Нарцисс Араратской Долины. Глава 174

В июле месяце я совсем запустил свой дневник. Записывал что-то, не очень охотно и без особых подробностей. Так у меня всегда бывало: то было настроение, то оно резко пропадало. Совсем же забросить вести дневник, как это произошло в 1993 году, у меня не получилось. Хотя, при этом, дневник стал намного суше, и почерк стал не таким аккуратным, каким он у меня бывал изначально. А бывал же он сильно мелким и приятным на глаз, как арабская вязь. Почему так происходит?.. Наверное, что-то там случается в голове, где-то заклинивает, и ты просто плывёшь по течению своей жизни, без желания обращать внимание на внешний мир. Опять же, не совсем понятно, на что надо обратить внимание, на что лучше закрыть свои близорукие глаза. И, наверное, лучше всего я дневник вёл весной 1993 года, где описывал свою жизнь в тётушкиной квартире на Полянке, когда остался там жить один, без контроля со стороны своей тётушки. Тогда и почерк у меня был хороший, и было какое-то лёгкое весеннее настроение. С возрастом же, понимаешь, что записывать всё не надо. И поменьше должно быть этого раздражающего нарциссизма. И не надо впадать в крайности, и писать следует то, чем ты можешь открыто поделиться с другими людьми. Должны быть сферы твоей личной жизни, которые описывать совершенно не следует. Должны быть загадки, и собственные тайны, и «скелеты в мешке». Дневник – это не исповедь и не капание внутри своей тёмной души, - это наблюдение за какими-то странными случаями, происходящими снаружи тебя. И бесполезная попытка найти в этом разгадку…

                В пятницу, 2 июля, в 11.30 утра ко мне в мастерскую заглянул продавец картин Юра с симпатичной барышней в голубом платье. Её звали Оксана. Она тоже увлекалась астрологией, и мы с ней на эту тему немного поболтали… Луна в этот день находилась в Водолее, рядом с любимой планетой астрологов - Ураном. А, как известно, случайностей не бывает. И за Луной я тогда постоянно наблюдал, и когда она шла по Водолею, всегда происходили странные встречи. С Оксаной этой я больше не пересекался, и я совсем не помню, как она выглядела. Была ли она брюнеткой и блондинкой?.. Скорей всего она была брюнеткой, так как, в основном, брюнетки увлекаются астрологией. У нас в ВШКА почти все слушательницы были брюнетками. Такая вот странная астрология,  такой вот оккультизм…

                В воскресенье вечером, 4 июля, мы с Марго решили, что она мне купит авиабилет в Ереван, на 19 июля. А в Ереван мне надо было слетать, чтобы сделать себе армянский паспорт. У меня на руках всё ещё был паспорт советского образца, который мне выдали весной 1995 года, за неимением новых паспортов (вернее их было мало, и на всех граждан не хватало). По советскому паспорту я ещё мог жить внутри России, но поехать куда-то там заграницу уже никак не мог. И надо было с этим что-то срочно делать. Мне сильно хотелось куда-нибудь съездить: в ту же Голландию, куда постоянно ездили на конференции наши российские розенкрейцеры. В общем, Марго решила ускорить мои дела, и финансово мне помочь. Сам я точно бы не смог скопить денег на билет. А также, она хотела в августе туда ко мне слетать, вместе с нашим другом Лёшей; и потом бы мы все вместе вернулись в Москву. Карикатурист Лёша поначалу согласился, а потом резко оказался от поездки в Армению. Лёша всегда был человеком непредсказуемым, и жил по своим правилам и законам. Помочь он мог, но в определённых разумных пределах. Марго же немного побаивалась одна лететь в малознакомую ей бывшую советскую республику. В компании с Лёшей она бы себя чувствовала намного спокойней. Так что, наш Лёша, увы, так и не оказался там, где я прожил всё своё детство, и часть юности. Возможно, Лёше помешал это сделать новый любовный роман с манекенщицей Леной, и Лёша побоялся оставлять Москву на две недели… Ну, это уж моя версия, которая может быть ложной и неправильной…

                В понедельник, 5 июля, Луна двигалась, как и вчера, по Рыбам, где она находилась в момент моего появления на Свет; и поэтому в такие дни у меня особо усиливалась психическая чувствительность. И в это утро я проснулся в сильно меланхолическом настроении. Вчерашнее решение полететь в Ереван меня сильно взбудоражило и растревожило. Весь день я просидел в мастерской, крася заказ для  финки. Продавец Юра заказал мне нарисовать довольно много для неё картинок, и я не помню, зачем ей это надо было. Возможно, она хотела устроить очередную выставку разных акварелей в финском посольстве. Женщина она была активная и любила наивное искусство, и любила поддерживать бедных художников. И мне надо было этому посвятить ровно две недели. А потом я полечу в Ереван, на свою улицу Комитаса, где я не был с весны 1995 года, и где всё ещё жила моя мама. Из Еревана я тогда прилетел в Москву таким вот идейным антропософом, но за эти четыре года я всё это как-то забросил, встав на другой духовный путь. Хотя несколько книжек доктора Штайнера у меня лежали, и я даже их давал почитать Марго, но она к этому всему отнеслась довольно скептично, не найдя в этом ничего для себя интересного…

                На другой день, 6 июля, отмечался день рождения у одной моей знакомой барышни, у Светы М., к которой, через Лёшу, я был приглашён. С ней я когда-то познакомился на Арбате. Красивая, вечно печально задумчивая, умная девушка, с тёмными кудрявыми волосами, окружавшая себя странными молодыми людьми. Она многим нравилась, и могла бы стать такой вот светской львицей, и организовать художественный клуб или салон, где собирались бы интеллектуалы, поэты и художники. Она очень нравилась карикатуристу Лёше и особенно его другу, блондину Валере. Свете исполнилось 29 лет, родилась она в год Собаки. Я с ней редко пересекался, и она так и ни разу не побывала в моей мастерской. Это даже было как-то странно. И на её день рождения я пошёл с Лёшей и манекенщицей Леной. Подарил свою старую черно-белую графику, где изображены были два женских профиля, глядящие друг на друга. Свете очень нравились мои старые рисунки, и поэтому она со мной тогда (12 лет назад) на Арбате и познакомилась. Можно сказать, что с ней я пересёкся раньше всех других, осенью 1987 года, когда был ещё юн и наивен, и от жизни ожидал чего-то большего, чем того заслуживал…

  У Светы М. я не был в гостях с осени 1996 года, когда у неё там что-то такое неумное наговорил, и она меня выгнала с позором. А сказал я ей, что она себя окружила не теми людьми, что было с моей стороны явным хамством. Ну и, на этот раз, я вёл себя осторожно и язык свой не распускал. В гости к ней пришло много молодых людей. Квартира же была небольшая, и жила она где-то в районе Ленинского проспекта, точно уже не помню. И в этот день я не удержался, и сильно напился, намешав разных напитков: текила, пиво, водка. У неё и благополучно заночевал. Слава Богу, обошлось всё без скандалов и драк. Было весело и душевно. Что, однако, не спасло меня на другой день от  сильного похмелья, и к тому же стояла жара. Мы с Лёшей и Валерой поехали купаться на «Водный Стадион». Искупались. А вскоре на берег вытащили недавно утонувшего человека. Он лежал белый и худой – старик в чёрных семейных трусах. Вокруг собрался немногочисленный народ в скорбном молчании. Мы тоже встали невдалеке, и буквально через минуту сверху раздался весёлый голос художника Петра: Привет пи.арасы!.. Вот такая вот абсурдная и трагикомическая ситуация. Героический Пётр не был сентиментальным, считая, что вся наша жизнь – игра, и все люди – жалкие карлики и лилипуты. Лёша же к жизни относился крайне трепетно и остро переживал от житейского трагизма. А Валере же всё было как-то «по барабану», и он никак не проявлял внешне своих душевных движений. Художники – они все разные…