Женька

Удивительно устроена человеческая память.
Что-то ты хочешь сохранить в своей памяти, а оно тает, словно предрассветный туман. Что-то ты хочешь забыть, а оно помнится. В ней запечатлеваются и незначительные события и еле знакомые лица, и непонятно, почему они в памяти твоей хранятся, всплывают иногда и вновь погружаются в ее глубины.
Я часто задумываюсь о том, насколько связана жизнь и то, что старается сохранить наша память. Небольшие яркие вспышки, цветные мазки, точные детали…
Женька приснилась мне в ночь перед днем, который ничем не был омрачен. Погода резко не менялась. Спокойными были и часто беспокоящие мой сон магнитные бури.
Ничего во сне не говорила, просто смотрела на меня. Но я знала, что она меня о чем-то попросила. Но вот о чем, проснувшись, я вспомнить не смогла. Легкое беспокойство и удивление быстро прошло и растворилось в наступившем дне.
Женьку я знала с детства, которое прошло в большом дворе, окруженном с трех сторон двухэтажными домами послевоенной постройки, а с четвертой – длинным железным забором детского сада.
Тогда это было целым миром, а сейчас проходя иногда по этому двору, понимаю, что это просто двор и ничего удивительного в нем нет, как и прошедшего детства.
Какими волшебными, просто магическими свойствами оно способно наделять обыкновенные вещи. В этом дворе было все для наших самых разных игр – большие железные качели и маленькие деревянные, большая беседка со столом и скамейками внутри, пара турников, песочница.
Женька запомнилась мне именно в ней крупным планом. Сидит маленькая козявка и плачет. Кто-то отругал ее за то, что она ела песок. Светленькая, маленькая, она была чуть младше моей сестры. Слезы льются из глаз, лицо покраснело. Уголки губ печально опущены вниз. И песчинки, налипшие в уголках рта.
По большому секрету мы все знали, что Женька приемная. Ее родители казались нам совсем стариками. Мать была очень полной, выглядела больной и редко выходила во двор. Отец был небольшого роста и той неприметной внешности, которая появляется у мужчин, чья жизнь становится целиком подчиненной авторитету и силе жены.
И Женька была предоставлена самой себе и негласному присмотру всего двора. У Женьки были красивые, белокурые волосы и вся она была такой розовой и светящейся с правильными чертами лица, большими карими глазами… Она и осталась такой, когда мы позже встречали ее с сестрой на улице или в магазине.
Она не выросла высокой и видной девушкой. Но ее выражение лица, словно прозрачная кожа и быстрый взгляд из-под ресниц могли бы поспорить с высокими эталонами красоты. Так мне казалось.
При встрече мы всегда здоровались и обменивались улыбками, словно большой, общей тайной, тем секретом, каким стала для нас жизнь в одном дворе, в одном детстве.
Я была очень рада, когда узнала о том, что у Женьки родился сын, и как-то я их даже видела вместе.
Так и шла моя жизнь, а где-то рядом жизнь Женьки, пока я не узнала том, что она погибла. Она умерла в больнице от побоев своего мужа или сожителя.
Я вспомнила о просьбе, когда увидела ее сына в тот день, когда мне приснился сон. Передо мной стоял высокий и красивый парень, очень похожий на свою мать.
И я прошептала: «Смотри, Женька…!»