Ополченец

АРТУР ОЛЕЙНИКОВ

ОПОЛЧЕНЕЦ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Было за полночь. Лето и ночь. От страшного грома разоравшегося снаряда выбила стекла соседних домов. Осколки посыпались на пол и Сергей закрыл собой Светлану. Девушка вскрикнула и прижалась к Сергею. Ужас прошел и Светлана с силой схватила Сергея за руку и стала всматриваться в лицо любимого. Она испугалась и стала спрашивать:
— Ты не поранился? Все хорошо?
— Я цел! — ответил Сергей.
— Если с тобой что ни будь случиться я не переживу, — сказала Светлана.
В голосе и в словах девушке была забота и любовь и еще конечно же страх.
— Ты сегодня ни такой как всегда. Что случилась?
— Мать с отцом уезжают, и мне придется ехать с ними.
— А как же я? — испугалась Светлана.
— Я вернусь!
Светлана заплакала. Сергей стал целовать мокрые от слез горькие щеки Светланы и девушка ответила поцелуям и затрепетала в объятьях.
Когда война только начинается, когда первый снаряд ударит в жилой дом и на ваших глазах станут хоронить старуху соседку, что прежде бранила вас за шум под окном, все кажется как будто в страшном сне. Предстанет, что сейчас сон закончится и вы проснётесь и все станет как прежде. Но проходит день, а за ним еще один, а вы не можете очнуться, а война, словно топор палача безжалостно казнит вашу жизнь и все прекрасное, что было в вашей жизни. Забьётся сердце в груди по-новому и глаза по-новому смотрят на мир. Торопишься жить, все торопится и молодые люди прежде совсем еще дети, только в прошлом году окончившие школу в одну ночь сделались взрослыми и гоня проклятую смерть, покрывали друг друга страстными поцелуями.
На другом конце города родители Сергея собирались к отъезду.
Ольга Владимировна открыла сервант и взяла в руки тяжелую хрустальную вазу.
— Оля ты, что сума сошла? Ты еще бы трюмо с собой завернула! — воскликнул Роман Сергеевич Серебров.
Ольга Владимировна сдерживалась, чтобы не зарыдать. Она постарела за считаные дни, когда муж объявил об отъезде.
— Собери есть и все документы!
— А фотографии?
— Что фотографии?
— Семейный альбом!
— Господи боже мой! Возьми, конечно возьми! — и Роман Сергеевич отвел глаза ему сделалась горько. Он почему то только сейчас за все время войны, понял, что прежней жизни больше не будет. У Сереброва был строительный бизнес на Украине, а теперь все только рвалось, ломалось и рушилось. Ему получилось спасти небольшие деньги, которые он решил взять собой и вернуться обратно в Россию.
В России в Ростове — на — Дону у Романа Сергеевича остались старая мать и младший брат. Ведь сам он был Ростовчанином, с женой Олей он познакомился в студенческие годы. Оля приехала учиться в педагогический из Донецка. Рома учился в строительном и познакомились в парке Горького где собирались ростовские студенты. После учебы с дипломом в кармане Рома уехал к Оле на родину. Не жалел ни минуты, любил и был счастлив. Долго не могли родить ребенка и Сережа родился, когда родителям было за тридцать. Отец сына любил больше жизни, но был строг и не баловал и теперь когда Сергей пропал, когда нужно было собираться злился.
— Ты разрешила ему уйти? — спрашивал Роман Сергеевич.
— Он сказал, что попрощаться с друзьями!
— Где там с друзьями! Наверно со Светкой своей.
— Они дружат с первого класса!
— Если не придет через час, пойдешь за ним. А то я за себя не вручаюсь!
Но через час Сергей прощался под окнами дома со своей Светланой. Разлука поразила девушку и она вжимая плечи вся сгорбилась и подурнела, когда прежде представала первой красавицей города. У Светланы были густые каштановые волосы, высокая грудь и голубые смеющиеся глаза. Такие глаза, что казались никогда не грустили так как будто их хозяйка никогда не унывала и всегда была счастливой. Но сейчас глаза от душевной боли словно помертвели.
У Сергея рвалось сердце на части.
— Я приеду! Вернусь! — говорил и гладил Сергей поникшую голову любимой и прижимал Светлану к своей груди. — Это не навсегда!
Сергей достал из кармана записную книжку. Открыл и вырвал один листок.
— Вот здесь номер телефона бабушке. Звони!
Молодые люди расстались. Света шла домой и все время смотрела на номер. На почерк любимого. Какой-то жалкий листок бумаге теперь стал для неё самым дорогим в жизни.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Светлана уснула только под утра и в обед девушку разбудила мать Никитина Лариса Петровна.
Во сне Света забылась, но проснувшись все разом вспомнила и побледнела. Мать обо всем догадалась.
— Бросил? Смылись со своими миллионами! — зло сказала Никитина.
— Не говори так! — закрыла Светлана лицо руками.
— А как еще мне говорить? Твой отец в ополченцы! Под пули! А они ручкой помахали и поминай как звали!
— Ты злая! Ты так говоришь, потому что отец воевать пошел.
Никитина отвернулась, задрожала и заплакала.
Свет всплеснула руками и поругала себя, что сделала маме больно и быстро встала, прогнала свои печали и обняла мать.
Они так и простояли какое- то время молча без слов, которые были не нужны.
— Все хорошо! Прости свою бедную мать! — сказала Никитина. — Вернуться! И Сережа твой и отец. А сейчас сходи за водой, дома ни капли.
Стояла духота. Жара. Воды в Донецке не было целую неделю. Очереди за водой из жителей города растянулись на целые кварталы. Маленький семилетний Даня из соседнего дома с Никитиными набрал две пятилитровых бутылки и сказал Свете, чтобы передала своей матери, чтобы та зашла к ним, что они где-то разжились мукой. И понес воду домой.
Отца Дани убили. Он первый пошел в ополчение и теперь Даня был за главного мужчину в семье, которая теперь состояла из его бедной матери выплакавшей все слезы и сестры младше его два года.
По дороге Даня увидел старших ребят со своей улицы. Ребята стояли у разваленной снарядом стены разгромленного продуктового магазина. Они грузили на тележки продукты, все, что только попадалось под руку.
— Эх ребята! Поздно мы, поздно, — сокрушался один мальчик, — Все уже разобрали! Все самое вкусное!

— Ничего, ничего, — успокаивал другой, — За то, чай, макароны!
— Давайте шевелитесь, — подгонял самый старший, — Не на базаре! Сейчас вообще и это расхватают! Эй Данька! Бросай свои бутылки! Бери макароны! Там в магазине еще остались!
Даня оставил воду и устремился в магазин. Все было верх дном, сломано и повалено. Даня увидел большую целую коробку шоколадных конфет. Побросал пачки с макаронами поднял конфеты и счастливый побежал к ребятам.
— Смотрите, смотрите что я нашел! — радостно показал Даня конфеты.
Дима, что был всех старше из ребят, взял конфеты, внимательно посмотрел и сказал:
— Верни где взял!
— Почему? — удивился Даня.
— Это конфеты фабрики Порошенко!
— И что?
— А то! Выброси! А то Бог накажет!
Даня ничего не ответил и расстроенный отнес конфеты на место. Принес домой одни макароны.
Настала ночь и домашние уснули. И только Даня никак не мог забыть о конфетах. Он снова и снова представлял какие они вкусные, как шоколад сладко таит под языком и не выдержал больше муки оделся и побежал к магазину.
Даня нашел в магазине конфеты, открыл коробку и стал есть. Отставил несколько конфет младшей сестрёнке.
Домой возвращался сам не свой от счастья.
Завернул за угол и замер от ужаса. Его родной дом, где спала мама и сестра Валя был разворочен. Кругом стояли соседи, кто-то горько рыдал.
Старик сосед Игнат увидел мальчика.
— Данька! Живой! А мы-то думали вас всех снарядом!
Даня плакал.
— Поплачь, поплачь, — говорил сосед
— Это меня дедушка Игнат Бог наказал. Я конфеты Порошенко ел!
— Что ты мелишь? Какие конфеты?
— Я ночью в магазин ходил, что разбитый на соседней улице, а их бомбой!
— А-а! Но, то, значит тебе от Бога гостинец — жизнь! — серьезно сказал старик и перекрестил мальчика.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Светлана по телефону разговаривала с Сергеем, рассказывала про Даню и плакала и говорила, что они с мамой взяли его жить к себе, что мальчик остался совсем один.
Двоюродный брат Сергея Витя был гитарист и водил Сергея с собой по друзьям музыкантам, где они собирались и играли до поздней ночи и пили вино. У него был приятель Петр Калашников из Аксая, который играл на контрабасе. Я дружил с Петей много лет и когда к нему приезжали друзья из Ростова провести вечер с гитарой приходил их послушать. На одной таком квартирнике я и познакомился с Сергеем.
В тот вечер я пришел ни один, а со старым приятелям Игорем Шабуниным. Игорь был старше меня на десять лет и был незаурядной личностью. Игорь всегда и везде был душою компании. Ребята встретившие нас уже во всю играли и выпивали, только Сергей сидел задумчивый и нелюдимый. Это был молодой человек восемнадцати лет. Был кудрявый и высокий и сложен как спортсмен, широкоплечий и видно, что с большой силой в руках. Все в нем показывала гибкость и ловкость и если бы он сейчас не унывал можно было сказать, что Сергей не знает поражений. С другой стороны опытный человек заключил, что Сергей еще ни до конца осознает свою силу и не умеет ей пользоваться, но если выпадет случай он непременно ее применит и берегись тот кто станет у него на пути.
Игорь невысокий и жилистый пил за троих не пьянел и просил сыграть военные песни. Он служил врачом в Чечне и когда ребята узнали об этом, то попросили Игоря рассказать об этом.
— Игорь прекрасный рассказчик! — сказал я и Игорь пустился сплетать целую военно-полевую историю.
— В 1995 году мне предложили заключить контракт с 56 ВД бригадой располагавшийся под Волгодонском и так сказать снова влиться Вооруженные Силы России. И 17 мая 1996 года я оказался в Чечне. За плечами у меня было медицинское образование и в звание прапорщика я стал исполняющим обязанности начальника развернутого боевого медицинского пункта полка. Должность майора, но полковник Зайчиков, командир полка, сказал:
— Я звеньями налево направо не разбрасываюсь! Если заслужит пусть хоть маршалом будет! А пока посмотрим как прапорщиком себя проявит.
Я ничего не ответил. Не до того. Раненых везли нескончаемым потоком. В грязной операционной фельдшера и сестры снимали грязную одежду кишевшею вшами, обмывали бойцов и направляли в чистую операционную. Но, по сути операционная и вся больница были палатки под открытым небом.
И я наотрез отказывался ампутировать молодых ребят. Брал у них из вены кровь смешивал с антибиотиками и обкалывал поражённые места, чтобы создать очаг иммунного сопротивления. И слава Богу никого калечить не приходилось.
И была у меня в подчинение одна медсестра Катя — чистая светлая девушка. Красавица одним словом и спуталась она с нашим капитаном. На вид порядочный, а казался подонок!
Он этот капитан как то паяный в присутствии Кати играл с автоматом передергивая затвором.
Раздался непроизвольный выстрел. Пуля срикошетила и Катя замертво повалилась к ногам жениха.
Я был готов и многие ребята разорвать на части мерзавца, но капитан как воду канул. Ходили слухи, что перешел на сторону Ченцов, чтобы избежать суда.
Катю грузом двести отправили на родину. Я занимал себя как можно больше работой, чтобы не думать о девушке погибшей в самом рассвете сил так нелепо и глупо. И только и думал как мне самому не угодить в историю. Но видно у меня на раду были написаны приключения и однажды как — то под вечер ко мне в палатку пришел чеченец уже в возрасте.
Магомед израненный вдоль и поперек после Афганской войны страдал от страшных болей и попросил обезболивающего.
Я попросил показать, что где болит.
Рубцы ран были и вправду не свежими и говорили, что Магомет не брал уже много лет в руки оружие.
Я не колеблясь оказал помощь. Магомед поблагодарил и пригласил к себе в гости.
Кавказ есть Кавказ, а Чечня и подавно.
Я пришел на следующий день к Магомеду. Принес еще обезболивающих и как только хозяин усадил меня за накрытый стол в дом вошла разведка 204 полка. Замполит и командир роты.
— Прапорщик Шабунин сейчас же встаньте и покиньте дом врага! — сказал замполит.
Магомед нахмурился:
— Если бы я был вашим врагом, вы не ушли отсюда живыми! Но вы мне и не гости! Так что пошли со двора пока я и правда не стал вашим врагом! А Игорь мой гость и он останется.
— Хорошо мы уйдем! Ну смотри прапорщик мы тебе это не простим.
— Они следили за тобой! — сказал Магомед. — Они будут поджидать тебя на обратной дороге. Хочешь я пойду с тобой?
— Нет Магомед!, — ответил я горцу. — Вы смелый человек! Но я сам разберусь! А в нас двоих они пальнут и спишут! А меня что ну в плен возьмут, допрашивать станут.
Так и вышло.
— Здорово прапорщик как шашлыки Магомеда? Вкусные? — спросил замполит. — Пошли расскажешь какие секретные сведения выдавал врагу!
— Что ты плетешь, какие сведения? — ответил я. — Он с афгана загибается, мой долг врача было оказать больному помощь.
— А наш долг научить тебя уму разуму, как по чеченским домам не шляться!
Меня повалили. Стали бить.
— Только не сильно! Доктор! Вдруг у него еще лечиться придется! — приговаривал замполит и мне отдавали тумаков.
У меня был с собой автомат, но я к нему не притронулся. Я дал себе зарок, что за оружие возьмусь в крайнем случае и так и вышло на следующий день.
А тогда я поднялся и кое как пошел к своим. Пришел, выпил спирта, чтобы заглушить боль от побоев и завалился спать. А на утро прошел слух, что пропала медицинская машина с ранеными. А мне надо было везти тяжело раненых на аэродром, чтобы самолетом доставить в Россию и спасти жизни ребят. Без надлежащего оборудования я был бессилен. Не зная от чего, но я взял с собой гранату. И оказалось что не прогадал.
На перевале машину остановили чеченцы.
Я знал, что бывает, и что могут сделать с ранеными — надругаться и изуродовать и не раздумывая на глазах Ченцов достал гранату и выдернул чеку и показал зажатую гранату в руке.
Борода чеченца то ли от восторга толи еще от чего улыбнулась:
— Проезжай!
Машина тронулась и поехала.
Не думайте, что я не испугался, не боятся только идиоты. Я трясущейся рукой вставил чеку обратно. От ужаса и страха я весь побелел. Но война ребята, это еще и такие анекдоты какие, что в мирное время не жизнь не откалывает.
Однажды я заглянул в палатку капитану Васильеву родом из Питера.
— На нас банда идет! Человек пятьсот! — сказал Васильев. — Пойдем пристреливать «васельки»
— А что это такое Василёк? — спросил один из слушателей разинув рот.
— Василёк это миномет такой! — объяснил Игорь и стал рассказывать дальше:

— Мины ложились хорошо! В наступившей паузе раздался отчетливый стальной голос БТР.
— Слышишь, Киргиз, посмотри кто едет? Не банда ли? — сказал капитан сержанту.
На первый взгляд оказалось, что черт знает кто.
Салиев с автоматом перегодил картеж иномарок, который и вправду сопровождал БТР.
Из машины вышел человек в черном костюме и попросил сойти с дороги. На что Салиев ответил:
— Чье будите? Мы банду ждем! Минометы пристреливаем! Может того Вы и есть банда? Так что я сейчас пальну и приму огонь на себя!
— В машине генерал Лебедь!
— Где Лебедь? — не поверил своим ушам Салиев.
— Пройдемте!
Опустилось ветровое стекло:
— Ну, что солдат, узнаешь?
— Так точно! — ответил Салиев и говорил потом, что подумал, что может все- таки пальнуть.
А после генерал Лебедь сказал, что в Чечне меня четыре раза обстреляли и из миномета. Обстреливали то мазилы, а вот минометчики и еще вдобавок какой- то врач хорошо отрабатывали, едрена их мать! — закончил Игорь о своих приключениях в Чечне и мы все смеялись, но все же и загрустили. Игорь сказал, что он в первую очередь врач и ему место в поливом госпитале и он собрался на Донбасс.
Концу нашей встречи, Сергей поросился снами нас проводить.
— У меня девушка в Донецке! — рассказывал Сергей.
— Любишь? — спрашивал Игорь.
— Да!
— Так езжай к ней! Любовь если по настоящему стоит, чтобы за неё бороться!
Сергей снова сделался задумчивым и прощаясь мы с ним обменялись телефонным номерами.
Когда пришли Игорь отчего то загрустил. Я жил в частном доме и мы сели за стол во дворе и закурили.
Звезды ярко святили и манили и рождали в голове мысль, что жизнь во вселенной повсюду, что если на Земле все так скверно устроил человек, что может там посреди этих звезд есть лучший и счастливый край.
— Давай Игорь спать! — сказал я докурив.
— Нет, еще посидим! Сегодня живёшь, а завтра в земле лежишь!
— Что ты выбрось из головы!
— Нет, так! Я врач, я про это лучше знаю.
Игорь долго не соглашался еще ложится и все смотрел на звездное небо. Так, что я тоже замолчал и дал ему покоя, который передался мне. И все как будто растворилось под этими такими желанными и такими не доступными небесными огнями. Ночь, тишь и надежда.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Когда я проснулся Игоря дома не оказалось, я догадался, что Игорь на Дону и успокоился. Игорь после воды мог вздремнуть под тенью деревьев прямо на песке, а когда начиналась жара возвращался домой. Я и сам с самого детства любил пропадать на пляже. Дон у нас в Аксае первобытный широкий и с песчаным пляжем только сильным течениям, но это на Дону почти во всех местах. Покойно и хорошо на берегу Дона прохладно от хулигана ветра, а когда ветер разойдется то на берег набегает волна как на море.
Не дожидаясь Игоря я пошел к Мельникову Михаилу Михайловичу. Мельников был уже пожилым человеком и отцом моего друга журналиста, который и позвал Игоря на Донбасс. Звали его как и отца Михаилом. Он часто ездил в Донецк и Луганск во время войны и делал репортажи с места событий.
Отец Михаила жил один отдельно от детей в каменном доме, который сам построил своими руками и необыкновенным садом цветов, можно сказать прямо какой оранжерее. Он весь свой день проводил ухаживая за цветами. Сам Михаил Мельников был еще крепкий старик, жилистый невысокого роста и носил бороду, но вот одно напасть это глаза, почти уже ничего не видел и цветы, их нежность и красота, которую Михаил Михайлович пусть теперь не мог как следует разглядеть продляла ему жизнь.
Не взирая на старость Михаил Михайлович был собран и дисциплинирован, хоть и был полуслепым. Сам электропилой пилил дрова заготавливая их на зиму и сам готовил есть себе и своей красавице московской сторожевой по клички Стела.
Огромная Стела только завидев меня весело махая своей головой побежала мне на встречу. Своих она встречала радушно махая хвостом, а чужих грозным лаям.
— Стела, Стела! — приговаривал я и гладил собаку, которая была мне по пояс. — Михаил Михайлович здравствуйте!
— Здравствуй! Проходи! — отвечал приветливо Мельников.
Он как слепой человек делал короткие небольшие шаги и шел ко мне на мой голос.
Мы пожали руки.
Ладонь у Мельникова натруженная, но не грубая.
— Пошли пить кофе! — сказал Михаил Михайлович.
Мельников был гостеприимный и всегда угощал гостей горячей ароматной чашкой натурального кофе.
— Что нового? — спросил Мельников.
— Все по-прежнему! — отвечал я. — Вот Игорь собирается на Донбасс. В этом ему помогает ваш сын.
— Мишка, знает свое дело! — улыбнулся Мельников. — Он уже и сестру на Донбасс благословил. Теперь смотрю и до знакомых добрался.
— Кристину?
— Да. Она с итальянцами переводчиком едет.
Семья Мельниковы были местной интеллигенцией. Жена Михаила Мельникова Наталья Ивановна была учительницей, сын журналист, дочь переводчик, все домашние играли на фортепьяно, а сам старший Мельников физик и в прошлом служил в Германии прапорщиком.
— Вчера были у Пети Калашникова, — сказал я. — Игорь рассказывал про Чечню.
— Небось байки травил?
— Разное!
— У нас тоже в Берлинской бригаде случались анекдоты! Но самый легендарный приходил из уст в уста. Это было еще до моей службы, — стал рассказывать Мельников. -Когда берлинской стены не было ещё и в помине, шастали всякие туда обратно. Не годится! Решила Ставка Советских Вооруженных Сил в Германии и обнесла границу между ФРГ и ГДР колючей проволокой. И спустя считанные дни разнеслось, что танки!
— Какие еще танки? — спросил Командующий Советской Ставки.
— Американцы товарищ генерал!
— Что?! Сколько?
— Десять!
— Где?
— Вплотную стали с нашей колючкой!
— Слушай, мою, команду! Сейчас же, десять, Советских танков! И, чтобы дуло к дулу к американскими танками!
— Слушаюсь!
Советские танки остановились на расстояние вытянутой руки к американским танкам. Американцы стоят. Наши стоят. Сутки прошли, вторые. И вдруг один Советский танк разворачивается и уходит к себе как говорится восвояси. Американцы заерзали в своих стальных боевых машинах. Час, прошёл, второй.
— Что, это значит? — возмущенно раздаётся из рации у одного из капитанов американской машины. — Что эти русские себе возомнили, что они, нас девятью машинами размажут? А, ну ка взять и убрать один наш танк. Мы не боимся!
Как было приказано один американский танк ушел. Прошел час, и теперь не один, а два советских танка вернулись в часть. Командующий Американской Ставки Вооруженных Сил пошел пятнами и бешено закричал, чтобы убрали два танка! Прошел еще час и шесть боевых советских машин ушли. Остался один советский танк против семи американских. Американский танкисты побледнели. Американский Командующий хватил удар. А наш стоит себе и стоит. Час стоит, два на месте у американских танкистов сдали нервы и они дали деру! Вот так силой духа можно гору сдвинуть!
Мы допили кофе и Михаил Михайлович попросил меня сходить ему в магазин за сигаретами.
По дороге я позвонил Игорю, но он не ответил. Я купил сигарет и возвращаясь уже думал снова набрать Игоря, но заигравшая мелодия моего телефона меня опередила. Из имени абонента, я понял, что звонит Игорь, но голос был чужой.
— Это полиция! — раздалось из телефона.
— Что случилось?
— С телефона с которого я вам звоню, есть ваш не отвеченный вызов.
— Да, я звонил своему другу!
— Он погиб!
— Как погиб?
— Его сбил поезд!
Дальше мене сказали, что Игоря надо опознать и про то, что если у меня какие ни будь документы погибшего. Я сказал, что у меня есть Игоря паспорт. Мне сказали идти домой и ждать пока за мной приедут.
Когда умирает не посторонний для вас человек, на смену шока на ум приходят сцены из жизни умершего или может стоять как у меня перед глазами последняя встреча. Мне на всю жизнь запомнилось как Игорь как можно дольше хотел смотреть на звездное небо. Курил и говорил, что жизнь может оборваться в любую минуту, что сегодня живешь, а завтра в земле лежишь. Но я еще не мог принять, что Игоря больше нет, и когда приехала полиция я долга отказывался ехать опознавать тело Игоря. Я думал о том, что пусть станет так, что Игорь словно просто ушел, и просто сегодня не вернулся, но он жив.
Но Игорь сам был не из Аксая и знакомых кроме меня в нашем городе у него не было так, что мне пришлось ехать на место гибели.
Полиция была не в форме и не на служебной машине. Я сначала этому не придал значения. Мы приехали к насыпе с железной дорогой. Под высокой насыпью было что то вроде небольшого туннеля, прохода под железной дорогой из которого с другой стороны принесли тело Игоря в черном пластиком мешке и положили у моих ног. Один из полицейских, что был на месте и не привозил меня включил цифровую видеокамеру и стал снимать опознания.
Другой сотрудник полиции стал открывать мешок с покойником со стороны ног. Я сразу узнал Игоря. Чем больше открывалась молния и перед моими глазами представала мертвое тело друга становилось не по себе и у головы я сказал, что хватит. Я понял, что удар пришёлся на голову, и она изувечена, так как на теле не было ни каких следов, даже ноги были не оцарапаны. Мне сразу показалось это странным. Высота насыпи была три метра, и если Игорь ударил поезд он переломал бы все ноги. От опознания мне сделалось совсем скверно, а от неясной картины случившегося закрались подозрения. И здесь мои сомнения утвердились странным происшествием. Когда меня стали опрашивать и записывать показания, что где родился, место жительства, как связан с погибшим из машины вышел человек в форме в звании майора.
Сразу подумал, к чему он здесь еще и майор, кроме него было несколько полицейских в гражданском.
— Выбросите из головы! Не убивайтесь так! Пустое! — сказал майор.
Я так и опешил.
— Кто это? — спросил я недоуменно.
— Сам посмотри, в грязных шортах и не бритый! Бомж какой то!
Я закипел:
— Да вы знаете, кто это? Этот человек в Чечне служил врачом! Сотни ребят спас! Его помнят и знают!
Майор промолчал, быстро попятился и скрылся в машине.
Единственное, наверное что есть на свете, это то что к смерти нельзя быть готовым до конца, смерть всегда застает в врасплох. Даже если прикованный к пастели тяжело больной человек, чью смерть все ждут и умирает это становится так же неожиданностью. Только если меньше печали на сердце от такой смерти. А когда человек здоров и полон планов, когда это друг и самое горькое, что это первый друг которого я потерял при трагических обстоятельствах. И теперь которого мне будет не хватать всю мою жизнь.
Зазвонил телефон. Звонил Сергей.
— Здравствуй! — сказал я.
— Привет! У меня здесь такое случилось, — взволновано сказал Сергей.- Я возвращаюсь домой в Донецк. Моя девушка Светлана бремена.
— Поздравляю!
— Спасибо, — поблагодарил Сергей.- Я вот что звоню, Игорь собирался же на Донбасс, может мы вместе поедим? Автобус отправляется только утром. Я ему город покажу и пока он не вступит в ополченцы, поживет у меня.
— Игорь погиб!
— Как погиб?
— Сбил поезд!
Настала пауза которую я нарушил первым:
— Желаю тебе счастья!
— Спасибо! — ответил Сергей и я пожелал ему удачи.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Так устроено, что жизнь всегда берет верх над смертью, пусть смерть и ходит с жизнью об руку. И любви подвластно больше чем смерти, ведь если смерть обрывает надежду, любовь служит источником надежды и новой жизни. И Сергей забыл обо всем и гоня мысли о смерти прочь скоро не помнил об Игоре и вообще ни о чем не мог думать только о встречи со Светланой.
Разговор с отцом накануне отъезда стал непростым и тяжелым, но в конце к удивлению всех Роман Сергеевич сказал:
— Это твой первый по-настоящему мужской поступок в жизни! Запомни его и впредь всегда в жизни поступай так, чтобы думать ни только о себе, но в первую очередь приносить счастья другим.
На вокзале Сергей купил большую коробку конфет и букет роз. Ни как не мог дождаться автобуса, а когда тот пришел, занял свое место из первых и потом долго не мог дождаться отправления рейса. Наконец-то автобус отправился в путь и за окном полетел город: дома, люди, улицы. Скоро город остался позади и спутником пассажиров стали поля и редкие населённые пункты. Но Сергей этого ничего не примечал и мысленно уже держал Светлану за руку. Он по многу раз представлял как они встретятся. И каждый раз выходило по новому и прекрасно. То Светлана плакала от счастья, то от счастья целовала Сергея. Молодые люди обнимались и клялись в вечной любви. Нет и не будет ничего на свете это как волнительного часа, что венчает встречу влюбленных.
На лавочки подъезда дома Светланы Сергея встретил дед Игнат с седыми усами и густой копной седых волос и с палкой.
— Сергей! Вернулся! — радостно воскликнул старик.- Ну прямо как жених!
— Здравствуйте!
— Беги скорей, Светлана тебя ждет не дождется!
Сергей одним махом преодолел три этажа и на минуту остановился перед дверью. Вот сейчас дверь откроется и настанет новая жизнь, жизнь полная счастья.
Сергею не пришлось стучаться. Светлана словно угадала, что любимый за дверью и открыла и с криками радости обняла Сергея.
Мать Светланы стояла и плакала в коридоре.
Молодые люди не как не могли оставить объятия, так и стояли долгие, но счастливые минуты прижимая друг друга к груди.
— Дождалась, — говорила мать.- Да проходите же! Светлана заводи Сережу в дом.
Взявшись за руки Сергей и Светлана прошли в квартиру.
Лариса Петровна ставила чайник и спрашивала, как родители, что они сказали, как встретили новость о том, что Светлана беременна.
Сергей отвечал, что одобрительно и сам не спускал глаз со Светланы.
Позвали Даню.
Лариса Петровна открыла коробку конфет.
Даня как только увидел конфеты, сделался тревожным и у него от страха задрожал подбородок и когда ему предложили конфету, он долго не решался, но взял. Медленно и боясь, положил сладкое угощение в рот, не выдержал, вспомнил ту страшную ночь, когда он оставил дом, раде коробки конфет в разбитом магазине, и заплакал.
Все как будь-то очнулись вспомнили горя мальчика, и стали его жалеть и успокаивать, а Лариса Петровна спрятала конфеты с глаз ребенка.
Лариса Петровна взяла Даню за руку и сказала:
— Я к тёте Ире к соседки схожу! Она просила!
Конечно соседка не просила, но чуткое сердце матери понимала, что молодые люди хотят скорее остаться наедине.
Ирина Григорьевна с пониманием встретила приход соседки и нескрыая зависти узнала о беременности Светланы и от том что Сергей вернулся и жениться на девушке.
Ведь сомой Ирине Григорьевне Гороховой бог детей не дал. Муж ушёл, когда врачи объявили — бесплодна! Всё валилось из рук Ирины. Бывало порой пройдёт мимо детской площадки, услышит детский смех, увидит возню детишек в песочнице и плачет всю ночь напролёт. А бывало зайдёт в магазин и сама собой забредёт в детский отдел. Застынет. Да и не стерпит, и возьмёт и купит то игрушечную машинку, то кофточку, то костюмчик, то плюшевого медвежонка.
Придёт домой, сядет и гладит рукой покупки. Представляет, если у неё был бы малыш, как он играл с этой машинкой, как Ирина нарядила бы дочку в костюмчик, в сандалики. Как катала бы по улице коляску, как качала бы кроватку… Прижимала к сердцу самоё дорогое в жизни! Как услышала бы первое слово — Мама!
Но не было ничего этого в жизни Ирины. И с каждым годом жизнь становилась всё бессмысленной, пустой и горькой.
И сейчас после радостных вестей соседки, она потускнела и чуть не плакала.
Лариса Петровна поняла и успокаивала:
— Будет тебе, здоровая баба! Усынови ребеночка, сейчас война!
— Я пробовала, обращалась, — отвечала Ирина.- Не замужним не дают!
— Прости я не знала этого порядка, но ни чего найдем тебе мужика! Ты складная баба!
— Да кто же за меня пойдет?
— Да кто угодно разве мало одиноких и потом вдовцов!
Но все обернулась иначе. На следующей день приезда Сергея и разговоров соседок посреди ночи снаряд разбомбил соседний дом.
В одной сорочке Ирина выбежала на улицу. Горел дом, из развалин слышался истошный детский крик. Ирина не раздумывая бросилась первой в огонь. Обгоревшая, она завернув подвернувшиеся под руку покрывала вынесла из огня, девочку трех лет — Лидочку.

Родители Лидочки погибли. Близких у Лидочке не оказалось и Ирина оставила девочку у себя.
Поначалу Лидочка плакала и не ела.
— Поешь, поешь солнышко! Не плачь, не плачь родимая! Что же делать? Война проклятая! Но я тебя не обижу! Не брошу! Вот, смотри какой мишка! Может- то, я его для тебя, Лидочка, и купила. Только того не знала.
Лидочка перестала плакать взяла плюшевого медвежонка.
— Как его зовут? — спросила Лидочка.
— Как захочешь, так и назовём!
— Кирюша! Так братика звали!
— Хорошо!
Потянулись дни тревог и волнений и с каждым новым днем Ирина и Лидочка становились ближе.
Тепло и забота Ирины всё больше располагала девочку вроде как чужой совсем женщине, которая всю не истраченную материнскую любовь отдавала ребенку. И однажды Лидочка сказала Ирине:
— Мама!
Ирина вся затряслась, обняла Лидочку, прижала к сердцу и зарыдала:
— Как ты сказала Лидочка?
— Мама! Мама.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Невзирая на беды войны были и счастливые дни. У Светланы рос живот и вот уже скоро Сергей приложив ухо слышал как его ребенок бился в утробе матери. Каждый день Ирина приходила в гости с Лидочкой. Даня игрался с девочкой словно с родною сестрёнкой и забывался о горе. И только иногда когда Сергей на улице встречал своих ровесников в форме и с оружием отводил глаза. Парню представлялось, что кто то может подумать, что спрятался за юбкой, что ребенок останавливает его от защиты родной земли, что как он может быть счастливым когда гибнут его земляки.
Однажды Сергея встретили старые друзья. Они специально подкараулили его возле подъезда. Степан Быков и Вася Понамарев.
На лавке сидел дед Игнат, а рядом с ним соседский мальчик.
— Привет Сергей! — сказал Понамарев.
— Привет Вася! –ответил Сергей.
— Как живешь? — спросил Быков.
— Ждем со Светой ребёнка! — ответил Сергей. — Через месяц уже должна родить.
— Мы сегодня идем в ополчение! Там много наших со школы и вообще.
— Идите, а я вам что?
— Мы-то решили. Смотри, чтобы потом тебе не сказали, что ты за бабской юбкой спрятался.
— А можно мне с вами? — спросил мальчик слышавший разговор.
Бедующие ополченцы смерили взглядами ребенка.
— Мал еще! — ответил Понамарев.
— На губах молоко еще не обсохло, — сказал Быков и ребята бросили на Сергея неодобряюще взгляды и ушли.
— Эх ты! — сказал мальчик Сергею.- Надо было соглашаться, тебе автомат выдали бы!
— Валька не встревай куда не просят, — стукнул дед Игнат палкой и погрозил мальчику.
— Да не Валька! А Валентин Сергеевич, — ответил сердито Валька мальчик восьми лет. Было видно, что он страсть как не любил когда его считали маленьким и называли Валькой.
— От земли метр с кепкой! А туда же, что Валентин Сергеевич. Ты сначала заслужи, чтобы тебя по отчеству звали! — разозлился дед Игнат.
— И заслужу!
— На язык все горазды!
Валька хмурясь побежал прочь со двора.
— Смотри под пули голову не подставляй! — выкрикнул в след Вальке дед Игнат.
Донецк, что не час то подвергался обстрелам, а Валька мало волнуясь шёл по улице.
Когда снаряд попал в дом и тот загорелся Валька выкрикнул:
— Вот и докажу! — и бросился в дом.
Что же Валька мог еще совсем маленький и слабый? Но Валька через минуту другую вывел из адской огненной западни девочку.
Она кулачком по детским щекам растирала измазанным в сажу слезы, от чего они становились чёрными. И от этого картина войны казалась ещё страшней.
— Не реви! — сказал Валька.
— Макар, Макарушка! — повторила девочка.
— Что Макар?
— Он там в кроватке! Братик!
— Не реви! — сказал Валька и снова направился в огонь, словно был заговоренный, но не был. Валька задохнулся в дыму.
Дед Игнат плакал на могиле мальчика и снова и снова читал — Валентин Сергеевич.
— Господи! — сказал старик. — Но как же так?! Не должно быть так! Почему Господи один всю жизнь дурак дураком, а его по отчеству и в ножки норовят упасть? А другой герой и жизнь отдал, чтобы теперь на его могиле, я, старый дурак, читал, что он, Валентин Сергеевич. А он же Валька! Валька!! Он же только жить начал! И на тебе — Валентин Сергеевич! Валентин Сергеевич.
И теперь старик совсем сдал и целыми днями сидит на лавке и если не старуха жена, забывал бы и есть и спать. Когда проходят служивые он спрашивает:
— Ополченцы?
— Да, — отвечают ему.
— Что ж вас много в строю? Терпите ли недостаток в живой силе?
— Лишний ствол не помеха дедушка? — отвечают ополченцы.
— Так возьмите, хлопцы под ружье! А! Родненькие!
— Прости дед! Вышли твои призывные годы!
— Не гожусь, говорите, а Валька пошел бы!
— Какой Валька?
— Да не Валька, а Валентин Сергеевич. Герой!
— Какой герой? Не разобрать тебя старик!
— Настоящий герой!
Ополченцы махали рукой, что мол деде из ума выжил, а старик продолжал говорить, о том что Валька герой.
И пре встречи останавливал Сергея и говорил:
— А Валька то хотел, хотел пойти в ополченцы, вместо тебя хотел пойти! А ты не пошёл!
— Я пойду! — отвечал Сергей.
— Так пойдешь?
— Пойду!
— И Валька, хотел!
И Сергей, словно себе напророчил. Сбылись слова Сергея, только горько и страшно. Светлана родила здорового ребенка, мальчика, которого назвали в честь отца Сергея Романом. Но материнское счастье не продлилось долго и оборвалось меньше чем через год. Не успела материнское счастье по настоящему искупаться в любви, когда соберешь ребенка в первый класс, пролетят десять лет вот и женить пора, а потом и нянчить внуков. Только и успела, что Светлана целовать своего Рамочку, целовать каждое место на крохотном тельце, каждый розовый пальчик прибрать губами, пропеть сто раз колыбельную и услышать первое слово- мама и оборвалось, провалилось счастья.
Светлана возвращалась из магазина, отстояла очередь и счастливая шла к сыночку и Сергею, чтобы скорее готовить ужин, накрыть на стол усадить за стол своих мужчин накормить и расцеловать мужа и сына на ночь. И уже самого дома ударил снаряд. Дед Игнат, который всегда сидел на лавке погиб на месте, а Светлане оторвало обе ноги и она умирала на руках Сергея. Девушка потеряла сознания и уже не слышала как в последний раз ей признавался в любви ее Сергей как прижимал к груди. Гладил по голове и прикасаясь губами шептал:
— Как же так! Как же так Света?
Он отказывался верить.
Его долго не могли отнять уже от метровой Светланы и когда увозили ее мертвое тело и искали и нашли оторванные ноги, Сергей при виде изуродованных окровавленных обрубках потерял сознание.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Сергей стал ополченцем. Он все понимал и четко выполнял приказы. Как пять пальцев выучил автомат Калашникова и пристрелял личное оружие, но вот уже долгие дни не случалось ничего значимого для сердца Сергея. Он пришёл мстить за Свету за Вальку за всех, а они сидят в окопах, перестреливаются и ждут приказа наступления, которое все оттягивалось. За это время как и в любом коллективе между ополченцев бывших выпускников сложилась дружба и своя компания. Степан Быков грубоватый с пудовыми кулаками и полная ему противоположность Снегирёв Алексей трогательный и сердечный худощавый парень. Одноклассник Сергея сорвиголова Василий Понамарев. Михаил Свиридов рубаха парень, вдумчивый Грегори Сметанин. Вечно серьезный Максимов Олег, Семен Воскресенский и цыган Яша.
Командиром ополченцев был Виктора Григорьевича Стрельников, их бывший учитель по труду. И когда так случалось, что под его командования становился бывший ученик он становился строгим и требовательным больше чем прежде в классах. Ведь теперь от него завесила ни просто оценка в четверти, а жизнь.
И все были напряжены и только ждали и мечтали о бое.
И если что только и поднимала настроения так это баба Анна со своей козой.
Баба Анна родилась за несколько месяцев до начало Великой Отечественной Войны в большой семье из семи детей. Спасла от голода кормилица корова — Нюра.
Нюру любили не обежали и чуть ли не считали за члена семьи.
Всю жизнь Анна пронесла воспоминание как с трёх лет вставала с мамой и шла с кружкой в хлев. И мама наливала ей парного молока. Вкус того запашистого теплого молока, словно осел в сердце. И когда минула страшная война, Анна выросла, вышла замуж то первое, что сделала, то завела корову.
Никогда за всю жизнь Анна не продавала молока, а за даром угощала соседей! Кто — то подумает блаженная, но только не тот, что не мог заснуть от того, что голодный! Кто — то скажет не велика мука! Может и так, но это если день, два, а если месяц, полгода?
Ко всему может привыкнуть человек, но только не к голоду!
Одна корова отжив свой недолгий век умирала. Анна заводила новую. И вот когда Анне была уже за семьдесят и все её звали просто баба Анна, невзирая, что муж уже умер и жила она одна — дочь умерла молодой от рака, внуков матери не подарила, баба Анна завела снова кормилицу. Но теперь уже не корову, ухаживать и кормить старой женщине было бы не чем корову, а вот с козой, как решила баба Анна она справится. И козу назвала как ту самую родную из детства корову — Нюрой.
Коза оказалась на диву молочной и хорошо давало молоко.
Жила Баба Анна на краю Донецка в полчаса ходьбы от расположения ополченцев. И носила защитникам Родины молоко. Ополченцы так тому привыкли и полюбили бабу Анну, что каждый считал её, словно родной кто матерью, кто бабушкой. Молока было конечно не много, едва каждому хватало по глотку, но дело же было несколько молока, а в сердечности Бабы Анны.
— Пейте хлопцы! Чтобы силы были! У меня Нюра для Вас старается! Она у меня всё ровно, что Вы, на защите Родины стоит! Я еще и соседскую девочку пою. Всем хватит!
— Не сомневаемся Баба Анна! — сказал Пономарев.- Если можно было, мы твою Нюру и на довольствие взяли и в строй поставили! — улыбались ополченцы.
— Да у меня она красавица, завтра приведу, покажу.
Поднявшись с рассветом Баба Анна с Нюрой пошла на позиции с к ополченцам и была встречена с ликованием.
Ребята гладили Нюру и благодарили за молоко, улыбались.
И было светло на сердце, хотелось, чтобы так было всегда, но вражеских позиций раздался огонь, баба Нюра закрыла собою козу и погибла.
Бабу Анну ополченцы похоронили. Что сделать с козой ума не могли приложить.
— Да изжарить её! — предложил Степан Быков.
— Ты погоди! — сказал командир Виктор Стрельников. — Чтобы о нас сказала Баба Анна если мы Нюру зарезали?
— Да! Виноват!
— Баба Анна нам как мать была! Козу оставим! Кто умеет доить молоко.
— У меня получится! У меня родители корову держали, — ответил Алексей Снегирёв.
Нюра сначала капризничала и не давала себя доить новому незнакомому человеку, но однажды Алеша заговорил с ней о бабе Анне.
— Нюра! Нюрочка! — повторял ласково Алексей. — Прости нас не уберегли твою хозяйку! Война проклятая! Но теперь вот мне выпала доля за тобой ухаживать. Не капризничай, чтобы баба Анна сказала? А она сказала бы слушай Нюра своего нового хозяина, он зла тебе не желает.
И Нюра словно услышала, поняла, подпустила Алешу и из вымя пошло молоко. Пошло со слезами, что потекли из глаз Алексея как он представил бабу Анну, вот так, как будто не он, а она доила Нюру.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Каждый раз, когда Сергей смотрел на Нюру, он вспоминал бабу Анну и однажды сказал Понамареву.
— Это так отставить нельзя! Сколько мы еще буде прощать смерть наших близких?
— Что ты Сергей предлагаешь?
— В разведку пойдем!
Ребята вышли за полночь. Первый пробирался Быков и первого часового неприятеля просто огрел кулаком, думая, что часовой один, но вдруг из темноты наскочило еще трое, Яша подоспел раньше всех, спас друга а сам погиб.
Стрельников матерился и обещал отдать ребят под суд.
— Отдавайте дело ваше, Виктор Григорьевич, — отвечал басом Быков.- Но что получается, они нас убивают, наших матерей и братьев, а мы должны сопли на кулаки мотать.
— Яшку! Яшу то не уберегли, сукины дети! — кричал Стрельников.
— Погиб геройски! — отвечал Быков. — Закрыл грудью друга.
— Ты теперь его это его матери скажи, и про героизм и что друга грудью закрыл! Матери оно все равно!
— А что у нас матерей нет? — говорил Быков.
— А вы что в рот набрали. Серебров! Пономарев!
— А что мне сказать, жизнь нам Яша спас! Но и то правильно, что мы должны смертью их карать за их злодеяния, а мы в копах отсиживаемся.
— Будет Вам наступления!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

С бегством козы Нюры все обозлились и только ждали наступления. Семён Воскресенский сидел в окопе и курил. В ополчение вступил, когда мина убила его младшего брата. Его шаг не был местью. Просто, когда он смотрел на брата, который покойно лежал в гробу, а их мать целовала лицо брата роняя горькие слезы, Семён решил для себя, что если не положить конец войне — сотни, тысячи матерей, так же как его мать, станут оплакивать своих сыновей. А, что может быть другого страшней в жизни любой матери?
Прошло четыре года, а ничего в целом не поменялось. Каждый день гибли люди! А значит войне не приходил конец.
Семён докурил, оставил автомат, поднялся из окопа и твёрдым шагом пошёл в направление позиций неприятеля.
— Семён, ты что сбрендил?! — окликнул Быков.
— Подожди! — махнул Семён в ответ рукой и продолжил свой путь.
Долгие месяцы на душе у Семёна рождалась одна мысль и вот окончательно сформировавшись позвала.
— Рехнулся! — сделал вывод Пономарев.
Воскресенский шёл и вот его уже заметили украинские солдаты.
— Шо за диво? Прет на нас, как какой танк! Но видать, что без оружия! Хлопцы, капитана, свистните!
Капитан — рослый и широкоплечий, с глазами умными с живым блеском посмотрел на приближающего Семёна.
— Не стрелять! — отдал приказ капитан и заинтересовался.
— Здорово православные! — поздоровался Семён.
— И тебе не хворать! — ответил один из солдат.
— Я вот пришёл к вам.
— Сдаваться? — спросил другой.
Капитан молчал и внимательно смотрел и слушал.
— Да, подожди, сдаваться, поговорить! — ответил Воскресенский. — Я вот, что думаю, что уже не один год, я по вам стреляю, а вы по мне!
— Что ты по нам мы вразумили! Мы по тебе что — то не видать!
— Да, не перескакивай, я не про то!
— А про шо? Сколько нашего брата в землю положил?
— Да разве в этом дело? — вздохнул Семён от того, что его перебивают, а главное не дают сказать, что зачем пришёл.
— Вы его видели? — воскликнул один. — В этом всё и дело! — и вскинул на плечо автомат.
— Отставить! — сказал капитан. — Звать как?
— Семён!
— Приезжий?
— Местный! Из Донецка!
— Пошли за мной!
Воскресенский пошёл за капитаном и тот провел его в свою палатку.
— Присаживайся! В ногах правды нет! — сказал капитан.
— Это верно! Как вам обращаться?
— Андрей! Мы с тобой я вижу, что ровесники!
— Хорошо, Андрей! Я пришёл поговорить. Серьёзно говорить!
— Раз пришёл, выслушаю!
— Понимаешь ли ты Андрей, что эта вся война есть противоестественное и страшное явление?
— Понимаю! На то она и война! Что ты предлагаешь?
— Да, что тут можно предлагать! Разве ты сам не понимаешь, что Бога и Христа Вы в своем сердце убиваете, когда подняли оружие на мирных людей. Что потом, как будешь смотреть в глаза людям? Или не веруешь ты и вы все?
— А, простят, если мы на колени встанем и землю слезами обольем?
— Думаю, что да!
— Понимаю! А, ты до меня, всё это кому-нибудь рассказывал?
— Нет, тебе первому!
— Хорошо! — сказал капитан и достал из кобуры пистолет.
— Ты это, что? — удивился Воскресенский.
— Ты, меня не суди! Но я не могу тебя отпустить после слов твоих!
— Почему? Убьешь безоружного?
— Ты безоружный?! Да, ты, страшней, чем атомная бомба! Сам посуди, сегодня ты мне свои слова сказал, завтра второму, пятому, десятому, а они в свою очередь сотням, тысячам, что получится?
— Мир!
— Я не знаю! Пока у нас война и слова твои страшные!
— Почему страшные?
— Потому, что, правда в них! — ответил капитан и выстрелил в грудь Семёну, и через миг осознав, кого он убил, сказал:
— Бог ко мне с ним приходил, а я всё равно убил! Семёна или Бога? Все одно!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

После казни Семена, Андрей сделался серьезным и постоянно о чем то думал. Когда научилось наступления и ополченцы ворвались на позиции и стали все крушить, он спокойно сидел в своей палатке. Когда к нему вошли ополченцы он спокойно докурил и поднял руки.
— Давайте без церемоний! Это я вашего Семена казнил!
— За что? — спросил Пономарев.
— Потому что человек!
— А почему признался? — спросил Сергей.
— Самое главное в жизни человеком быть, вот я это понял когда человека убил и сам хочу что-нибудь человеческое сделать умереть по-человечески! Стреляйте!
Пономарев поднял автомат и выстрелил. Все ушли, а Сергей еще долго смотрел на мертвого Андрея и ему подумалось, что в мертвом всегда больше человечности, чем в живом и Андрей это угадал.
На брошенных противником позициях был один хутор. Что если и было примечательно в хуторе так это большая каменная церковь, но оконные витражи были выбиты и колокол лежал на земле, от чего все ополченцы стали перед ним все равно как перед крестом и поснимали кто шапки кто каски. Малочисленные жители в основном старики вышли из своих полуразрушенных домов и смотрели на солдат с мольбой.
— Вот видите сыночки, как Антихрист беснуется! — сказала одна старушка утирая слезы платочком. — Храм господним нам изувечил!
— Не плач мать, мы этому бесовскому племени, хвост отдавим, — сказал Гриша Пономарев.
— А где батюшка? — спросил командир.
— Бог прибрал! — ответили хуторяне. — Как колокол нехристи скинули с колокольни так слег и через два дня отошел.
Сергея пронзила мысль и он обратился к сослуживцам:
— Негоже вот так, чтобы на нашей земле враг руку поднимал на святое! Кто мы будем, какие защитники родной земли станем если не подними колокол на колокольню?
— Колокол не мешок картошки, надорвемся! — ответил Степен Быков.
— Нет правильно говорит Сергей! — поддержал друга Василий Понамарев.- А надорвемся, если руки опустим! Вера она в делах!
— Спаси вас Бог! — раздалось со всех сторон.
— Дело говорите! — сказал один старик — Оно ведь ни только ружьем война делается!
Так и решили, что колоколу место на церковной колокольне ближе к небесам, чем оно, когда на земли все равно, что птица без крыльев и неба сирота. Навались все дружно.
Старухи ахали, а старики крестились и давали советы. Колокол обвязали стальным тросом и стали и все как один поднимать верх на колокольню. Управились не скоро, но усталые и пропотевшие все славно заново родились.
— Тебе Сергей и в колокол звонить! — сказал командир Александр Стрельников.
— Да не смогу я! — испугался Сергей.
— Не оступайся, — ответили старики. — С Богом в сердце все сладится.
Сергей стал подниматься на колокольню. Сначала ступал нетвердо, но отчего-то в сердце пришла покойница Светлана, а с нею все кто погиб на Донбассе, словно встали перед глазами Сергея. Звали идти и зазвонить в колокол во все колокола земли, чтобы святая и божественная песнь колокола прогнала с родной земли все скверное и черное.
И Сергей словно на крыльях поднялся на колокольню и перекрестившись сделал первую пробу. Колокол сначала отозвался слабо, но Сергей знал и верил, что это только первый удар и сейчас, когда он сделает вторую пробу святая песнь полетит над землей. Так и вышло и вот уже до самого горизонта раздавался колокольный звон. На земле пред церковью все крестились и кланялись.
А ночью украинские военные приняли попытку отбить у ополченцев хутор. Минометным огнем был смертельно ранен Стрельников. Он умирал мучительно. Осколок мины раскурочил Стрельникову живот. Алеша Снегирёв руками собирал кишки командира и пытался поместье их обратно в брюшную полость, а ребята отдавали свой морфий и обкалывали умирающего учителя.
Когда Стрельников приходил в себя он говорил совсем не к месту и вроде как про малозначительные вещи.
— А помнишь Быков, я тебе двойку влепил?
— Пустое Виктор Михайлович, я не обижаюсь, — отвечал Быков и прятал глаза налившиеся слезами и тер красные от слез глаза своим огромным кулаком.
— А вас помнишь Сергей со Светой застал когда вы целовались и отцу твоему доложил?
— Все хорошо! — отвечал Сергей и колол Стрельникову морфий.
— А школу, а школу то нашу сожгли! — горько говорил Стрельников.
— Починим! — отвечал Понамарев.
— Почините, правда?
— Слово даем!
— И деревья по весне побелите?
— Побелим!
Виктор Григорьевич на эти слова улыбнулся, словно, что все хорошо, что он сделал последний наказ ученикам, еще раза вздрогнул и ушел навсегда, просто так словно после звонка вышел куда-то из класса.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Ополченцы отбили наступления противника и в час затишья сидели на привале.
— У нас большой сад! — сказал Алексей Снегирёв. — И вишня! Мать налепит вареников с вишней, поставит перед тобой тарелку с горой. От вареников пар. Разломишь первый сок так и польется, а аромат на весь дом. Уплетаешь за обе щеки, а мама улыбается. Нет ничего лучше на всем белом свете это когда мама счастливая и улыбается.
Все стали думать самом дорогом о мире.
— А у нас был огород — сказал Быков. — Летом в начале августа, когда помидоры начинают лопаться на солнце, спелые и сладкие. Нарвешь и попросишь мать яичницу с помидорами. Вкусно так, что потом каждую капельку с тарелки хлебом соберешь.
— А мы с братьями на бахче летом работали. Отец держал, — стал рассказывать Гриша Сметанин. — Так ничего не надо. Только хлеб. Хлеб с арбузом сытнее и вкуснее чем котлеты.
Все улыбнулись. И как то тепло стало на сердце, но только на минуту и снова бой, кровь и смерть.
— Давайте как следует жахнем из минометов, у нас их два и зарядов штук тридцать осталось, — предложил Понамарев. — И по том туда куда били станем прорываться!
— А, что там лесок и овраги! — сказал Сметанин. — Прорвемся!
— Где наша не пропадала! — поддержал Быков. — Только патронов у нас маловато. По рожку на брата!
Стали бить из миномётов и с последним залпом перебежками побежали к леску, отстреливаясь короткими очередями, но когда уже было до оврагов рукой подать ополченцев стал косить пулемет. Ополченцы один за другим падали замертво. И когда добрались до спасительных оврагов их оказывается уже поджидали.
— Живьем брать! — кричал украинский капитан, когда увидел, что ополченцы перестали отстреливаться и значит, что те без боеприпасов.
Завязалась рукопашная. Быков орудовал сапёрной лопатой, и что ни удар так мертвец, и скоро его расстреляли в упор.
У Максимова осталась граната, и он выдернул чеку и бросился прямо на трех сразу. Гриша Сметанина сохранил свой рожок открыл огонь, с ним церемониться не стали и убили на месте.
Алексею Снегирёву прикладом разбили голову. Сергей успел надеть штык нож на автомат и убил двоих на месте, но капитан сильный матерый мужик отбил своим автоматом удар Сергея и тяжелым кирзовым сапогом беспощадно ударил в пах. Пономарев бросился на помощь к Сергею, но ему прострели обе ноги. Всех остальных пришлось убить, так как их не смогли пленить. Троих ополченцев полуживых поволокли обратно в хутор и закрыли в сарае.
— Отвоевались! — тихо прохрипел Понамарев истекая кровью.
— Алексей, ты как? — спросил Сергей.
Снигирев держался за голову и стонал.
На утро тяжело раненых ополченцев вывели и поставили перед строем солдат. Сергея оставили. Он хотел идти с друзьями и даже бросился на одного из пленивших их, но его избили и ударили в голову прикладом и он упал. И только как бы в полумраке и корчась от боли слышал последние слова Пономарева, который громко говорил и выкрикивал перед самой смертью.
— Убивай сволочь! Надоел! — выкрикнул Понамарев. — Патриот хренов!
— Заткни рот!
— Я уже увидел как вы обделались, когда мы прежде хутор брали!
— Не слушайте предателей родины! Приказываю одеть на оружие штык ножи! Последний раз говорю надеть штык ножи!
Солдаты подчинились.
— Коли предателей! Коли! Я хочу видеть их кровь! Я хочу видеть ярость в Ваших глазах!! Вперед патриоты!
Сначала с дрожью в руках они подступили к пленным ополченцам, но только стоило ударить один раз как какая-то невиданная чёрная сила вселялась в их сердца. И они снова и снова кололи несчастных…
Алексей умер от первого удара, а сильный Понамарев ни как не давался и его лежачего снова и снова били в живот, в грудь и в сердце.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

О том, что Сергей в плену его отец Роман Сергеевич Серебров узнал от старинного приятеля тренера по биатлону Славика Игнатова. В молодости вместе катались на лыжах, только Роман забросил, а Славик пошел в биатлон и уже много лет работал и тренировал и жил в Киеве.
Игнатов знал ростовский телефон матери Сереброва и сообщил ему, что сын его в плену.
Серебров молчал, ему было не по себе, Игнатов рассказывал:
— Я же не просто позвоню. Зять мой в тюрьме работает. Человек дрянь, хоть и зять! Говорю как есть, но это тебе на руку. Он за деньги мать родную продаст, ни то что человека из тюрьмы достанет. Я ему сказал, что свяжусь с тобой! Так что ты решил?
— Что я могу думать, я завтра же выезжаю. Денег не много, но все отдам.
Сергей был доставлен в Киев для публичного суда и на время следствия помещен в тюрьму.
В тюрьме их сначала закрыли в одну камеру всех вместе с другими ополченцами уроженцами Донецка и Луганска.
Камера была большая и темная. Зарешеченное окно выходило на противоположную стену тюрьмы. С потолка камеры свисала плесень. В камере ополченцы были не одни, а еще старые местные жители — пакостные клопы делили с ним одни нары. Безжалостно грызли ополченцев и превращали и без того не сладкие ночи в бессонные и мучительные часы.
Виталик Кушнарев из Луганска рвал на полосы простынь, наматывал на выломанною в полу палку и обжигал железные двух яростные шконки. Но все было напрасно. Наверно клопы проникли во все щели и стены и спасались от огня и приходили снова и снова мстить. Но большей напастью стали бельевые вши. Почему то ополченцев как другие камеры не водили в баню и вообще относились как с последними арестантами, но то только тюремщики. Однажды в полночь на двери открылся стальной карман и ноги, так зовут работников хозяйственной части тюрьмы, что остаются отбывать срок на тюрьме протянули большой под завязку нагруженный пакет.
— От братвы! — сказал баландер.
— Спасибо! — сказал Виталик.
— Надо говорить, что от души! — сказал бывалый баландер, вздохнул. — Сразу ясно политические! Там вам и малява от блатных!
— От души! — ответил Виталик делая успехи.
И окошко закрылось.
— Сергей давай смотреть! — сказал Виталик. — Ребята идите все сюда.
Стали открывать и смотреть и доставать на общак — стол в камере, колбасу, конфеты, сигареты и чай. На дне был кипятильник и зечка — большая железная кружка.
Сергей взял письмо и стал читать.
— Вечер в хату! Знаем, что терпите от пупкарей притеснения необоснованно и не по делу! Нам хоть и свами не по пути вы в строю стояли и выполняли приказы, но тюрьма и правильные люди всегда по понятиям жили и жить будут. Прошел прогон, что вас будут расселять в красные пресхаты, чтобы прессовать и выбивать показания. Мы курсуюм вас и курсуем по тюрьме о беспределе, но у правы на красноперых у нас нет! Подогреваем вас с братвой! Желаем, чтобы не прогибались и фарту! Котловая хата номер 345.
— Есть оказывается и порядочные люди! А Сергей? — сказал Виталик.
— Да! Что предупредили хорошо!
— И что с того? Сами говорят, что бессильны.
— Они по понятием живут по этому написали, а ни потому что не могут помочь. Они и так много сделали.
— Когда же станут разводить? — спросил другой.
— Не все равно? — ответил Сергей. — Перед смертью оно не надышишься. Давайте лучше как говорят на тюрьме чифирнём!
А наутро как и курсовала котловая хата ополченцев стали разлучать.
— Давайте пацаны, как говорят фарту! — сказал Виталик освоив тюремный жаргон.
Сергей шел по темным коридорам злой и сжимал кулаки. Серебров решил, что в пресхату ему не по пути и со всего маху зарядил в ухо охраннику. Тот упал. Сергей бросился на второго, тот закричал и отскочил и выхватил дубинку. Сергей не чествовал града ударов и тянулся к шее вертухая. На крик прибежало несколько человек и Сергея повалили на пол и стали жестоко избивать.
— В карцер его! — прорычал корпусной и Сергея поволокли в камеру. — Сдохнешь, как последняя собака! — сказали надсмотрщики и захлопнули железную дверь.
Было темно и сыро. Лавка кровать была не опущена и пристегнута к облезлой стене. Воды в ржавом кране не было, от параши несло нечистотами. От побоев Сергей так и уснул на холодном полу и проснулся от того, что кто-то ползал у него на голове. Это оказалась большая серая мышь, которая как у себя дома забралась на теплую голову Сергея и с комфортом устроилась в немытых волосах.
— Прошла прочь! Гадость, — выкрикнул Сергей и смахнул серую гостью на пол. Пища мышь убегала и махала мерзким хвостом, что погоди, мол еще вернусь, начнешь дохнуть от тоски так еще сами позовешь.
Кормили Сергея только раз в день из трех положенных. Жалкая сечка с водой и чай. Хлеб сырой и гадкий. Только раз тихо, чтобы никто не видел, баландер просунул в стальное оконце отварное яйцо и подмигнул. А в следующий раз коробку спичек и пачку сигарет. Курева в тюрьме на вес золото и лучшие средство, чтобы не сойти с ума. Сергей курил до рвоты и не мог накурится.
На десятый день в одиночек, чтобы не рехнуться и не помешаться рассудком стал петь, так бывает когда у тебя днем и ночью в подругах четыре стены.
Пел, все подряд что приходило на ум, но потом обозлившись, решил позлить тюремщиков и запел гимн России.
Сначала снаружи за дверью просто слушали, потом вышли из себя стали стучать в дверь и кричать:
— Заткнись! Заткнись москаль проклятый! Почки все поотбиваем!
Сергей не замолкал и все громче пел гимн России.
Двери распахнулись и Сергея стали колотить дубинками.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

И на следующий день Сергей затягивал гимн, его били, а он продолжал и как — то раз к нему полуживому пришёл грузный и толстый охранник.
— Убьют тебя скоро! — сказал охранник.
— Зачем пришел? Мне жалость твоя как собаке пятая нога!
— Ты зубы спрячь и слушай! Я дело говорю. Ты кто такой фамилия и откуда?
— Денег заработать на мне хочешь? — обозлился Сергей.
— Подохнуть хочешь?
— Может и хочу! Ни твое дело!
— Как имя?
— Сергей! Серебров!
— Что за Серебров, — вдруг удивился доброжелатель. — Вроде как на слуху. А отчество как отца зовут?
— Надоел, — отвернулся Сергей.
— Подожди! Говорю тебе знаю! Отчество как?
— Романов! Ромой отца зовут!
— Не может быть. Мне тесть каждый раз за рюмкой говорит про старого приятеля Романа Сереброва.
— Совпадение!
— Не скажи! Я завтра приду! Узнаю подробности, может и ты! Меня Николаем звать! Морозов!
— Все равно!
— Не отказывайся! — сказал Морозов и ушел.
Николай разузнал все и у тестя и выяснил, что Сергей сын того самого приятеля Романа Сереброва и дело завязалось. Игнатов позвонил Роману Сергеевичу.
Серебров приехал и застал старого приятеля не бритым и пьяным, что за ним прежде не водилось.
Серебров испугался жив ли сын, но причиной вышло другое.
— Заходи Рома, — сказал Игнатов. Провел старого друга в дом и усадил за стол и налил водки.
Роман Сергеевич выпил.
— Сын то живой? — спросил Серебров.
— Живой!
— А что ты как на поминках?
— Воспитанник у меня был. Костя!
— Что значит был?
— А то и значит, угробили пацана. Я его в детский лагерь Азов отправил. Чувствовал, что не надо, но ту даже, патриотизм, не залежная! Одурманили народ сладкими посылами, а сами бандиты и пробы ставить негде. Я его еще тогда когда в автобус садил, понял, что –то не ладное и смотрю и у Коли на лице радости ноль.
В четырнадцать лет Костя Десяткин был КМС по биатлону. Его тренер был дружен с одним из бойцов Полка Азов и попросил за Десяткина.
— Смышлёный! А самое главное — у него дар! Стрелок от Бога! — говорил Игнатов.
— Хорошо! Но автомат это не мелкашка!
— Вот, пусть попробуют! Но не то главное, ведь главное воспитание опоры!
— Да!
Автобус привез детей в густой лес обнесенной колючей проволокой.
Приказали всем построиться. Началась перекличка!
— Гнатюк?
— Я!
— При ответе производится шаг вперед с левой ноги! Еще раз! Гнатюк!
Мальчик двенадцати сделал шаг с левой ноги:
— Я!
— Правильно! Все заполнили и выполнять так же! Вы теперь все равно как в армии и на службе и должны выполнять все мои приказания!
Среди ребят были девочки.
Одна из них Полина не сводила глаз с Кости.
Костя сразу заметил. Ему Полина тоже понравилась, но заговорить первым он стеснялся.
Режим лагеря был строго регламентирован.
Подъем. Завтрак. После чего детей делили на группы. Одна группа занималась изучением автомата Калашникова, другая преодолевала полосу препятствии по образу армейской. После менялись.
Десяткин быстро разобрался с автоматом. Однажды оказавшись в одной группе с Полиной он ей подсказал с разборкой автомата и они подружились.
Вечером в тайне подростке встречались и разговаривали и держась за руки.
— Ты рада, что Ты здесь Полина?
— Да! Здесь мы с тобой познакомились!
— Я не об этом! Понимаешь наши инструктора — это даже не солдаты!
— А кто?
— Кучка фанатиков! Дегенераты!
— У меня дядя служит в Полку Азов!
— Хорошо! Я помолчу! Чтобы тебя не обижать!
— Хочешь меня поцеловать? — спросила Полина.
— Я некогда еще не целовался! — смутился Костя.
Полина обняла Костю и поцеловала не умело в губы.
Полина вся раскраснелась:
— Это у меня тоже первый раз!
Дети весело друг другу улыбнулись.
А утром у Кости не заладились стрельбы. Оружие тяжёлое, отдача. Первый патрон угодил в молоко.
— А как ты хотел? Это тебе не малокалиберная спортивная винтовка — этот боевое оружие!
— Я спортсмен! Я убивать никого не собираюсь!
— А если война? Враг! — строго сказал инструктор.
— Научусь!
— Ты сейчас уже должен уметь! Завтра уже будет поздно! Ты сопляк! Кто твой отец? Пианист?
— У меня отец строитель! Людям дома строит!
— Хорошо! И вот придёт враг и разобьёт труд твоего отца! Люди останутся на улице! Что ты должен будешь делать? Отвечай не молчи!
— Построить новые дома для людей! — ответил Костя.
— Ты должен убить врага! Убить! Перегрызть ему горло! Новые дома построят другие!
— А если я не желаю перегрызать горло? Если я желаю оставаться человеком?
— Тогда, ты умрёшь! Взять оружие! Принять упор лёжа! Представляй последнею сволочь и стреляй! Огонь!
Костя попал в десятку.
— Вот это уже другое дело! — закричал инструктор. — Так ты должен стрелять по врагам!
— А если враг окажется среди своих? — спросил Десяткин. -Или еще хуже, выйдет из какого нибудь инструктора, идиот?
— Я тебе дам идиота!
— А вы и есть идиот — смело выкрикнула Полина. — Только смерть и убийство у вас на уме!
— Что?! Бунт!— закричал инструктор и подошёл и отпустил девочке пощёчину.
Полина заплакала.
Костя сжал кулаки.
— Эй! — окрикнул Десяткин инструктора. — Фашист!
— Сейчас, подожди, получишь и ты! — ответил инструктор.
— Вы забыли, что у меня осталось один патрон! — Костя направил автомат на инструктора.
— Это тебе не по мишеням стрелять!
— Но вы же хорошо учили, только стоит представить перед собой сволочь! А за чем представлять если сволочь в десяти шагах от меня!
— Правильно, говорил, гадёныш!
Раздался выстрел!
Тренеру Кости Десяткина сказали, что мальчик утонул, а тело так и не смогли отыскать. Полина со шла с ума, когда её и всех ребят заставили смотреть, как пытали Десяткина перед тем как убить.
И теперь Игнатов запил и винил себя и не верил в несчастный случай, но приехал Роман и он взял в себя в руки и организовал встречу друга с зятем.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

— Денег мало, но чего не сделаешь по-родственному из чувств! — вздохнул Морозов и спрятал десять тысяч долларов. — Но и вы поймите, придется и вам постараться!
— Не понял! — ответил Серебров.
— Комплекция у вас сыном подходящая и сам вы моложавый. Я вас на сына в камере за меню.
— Это как?
— По-тихому! На своей смене подменю. Посидите маленько, а потом и вас сменяю на другого.
— С сыном свидание устроишь?
— Это не обещаю!
— Я еще тысячу дам!
— Хорошо, чего не сделаешь раде знакомства.
— Иза денег ты такой услужливый, а не по знакомству.
— Зачем обижаете, — вздыхал Морозов. — Сегодня ночью в час под тюрьмой ждите, со стороны, где свидания. Я вас проведу. По форме все устрою.
Серебров понимал, что проклятый Морозов затевает неладное, но другого выхода не было и он пришел в назначенный час.
Подкупив кого следует Морозов провел Сереброва в тюрьму. Тюремные стены пахнули на Романа холодом и словно смертью. Решетки, стальные двери, тусклый свет, грязный каменный пол не располагали к радости. Сына Сергея Серебров застал избитым и как будто не в себе. Сергей долго не мог признать отца, а когда узнал испугался.
— Что ты Сергей? — спрашивал Серебров.
— Папа! Как ты здесь? Зачем?
— А как иначе ты мой сын! Я пришел тебя спасти!
— Спасти?
— Да! Ты сейчас уйдешь!
— Я его сейчас же, на машине в Донецк отправлю. Надежным человеком! — сказал Морозов. — Только давайте скорей.
— Запомни Сережа! — сказал Серебров. — Цени, вторая жизнь не дается даром! Проживи жизнь с пользой! Воспитай внука Ромку, чтобы человеком был, слышишь человеком! И если придется умри за него!
— Умереть?
— Если продеться Сергей то и умереть! А теперь иди!
— А ты?
— Я позже! Я сейчас, скоро! Я всегда буду с вами!
Сергея вывели.
Морозов не соврал и Сергей отправили в Донецк, когда могли убить, чтобы замести следы. Но через час он открыл камеру с Серебровым не один, а с еще двумя тюремщиками. У каждого было по куску арматуры в руках.
Серебров все понял.
— Не обижайтесь! — вздохнул Морозов.- Сам посудите не в моих планах вас здесь держать. Завтра начнутся суды и вас не признают. — Я вас по родственному не стану пред смертью сильно мучать, быстро убьем и только изуродуем лицо, чтобы не признали.
— Я сынка твой, — сказал другой.- Нам песни спивал! Гимн России! Может и ты перед смертью нас подивишь и сробишь каку гарну песню?
Серебров улыбнулся и смело и тверда, что так оно и будет сказал:
— На ваших похоронах я буду петь вам с того света!
— Хорошо! Тогда и мы тебе сейчас на тот свет и проводим!
Сергей возвращался домой с камнем на сердце и с мыслями, о том, что стало с родной украинской землей? Где те необыкновенные радушные хлебосольные люди? Где те звонкие песни, где горячие сердца, где любовь? И одна щемящие сердце мысль об отце и ясное представление, что отца больше нет в живых, что он отдал за него жизнь, чтобы у его внука был отец. Чтобы он ополченец мог взять на руки сына, чтобы он ополченец знавший, что такое смерть, мог любить и быть любимым. Чтобы смерть и жертва одних, дарила надежду и мир другим. Думал и в сердце благодарил за новую жизнь.

                2025