Мираж в пространстве слова

 Мираж в Пространстве Слова.

Они встретились там, где время теряет власть – не в Петербурге и не на Кавказе, а в странствующем тумане между строками. В бесконечном коридоре библиотеки миров, где тома дышат пылью веков и шелестом невысказанных мыслей.

Один шел неторопливо, опираясь на трость-посох, вырезанную из древа русского языка. Его взгляд, усталый и пронзительный, скользил по корешкам, будто ища знакомые имена – Державина, Жуковского, Батюшкова. Это был Он – Поэт, чей дух был шире империй, а сердце вмещало и «чудное мгновенье», и горечь «пустого света». Он напевал что-то себе под нос – то ли «Брожу ли я вдоль улиц шумных...», то ли новую, еще не записанную строфу о свободе, что всегда ускользала, как рыбка из рук.

Другой появился внезапно, словно вынырнул из тени колоннады. Молодой, с горящими глазами, в которых читались и презрение, и неутолимая жажда. Его шаг был резок, порывист, как ритм его стихов. Он нес в руке не книгу, а сверток пергамента, испещренный строчками, похожими на шрамы. Это был Юный Орел – Поэт-изгой, певец бури и одиночества, для которого «дорога» была вечным путем, а «покой» – смертью души. Он смотрел вокруг с вызовом, будто ожидая удара.

Их взгляды скрестились. Не было удивления, лишь глубокое понимание. Как слияние двух рек  в одно русло после долгого пути по разным ущельям.

Он (голосом, в котором смешались ирония и грусть): «Блуждаешь, путник? Или ищешь? Или бежишь? Здесь пути всех ищущих сходятся, а беглецов – теряются.»

Юный Орел (отрывисто, сжимая пергамент): «Ищу Бури. Бегу от Покоя. Иду Дорогой. Ты… Ты знаешь эту Дорогу? Тот, кто «вышел один»?»

Он (легкая улыбка тронула губы): «Знаю. Знаю и тоску по воле, что жжет, как анчаровый сок. И гул «пестрой толпы», что давит тисками. Но в твоих глазах… там не просто тоска. Там – Пламя. Опаляющее.»
Юный Орел (взгляд загорелся ярче):«Пламя? Да! Оно горит – «огонь бездействия»! Но лучше сгореть дотла в этом огне, чем тлеть в сыром болоте «света», где «счастья нет»! Ты пел о «покое и воле»… Где они? Где эта воля? В цепях лирных струн? В клетке слов?»

Он (взгляд стал отрешенным, будто смотрящим сквозь века): «Воля… Она – в самом Порыве. В «вольном глазе» Пророка, видящем сквозь ложь. В Слове, что «глаголом жжет сердца». Даже если это слово рождается в неволе. Ты ищешь Бури? Но буря слепа. Она разрушает. Твое пламя… оно может осветить путь или спалить дотла и тебя самого.»

Юный Орел (горько): «Осветить? Кому? Тем, кто смеется над святыней? Кто «рабство тощее» зовет порядком? Пусть спалю! Пусть стану «парусом» безымянным, что исчезнет в грозовой мгле! Лучше гибель в пламени, чем гниение в их «покое»! Твоя любовь – «чудное мгновенье», благодать. Моя – «Нет, не тебя так пылко я люблю…». Любовь к Призраку, к Тени Идеала, который разбивается о реальность!»

Он (тише, с внезапной остротой): «Призрак? А твой Демон? Разве не он – вечный скиталец, ищущий и отвергающий? Не тень ли твоего собственного духа, юный орел? Ты проклинаешь «немытую» родину, но дышишь ее воздухом, ее болью. Как я дышал. Твой гнев – это тоже любовь. Любовь-боль, любовь-ненависть. Самая сильная. Самая опасная.»

Юный Орел (замолкает, смотрит на сверток в руках, где строчки светятся голубоватым огнем): «Опасная… Да. Я знаю. Мой путь короток. Я чувствую конец одинокой  дороги близок. “..И не жаль мне прошлого ничуть..”  Ты прошел дальше. Твой «Памятник»… он стоит. А мой? Рассыплется ли он прахом?»

Он (кладя руку на корешок огромного фолианта, на котором мерцало: «РУССКАЯ ПОЭЗИЯ»): «Памятник? Это – не дело рук. Он – в Эхе. В том, как твоя Буря отзовется в сердцах тех, кто придет после. В строчке, что зажжет чей-то ум. В «парусе», что станет символом для нового искателя. Ты уже воздвиг его – своим Пламенем, своей Дорогой. Даже если она оборвется завтра. Ты уже часть этой Вечности.»

Туман библиотеки сгустился. Очертания Его начали меркнуть, растворяясь в золотистой пыли, исходящей от старинных фолиантов.

Он (голос уже звучал как шелест страниц): «Иди своей дорогой, Юный Орел. Гори. Не бойся Бури. Пиши. “...Тебе я место уступаю: мне время тлеть тебе цвести”. И помни: мы встретились здесь не для того, чтобы дать ответы. А чтобы узнать, что Вопросы – одни на всех. От Державина до… тех, кто будет после нас. Пространство Слова безгранично. В нем мы – соседи. Вечные собеседники в этом тумане между «Был» и «Будет».»

Юный Орел остался один. В руке его пергамент светился теперь ярче. Строчки «Выхожу один я на дорогу…» казались высеченными из самого мрака. Он взглянул туда, где только что стоял Он. Там теперь висел лишь портрет в золоченой раме – знакомый профиль над открытой книгой, на странице которой светились слова: «Нет, весь я не умру…»

Он не чувствовал одиночества. Он чувствовал диалог. Диалог, который велся не здесь и сейчас, а всегда. Диалог Пламени и Мудрости, Бури и Пространства, Юности и Вечности. Диалог, вписанный в саму ткань русской речи.

Он повернулся и шагнул вперед, вглубь бесконечного коридора. Его шаг был по-прежнему резок, но теперь в нем была уверенность. Он шел своей дорогой, зная, что где-то рядом, в другом изгибе этого вечного тумана Слова, бредет неторопливая тень с тростью-посохом, напевая что-то о воле и любви. И их голоса, их строфы, их вопросы и боли будут перекликаться сквозь толщу времен, пока живет язык, пока есть те, кто выходит «один на дорогу» и ищет Бури в «покое» немого отчаяния.

Встречи не было. Но она происходила. И будет происходить – каждый раз, когда чья-то душа откроет томик и услышит в шелесте страниц спор двух непримиримых и вечно родных гениев, блуждающих в Пространстве Слова.