Первый Шаг в Биосфере Тела

Великая Тишина пояса Койпера была нарушена негромким щелчком датчиков. «Кенотаф» — так автоматика окрестила цель — висел в черноте, безмолвный и величественный. Это был не астероид. Приблизившись, «Пандорион» узрел нечто немыслимое: гигантское мумифицированное тело, застывшее в вечном холоде вакуума. Существо плавало среди звёзд, словно брошенный в океан гроб, его размеры поражали — оно было сравнимо с луной.

Доктор Арья Шарма, ведущий экзобиолог экспедиции, не могла оторвать взгляда от экрана. Её пальцы дрожали от возбуждения.
— Смотрите, — её голос был сдавленным шёпотом, полным благоговения. — Он мёртв, но внутри… внутри кипит жизнь. Это же не труп. Это ковчег. Целая биосфера, законсервированная в саркофаге плоти!

Её доводы, подкреплённые фантастическими показаниями спектрометров, перевесили доводы осторожности. Пять человек в скафандрах с новейшим нанопокрытием ступили на поверхность Левиафана. Под ногами хрустела странная, похожая на хитин кора. Они нашли вход — гигантскую, сморщенную впадину, похожую на зияющую рану или забытый богом шлюз.

Первый шаг внутрь был похож на попадание в собственный желудок, увеличенный до размеров собора. Стенки, упругие и волокнистые, излучали фосфоресцирующее сияние, отбрасывая на команду болотные тени. Воздух, который показали анализаторы, был сладковатым и странно влажным, но пригодным для дыхания — результат работы внутренних симбиотов. Это роковое открытие стало приговором. Решили сэкономить ресурсы скафандров. Дышать воздухом Кенотафа.

Они не понимали, что творят. Они бродили по лабиринтам артерий, превратившихся в тоннели, мимо кристаллических формаций, бывших, возможно, органеллами непостижимых клеток. Они видели чудо: слепые грибы, фосфоресцирующие мхи, стаи полупрозрачных насекомоподобных существ, порхавших в воздухе. Доктор Шарма собирала пробы, бормоча о «симбиотической экологии», о «микробиоме хозяина».

А потом капитан Маркос почесал руку.
— Чёрт, как чешется, — пробормотал он.

Через час у него из ноздрей потекла густая, сине-чёрная жидкость. Через два он начал кашлять — надрывно, животно, и с каждым выдохом из его рта вырывалось облачко бледной пыльцы.

Тревога на «Пандорионе» загудела слишком поздно. Системы зафиксировали проникновение. Но не организма. Не бактерии.

*Информационного кода.*

То, что они приняли за воздух, было не газом. Это была высококонцентрированная аэрозольная матрица, квинтэссенция чужой генетической памяти, инструкция по пересборке жизни. То, что они приняли за споры и микробы, было системой распространения. Охранным механизмом тела-хозяина. Оно не было мёртвым. Оно спало. И теперь пробуждалось.

Чужой геном не убивал. Он предлагал апгрейд. Он встраивался в клетки земных организмов и мягко, неумолимо переписывал их, делая совместимыми с биосферой Тела. Это была не атака. Это была ассимиляция.

Капитан Маркос умер первым. Но его смерть была лишь началом метаморфозы. Его плоть слилась с тканью скафандра, образуя новый, гибридный материал. Он стал частью корабля. Частью системы.

«Пандорион» получил с Земли приказ на немедленный возврат. Автопилот включился. Корабль, уже заражённый, как семя, лёг на обратный курс.

Когда стыковочные манипуляторы «Пандориона» вошли в приёмный шлюз орбитальной станции «Последний Рубеж», никто не заметил, что обшивка корабля в нескольких местах пульсировала и покрылась биолюминесцентным синим узором.

Через три часа на «Зените» объявили карантин. Через шесть станция перестала отвечать на запросы. Ещё через час её внешние камеры показали, как стальные стены изгибаются, наливаются органикой и начинают медленно пульсировать.

«Пандорион», выполняя последнюю полученную команду, начал снижение для «эвакуации и изучения».

Он вошёл в атмосферу Земли над Тихим океаном. Он не долетел. Он рассыпался в верхних слоях атмосферы, распылив своё содержимое — триллионы наноматриц, споровых капсул и генетических семян — в струйных течениях.

Они смешались с облаками. Выпали с дождём над континентами. Попали в лёгкие, в воду, в почву. Во всё.

Это назвали «Тихим Цветением». Болезнь протекала легко: небольшая лихорадка, кашель, лёгкая сыпь, которая сходила, оставляя кожу идеально гладкой, с едва уловимым лазурным отливом. Выздоровевшие чувствовали себя прекрасно. Их глаза слабо светились в сумерках. Они начинали инстинктивно тянуться друг к другу, образуя тихие, сплочённые общины. Их ДНК больше не была человеческой. Она стала чем-то иным. Гармоничной. Устойчивой. Законченной.

Человечество как вид перестало существовать в тот миг, когда доктор Шарма, зачарованная видением иной жизни, отщёлкнула замок своего шлема, чтобы сделать первый, роковой вдох в биосфере древнего Бога.

Они шагнули внутрь чужого тела. И теперь всё человечество стало его вечной, живой частью. Микробиомом для нового Хозяина — самой Земли, медленно пробуждающейся ото сна с новыми, лазурными снами за своими неведущими веками.