Кодекс Ангелов. Часть Первая. Гл. 19

           ГЛАВА 19

   В почтительном молчании Рафаэль рассматривал великолепные наброски, сделанные углем. На четырех листах — трупы убитых мужчин. Мертвое тело с четвертого рисунка  Рафаэль видел несколькими часами ранее на Виа делла Корда; оно был абсолютно реалистично, включая лист бумаги, прибитый гвоздем к груди. Восхитительные и вызывающие ужас работы.

  На первом рисунке была изображена туша человека без конечностей, с которого по частям сняли кожу. Рядом с телом стояло ведро, наполненное кусками плоти.

— Обрати внимание, — произнес  Микеланджело. — Голову этот монстр оставил нетронутой. Остальное выглядит, как мясные объедки.

 —Кто эти люди? — сглотнув, спросил Рафаэль.

 —Понятия не имею. Я видел их во сне.

— Они тебе приснились?

— Явились, словно призраки, — кивнул старый мастер.

 Скептически покачав головой, Рафаэль  перешел ко второму наброску, на котором увидел обнаженного мужчину, запеленатого в шкуру.

 —Пугающее зрелище, — пояснил Микеланджело, словно виртуозная рука мастера не могла передать всего безобразного смысла этой сцены — Мальчик, ты когда-нибудь видел что-то настолько дьявольски эксцентричное?

— Пытка овечьей шкурой, — произнес Рафаэль. Скользнув пальцем по угольным линиям, он  расшифровал с хладнокровием анатома — Обнаженное тело жертвы плотно обматывают теплой, хорошо растянутой шкурой только что убитой овцы, а затем сшивают и выставляют на солнце. Овчина медленно усыхает, сдавливая плоть и кости несчастного, причиняя невыносимую боль и затрудняя дыхание. Впоследствии наступает гниение, распространяясь на все еще живое, жаждущее и голодное тело. Смерть приходит после бесконечных мучений.

—Убийца — сам Ангел Смерти, — гримаса боли застыла на лице старого мастера.

—Или высокообразованный палач: пытка овчиной традиционно практикуется на Востоке, —он повернул к нему предыдущий набросок с освежеванным человеком и ведром. — Это тоже восточная пытка,  если совсем точно, китайская, называемая «разрезание на десять тысяч частей». Она длится несколько дней и выполняется с неумолимым спокойствием.

— Довольно, ради всего святого! — воскликнул Микеланджело. — Меня угнетает сама мысль, что ты знаешь все это. Кем ты стал, мой мальчик?

—Учитель, я много читаю. У меня есть рукопись, где все это описано до самых незначительных подробностей.

— Какое  ужасное дело, Боже мой. — Микеланджело обхватил голову ладонями.

 —Ты имеешь в виду, кем я стал?

 —Нет, нет. Без твоих знаний сам  я никогда бы и не додумался о подобной жестокости мстителя. Что уж говорить о барджелло!

 —Почему ты называешь его мстителем?

 —Потому что так оно и есть, я знаю это точно.

 —Тогда ты должен знать, кто  он.

 —У него нет имени. Ангелы послали его наказать того, кто совершил нечто, чего не должен был делать.

  Задержав взгляд на мастере, Рафаэль решил не требовать объяснений.

  Лучше не думать, что великий гений сошел с ума. Правильнее оставить нетронутыми воспоминания о выдающемся разуме.

 —То есть, Рафаэль, ты утверждаешь, что эти пытки уже известны человечеству. Значит, Ангел Смерти не изобрел их?

 —Нет.

 —Что ты говорил о китайских пытках?

— Мне рассказывали, что в этой ритуальной пытке палач  берет из ковша, накрытого шелком, первый попавшийся нож: на каждом из них написана часть тела, которую нужно отрезать. В Китае эта пытка длится неделями, поэтому родственники жертвы часто подкупают палача, чтобы он первым выудил нож с надписью «сердце».

 —Боже мой! — Микеланджело взмахнул рукой, отгоняя видение. — Какая мерзость! — он снова плюнул на пыльный пол и настороженно посмотрел на Рафаэля. — И  все это ты вычитал в рукописи?
 
 —Я знал одного палача, который много путешествовал и собирался опубликовать свои мемуары. Я выкупил их и пока рукопись у меня, ее не увидит ни один издатель. В любом случае, — заключил Рафаэль. — Ангел Смерти или нет, мы имеем дело с человеком,  который кое-что смыслит в пытках.

Микеланджело тяжело вздохнул и схватился за сердце.

 —Тебе плохо, учитель?

—Нет, дело не в этом, — взяв кусок ткани, он вытер пот со лба. — Мне очень жаль этих людей. Неужели они заслужили столь печальный конец. Посмотри вот здесь, — он ткнул в третий набросок, на котором крупный мужчина был забит до смерти. — Его  кожа, исполосованная плетью, свисает лохмотьями, а тело превращено в бесформенный кусок мяса.

  На четвертом наброске были запечатлены мрачные останки того,  что Рафаэль  видел собственными глазами:  человека с оторванными веками и пустыми глазницами.

— Да, — размышлял Рафаэль. — Должно быть, столь необычные пытки палач применил не ради наслаждения чужими страданиями. Ему нужна информация.

— Ангел Смерти ищет книгу.

 —Что ты знаешь о ней? Камерленго тоже говорил о какой-то книге, древнем кодексе.

— Значит, и он рассказал тебе. Что ж, мой мальчик, это правда. Один человек украл опасный кодекс, запрещенный Трибуналом Святой канцелярии,  другой купил его. Явились Хранители. Если они не найдут код, за дело возьмутся Ангелы, и тогда настанет конец всему.

 Рафаэль попытался всерьез отнестись к бредням старика.

— Разве у тебя нет ученика, которому ты мог бы доверить эти страшные зарисовки? — самые прекрасные и жуткие наброски мертвой натуры вернулись руке, написавшей их . — Зачем тебе ездить и делать эти рисунки самому?

—Я рисовал их не там, я рисую их здесь, дома. Они... — он указал вверх — Они разговаривают со мной.

— Кто они?

— Ангелы.

—Понимаю, — кивнул Рафаэль, не понимая ровным счетом ничего, и подумав, что пора уходить. —  Ангелы просят тебя разобраться в этих убийствах?

 —Ты мне не веришь?

— Прости, учитель, но в отличие от большинства, я не верю ни в магию, ни чудеса… и ни в ангелов. Я ни во что не верю.

 —Ни во что, — выдохнул Микеланджело, и тут же в возмущении поднял голову. — Ни во что! Тебе стоило бы пересмотреть свои взгляды на веру. Твоя семья и так уже натерпелась ересей. Дьявол существует, вбей себе в голову. Ангелы существуют. Бог существует!

Рафаэль молча поднялся. Он стоял перед величайшим в мире художником, хорошо зная   мистический пыл человека, отдавшего всю свою жизнь созданию священных образов.

 Поэтому он лишь торжественно кивнул, давая понять, что благодарен за прием и оказанную помощь.

 Он наклонился, протянув руку мастеру. Вцепившись в его запястье, Микеланджело крепко сжал его, притянув Рафаэля к себе.

— Значит, ты ни во что не веришь? А если я скажу тебе, что сделал эти рисунки уже очень давно?

—Я видел, как ты входил в дом на Виа делла Корда с листами в руке.

— Просто, чтобы удостовериться. — он взмахнул рисунками, заставив их трепетать, словно крылья птицы. — Останки этих людей один в один повторяют те видения, что я перенес на бумагу за несколько дней до того, как все началось. — он устало разжал кулак, выпустив его запястье. — Ты ни во что не веришь. Но твое неверие — всего лишь иллюзия.

 —Прости, учитель. Я не хотел бы называть тебя лжецом.

 —Я говорю правду, — выпалил  старик, ударив кулаком по кожаному подлокотнику, но в его глазах не было гнева. — На меня возложена миссия и ты должен помочь мне. Я слишком стар, чтобы заниматься  этим печальным делом так, как мне хотелось бы. Как должно.

 —Не понимаю, учитель. О какой миссии идет речь?

— О твоей собственной миссии — найти книгу.

— Что это за книга? — Рафаэль нахмурился.

— Понятия не имею, я уже говорил тебе. Но я знаю точно, что Ангелы сделают все для того, чтобы их тайны не были раскрыты.

— Они сказали тебе это во сне?

Художник кивнул.

—Почему ангелы ведут себя подобно Папе Карафа, издав свой собственный «Индекс запрещенных книг»?

— Твой сарказм понятен, сынок. Но я не смею спорить с посланниками Бога. Послушай меня. Если найдешь книгу, не отдавай Санта-Фьоре или кому-то еще: ты должен принести ее мне.

— И что ты с ней сделаешь?

— Она опасна и должна быть предана вечному забвению. Пообещай мне, что исполнишь мою просьбу.

— Обещаю, — после долгого молчания произнес Рафаэль.

—Да благословит тебя Бог, сынок.

  Должно быть, маэстро Микеланджело на старости лет сошел с ума, подумал Рафаэль, горя желанием побыстрее покинуть этот дом. Он знал, что после смерти Урбино мастер уже не тот, но никогда бы не подумал, что учитель способен говорить, как  священник.

Развернувшись и быстро зашагав к двери, он распахнул ее, словно рот, жадно вбирающий воздух.

Куда же теперь? — подумал  он.

Усталость и голодное урчание в животе подсказали ответ.