Тень на Часовом Механизме

Планета значилась в каталогах сухим индексом GL-791-;. Экипаж научно-исследовательского судна «Хронос-проходец» окрестил её Протокой. С орбиты она казалась неестественно гладкой, без гор и впадин, будто отполированная гигантским шлифовальным кругом. Но когда спускаемый аппарат «Маятник» вошёл в атмосферу, мир перевернулся.

Внешние камеры показывали не пейзаж, а безумие. Реки из жидкого серебра не текли по руслам, а висели в воздухе, изгибаясь в немыслимых петлях. Камни падали вверх, чтобы застыть в середине падения навеки. Деревья из прозрачного хрусталя росли одновременно во все стороны, а их листья-шестерёнки тихо пощёлкивали, отсчитывая такт, неведомый никому. Воздух дрожал, как натянутая струна, и был густым, словно сироп. Здесь время было не измерением. Оно было материей. Текучим, вязким, осязаемым веществом, подчинявшимся своим собственным, непостижимым законам.

— Показания хронометра… безумны, — голос геолога Киры дрожал. — Он показывает все даты разом. Прошлое, будущее… здесь нет настоящего.

Капитан Варягин, человек с лицом из гранита, сжал ручку кресла.
— Стабилизируемся. Наша задача — взять пробы. И ничего не трогать.

Они осторожно двинулись по поверхности, которая была похожа на застывшее стекло, под которым пульсировали золотые прожилки. Их шаги отдавались глухим, растянутым эхом, будто звук тонул в патоке. Внезапно один из инженеров, молодой парень по имени Лёха, споткнулся о выступ причудливой формы. Раздался негромкий, но отчётливый хруст.

Тишину Протоки разорвал визг. Не звуковой, а хрональный. Пространство перед ними задрожало, и в нём возникла… трещина. Она была похожа на расколотое стекло, но вместо осколков из неё сыпались мгновения. Обрывки теней, обломки голосов, вспышки не случившихся событий. Это был разрыв в самой ткани времени, рана в реальности.

— Что ты наделал! — прошипел Варягин.

Но было поздно. Из трещины повалил густой, искажающий всё вокруг «туман» — сама сущность времени, вытекающая наружу. В его потоках они видели себя: то старыми, то юными, то мёртвыми. Это было не видение. Это было предчувствие, ставшее плотью.

И тогда из гущи хрустального леса вышла Она.

Её нельзя было назвать существом. Это была Тень, отлитая в форму, напоминающую человека, но лишённую всяких деталей. Её тело казалось сшитым из серых, струящихся лоскутов времени, а вместо лица был лишь спокойный, безмятежный овал. Она не шла. Она перемещалась, не сгибая пространства, просто появляясь в нужной точке, как стрелка на циферблате. В её руках (если это можно было назвать руками) она несла инструмент — сложное устройство из бронзы и света, похожее на невероятный сплав веретена, циркуля и хирургического лазера.

— Смотритель… — выдохнула Кира, и в её голосе был не страх, а благоговейный ужас.

Существо — Смотритель Времени — не обратило на них внимания. Оно подошло к трещине и принялось за работу. Его движения были бесконечно точными, выверенными до атома. Оно «вышивало» разрыв тончайшими нитями хрональной энергии, сплетая разорванные мгновения в единое полотно. Из инструмента лился свет, и под его лучами хаотичные всплески времени укладывались в ровный, неумолимый поток. Трещина затягивалась, словно рана на живой плоти.

Лёха, обезумев от ужаса, поднял ручной сканер и навёл его на Смотрителя. Он хотел понять, что это. Роковая ошибка.

Сканер, пытаясь проанализировать сущность, существующую вне всех известных законов физики, взорвался в его руках с ослепительной вспышкой. Волна энергии ударила в Смотрителя.

Оно впервые обернулось. Не было гнева в том безликом овале. Был… интерес. Холодный, безразличный интерес энтомолога, рассматривающего муравья, осмелившегося укусить. Оно подняло свой инструмент — не как оружие, а как кисть. И провело им по воздуху рядом с Лёхой.

Молодой инженер не исчез. Он стал… размазанным. Его фигура потеряла чёткость, расплылась в полупрозрачный силуэт. Он кричал, но его крик растянулся на минуты, превратился в низкий, жуткий гул. Он был жив, но его время текло теперь иначе — бесконечно медленно, бесконечно больно. Он стал живым пятном на часах вселенной, сбойом, артефактом.

Смотритель повернулся к трещине и закончил свою работу. Последняя нить была на месте. Реальность затянулась. Затем оно обвело безликим «взглядом» оставшихся членов экипажа. Варягин замер, ожидая смерти.

Но Смотритель просто развернулся и стал уходить, растворяясь в дрожащем воздухе, как сон. Его работа была сделана. Помеха устранена. Муравьёв не наказывают. Их игнорируют.

Они молча подняли Лёху — вернее, его размазанную, гудевшую тень — и побрели к «Маятнику». Они не взяли ни одной пробы. Какие могут быть пробы, когда сама материя времени была у них на глазах зашита, как рана?

«Хронос-проходец» покинул орбиту Протоки. Лёху поместили в карантинный бокс. Он был там, его можно было видеть, но он существовал в иной временной частоте. Он старел на их глазах за часы и молодел за минуты, бесконечно переживая свой ужас.

Капитан Варягин стоял у иллюминатора, глядя на уходящую в ночь странную планету.

Они пришли изучать время. И время показало им, что у него есть сторож. И что этот сторож абсолютно равнодушен к их жизни, их боли и их любопытству. Они были всего лишь тенями на часовом механизме, тикающем в такт вечности. И встреча с часовщиком стала для них не открытием, а вечным напоминанием об их собственном ничтожестве.

Он был тенью. А они — лишь миганием стрелки на его циферблате.