Среди прочего

       Запах мокрых, напоенных цветов поутру - запах бабушки. Иным по-другому пахнут старушки, да и думал ли я про бабушку, что она немолода... Её образ не померк перед тем, холодным, как лёд, лбом, что я поцеловал напоследок. Остались навек пристальный взгляд из-под козырька ладони у окошка, сочный запах букетов георгин, широкий палец, которым ловко она проводила по ткани, прежде, чем подрубить край... Всё то, что повсегда «ни о чём», но «потому что», из-за чего сбывается бытие, хотя и не у всех.


    ...Он был невероятно, неожиданно для себя нежен с нею. Перебирая локоны, не торопил её с ответом и не спешил дознаться его сам. Разбирая прядь от самых корней, он ме-едлен-но проводил по ней, до самого кончика, что сливался с небом, таял в нём, да не ронял после, но опускал бережно на плечо.

   Она, казалось, была холодна к нему, но в самом деле лишь замерла, дабы не помешать, растаять в чувстве, которого не ведала до него.

- Кто ж та прелестница, с которой столь нежно?
- Трава.
- Да чьё ж тогда плечо?
- Пригорка.
- А он, он!? Укажи мне на него, не пожалей для меня той малости, дай разделить с тобой радость!
- Так бери, о чём речь, мне вовсе не жаль, - вон он, по-прежнему нежен, и всё ещё жук...

   Несдобровать нарочитой, выдуманной ночью прохладе июльского рассвета, коль попадётся на шестерню часового механизма птичьей песни, что слетает с острого ея язычка, ровно с плоской медной пружинки.
Под эту музЫку сбывается то, чему не бывать в иную пору. Среди прочего во главе - любовь, в ней есть то невольное, всякая встреча с которым - откровение. И пускай нечасто оно бывает, ему нельзя чаще. Привычка дурно отзывается в нём, принуждая прилаживаться под строй того долженствования, об коем печётся приличие, из-за чего теряется в нём до невозможности отличить добро ото зла.

   Пушистые головки цветов теснятся в палисаднике. Яркие, мокрые, словно набегавшаяся на прогулке детвора... Их вид и запах, и промокшая насквозь, в росе земля... Пусть будет! Лишь бы не в слезах.