Глаз Бездны

Ледяная кора Энцелада-7 никогда не знала тишины. Она стонала под напором скрытого океана, трещала от стрессовых разломов, пела ледяными ветрами в вакууме. Но эта песня была знакомой, почти уютной для экипажа фрегата «Архангел», застывшего на орбите.

И потому первый звук был не звуком, а его полной противоположностью. Глубочайшей, всепоглощающей тишиной, которая оглушила все датчики и на мгновение парализовала мысли. Капитан Илья Ростов схватился за пульт, чтобы проверить систему, но его рука замерла в воздухе.

Внизу, в идеальной, ослепительно-белой плоскости ледяного щита, появилась черта. Она была неестественно прямой, идеальный геометрический разлом длиной в тысячи километров. Затем от неё ответвились ещё две, потом ещё, расчерчивая поверхность луны, как стеклорез — стекло. Это был не хаотичный взлом, а точнейшее, выверенное до атома вскрытие.

— Что… что это? — прошептал кто-то на мостике, и его шёпот прозвучал как рёв в новой тишине.

Из глубин начал подниматься свет. Не голубоватое свечение подлёдного океана, а яростное, неумолимое пламя. Оно лилось по линиям разлома, заставляя глыбы льда величиной с континенты медленно, с невозможным для такой массы изяществом, отплывать в сторону.

И тогда оно показалось.

То, что поднялось из разверзшейся бездны, не было кораблём. У кораблей есть нос, корма, двигатели, понятная архитектура. Это было *нечто*. Мегаструктура размером с саму луну. Матовый, не отражающий свет сплав, цветом напоминающий остывший пепел, слагался в бесконечно сложные структуры — то ли аркбутаны готического собора, выстроенного для богов, то ли схемы непостижимого процессора. И по всей этой громадине, от ядра до самых её краёв, пылали руны. Они горели яростным, не знающим меры оранжево-белым светом, который резал глаза даже через фильтры мониторов. Их узоры были слишком быстрыми и сложными для человеческого восприятия — просто мелькание невероятной энергии, подчиняющейся логике, уходящей на миллиарды лет в прошлое.

— Арбитр… — прошептала офицер по науке Лира, глядя на данные. — Такой массой… он должен был разорвать гравитационное поле луны. Но показания в норме. Он… контролирует саму физику вокруг себя.

Флот Земли — семь грозных фрегатов класса «Ураган», гордость Объединённого Командования — замер неподвижно. Они были рассыпаны перед этим титаном, как пылинки в луче проектора. Их орудия, их ракеты, их самые передовые технологии были не просто бесполезны. Они были неуместны. Как каменный топор на переговорах квантовых физиков.

Ни один луч не был наведён, ни один ионный двигатель не зажёгся в их сторону. Арбитр не видел в них угрозы. Он даже не видел в них *существа*. Он проводил активацию, последовательность, начало которой было положено, когда на Земле ещё не было кислорода.

Ростов почувствовал это всеми фибрами души. Это был не гнев, не враждебность. Это было *оценивание*. Холодное, безразличное, всеобъемлющее. Как учёный, взявший пробирку, чтобы определить, представляет ли её содержимое хоть какую-то ценность для грандиозного эксперимента. Они были бактериями в этой пробирке.

На монитор вывели общий план. Экстремально широкий угол. Целая луна, расколотая и горящая изнутри, и перед её ликом — несколько жалких искорок, затерянных в космической тьме. Холодный синий свет далёкого солнца лежал на льдах, подчёркивая их хрупкость и бренность. Но всё это меркло перед яростью огненных рун Арбитра. Он был единственным источником истинного света, истинной реальности в этой системе.

На лицах команды не было ужаса. Ужас — эмоция для чего-то соизмеримого. Здесь его место занял иной, незнакомый ужас — благоговейный, уничижительный. Ужас осознания собственной ничтожности. Это был апокалипсис, но не как конец, а как констатация факта. Как взгляд в микроскоп, который вдруг разворачивается и смотрит на тебя самого, и ты видишь всю свою мимолётность, всю свою незначительность в великой схеме мироздания.

Арбитр завершил первичную фазу. Рунные цепи сомкнулись, и структура издала вибрацию, которая прошла сквозь корабли, сквозь тела людей, сквозь самые их атомы, сверяя нечто.

И затем, в центре исполинского сооружения, где сходились все силовые линии, открылся провал. Абсолютная чернота, которая была тяжелее материи и глубже пространства. Это был глаз. Глаз, который видел не свет, а саму ткань реальности, историю системы, потенциал жизни в ней.

Он медленно повернулся. Минуя флот, игнорируя крошечные сосуды с их крошечными обитателями, он уставился вдаль. Сквозь миллионы километров пустоты, прямо на крошечную голубую точку, висящую в темноте. На Землю.

Активация завершилась. Началась оценка.

Игла. Холодная, тонкая, бесконечно острая игла сознания, пронзившая все мысли, все барьеры, все системы корабля. Она вошла не через уши и не через глаза. Она возникла сразу внутри, в самой глубине нейронных связей, и принесла с собой не звук и не образ, а чистый, нефильтрованный *концепт*.

**ДАННЫЕ.**

Это не было словом. Это был ярлык, категория, определение для всего, что они собой представляли. Как человек классифицирует муравейник — не как собрание личностей, а как единый объект, факт ландшафта.

На мониторах «Архангела» и всего флота информация поплыла бешеными, нечитаемыми потоками. Не взлом, не попытка стереть информацию. Это было сканирование. Считывание библиотеки, к которой сам библиотекарь даже не прикасался. История человечества, его войны, его искусство, его наука, генетический код каждого вида, каждая записанная мысль — всё это было выдернуто из цифровых архивов и пролистано со скоростью, недоступной для понимания.

Ростов застонал, схватившись за голову. Давление было не физическим, а метафизическим. Он чувствовал, как что-то просматривает его собственные воспоминания. Детство. Первый полёт. Лицо умершей жены. Не с любопытством, не с оценкой. С холодной, безразличной *каталогизацией*. Он был не человеком, а носителем информации. Файлом в гигантской базе данных.

— Он… он нас читает… — выдохнула Лира, её лицо было бледным как полотно. — Всё. От кода ДНК до последнего поста в сетях. Это… обновление.

Термин, родившийся в ужасе, был идеально точен. Арбитр не общался. Он обновлял свои записи.

Игла сознания внезапно сменилась новым «пакетом данных». На этот раз это был не запрос, а исходящий сигнал. Невероятно слабый, едва заметный на фоне чудовищной энергии Арбитра, но абсолютно ясный. Он шёл не к флоту и не к Земле. Он уходил вглубь системы, в направлении газового гиганта Сатурна, чьим спутником был Энцелад.

И вместе с ним, как побочный эхо-сигнал, в сознание каждого члена экипажа ударила ещё одна концепция-картинка. Не слово, а ощущение, зрительный образ, сопровождаемый эмоциональным шлейфом.

**ХРАНИТЕЛЬ. ПРИСУТСТВУЕТ. СПЯЩИЙ.**

Они *увидели* его. Не глазами. Некий внутренний взор нарисовал им титаническую, тёмную форму, скрытую в метановой дымке Титана. Нечто древнее, спящее, часть самой планеты. Страж. И Арбитр посылал ему отчёт. Обновление статуса.

Лира первой опомнилась. Её научный ум, подавленный ужасом, цеплялся за данные как за спасательный круг.
— Он не один… — её голос дрожал, но в нём уже пробивалась одержимость. — Это система. Сеть. Арбитр — это… оценочный модуль. А там, на Титане… что-то другое. Хранитель. Боже, это всё одна конструкция. Они неотъемлемая часть этой планетной системы!

Ростов оторвался от кресла, его лицо было пепельно-серым. Унижение сменилось леденящим душу озарением.
— Это не первый контакт, — прошептал он. — Это инвентаризация.

Арбитр закончил передачу. Огненные руны на его поверхности пульсировали ровнее, перейдя в режим ожидания. Всевидящее Око Бездны оставалось открытым, но его внимание, его невыносимый фокус, наконец, отклонился от них. Оценка была завершена. Вердикт не был озвучен. Он просто был внесён в протокол.

Флот Земли всё так же висел в немом оцепенении. Крошечные, ничтожные пылинки перед лицом бесконечности.

Но теперь они знали. Они были не просто бактериями в пробирке.
Они были бактериями в пробирке, которую только что рассмотрели, записали и поставили на полку в гигантской, непостижимой лаборатории. Рядом с другими пробирками. И где-то рядом, под слоем льда и времени, спал Хранитель. Чей приказ он ждал?

Тишина, что воцарилась после, была уже иной. Её не разрывали больше вибрации активации. Это была тишина после приговора. Тишина ожидания того, что сделают с результатами оценки.