— Ага, без пива никуда, — кивнул я.


2 часть

А в это время сотрудник ГАИ  Витёк сидел на своём привычном месте — за столиком под кондиционером в пивной «Тира», уютно расположившейся у самой крепости. В руке у него была кружка холодного пива, а старая служебная «Волга» скучала в тени, покрытая пылью. Из пивной тянуло вяленой рыбкой, а от крепостной стены — тенью и прохладой. Витёк задумчиво смотрел на новый дорожный знак «Стоянка запрещена», который он сам установил рядом с баром. Краска на табличке ещё не до конца высохла, и кое где потекла.

В выходные здесь всегда было многолюдно: съезжались отдыхающие, вдоль дороги выстраивались машины и и Витек время от времени обходил припаркованные автомобили, выписывая штрафы. Квитанции, конечно, не выдавал. Нарушителей было немало, и каждый рубль шёл в копилку — Витёк мечтал накопить на квартиру. Он возвращался за столик, делал глоток пива и с улыбкой наблюдал, как посетители в панике переставляют машины. Жара стояла невыносимая, лето подходило к концу. Ещё три-четыре таких выходных — и первый взнос за однокомнатную квартиру на окраине будет у меня в кармане.

Витёк прицелился в очередную машину, припаркованную в двух сантиметрах запретной зоны, и тут услышал детский голос:
— Дядя Витя, папа просил передать, что открылся сезон ловли раков!
— Это ты, Лёшка? Знаю, — ответил Витёк, не отрывая взгляда от нарушителя.
— Так чего же вы сидите? — настойчиво пробормотал Лёшка, дёргая его за рукав.
— Не видишь, у меня работа. Ещё знак на новое место переставлять. Здесь уже не клюёт.
— Папа сказал: завтра  — за раками. И про наживку не забудьте.
— Ладно, — вздохнул Витек. — Передай:  к семи утра у ангара, на старом месте. И без детей и женщин. Женщинам не место на корабле! — он выпятил грудь.
— Какой же это корабль? — фыркнул Лёшка.
— А что, не корабль? Хотя… лодка, точно, не корабль. Ещё и с дыркой на корме, — Витька почесал затылок. — Работы много, чинить некогда. Так и передай: раков будем ловить руками.

На следующий день, с утра мы с братом уже были на ногах. Зевая, сели в мою старую «копейку». В багажнике — сумка для раков, пара бутербродов и бутылка водки «для дезинфекции». Братишка, потирая глаза, шутил, что Витек, небось, уже разложил раков по размеру и ждёт нас с пивом наготове.

К ангару мы подъехали, когда солнце только вставало, а Витек, как и обещал, уже был там — сидел на ящике у входа с видом капитана, готового к путине. В лимане было тихо, ни ветерка, пригревало солнышко. Вода — как стекло: такая ровная гладь, что казалось, брось монетку — запрыгает, как по мраморному столу. Где-то вдалеке стояла цапля, высматривая добычу. Она так замерла, что мы заспорили: настоящая это цапля или чучело — для смеха. Из камышей доносилось редкое «плюх», как будто кто-то бросал в воду невидимые костяшки домино.

Одна беда — снастей не было. За пять лет рачницы сгнили. Остались только руки — мои, Витькины и брательника. Решили ловить по старинке, на ощупь. Спустились к воде. Разделись до трусов. Ил обволакивал щиколотки, стягивал ступни, но не отпускал — будто проверил документы и махнул рукой: «Проходи». Вода сначала обожгла холодом, но азарт взял своё. Понеслось.

И ведь ловилось! Раков было столько, будто они все эти годы только нас и ждали. Зашли в воду, пошарили по дну — и вот одна клешня, другая!  За раз — по три, а то и по четыре рака. Столько, что еле успевали сортировать под водой, Жирных, с клешнями, как плоскогубцы оставляли, мелких выбрасывали. Сетки закончились. пришлось заменить на обычную авоську, а та тоже  быстро наполнилась.

— Ща, подожди, — оглянулся Витька. — Я придумал способ получше.

И вдруг — крик. Оборачиваюсь — Витька орёт как резаный, руками машет, из воды выскакивает. Я уж подумал: змея? А он, красный, как помидор с базара, вопит:
— Рак! Рак!

Оказалось, что авоська у Витки была полна, а желание ловить раков не пропало. И он, наш гений, недолго думая, начал прятать раков… в трусы! Можно было сразу догадаться, чем это закончится. Один особо бойкий рак оказался не только с клешнями, но и с характером. Видимо, решил, что попал не в самое гостеприимное место, и пора защищать честь ракообразных. Понятно, что он схватил клешнёй…

Мы выручили Витю, вместе вытащили рака. Операция прошла быстро, но не без смеха (для нас). Брат держал Витька за руки, а я пытался аккуратно извлечь разъярённого рака. Тот, похоже, решил, что нашёл новый дом, и не собирался его покидать. Витя сел на корточки, отдышался, вытер глаза и простонал: «Ладно, уговорили. Больше — только в авоську».
Мы рассмеялись, а Витька, потирая ушибленное, буркнул: «Ладно, раки победили. Но я их  сегодня буду есть первым!»