Соляные Поля Нептуна

Вечный шторм бушевал в вышине, но здесь, в глубине, царила безмолвная, тягучая тишина. «Нереида» медленно погружалась, разрезая воду, плотную, как жидкий гипс, мутную и непрозрачную. Сквозь укрепленные иллюминаторы капитан Элара наблюдала мир, лишенный ярких красок. Все здесь тонуло в перламутровой мути, в мерцающих отсветах серебра и свинцовой синевы. Казалось, сама планета — огромная, недоношенная жемчужина.

В корабельных журналах объект значился как GL-887b, но те, кто спускался в его бездны, звали его Соляными Полями Нептуна. Вода была перенасыщена минералами, которые кристаллизовались прямо в толще, создавая пейзажи на стыке геологии и биологии.

«Глубина — тысяча атмосфер. Показатели в норме», — отозвался синтезатор речи. Элара проигнорировала его. Взгляд приковало движение внизу.

Они.

Обитатели. Они не плавали и не росли. Они пребывали. Гигантские, сияющие изнутри структуры, подобные лесам из хрустальных кораллов и ломких кварцевых спрутов. Их грани, идеально геометрические, колыхались в едва заметных течениях, рождая не звук, а вибрацию — тонкий, высокий звон, который улавливали лишь датчики «Нереиды». Симфония абсолютного нуля.

Из мутной мглы возникло нечто большее. Существо. Его тело состояло из множества прозрачных, многоугольных пластин, скрепленных паутиной светящихся жил. Оно напоминало и ската, и парящий надгробный памятник. Разумный кит этого мира. Архитектор.

Он парил рядом, и его внутреннее свечение замерло, обращаясь к кораблю. Элара активировала коммуникатор, переводящий паттерны свечения.

«…Снова ты, Мягкая, в своей трещащей скорлупе…» — прошелестело в динамиках. Голос был подобен скрипу льда по стеклу, лишенный всего, кроме древней, космической усталости. — «Ты ищешь смыслы в месте, где есть лишь факт существования».

«Мы изучаем. Мы хотим понять», — ответила Элара, мысленно усиливая сигнал.

«Понимание? Мы не «понимаем». Мы помним», — пульсировал свет Архитектора. Один из его кристаллических отростков указал вниз, на фантомные очертания чего-то, что могло быть городом или просто скоплением осадка. — «Мы — память Океана. Каждая соль в нас — страница летописи. Мы — библиотека, чьи стены — это наши тела».

Архитектор развернулся, и внутри его прозрачного тела Элара увидела лабиринты — узоры, похожие на схемы звездных скоплений или на застывшие нервные импульсы. Это и был он весь. Не орган мышления, а сама мысль, отлитая в кристалле.

«Ваши машины рвут тишину. Ваши вопросы — это бессмысленный шум в финальной главе. Вы ищете богатства, но наша суть — не топливо. Это знание. Знание, которое не дает силы. Лишь констатацию».

«Какую констатацию?» — спросила Элара.

«Констатацию конца», — последовал ответ. — «Океан испаряется. Соль кристаллизуется. Скоро мы станем слишком тяжелы. Мы перестанем парить. Мы превратимся в вечный, неподвижный монумент собственной истории. Летопись, которая закончит сама себя».

Элара замолкла. Они пришли за чудом, а нашли архив, принимающий последних посетителей перед вечным закрытием. Цивилизация, чья единственная цель — тихо и упорядочено завершить собственный протокол.

«Может, мы…» — начала она, но слова потеряли смысл.

«Ваша помощь — это диссонанс. Ваше присутствие — это опечатка на последней странице, которую нам придется аккуратно вписать в свод», — свечение Архитектора померкло, стало тусклым и окончательным. — «Уйди, Мягкая. Вернись в свой стремительный и шумный мир. Позволь нам дописать симфонию в тишине, под аккомпанемент падающих с неба соляных слез».

«Нереида» развернулась и начала подъем. Элара не смотрела больше в иллюминатор. Она везла с собой не данные и не образцы. Она везла груз. Невыносимую тяжесть чужой, завершенной истории.

И когда корабль прорвался сквозь слои облаков, оставив под собой слепую, серебристую гладь, на губах у Элары остался вкус. Солевой, чужой, навсегда врезавшийся в память.

Вкус неизбежного.