Психология милитариста

1. Какие могут быть значения слова милитаризм?

    Что такое милитаризм? Это политика, делающая ставку на военную мощь. Подчинение этой области всех остальных, и оправдание связанной с этим идеологии.
    Зачем это может быть нужно? Есть два варианта. Первый – страна окружена врагами, которые понимают только язык силы, и ей ничего не остаётся, кроме как проявить соответствующий уровень оной, или перестать существовать. Второй – страна как раз и является тем, кто понимает только язык силы, и именно от таких другим странам и нужно защищаться, но она может это как не скрывать, так и переворачивать всё с ног на голову, и кричать, что это она тут защищается, и что это не второй, а первый вариант.
   В чём разница между этими двумя вариантами? В первом случае данная мера будет вынужденной, и не обязательно постоянной (и не обязательно желанной). И мораль общества по идее должна быть ориентирована на то, что это нужно только потому, что по-другому не получается, но как только обстоятельства изменятся, они с облегчением от этого откажутся. Во втором же варианте всё будет заточено на то, что это является их основным интересом, и что отказываться от этого они не собираются. И даже если изображают обратное, на поверку всегда будет оказываться именно это.
    Какой вариант является наиболее типичным? По идее среднестатистическая страна не может быть в осаде превосходящих сил противника чаще, чем самой участвовать в таких же компаниях против кого-то. Поэтому первый вариант слишком частым быть не может; скорее, как исключение из правила. А вот второй вариант может быть сколь угодно частым, если все будут только и думать о том, как бы кого-то завоевать, как бы с кем объединиться, и как сделать так, чтобы все захотели объединяться именно с ними. Поэтому наиболее типичным для наполненного милитаризмом мира получается второй вариант.
   Так же, второй вариант получается более целеустремлённым. Первый не несёт в себе такого пристрастия ко всем милитаристским особенностям, как второй. Поэтому второй получается наиболее актуальным для разбора, и именно им я в этой работе и займусь. Итак, психология милитариста, как деятеля, направленного на реализацию второго варианта.

2. Милитарист и противник
    Начнём с того, что есть люди мирные, есть люди воинственные. Психология мирного человека устроена примерно так: каждый человек должен обеспечивать себя сам, и не жить за чужой счёт. И будет стимул работать, и будет справедливость (как работал, так и обеспечил), и будет рациональность – чем меньше ресурсов потратится на войну, тем больше удастся построить. Психология воинственных устроена совершенно иначе: «Пойди и забери у того, кто слабее, всё что тебе нужно. А он пусть работает, чтобы обеспечивать и тебя и себя. А ты трать все силы на то, чтобы прокачиваться дальше и забирать у других больше». А до справедливости ему дела либо нет, либо он каким-то образом находит в таком раскладе справедливость (если слабее, то «сам виноват», что слабее, и на этом точка). Это и есть вкратце основа милитаризма.
    С таким подходом воинственные люди могут начинать войны не потому, что ресурсов на всех не хватает, и выживет либо твоё племя, либо соседнее, а потому, что ищут для себя наиболее легкий для себя путь. И ищут там, где можно и без этого, но им всё равно мало. И с этим обычно у них связано развитие соответствующих потребностей. Им хочется драки (чем сильнее к этому потребность, тем лучше они к ней готовятся), им нравится побеждать (для них особый смак ставить поверженному противнику ногу на грудь), и им нравится в общем и целом доминировать (получают особое удовлетворение от переламывания чужой воли и навязывания своей). Т.е, как хищников влечёт вкус крови, так и воинственных деятелей влекут все атрибуты побед, одержанных в рамках их агрессивной политики. А самая главная сила, которая движет наиболее целеустремлёнными из них – это гордыня.
    Гордыня даёт удовлетворение от мысли, что ты чем-то лучше других. И в связи с этим она требует положения, которое бы это отражало. Например, расклада, при котором другие должны делать трудную и грязную работу за тебя ради того, что ты был от этого освобождён. Это даёт мысль, что ты чем-то важнее их, раз уж достоин других более важных дел, а эта мысль греет гордыню. Потребность в атрибутах такого положения тоже является одной из неотъемлемых их потребностей (доказать-показать и себе и другим, что ты выше них). И когда они идут в бой за такие ценности, они идут добывать корм для своей гордыни.
    Теперь мы понимаем, что ярый милитарист не может без войны. Потому, что даже если есть возможности сделать так, чтобы всем всего хватало, и все могли жить хорошо, то до конца хорошо милитаристу не будет. Потому, что, чтобы ему было по-настоящему хорошо, нужно, чтобы ему было лучше, чем другим, а если всем будет одинаково хорошо, то ему будет плохо. Поэтому ему обязательно нужен расклад, при котором ему должно стать лучше, а кому-то должно стать хуже (по-другому не умеет), а этого ни один уравновешенный человек не потерпит. И объяснить логикой, почему другие должны быть прогнуты ниже него, он тоже не может. Поэтому милитаристу нужна война, как средство решения силой того, чему он не может найти иных аргументов.
    И поэтому, покуда существуют такие люди, существуют конфликты, которые можно решить только силой. А если и удаётся что-то решать переговорами, то только с оглядкой на стоящую за ними силу. Поэтому такие только и могут понимать язык силы. И милитаризм поэтому в их случае не что иное, как прокачка силы, использующееся либо для удара, либо для давления.

3. Милитарист и оппозиция
   Главный интерес в жизни у прирождённого милитариста – это война. Он живёт ради войны. Он живёт ей. А если войны нет, он живёт планами войны. Подготовкой к войне. Он живёт ожиданием войны. А если её так просто развязать не получается, он живёт планами, как её развязать.
    В связи с этим некоторые милитаристы могут вести войну не только физическую, но и информационную. Т.е, например, выворачивать в каких-то случаях всё наоборот, и настаивать, что война нужна не потому, что ему это надо, а потому, что противник иного выбора не оставляет. Делать всё для того, чтобы это так выглядело. Делать всё для того, чтобы спровоцировать противника на то, чтобы так выглядеть. Делать (при возможности) так, чтобы у противника не было выбора, чтобы так выглядеть. Делать, чтобы не было хорошо тем, от кого он хочет участия в войне, чтобы у них были причины хотеть лучшего, и искать решения (с его же подачи) в войне. Прививать целевой аудитории убеждения, что «свобода – это рабство, незнание – это сила, а война – это мир». Затыкать (преследовать и уничтожать тех, кто будет пытаться раскрыть остальным глаза на те подмены, которые этот проталкивает). Всё это вполне типичная составляющая милитаристской политики.
    Война всегда стоит жертв, и обычно для обеих сторон. И даже если побеждающий окупает трофеями свои потери, обе вместе взятые стороны всё равно теряют больше, чем приобретают. И исходя из этого человечество от войн больше проигрывает, чем выигрывает. И у агрессора есть ещё опасность проиграть в войне, и не только ничего не получить, но и отдать победителю его трофеи в нагрузку ко всем своим потерям. Но об этой арифметике от милитариста не услышишь не слова (особенно перед войной). Он всегда толкает идеологию, что война – единственный верный путь (и выход и имеющейся на данный момент ситуации), и путь правильный.
    Ярый милитарист готов при необходимости уничтожать тех соотечественников, если они против завоевательной войны. Даже если это люди, которые не хотят только завоевательной, а в оборонительной были бы весьма полезны. Этим он приносит вред своей родине, но в его информационной войне всё наоборот: вред приносят те, кто мешают его политике, а он родину от них «спасает».
    В связи с этим там, где побеждает такой милитаризм, всегда будут иметь соответствующие особенности. И как у хищника, сколь бы грозно и эффектно не выглядел его оскал, если он питается плотью, из его пасти будет дурно пахнуть, так и у такого милитаризма, сколь бы красиво не выглядели их марши и лавры, от этого всего будет нести несправедливостью, неадекватностью, подменами, и разложением, которым всё это чревато.

4. Милитарист и соратники
    Что ещё есть интересного в психологии типичного милитариста? Основное отличие от морально уравновешенного человека в том, что что уравновешенный живёт по принципу «поступай с другим так, как он поступает с тобой» (и как вариант, не поступай с другим так, как он с тобой не поступает). Милитарист же живёт по противоположному принципу: «поступай с другим так, как ни в коем случае не давай поступать с тобой».
    Т.е. для уравновешенных людей если кто с мечом к тебе идёт, то и ты его с мечом встречаешь, а если он к тебе с мечом не ходит, то и ты к нему с мечом не иди. У милитариста всё иначе: как у футболиста принцип «забивай в чужие ворота как можно больше голов, а в свои не дай всадить ни одного», так и у милитариста «топчи с мечом все земли, куда только при помощи этого меча удастся прорваться, а на свою при помощи его же не пропусти никого». В связи с этим у него существуют определённые особенности в психологии и в отношении своих собственных земляков.
    Дело в том, что мотивом идти с мечом на кого-то обычно является резон что-то с него взять (славу, победу, трофеи, удовлетворение потребности в противостоянии, и т.п.). И чем сильнее в этом всём потребность, тем больше стимула махать мечом, и тем большего в рамках этого обычно получается добиться. А весь этот победный контент так устроен, что определённых его составляющих обычно на всех не хватает. Т.е. если удовлетворение потребности в битве ещё может быть общим для всей команды, то трофеи придётся делить. И делить придётся по принципу, что чем больше возьмёт другой, тем меньше достанется тебе. И то же будет и со славой, с раздачей погон, и удовлетворением своей гордыни.
    Поэтому для всех тех, кто достаточно сильно этим озабочен, свои оказываются совсем не такими своими, какими они являются для уравновешенного человека. Кто чужого брать не хочет, тому война может быть нужна только для обороны. А в оборонительной войне ему победы достаточно будет одной на всех.  У уравновешенного ничего не убудет от того, что сосед, сражавшийся с ним плечом к плечу, отстоит свой дом так же, как он свой. А вот кому война нужна для того, чтобы взять чужое, победа нужна своя отдельная, частная, дополнительная к общей, в которой он обязательно должен взять больше других, и этим накормить свою гордыню.
    Поэтому свои для милитариста свои подчас никакие не свои, а конкуренты, особенно в завоевательной войне. И они с одной стороны вроде бы плечом к плечу, а с другой каждый сам за себя. И в таких условиях существует реалия завоевательной войны, и вообще армейской жизни, которая ориентирована на это дело.
    Тот, кто живёт по принципу «поступай с другими так, как ни в коем случае не давай поступать с тобой», будет так поступать и с со своими. Потому, что им движет гордыня, которая гонит его лезть на самый верх. И чем больше у него гордыня, тем активнее он будет лезть. А чем активнее будет лезть, тем активнее у него будет противостояние с себе подобными. И в этом противостоянии больше преимущество будет у того, кто меньше будет гнушаться тем, чем погнушаются другие.
    И вот тут проявляется самая главная особенность милитаризма: если в ком-то этот принцип рвать на самый верх изо всех сил развит недостаточно сильно, то его обойдёт тот, у кого он сильнее (а сильнее он у самых гордых). И тогда наверху окажется не он, а тот, кто обошёл, и он будет выстраивать свои порядки. А порядки ему нужны, заточенные под его принципы (т.е. те, которые лучше всего служат им). И в этих порядках тот, у кого рвение не самое сильное, будет ему служить, и быть обязанным делать то, что диктуют (и постепенно индуцироваться этим).
    Поэтому одно из значений слова милитаризм – это такое явление, в котором наверх пролезают те, кто меньше всего уважают волю других, и выстраивают порядки, заточенные под это положение. И это происходит автоматически, если социум и армия ориентированы на то, чтобы хотя бы иногда вести завоевательные войны. Чем больше сама власть, система и народ ориентированы на то, чтобы вести завоевательные войны, тем больше вероятности, что это механизм автоматически и начнёт самовыстраиваться и самозатягиваться.

5. Милитаризм и иерархия
    Суть милитаризма можно обрисовать примерно так. Существует некий император, у него есть генералы, под ними офицеры, а под ними солдаты. Императора волнует как можно больше золота в своих сундуках, как можно больше земель у себя под контролем, как можно больше подвластных людей, слава великого завоевателя в качестве приятного бонуса, и удовлетворение своих потребностей в войне. При этом полностью забирать все трофеи себе во дворец император не может – народ просто перестанет его поддерживать. Ему нужны помощники, которые будут в этом заинтересованы. Поэтому часть трофеев должна достаться генералам, причём такая часть, чтобы им было более выгоднее поддерживать императора, чем бунтовать против него. Ещё что-то должно доставаться и офицерам, чтобы по аналогичному принципу поддерживали генералов. Ну а солдатам или самая малость, или вообще ничего (как может быть ничего, и при этом чтобы они всё терпели, разберём ниже, а пока пройдём основные положения)
    Император (допустим) в завоевательные походы не ходит, а сидит у себя во дворце. За него воюют генералы. Генералы в бой особо не лезут – стоят на самом высоком холме позади войска, и командуют оттуда. И если вдруг разгром, то первыми драть с поля боя (сзади это очень удобно и шансы самые высокие, пока противник остальными занимается). Потом им дадут новое войско (если других генералов для этого у императора не найдётся), и они пойдут воевать снова.
    За генералами идут офицеры. Им приходится быть ближе к гуще сражения, но как-то там среди своих построений, которыми командуют, имеют возможность обеспечить себе более-менее защищённые места. Ну и наконец, в самом низу идут солдаты. Эти не выбирают, где им быть; их задача принимать основные удары на себя, и амортизировать на себе безопасность вышестоящих.
    Император не рискует ничем, генерал рискует в самой меньшей степени, офицеры рискуют сильнее, но самый сильный риск у солдат. Трофеи же распределяются противоположно: львиная доля самому верхнему, а внизу разбираются самые крохи. Это вполне типичная для милитаризма ситуация.
    Чем больше каждый командир будет употреблять свою власть так, чтобы обеспечить своей властью своё выживание, тем чаще будет выживать. Ну а чем меньше употреблять, тем меньше будет в конечном итоге оставаться таких командиров. Поэтому война в определённом смысле способствует затачиванию милитаризма. Заберёт самых самоотверженных, зато те, кто останутся, смогут набираться побольше опыта. И чувствовать себя более важными (кто же важнее для армии: неопытный, или набравшийся опыта?) Всё это добавляет поводов считать себя «избранными», а нижестоящих расходным материалом, нужным затем, чтобы «избранные» могли делать своё «избранное дело».
   Поэтому своим солдаты для милитариста могут оставаться своими, но не такими свои, какие для морально уравновешенного человека, для которого важно равенство в праве всех на жизнь. Для милитариста все не могут быть равными, и уважения к их жизням, как равным, быть тоже не может. Всё это составляющие милитаризма, и чем больше в нём будет завоевательных войн, тем ярче они проявятся.
    Теперь мы можем более детально представить, как в милитаристской системе думающие больше о себе командиры могут обойти думающих больше о солдатах. Например, будет ситуация, где вражескую крепость можно взять измором, а можно мясным штурмом. Измором будет экономнее, но, допустим, император не хочет ждать – ему нужно, чтобы в историю, как великий завоеватель, зашёл он, а не приемник, а время его ограничено. И поэтому надо быстрее взять, рапортовать о победе, получить пополнение, и вперёд, к новым свершениям ради новых наград.
    Вот тот, кто в такой системе больше о себе думает, дослужится до повышения, а тот, кто о других, нет. Если система такая, где верховный самый главный, кто о себе думает, то примерно так и будет.
6. Милитарист и подчинённые
    Прежде, чем переходить к основной теме, следует сделать небольшое отступление – разобрать, чем военная дисциплина отличается от гражданских. Военная дисциплина заточена под войну, и в связи с этим у неё своя мораль и своя логика.
    На войне непослушание начальству может привести к гораздо более непоправимым последствиям, поэтому послушанию отдаётся гораздо больше внимания. И поэтому в армии соответствующие дисциплины, приучающие выполнять приказы максимально исполнительно. Т.е. соответствующая власть командира, соответствующие наказания за неподчинение, и соответствующие дисциплины, призванные приучать к тому, что приказ надо выполнять без малейших споров.
    Ещё на войне может понадобиться родину защищать на пределе способностей, а для этого бойцы должны быть соответствующим образом подготовлены. А чтобы защитники получили нужную подготовку, нужно их гонять и гонять, чтобы натренировать до нужного уровня. И тренировать на пределе возможностей, потому, что в бою могут быть условия, которые именно такой подготовки и потребуют. А для этого опять нужна власть, чтобы заставлять делать то, что делать труднее всего. И определённая власть решать, сколько, когда и чего делать. Потому, как кому ещё это лучше может быть видно, как ни тому, кто непосредственно работает с теми, кого тренирует?
    Это значит, если командир прикажет бежать дольше, чем ты сможешь пробежать – обязан бежать, пока не упадёшь. Если прикажет отжиматься, должен отжиматься, пока не будет команды встать. И даже если твои мышцы будут не в состоянии больше выжать ни миллиметра, твой мозг всё равно должен продолжать требовать от них жать изо всех сил. И так до тех пор, пока силы не найдутся, или не будет команды встать. А если приказ будет бежать, и ты упадёшь, но раньше времени, то твои товарищи должны будут тащить тебя на руках (ну на войне такое тоже может понадобиться). А тащить симулянта никто не хочет, так что симулировать особо много не получится.
    Ещё в армии практикуется коллективное наказание. Один проштрафился – все за него отдуваются. На гражданке такое бы вызвало дружный протест – почему ты должен быть урезан в зарплате за то, что твой коллега прогулял работу? А в армии это норма: один где-то опоздал – всех остальных заставят его ждать, коротая время за отжиманием, или ещё каким-то не самым приятным способом времяпровождения (бойца же надо приучать бойца к тому, что от его действий в бою может зависеть жизнь всех остальных).
   Ещё в армии присутствует принцип, который называется (в переводе на цензурный язык) «не волнует». Это значит, что никого не волнует, можешь ты выполнить поставленную задачу, или нет. И если ты её не выполнишь, то (в определённых ситуациях) никого не волнует, не выполнил ты её потому, что не захотел, или потому, что просто было невозможно. Если командир отдал приказ – должен выполнить. Через не хочу, через не могу, через невозможно – хоть в лепёшку разбейся, но прыгни выше головы и выполни. Не выполнишь – виноват.
    Это может оправдываться тем, что бойцов нужно подготовить к тому, что на войне может быть что угодно. И возможна ситуация, когда задачу обычными средствами выполнить окажется нельзя, но выполнить надо будет во чтобы то ни стало. И тогда чем больше будет такой подготовки, тем больше будет вероятность, что будет всё же что-то сделано там, где без такой подготовки казалось, уже ничего сделать нельзя.
    Это значит, что если командир сказал, что к построению сапоги должны быть начищены, то они должны быть начищены. А если в казарме кончился гуталин, то никого не волнует, что за тобой в казарме не числится фабрики по производству гуталина. Доставай, где хочешь, «рожай», предусматривай, запасай, следи, чтобы на тебя хватало – чего хочешь, делай (вообще не волнует, как), но сапоги чтобы были, как на параде. Не будут – отвечать перед командиром будет не тот, кто должен был поставлять гуталин, а ты (ну а тот, кто не поставил, отдельно ответит, если надо будет).
    Всё это может быть по-своему вроде как оправдано (а то как иначе родину защитить?) И всё это несёт сплошную несправедливость, но ценой этой несправедливости решаются определённые задачи, позволяющие спасти что-то такое, что предполагается стоящим того, чтобы ради этого пожертвовать в таких моментах справедливостью.
    Всё это ещё не милитаризм; это просто особенности военной дисциплины. А вот милитаризм начинается дальше.
    Милитаризм – это и такое явление, когда кто-то говорит: «Я твой хозяин, ты мой раб. И ты расходный материал для достижения моих целей. И если мне нужно будет, чтобы ты умер за то, чтобы у меня было больше богатств и земель, ты должен идти и умирать. И если я скажу, что ты машина для убийства, и пойдёшь убивать всех, кто не хочет становиться моими рабами и колониями. И ты засунешь свою совесть (какая бы она у тебя ни была) себе в… (не волнует куда), и пойдёшь убивать людей за то, что они хотят быть людьми, а не рабами. И никакого «нет» чтобы ты сказать не смел. Потому, что ты никто, чтобы говорить мне нет!»
    Что для этого нужно? Дисциплина, заставляющая приучать к тому, что приказы нужно выполнять беспрекословно. Выполнять, не задумываясь. И отвыкать вообще от мысли что если тебе отдали приказ, то его можно не выполнить. Все вышеописанные элементы дисциплины для таких целей как раз вполне подойдут.
    Институты милитаризма ориентированы на завоевательные войны. И когда в рамках завоевательной войны система (в лице кого-то вышестоящего) отдаст команду человеку идти вперёд, у человека могут возникнуть вопросы «А почему это я должен идти и убивать тех, кто на меня не нападал? И почему я должен умирать за ваши цели, которые мне не нужны?» И на эти вопросы ответить будет не так просто. Поэтому тягу к таким вопросам у подчинённого милитаристам проще тупо подавлять и отбивать. Отбивать в рамках страха перед командиром, привычки не задавать вопросов, и просто отупения, до которого его можно довести злоупотреблением определённых процедур.
   Подавление личности исполнителей – это то, что нужно институтам милитаризма от командиров. Армии, которая не имеет целей вести завоевательные войны, такое не нужно. Это нужно только тем, для кого армия – это средство вести завоевательные войны. И в рамках этого у институтов милитаризма свои методики, устои, и традиции обработки подчинённых.
    Например, взять, и заставить подчинённого постоянно мыть какую-то грязь. Мыть там, где это будет затоптано через минуту, но требовать отскабливать всё до блеска, и потом снова то же самое раз за разом. Все усилия будут в никуда, но заставлять вкладывать в это дело столько сил и внимания, чтобы ни на что другое их уже не оставалось. И делать это не затем, чтобы приучать к чистоте, порядку, дисциплине и не давать расслабляться. А чтобы под предлогом этих вещей приучать к тому, что ты никто, и своими усилиями добиться ничего не можешь.  Вкладывать это в подсознание. И что всё, что ты делаешь – ничего не значит, потому, что это тфу, и растереть. И привыкай в соответствии этим жить и мыслить. И вот такими приёмами изо дня в день (месяца в месяц, и года в год) тыкать подчинённых мордой в грязь – если не в прямом, то в психологическом смысле.
    Или, как вариант, постоянно гонять подчинённых через такие процедуры, в которых нужно не думать, а быстро и машинально выполнять команды. И гонять регулярно, чтобы мозг отучался обдумывать. Солдат должен делать и не думать. А ещё он должен быть предельно уставшим. Морально уставшим от постоянной физической нагрузки. Сил на какую-то борьбу за свои права должно просто не оставаться. Это отдельная тема и методика институтов милитаризма. И отдельный фан для любителей доминирования.
    Задача милитаристского командира – «перевоспитывать» противников милитаризма в неспособных быть его противниками. И от подавления воли людей некоторые из них тоже получают своё удовлетворение. Всему этому институты милитаризма по возможности покровительствуют.
    И институты милитаризма очень не любят вопросов «Вот вы сначала самодурство своё милитаристское урезоньте, а потом требуйте подчинения». Потому, что на эти вопросы им обоснованно ответить нечего. Поэтому они любят отвечать на них с позиции силы: «Вот мы тебя доведём до состояния, что тебе не захочется больше такие вопросы задавать, и посмотрим, чем разговор закончится». И когда они своими методами этого добиваются, они получают определённое удовлетворение, потому, что это есть доминирование их воли и принципов над волей принципами оппонентов.
    Задачей вышестоящих командиров в милитаризме заключается назначать на такие должности тех, кто лучше всего справится с данной задачей. Ну и требовать сверху соответствующий устав, позволяющий злоупотреблять властью именно в таких целях. Плюс всевозможные идеологические оправдания, что это нужно для «защиты».
    Вообще, в рамках подготовки к настоящей защите может много чего потребоваться делать. Например, ползать по грязи. И это тоже может оказаться нужно, потому, что в бою именно это может и прийтись делать, и солдат должен быть готов ко всему. И если это действительно нужно (ну чтобы реально родину защитить, и тренировка необходимая), то это и не очень-то унизительно. А вот если и такое в рамках программы перелома твоего сознания (воли, достоинства), то это уже другое. Это милитаризм.

7. Милитарист и подчинённые
    Теперь мы знаем, что нужно милитаризму от служащих ему командиров. Что же нужно самому командиру, если он является типичным милитаристом? Много чего может быть нужно. Милитарист – это эгоист, а эгоист думает в первую очередь о себе. Он может поставить условие подчинённым «плати мне столько-то – я тебя не отправлю туда, где тебя убьют». Ну или, как вариант (в мирное время) поставить условие «платите мне, а я не буду вас гонять слишком сильно». А что значит «слишком сильно»? А это может значить, что есть устав, в котором вроде как всё прописано, что и как, но если им очень сильно злоупотреблять, то можно загонять так, что проще будет заплатить.
   Ещё может быть вариант «иди капай мне огород (или тому, кто мне заплатил, чтобы я отправил кого-то ему огород вскопать), а я не буду заставлять тебя топать по плацу» – варианты могут быть разные, но суть, в принципе та же самая: командир злоупотребляет властью. И да, копать огород обычно легче, чем топать по плацу, и злоупотребление не всегда не выгодно солдату, но остаются вопросы.
    Во-первых, топать по плацу – это официально ещё служба, а копать огород – это уже какое-то рабство. А во-вторых, командир берёт то, что ему не принадлежит. Просто получает вязку за злоупотребление, или за поблажку, (или за то и то сразу). И если он получает взятку даже от тебя (за то, что не будет гонять «слишком сильно»), то он либо не делает того, что должен делать, либо делает того, чего и не должен.
    Ну т.е. если определённая нагрузка нужна в целях подготовки, а он её сократил, то он украл у родины. А если он наоборот, требует чего-то за то, чтобы не перегружать сверх нужного, то он вымогает у тебя. Он по любому неправ. И неправы те, кто попустил таким возможностям для него. И ты неправ вместе с ним, если со своей стороны в этом участвуешь.
    Он вымогает то, чего не имеет права вымогать. Но он не согласен с тем, что он не прав. Почему? Да потому, что, с точки зрения милитариста, прав тот, кто сильнее. А сильнее тот, кто может сделать так, чтобы была его воля. И если он, используя свою власть, сумеет сделать так, чтобы была его воля, а не твоя (или кого ещё там), то он и «прав», а остальное «формальности».
    С точки зрения милитариста ему виднее, что и как правильно, и что и как справедливо, и кто и кому что должен указывать. Это часть его жизненной политики. И это у него такой девиз по жизни. И одновременно с этим и интерес, и политика, и амбиции, и гордыня, и привычки. И главный у него аргумент: затыкание того, кто будет не согласен. Затыкание дисциплиной и властью. Властью подавлять, гонять, и запугивать тем, что, если кто-то с чем-то не согласен, у того служба до конца дней чёрная пойдёт. И не просто гонять, а приучать к тому, что он ихний царь и бог, и что всё должно быть так, как он скажет.
    Гонять так, чтобы подавлять волю и разум, чтобы поменьше в людях оставалось желания и способности спорить. Причём спорить не просто с системой, а с его личным самодурством. Приучать чувствовать себя бесправными и безвольными, и выполнять любую команду. Приучать мириться с этим положением и перестраиваться на этот лад. И с такой позиции уже позволять себе злоупотребления, которые должны сойти ему с рук просто потому, что его подчинённые его не сдадут.
    Если же с него за это спросить (с положения «критика снизу»), то он ответит с позиции «Да кто ты такой?» И начнёт злоупотреблять властью с применением всех приёмов, что есть в его арсенале. И конечная цель такого командира заставить подчинённых отупеть до такой степени, чтобы не видеть в этом никаких проблем, и считать это нормальным и правильным. И по мере того, как они начнут входить в нужное ему состояние, вдалбливать им свою идеологию.
    Вот ты её всоси, и живи в соответствии с ней. И когда он увидит, что ты усвоил, что он твой царь и бог, тогда будут тебе какие-то поблажки. И когда ты примешь эти поблажки, ты станешь вроде как соучастником его политики. Ну а с позиции соучастника бунтовать будет тем более несподручно.
    Разумеется, воинский устав и законы общества могут (и должны) предусматривать какие-то средства поставить на место зарвавшегося командира. Но это только при условии, что в системе нет сквозного милитаризма. Если же там его сплошная системная диаспора, то такие возможности будут в лучшем случае только имитироваться. А на деле никого ставить на место не получится, если его место выше твоего.
    Т.е, на бумаге может быть что-то прописано, но в реальности оно не работает. И не работает в частности потому, что ни у кого нет желания бороться за свои права. Потому, что желание отбито, воля изменена, сознание тоже, и общее правосознание ниже нужного уровня. И реализовываться это всё может за счёт власти командиров, которую они должны методично для таких целей применять.
    Поэтому милитаризм с такими вещами бороться не будет. Будет только в случае, если какой-то командир зарвётся уже настолько сильно, что терпеть это будет невозможно. А пока он берёт своё в рамках терпимого, на это будут стараться подзакрывать глаза. Потому, что такой командир нужен милитаризму. Потому, что на его менталитете держится система. На его амбициях, на его интересах, на его энтузиазме, который, если нужным образом повернуть, можно эффективно использовать для подавления инакомыслия.
    Теперь мы знаем, как можно сделать, чтобы львиная доля трофеев шла императору, а солдатам ничего. Достаточно просто так организовать, чтобы после того, как те, кто наверху, взяли себе львиную долю, тем, кто посередине, осталось только лишь себе взять то, что осталось. Потому, что если они ещё будут этим делиться с кем-то, то им вообще ничего не останется. А вот если не делиться, то что-то остаётся. Не так много, но более-менее, чтоб был резон дальше служить этой системе. А вот чтобы дальше не делиться, нужна та самая власть (и то положение, которое при помощи неё выстраивается), при которой командир всегда прав, и подчинённые не хотят с ним спорить.
    Конечно, технически суть распределения может быть устроена и иначе. Император просто заберёт в пользу государства захваченные земли и доход с них (в милитаристской системе «Государство – это Я!») Генералы получат должности на этих землях, с которыми тоже в обиде не останутся. Ну а офицеры получат закрывание глаз на приёмы типа «хочешь жить – плати», и законодательство, оставляющее лазейки для нужных им злоупотреблений.
    Выглядеть всё может на первый взгляд не так заметно, но суть в конечном итоге останется примерно та же: меньшинство получит максимально много; а большинство останется в конечном итоге с одними шрамами, и делиться с ними никто сверху ничем лишним не станет.

8. Милитарист и Родина
    Ещё некоторые милитаристы часто любят поорать на подчинённых. Причём, орать не потому, что это по инструкции положено, не потому, что те проштрафились, и даже не потому, что именно сегодня очень зол, а просто ради самого ора. Это такой способ доминировать. Поставить себя выше оппонентов на разницу в громкости. Чем громче он на них орёт в условиях, где никто ему возразить не имеет права, тем сильнее он их как бы опускает. И тем выше на их фоне как бы оказывается сам.
    От ора такие не устают (некоторые даже получают от этого какое-то удовлетворение), и орут регулярно. Это у них что-то вроде потребности. Которая переходит в убеждение, что это просто необходимо для дисциплины, а дисциплина нужна для защиты родины.
   Слово «Родина» у них является любимым. И сводится всё у них к тому, что её надо «защищать». А кто не хочет этого делать, тот предатель и гад, и заслуживает в связи с этим всего того, что заставит его об этом пожалеть. Причём, «защищать» у них стабильно сводится к тому, чтобы делать всё исключительно так, как надо им. А всякий, кому надо как-то иначе, предатель и гад. И здесь, как ни что другое, им понятие помогает «Родины»: если ты не хочешь их слушаться, то ты не просто какой-то бунтарь против его личного самодурства, а «предатель». Потому, что служить «Родине» можно только, беспрекословно слушаясь своего командира, а раз он твой командир, значит его воля, как бы воля «Родины».
   Причём, сами творить они могут зачастую какое угодно предательство. Например, могут взять, и разворовать то, что предназначено для армии, или продать боевую технику врагу, из которой потом те долбить их же соотечественников будут. Но это у них каким-то образом не считается. А вот орать на других, что те недостаточно ровно по струнке вытянулись – это для них святое дело.
    Непуганый читатель удивится – как же так? Как же можно в чужом глазу соринку видеть, а в своём бревна не видеть? Но кто понял в общих чертах логику милитаризма, удивляться, наверное, уже не будет – всё логично: «родина» им для того и нужна, чтобы бревно прикрыть. Чем громче они обвиняют в предательстве тех, кто недостаточно им радиво служит, тем больше все должны бояться их ослушаться. А чем больше боятся, тем больше эти могут себе позволить, не боясь, что их сдадут.
    И такие для того и орут, чтобы у них никто бревна видеть не посмел. Чем громче они орут, тем больше все будут опускать глаза, а чем больше у всех будут глаза внизу, меньше они увидят. И тем спокойнее могут быть эти, что кто-то чего захочет заметить из того, чего им замечать не полагается. Это такой приём у них и часть их личной программы доминирования.
    Тут некоторые читатели, наверное, захотят спросить: ну а как ему самому-то с этим жить? Ведь служит же родине и в то же время предаёт? Ведь ему же важно, чтобы его родина побеждала – разве это не часть его гордости потребности? Да, часть, но есть и другая часть. Его личная выгода, потребности которой иногда перевешивают эти потребности. И частное у него зачастую противопоставляется общественному именно в силу его эгоизма и доминирования. И родина у таких вроде как и их, и с другой стороны вроде как и не их. Потому, что чем больше он рвётся доминировать, тем больше у него конфликтов с интересами себе подобных. И все, с кем ему приходится конкурировать, у него «козлы», которые не понимают, как надо воевать, и как готовиться к войне. А «правильно» понимает только он, и вот его надо поставить над ними всеми. А родина его, видишь ли, этого не понимает. Потому, что полна «козлами», которые не понимают, что всё должно быть по его разумению, а не по чужому. И все эти «козлы» рвутся скакать в обход него, «бодать» его и «лягать» в соревновании за доминирование. Потому, что такие же, как он, и потому, что если ему можно, то почему им нельзя? Но его правосознание такими вопросами не  озадачивается. Ему можно, а им нет, потому, что они «козлы», а он каким-то образом нет. И вот этих «козлов» ему и оказывается в конечном итоге как-то «не жалко». И вот продают некоторые общее за частное.
    Что же будет, если каждый такой милитарист будет позволять себе аналогичное? Как система не развалится, и за счёт чего она должна это выдержать? А у предателя-милитариста тут ответы следующие. Во-первых, пока она принадлежит не ему, его это в полной мере волнует. А во-вторых, каждый, оказывается, и не должен. Должен только «особенный» (ну т.е. он). И вот он в рамках этой особенности рвётся вверх, доминирует, старается обогнать других и выиграть игру в царя горы. И вот тогда оттуда с вершины горы он уже будет следить за тем, чтобы никому не давать делать то самое, что развалит систему, которая будет принадлежать теперь ему.
    Почему же отсюда он на этом месте считает допустимым то, что оттуда не сочтёт правильным? А потому, такова логика доминирования. Для него всё логично и правильно, а со стороны набор несоответствий. И когда такие что-то орут от лица родины, на оппонентов смотрит наглое зажравшееся безответственное мурло.

9. Милитарист и гражданские.
    Завершающий способ доминировать милитариста – это доминирование над гражданскими. Гражданские для ярого милитариста обычно люди «ниже сортом», которые имеют важности меньше, чем его солдаты. Потому, что основное их назначение (с точки зрения милитариста) – это поставлять ему солдат. Нарожать, вырастить, кормить, обмундировывать, и поставлять ему для службы. Возможны исключения в виде одарённых людей, способных написать для него красивую музыку, построить красивые дома, и спроектировать умное оружие (власти приказать своим подчинённым это смочь ни у одного милитариста нет), поэтому как-то уважать их приходится. Но это исключения, а правило – это люди, нужные всего «остального».
    Приказывать гражданским у военных полномочий нет. И так, как на своих подчинённых, на них не наедешь – военная служба вроде для того и должна быть трудна, чтобы гражданским жилось спокойно, и наезжать на их спокойствие военным политически несподручно. Поэтому тут доминирование решается обычно другим способом. Устанавливается просто идеология восхваления всего военного, и в их адрес звучит постоянное «слава, слава, слава!»
    Решаются сразу две задачи. Во-первых, военные получают выгодные привилегии и уважение, что является, в принципе, непосредственно одной из самоцелей любителей доминировать. Они стали выше других, значит, другие становятся ниже их, и это и есть продолжение курса доминирования. А во-вторых, это увеличивает число желающих служить, т.е. непосредственно их «угодья» увеличиваются.
    Никакой критики в адрес армии связанной с ней политики с точки зрения ярых милитаристов не должно допускаться, и любые посмевшие должны показательно наказываться. Т.е. если кто-то посмеет сказать «вы сначала милитаризм свой уберите, а потом славствуйте», то таких надо сразу затыкать. Затыкать, значит, подавлять, т.е. продолжать свою политику доминирования. И получать определённое удовлетворение от навязывания свой воли оппоненту. Поэтому милитаристу так важны репрессивные меры в отношении противников милитаризма.
   Ну и самая важная часть доминирования милитариста над гражданским – это разговоры в направлении «Вот тебя бы в мою часть, и там я бы из тебя…» И это дело в случае возможности реализации является самым главным способом доминирования, приносящим особое удовольствие милитаристу. Ну а для реализации нужна соответствующая система, нужные связи, чтобы можно было подёргать за ниточки, чтобы нужного человека забрали и отправили если не непосредственно к данному деятелю, то хотя бы к кому-то ему подобному. Всё это типичные составляющие милитаристского царства.