Некромант Чёрной Дыры

Великая Пустота молчала. Но это была не тишина забвения, а тишина склепа, полного голосов, которые уже отзвучали. И Атраксис был её смотрителем.

Его не звали Некромантом в лицо. Это прозвище шёпотом летело за его спиной на борту научно-исследовательской станции «Горизонт Событий», пришвартованной на краю гибели — на орбите чёрной дыры «Цербер». Учёные в белых стерильных халатах изучали её как феномен, математическую аномалию. Атраксис же видел в ней душу. Вернее, братскую могилу.

«Цербер» был не просто провалом в пространстве. Он был архивом. Величайшим в истории Вселенной. Всё, что проваливалось за его горизонт событий, не исчезало бесследно. Информация, закодированная в свете, в энергии, в самом пространстве-времени, стиралась, как надпись на песке, которую смывает прилив. Но отпечаток, эхо, фантомная память о ней навеки вплавлялась в раскалённое, яростное кольцо аккреционного диска — в эту бушующую реку из света и материи, что текла в никуда.

Атраксис был экстрактором. Его аппаратура — нечто среднее между радиотелескопом, сейсмографом и спиритическим столом — была настроена не на приём сигналов, а на их *воскрешение*. Он не нарушал законов физики. Он читал эпитафии, написанные самой смертью.

Его инструменты были такими же мрачными, как и его ремесло.

*Резонатор Эха.* Массивная антенна, настроенная на частоту небытия. Она улавливала дрожь в аккреционном диске — едва заметные искажения, которые были последним криком звезды, последней командой на мостике гибнущего корабля, последней мыслью живого существа.

*Спектральный Проектор.* Он брал это сырое, искажённое эхо и пропускал его через серию голографических фильтров, вычленяя образы из шума. Это не было чёткой картинкой. Это были миражные видения, сотканные из света и пепла, дрожащие и почти невыносимые для восприятия.

*Хронометр Распада.* Сложнейший прибор, который измерял не время, а его отсутствие. Он помогал Атраксису определить момент, к которому принадлежало эхо, находить нужную «главу» в этой бесконечной книге смерти.

Они считали его мрачным чудаком, жрецом культа, который поклоняется ничто. Пока он не вызвал первый призрак.

Это был «Одиссей-7», исследовательский зонд, пропавший два столетия назад. Атраксис поймал в аккреционном диске слабый, затухающий импульс его последнего сеанса связи. Он усилил его, стабилизировал. И в тёмном зале оператора возникло прозрачное, мерцающее сияние. Очертания корабля. Не сам корабль — его тень, его воспоминание о самом себе, за секунду до того, как его разорвало на атомы приливными силами. Внутри просвечивали крошечные, искажённые фигурки — экипаж, застывший в последнем, бесконечно длящемся мгновении ужаса и принятия.

На станции воцарилась гробовая тишина. Учёные, скептики, техники — все смотрели на этот сияющий саркофаг, на памятник самому себе, возведённый самой чёрной дырой. Это были не данные. Это была трагедия.

С тех пор к Атраксису приходили с просьбами. Находили родные погибших кораблей, представители цивилизаций, чьи миры канули в вечность. Он вызывал призраков для них. Он был проводником на последнее свидание. Он давал возможность сказать «прощай» тому, кто уже давно перестал существовать.

Он вызывал миры. Целые планеты, чьи контуры мерцали, как грёзы, на мгновение проявляясь из небытия перед тем, как рассыпаться. Он слышал шум их исчезнувших океанов, шёпот их мёртвых лесов, эхо их последнего дня.

Это была не жизнь. Это была пытка. Каждый вызов отнимал у него частицу души. Он пил из чаши, полной слёз вселенной, и они были солёными, как одиночество.

Однажды он поймал сигнал, который был древнее самой чёрной дыры. Не крик, не страх. Вопрос. Тихий, полный недоумения и печали зов, исходящий от целой цивилизации, которую «Цербер» поглотил на заре времён. Они не кричали о помощи. Они спрашивали: «Есть ли там кто-нибудь?»

Атраксис сидел в темноте, перед своим мерцающим оборудованием, и смотрел на этот призрачный, прекрасный и ужасный мир. Он протянул руку, чтобы коснуться голограммы, но его пальцы прошли сквозь пелену света.

Он был Некромантом. Он не воскрешал мёртвых. Он давал голоса безмолвным, лица — безымянным, историю — забытым. Он был хранителем самой страшной и самой прекрасной библиотеки — библиотеки всего, что было потеряно.

И повернувшись к своему Резонатору Эха, чтобы вызвать следующий призрак, он понял, что его собственная жизнь, его собственное эхо, однажды тоже станет лишь строчкой в этой вечной летописи небытия. И, возможно, кто-то, как он, услышит его и на мгновение вернёт из тьмы.