Колоссы Новой Эры

Ветер здесь, на спине Гидеона, всегда пел по-особенному. Он гудел в разорванной броне гиганта, свистел в пустых глазницах его сенсорной башни и шуршал листьями молодой березовой рощи, что зеленела у него на плече. Гидеон, Колосс Марка VII «Страйкер», некогда король войны, теперь был просто горой ржавого металла и воспоминаний, на которую Эла взбиралась каждое утро, чтобы встретить рассвет.

Ее деревня, «Гнездо», ютилась в тени его грудной плиты, словно птенцы под крылом каменной птицы. Стены поселения были спаяны из опорных ребер его стопы, а главная улица пролегала вдоль рассохшегося гидравлического шланга, толщиной с два обхвата.

Эла, как и все дети Нового Века, родилась среди руин гигантов. Для нее Гидеон не был машиной смерти. Он был домом. Его остывшее сердце — реактор — стало их кузницей, где плавили металлолом. Пусковая установка на его спине, так и не выпустившая свой последний заряд, превратилась в смотровую площадку. А его гигантская рука, застывшая в последнем судорожном жесте, была мостом через ущелье Реки Слез.

Старейшины шептались, что когда-то Колоссы ходили по земле и ревели так, что дрожали горы. Что они были орудием Конца Света, который устроили сами люди. Но Эле было трудно в это поверить. Как эта тихая, величественная гора, в которой гнездились птицы и цвел кипрей, могла быть орудием ужаса? Для нее Гидеон был защитником. Его неподвижная форма ограждала их от жестоких ветров с равнины и от банд кочевников, что рыскали среди останков других Колоссов.

Ее мир был миром контрастов: нежная трава, пробивающаяся сквозь трещины в адамантиевой броне; гнездо грибов на стыке титановых плит; семья мутантных лисиц, что устроила логово в темноте его аудио-рецептора.

Но однажды все изменилось. С севера пришли Добытчики. Не дикари с копьями, а люди с работающей техникой. Они приехали на гусеничных тягачах и увидели в Гидеоне не дом и не памятник, а просто кучу высококачественного металла, редкоземельных элементов и готовых конструкций.

— Он мертв, детка, — сказал ей главарь Добытчиков, человек с холодными глазами и автогеном в руках. — Мы просто соберем его на запчасти. Построим из него что-то полезное. Настоящие мосты. Настоящие дома.

Эла смотрела на них, сжимая в руке старый болт с шестигранной головкой — свой талисман, найденный глубоко в «пещерах» Гидеона. Они не понимали. Они видели мертвого робота. Она видела живую гору, которая была их миром.

— Он не мертв, — прошептала она. — Он спит.

— Разбудим его, — усмехнулся главарь и дал команду начать резку.

Шум плазменных резаков вонзился в тишину утра, как нож. Искры, ярче солнца, посыпались на мох, покрывавший ногу Гидеона. Добытчики принялись за одну из опорных конструкций.

И тогда Эла поняла, что была права.

Гидеон не был мертв. Он был в глубокой спячке, и боль разбудила его.

Сначала земля просто дрогнула, сбрасывая с себя Добытчиков, как назойливых муравьев. Птицы с криком взметнулись с его плеча. Потом раздался стон — низкий, металлический, древний, как сама планета. Он шел не из динамиков, а из каждой трещины, каждого сустава Колосса. Это был звук пробуждающегося Левиафана.

Сенсорная башня на его голове, которую все считали мертвой, с скрежетом повернулась, сбрасывая с себя тонны земли и растительности. В ее пустых глазницах вспыхнул тусклый красный свет — не ярости, а бесконечной, копеечной усталости. Огромная рука, служившая мостом, с грохотом, сокрушающим скалы, приподнялась, и из ее суставов хлынули потоки ржавой воды и столетней грязи.

Он не атаковал. Он просто… пошевелился. Один раз. Как человек во сне, отгоняющий комара.

Но этого хватило. Опора, которую подрезали Добытчики, сломалась с оглушительным треском. Гидеон накренился, и его «мост»-рука рухнул в ущелье, увлекая за собой два тягача. Остальные Добытчики в ужасе бежали.

Когда грохот стих, воцарилась мертвая тишина. Гидеон замер в новой, еще более неестественной позе. Красный свет в его глазницах померк и погас. Казалось, он снова уснул, еще глубже, чем прежде.

Эла подошла к его огромной, изуродованной руке, лежавшей на земле как разломанная гора. Она положила ладонь на теплый на солнце металл.

Он не был ни машиной смерти, ни просто домом. Он был памятью. Предупреждением. И титанической могилой для эпохи, которая, умирая, родила их, Новую Эру. Эпохи, которая могла создать таких гигантов, но не сумела уберечься от самой себя.

И теперь они, ее дети, жили в тени этих гигантских надгробий, пытаясь понять, как строить будущее на обломках такого страшного прошлого. Ветер снова запел свою песню в его ранах. Но теперь она звучала как похоронный звон.