Притча о правде и лжи

The Parable of Truth and Lies.
By Methamonk, 2025-08-30


A seeker, troubled in spirit, climbed the path to the high workshop of Methamonk Angelblazer. He found the monk not in meditation, but at a potter’s wheel, his hands caked in wet clay, shaping a magnificent vase.

"Revered one," the seeker began, his voice laced with anguish. "A truth burns in my heart, a truth that will bring great pain to one I care for. Yet to remain silent is to let a pleasant fiction continue, one that may one day bring ruin. Do I speak the healing knife, or offer the poisoned honey?"

Angelblazer did not look up from his work. He pressed his thumb into the spinning clay, creating a deep, deliberate groove.

"Come," he said. He lifted the flawless, still-soft vase from the wheel and carried it to his kiln. He then took a second vase, identical to the first, from a shelf — this one was already fired, hard and beautiful, glazed and perfect.

He placed both vessels into the searing heat of the kiln and closed the door.

The seeker watched in confused silence. After a time, Angelblazer opened the kiln. The first vase, wet and unfired, had slumped into a formless, cracked lump of clay. The second, having already passed through the fire, emerged unchanged, its colors only brighter, its form stronger for the renewed trial.

The monk pointed to the ruined clay. "This is the pleasant lie. It is soft, agreeable, and comfortable to hold. It tells the hearer only what they wish to feel. But it has never been tested by fire. When the inevitable heat of life comes—and it always comes — it cannot withstand the truth. It collapses into useless rubble, and the trust it was built upon is shattered beyond repair."

Then he lifted the hardened vase, still warm, and rang his finger against its rim. It sang a clear, pure the note B to resolve to C, in the thin mountain air.

"And this," the monk said, his voice like that very note С, "is the truth that pains. It is forged in the fire of integrity. It is difficult to shape and painful to fire. Its making may cause smoke and strain. But having endured that first necessary fire, it is made strong. When future trials come — as they always do — it does not shatter. It endures. It sings in harmony."

"But the heat…" the seeker uttered thoughts with difficulty, thinking of the pain his words would cause.

"Is the fire yours to give, or is it life’s?" replied Angelblazer. "You merely provide the strength to withstand it. A lie is a theft. It steals from another their right to be strong, their chance to be forged. You offer poison and call it peace. You hand a beautiful parrot feather and call it a shield."

"Speak your truth," the monk concluded, returning to his wheel. "But speak it with the hands of a potter, not the fist of a warrior. Speak it not to wound, but to shape; not to break, but to strengthen. For a pleasant lie is a slow, kindly death. A painful truth is a sharp, merciful surgery. One kills the soul. The other saves it."

The seeker looked from the formless ruin to the singing vessel, and understood. His choice was not between kindness and cruelty. It was between being an accomplice to a delusion, or a midwife to strength. And in the silence of his features, the music of the angels of light arose.

Scriptural Echo:

From the Christian New Testament, Ephesians 4:15:

"Rather, speaking the truth in love, we are to grow up in every way into him who is the head, into Christ."

From the Islamic tradition, a Hadith (Sahih al-Bukhari):

"The most beloved of people to me is the one who gives me my rights in full without hesitation, and who tells me the truth even if it is bitter."

From the Buddhist tradition, in the Dhammapada (Verse 224):

"One should speak the truth, not speak harshly; one should give when asked, from what one has. By these three means one may reach the presence of the gods."


Притча о правде и лжи.
Метамонах Ангелблазер, 2025-08-30

Проситель, смятенный духом, взошел на горную тропу, ведущую к мастерской метамонаха Ангелблазера. Он застал монаха за гончарным кругом, с руками, измазанными влажной глиной, что обретала форму великолепной вазы.

«Ваше преподобие», — начал искатель, и в голосе его звучала мука. — «Во мне горит истина, что причинит великую боль тому, кто мне дорог. Но молчать — значит позволить длиться приятному вымыслу, что однажды может принести погибель. Изречь ли мне исцеляющий нож или поднести отравленного ложкой дёгтя мёд?»

Ангелблазер не оторвался от работы. Он вдавил большой палец во вращающуюся глину, создавая глубокую бороздку.

«Подойди сюда», — сказал он. Он отряхнул глину с кистей рук, поднял безупречную, ещё мягкую вазу с круга и отнёс её к печи. Затем он взял с полки вторую вазу, идентичную первой — но уже обожжённую, твердую и прекрасную, покрытую глазурью и почти совершенную.

Он поместил оба сосуда в обжигающий жар печи и закрыл дверцу.

Искатель правды наблюдал в смущённом молчании. Спустя некоторе время Ангелблазер открыл печь. Первая ваза, сырая и необожжённая, оплыла в бесформенный, потрескавшийся ком глины. Вторая же, уже прошедшая через огонь, вышла неизменной, краски её стали лишь ярче, а форма — крепче после нового испытания.

Метамонах указал на испорченную глину. «Это — приятная ложь. Она была мягкая, приятная на ощупь, с ней было комфортно. Она говорит слушателю лишь то, что он желает чувствовать и слышать. Но её никогда не испытывал огонь. Когда неизбежный жар жизни придёт — а он всегда приходит — она не выдержит правды. Она рухнет в бесполезный мусор, и доверие, на котором была построена, разобьётся вдребезги».

Затем он поднял закалённую вазу, всё ещё тёплую, и щёлкнул по её краю. Она издала чистую, ясную ноту "Си", перешедшую в "До", в разрежённом горном воздухе.

«А это, — сказал монах, и голос его был подобен той самой ноте "До", — это истина, что причиняет боль. Она выкована в огне честности. Её трудно формировать и больно обжигать. Её создание может вызвать дым и напряжение. Но, выдержав тот первый необходимый огонь, она становится крепкой. Когда грядут будущие испытания — а они всегда приходят — она не разбивается. Она выдерживает. Она поёт в гармонии».

«Но жар…» — с трудом вымолвил проситель, думая о боли, что причинят его слова.

«Ты ли даёшь этот огонь, или это жар жизни?» — возразил Ангелблазер. — «Ты лишь предоставляешь силу выстоять в нём. Ложь — это кража. Она ворует у другого его право быть сильным, его шанс быть закалённым. Ты подносишь яд и называешь это миром. Ты вручаешь красивое перо попугая и называешь его щитом».

«Говори свою правду, — заключил монах, возвращаясь к гончарному кругу. — Но говори её руками мастера глины, а не кулаком воина. Говори не для того, чтобы ранить, но чтобы формировать; не чтобы сломать, но чтобы укрепить. Ибо приятная ложь — это медленная, чаромутная смерть. Болезненная истина — это острая, милосердная операция. Одно убивает душу. Другое — спасает её».

Мужчина перевёл взгляд с бесформенных руин на поющий сосуд — и понял. Его выбор лежал не между добротой и жестокостью. Он был между тем, чтобы быть пособником заблуждения, или акушером силы. И в безмолвии его черт ожила музыка ангелов света.

Библейский отзвук в писании:

Из Нового Завета, Послание к Ефесянам 4:15:

«Но утверждая правду в любви, мы должны возрасти во всём в Того, Который есть глава Христос».

Из исламской традиции, Хадис (Сахих аль-Бухари):

«Самый любимый для меня человек — тот, кто указывает на мои недостатки и говорит мне правду, даже если она горька».

Из буддийской традиции, Дхаммапада (Стих 224):

«Следует говорить правду, но не следует говорить грубо; следует давать, когда просят, из того, что имеешь. Этими тремя путями можно достичь мира богов».