Олимпийство и христианство

Из архетипов греческой мифологии, библейского мифа и христианской этики соткан весь европейский культурный канон.

Такое положение дел, с одной стороны, определяет инвариантность культуры (уроборос), творящейся из мифов-архетипов, с другой — овеществляет миф, делает его телесным, утверждает его присутствие в повседневной жизни.

Греческий миф не нуждается в апофатике — в том отрицании, мнимой единице философии, за которое Ницше критиковал Сократа и, бунтуя против которого, стал антихристианином.

Олимпийцы ведут свою родословную от Хаоса, источник христианства — Логос.

Иисус из Назарета, подобно индийским садху, говорит нам: «Тат Твам Аси». Ищите Царствие на внутреннем небе прежде, чем на земле. «Вы — боги», — нужно лишь распознать эту истину в себе. Царствие небесное лишено иерархии и вертикали, ибо оно абсолютно, и вы — его дети. Чтобы вознестись, не нужно побеждать нимейского льва, сражаться с лернейской гидрой или очищать авгиевы конюшни. Нужно найти Царствие в себе, стать человеком замысла божьего и посредством этики Нового Завета унаследовать должное.

Это дерзкий бунт против жречества, всегда скрывавшего источник света за стенами «платоновой пещеры».

Итак: миф становится личностным и постепенно, на протяжении полутора тысяч лет, — как сказали бы психологи, — интериоризируется, достигая апогея в реформации и культуре Ренессанса. В этом, как мне видится, заключена и сакральная, и социальная герменевтика Нового Завета. Да, огосударствлённого, интерпретированного и наверняка искажённого павлианством, но всё же светящего путеводной звездой для отчаявшегося мореплавателя.

Пожалуй, единственный античный подвиг, необходимый современному герою, — подвиг Персея. Как известно Персей одолел Медузу Горгону отсекая её голову. Она — олицетворение современного информационного мультиплекса: змеистая голова, смотрящая на нас с обратной стороны монитора, превращающая наблюдателя в окаменелого нарцисса-каталептика.

Эта главная победа освободит наше внимание. Немного посидев в тишине и покое, когда информационная взвесь осядет, и вода Мнемозины вновь станет прозрачной, мы сможем увидеть своё отражение таким, каково оно есть, — божественным, и с любовью поцеловать его.