de omnibus dubitandum 103. 58

ЧАСТЬ СТО ТРЕТЬЯ (1878-1880)

Глава 103.58. ТОЛЬКО ТЕРПЕНИЕ ВЕНЧАЮТ ЛАВРЫ…

весна

    Ещё об одном забавном эпизоде мне хотелось бы написать на этих страницах.

    Иногда я, в течение дня навещала своего потенциального жениха, Карла Гертруда в магазине, где он действовал очень расторопно и деловито, успевая уследить за всем. Подмастерья и ученики обращались ко мне «сударыня» и делали тысячу поклонов.

    В один прекрасный день я пришла в магазин около часа, когда все как раз обедали, а Карл был один в сводчатом помещении коммерческого зала и в этот момент что-то подсчитывал. Он сердечно меня поприветствовал и вскоре его белый мясницкий фартук мощным куполом поднялся спереди. Я скользнула рукой к нему под «прилавок» и уже собралась, было, приступить к делу, когда вдруг он испуганно произнёс:

    – Вот, чёрт побери, пришла хозяйка мясного магазина госпожа Браунэдер!

    Я, быстро склонилась под торговый прилавок и нырнула головой под фартук Ксандля. Теперь из-за его внушительного живота, наполовину лежавшего на прилавке, я видела только нижнюю половину госпожи Браунэдер. Почтенная же госпожа Браунэдер даже не подозревала, какие события разворачиваются внизу. Находясь под фартуком, я извлекла колбаску Карла, медленно потирала его одним пальцем, щекотала маленькую щелку головки и радовалась тому, как красивая колбаса вырастала всё больше и больше. Потом я взяла её в рот и принялась легонько посасывать.

    Карл тем временем обслуживал хозяйку.

    – Целую ручку, госпожа Браунэдер! Чего желать изволите?

    – Так, ничего особенного. Полкило «Парижской», пожалуйста.

    – Полкило, говорите. Сейчас взвесим-с. Прошу вас, минуточку терпения.
Карл начал отрезать колбасу, а я – сосать энергичнее.

    – А она у вас свежая, «Парижская»?

    – Ну, а как же может быть иначе, всемилостивейшая сударыня, у меня всё свежее, прямо из ледника-с, она там хорошо держится, извольте сами потрогать!

    И сервелат Карла внизу тоже держался молодцом, позволял себя сосать и пульсировал у меня во рту.

    – Прикажете, сударыня, нарезать или всю целиком возьмете?

    – Оставьте, пожалуйста, так, я заберу целиком!

    Я тоже сейчас же забрала его сервелат в рот целиком, и при этом сосала и чмокала так, что меня могли бы услышать, не стучи Карл в этот момент ножом. Он делал это очень ловко и даже виду не подавал, что могучая стихия в данный момент затягивает его в пучину. Но уж я-то имела прекрасную возможность в этом убедиться воочию.

    – Ну что ж, госпожа фон Браунэдер, заходите к нам, пожалуйста, почаще! Приятного аппетита. Кушайте на здоровье.

    И именно при словах «кушайте на здоровье» он так резко и обильно брызнул мне в рот, что у меня глаза из орбит чуть не вылезли, и перехватило дыхание. Я услышала только, как звякнул дверной колокольчик, и Карл поднял меня на ноги, расцеловал и ласково потрепал пониже спины.

    – Да ты только погляди на неё! Теперь Хелена кое-что стала понимать в коптильном деле?!

* * *

    Как всегда, венский банкир Хирш сдержал слово, и вылазка в главный винный ресторан действительно оказалась замечательной. Это заведение с садом ценилось в кругах знатоков и называлось всеми «У шикарной виноградарши Ресль» по имени его красивой хозяйки, про которую молва рассказывала всякое. Я пригласила свою подругу Штеффи, и мы обе ужасно радовались предстоящему событию, точно юные девушки конфирмационной прогулке в Пратер. Ибо Ресль, которую и саму, видимо, не из дерева выстругали, была знаменита тем, что предпочитала смотреть на всё сквозь пальцы, вино у нее, в самом деле, оказалось отменное, и потом мой Карл и его приятели умели погулять на широкую ногу и мало как кто ещё «тряхнуть мошной». Правда, нельзя сказать, что мы со Штеффи очень уж стремились быть «приправой» для мужчин, но ведь всегда с удовольствием показываешься на публике с благородными спутниками.

    В следующую субботу Штеффи зашла за мной в пять часов. Мы нарядились почти одинаково, только у черноволосой Штеффи были шляпка с перьями, вуаль и блузка голубого цвета, а у меня – розового, и мы обе выглядели весьма импозантно. В этот день мы также решили подвязать рубашки и наши кружевные штанишки голубыми и розовыми бантами, чтобы и здесь выглядеть сёстрами, если кто-нибудь из господ надумает «устроить нам смотр». Мы радовались грядущему смотру, как будто никогда прежде этого не испытывали.

    Стоял изумительный весенний вечер, и, когда мы рука об руку направлялись к жилищу венского банкира Хирша, Штеффи призналась мне:

    – Надо надеяться, что всё пройдёт с настоящим шиком, моя тёрка просто огнём горит…

    У меня под юбками тоже чесалось, хотя только за день до этого Хирш фундаментально прочистил меня с песочком.

    У Хирша уже собрался узкий круг его закадычных друзей, находившихся в прекрасном расположении духа. Тони Лехнер, Карл Бирнекер и Карл Вамбахер, все, как и банкир Хирш, коренные богатые венцы, самостоятельно поднявшие своё дело и, как принято выражаться, в самом расцвете лет.

    Хирш представил им меня и Штеффи, после чего воспоследовало церемонное целование ручек и многозначительное перемигивание. Мужчины щекотали нам запястья густыми нафабренными усами и уже сейчас сгорали от сладострастия точно «расфуфыренные фаты», как шепнул мне на ушко Хирш. Сама же я слышала, как Лехнер, обращаясь к кому-то, шёпотом произнёс:

    – Послушай, во вкусе ему не откажешь, нашему Хиршу. Две бабёнки просто объедение! Таких и без масла бы скушал!

    Штеффи и я, однако, вели себя сдержанно и благовоспитанно, ведь времени у нас впереди было ещё предостаточно. Когда остальные, наконец, сошли вниз и рассаживались в экипажи, я задержалась с Хиршем.

    Он, сослался на то, что должен запереть дом, но я-то знала его. Именно в тот момент, когда я положила руку на щеколду входной двери, он схватил меня за груди и, стоя вполоборота ко мне, сунул в руку свой помазок, который я незамедлительно принялась мылить, чтобы он поскорее кончил, и мы не заставляли компанию ждать себя слишком долго. При этом я сделала бесплодную попытку его урезонить:

    – Ну, прекрати, Хирш, ты мне ещё пятен на подол наставишь. Пойдём, будь умницей, нам ведь некуда торопиться, и потом, что другие подумают!

    Однако он, так толкался своим представительным животом, что его член сам собой заплясал у меня в сжатой ладони, и при этом Хирш стонал:

    – Всего лишь… небольшой авансик… понимаешь… чтобы ты навыков не утратила, пока мы… стало быть… будем на людях… у Ресль…

    На него уже накатывало и тогда, чтобы не тратить время на разговоры и в желании поскорее завершить это спонтанное мероприятие, я своими энергичными движениями стала помогать ему до тех пор, пока он не брызнул, наполнив мне всю руку. Пока он застегивал ширинку брюк и закрывал входную дверь, я быстро поднесла ладонь ко рту и облизала её.

    – Правильно делаешь, ничего не должно пропадать попусту! – одобрительно прокомментировал Хирш мой жест.

    Когда мы рука об руку вышли на улицу, Бирнекер и Вамбахер уже сидели со Штеффи в элегантном наёмном фиакре. В то время как мы усаживались к Лехнеру в наш собственный экипаж, Вамбахер крикнул:

    – Замок, однако, должен очень крепко запираться, а иначе чуть толкнёшь, и вошёл!

    Под смех и прибаутки мы тронулись в путь, являя собой весьма нарядную и живописную картину. Экипажи сверкали как лакированные, уши лошадей были украшены букетиками майских ландышей и даже на кончиках кнутов были цветы. Создавалось впечатление, будто мы, принимаем участие в праздничном кортеже экипажей, декорированных цветами.

    Хирш предпочёл бы выехать уже сразу после полудня, чтобы во всём великолепии показать себя по дороге в Альт-Оттакринг, но так рано на улицах ещё ничего интересного не происходило.

    Поездка была очень приятной. Поскольку пространство колясок было довольно ограниченным, мы ехали, так сказать, «в два слоя», то есть Штеффи сидела на одном колене Вамбахера и на другом колене Бирнекера, а у меня под попой была правая ляжка Хирша и левая – Лехнера.

    Большие животы обоих были как пара мягких подушек, на которые я очень удобно могла откинуться, и когда экипаж вдруг неожиданно дёрнулся и всех нас немного подбросило, я, желая сохранить равновесие, невольно ухватилась за суконные брюки своих кавалеров. И мгновенно, поймала два жезла, которые были точно стальные и явно радовались предстоящему весёлому вечеру.

    – Не отломай, Хеля, он может ещё пригодиться.

    Этой добродушной шутке Лехнера мог бы рассмеяться даже кучер, но он безукоризненно прямо восседал на козлах, делая вид, что он ничего не слышит и не видит. Ибо за солидную осанку наверняка получил загодя хорошие чаевые. Когда мы проезжали по тихим безлюдным улицам, оба господина обстоятельно исследовали мою попу и пощипывали меня через юбку, чтобы, как они объяснили, узнать, в каком месте находятся у меня подвязки.

    Штеффи во втором экипаже приходилось, вероятно, никак не легче, потому что время от времени я слышала, как она тихо взвизгивала. Один раз пальцы Хирша и Лехнера встретились на моей попе, и Хирш сказал:

    – Я не ревнивый.

    – В таком случае убери лапу, – находчиво ответил Лехнер.

    И весь оставшийся путь моя задняя часть принадлежала исключительно Лехнеру. Но когда он хотел украдкой поднять мне юбку до колен, я шлёпнула его по руке, потому что экипаж легко просматривался снаружи, так как ещё не совсем стемнело.

    На одной из боковых улочек мы обогнали женщину, которая вела за руку маленького ребёнка, а в другой руке несла сумку с покупками. Я тотчас же узнала её, это была Мицци Андермайер, которая ходила со мною в школу, и тоже сношалась с преподавателем катехизиса.

    Я собралась, было, помахать ей зонтиком и поздороваться, когда Хирш остудил мой пыл, велев мне сидеть тихо, потому что даме-де не пристало орать из экипажа. Но я всё же помахала ей через плечо, и она от изумления рот разинула.

    Перед заведением «виноградарши Ресль» уже царило небывалое столпотворение, и всё было забито до отказа. Однако маленький толстый младший кельнер, в этот момент стоявший у ворот, как только узнал наши экипажи, опрометью кинулся в дом.

    И когда мы остановились перед рестораном, на пороге появилась сама Ресль в сопровождении оркестра, чтобы приветствовать нас, ибо Хирш был известен здесь как щедрый «барин» и его любили.

    Музыканты грянули туш, Хирш с видом эрцгерцога поздоровался со всеми и, проходя мимо шикарной хозяйки, коснулся плечом её груди в белом фартуке. Та сделала вид, что ничего не заметила и торжественно повела нас через весь сад к симпатичному маленькому садовому домику, «беседке», которая была зарезервирована за нами и сплошь уставлена букетами олеандров.

    Пока мы рассаживались с изысканной неторопливостью, оркестр, расположившись перед беседкой, исполнил любимую песню Хирша «Господь создал вино и женщин». Я со Штеффи отправилась в туалет, и там она показала мне свою аппетитную, круглую попу, сплошь покрытую синяками, так усердно поработали над ней Вамбахер и Бирнекер. Несколько синяков осталось и у меня, однако мы утешались тем, что всё могло кончиться для нас и гораздо хуже.

    Когда мы вернулись к компании, на столе уже стояли свечи в садовых подсвечниках, а господа приготовили для нас прекрасные места, только на сей раз Штеффи сидела между Хиршем и Лехнером, а я – между Вамбахером и Бирнекером.

    Видимо, мужчины так договорились друг с другом, и мы тоже не возражали против такой комбинации, в «поваляшках» такая смена партнёров даже очень полезна.

    Шикарная хозяйка «плодов виноградной лозы» в этот момент как раз склонилась над нашим столом. Она обсуждала с моим Хиршем, какое вино мы желаем пить. Это была крупная пышнотелая блондинка со светло-русыми локонами и небольшим двойным подбородком.

    Грудь её была таких исполинских размеров, что на ней, казалось, можно было бы сидеть, но в целом выглядела симпатичной и тугой, как полагается, и её большие соски проглядывали сквозь нагрудник белого фартука и сквозь тонкую летнюю блузку.

    Разговаривая с Хиршем, она почти водрузила свои гигантские груди на стол, и мужчины, ухмыляясь, заглядывали за вырез.

    – Перестань, Ресль, я же сейчас ослепну! – вполголоса пробурчал Лехнер.

    Хозяйка слегка покраснела, и рука Лехнера исчезла под столом. Потом Ресль тихонько взвизгнула, а Лехнер лицемерно спросил:

    – С каких это пор ты стала такая пугливая?

    Извозчик, доставивший нас, притащил из фиакра целого жареного гуся, колбАсы, окорока и салями. Огромное блюдо с тортом домашней выпечки в свою очередь подал маленький пикколо, на столе во множестве литровых бутылок уже искрилось молодое вино, и мы с трудом представляли себе, как уплетём всё это добро.

    Проходя мимо нашего стола с корзиной сыров и салями, торговец деликатесами при виде нашего изобилия скорчил унылую физиономию. Вамбахер в утешение взял из его корзины палку салями и вручил человеку купюру в пять гульденов.

    Мы очень мило и тесно расположились за круглым столом и приступили к трапезе. Мужчины положили нам руки на бёдра и щекотали нас, вино исчезало, будто его и не было, свечи в садовых светильниках мерцали, Бирнекер наливал мне один бокал за другим, я уже слегка захмелела, однако чувствовала себя как никогда хорошо. И Ресль то и дело подходила к нашему столу, чтобы справиться, не нуждаемся ли мы в чем-нибудь...

    Однако у нас, было абсолютно всё. Это ей, похоже, было что-то надо, потому что она вела себя очень доверительно и всё терлась около мужчин. Когда кому-нибудь из них вдруг что-то требовалось, он придерживал её на ходу за краешек подола, юбка взлетала до половины ляжки, и, таким образом, Ресль часто демонстрировала пару весьма крупных, однако стройных икр. На ней были длинные чёрные чулки, поднятые очень высоко, и к ним тёмно-красные подвязки. Всегда, когда кто-то из мужчин удерживал её, она взвизгивала и возвращалась к столу, чтобы дать «ветренику» шлепок.

    Однажды, расправляясь с Бирнекером, она опустилась на него своими гигантскими титьками. Лицо Бирнекера целиком исчезло под этим богатством, и он, с трудом переводя дух, отчаянно взмолился:

    – Боже правый, да я сейчас задохнусь!

    Одним словом, Ресль весьма заботилась о том, чтобы мужчины буквально сгорали от сладострастия, и все мы были уже изрядно навеселе. К тому же почти стемнело.

    Мало-помалу мои соседи принялись за мою рубашку, они справа и слева медленно поддёргивали мою верхнюю и нижнюю юбки из жёлтого шёлка всё выше и выше, обнажая колени. Вамбахер шептал мне на ухо, что хотел бы только удостовериться, такие ли красивые у меня подвязки, какие носит Ресль.

    Его влажные ладони скользили всё выше, а Бирнекер пытался забраться мне между ляжек, однако я крепко стиснула ноги, справедливо полагая, что только терпение венчается лаврами.

    Но когда музыканты, в очередной раз, заиграли удалой марш, я откинулась на спинку сидения и опустила руки под стол, как будто у меня закружилась голова. Затем я взялась под столом за ширинки своих соседей и очень неторопливо стала разминать прекрасные длинные члены в их брюках до тех пор, пока они не поднялись до жилетки.

    Вамбахеру я сама расстегнула пуговицы на брюках, с Бирнекером задача оказалась сложнее, поскольку он сидел слева от меня. В итоге ему пришлось это сделать самостоятельно, что заняло много времени, потому что руки у него уже немного дрожали.

    Теперь в моих руках находилось два раскалённых веретена. У Вамбахера он был толстый и шершавый, с огромной широкой головкой, по форме очень напоминавшей гриб. Хобот Бирнекера был длинный, тонкий и весь ослизлый – на него разок накатило ещё в брюках, но именно благодаря этому второй раз дело пошло как по маслу. И я начала довольно неторопливо растирать оба в такт музыке. Вамбахер неуверенным голосом спросил меня:

    – Да, а чем это с фрейлейн Хеленой мы сейчас занимаемся?

    – Собираем грибы, – бросила я в ответ.