Часть III

  Из записок Генриха Бреннера, бакалавра, лиценциата.


     «Сила Зигфрида изменила ему,— он не мог уже стоять, вся мощь его пропала, и смерть наложила уж на его лицо свою бледную печать».
Кажется, так пал храбрый германский воин.
Моя сила тоже изменила мне. Она стала несоизмеримо больше. Захлопнулась крышка люка, ещё горел на губах поцелуй Агаты, а я уже стал чувствовать нарастающую дрожь во всём теле.
Дзинь! Со звоном порвались стальные наручники, и я рухнул на каменный пол. Когда поднялся, то увидел, что из клетки уже выбирается огромная злобная тварь, за ней вторая. Вскоре четыре крысы, каждая размером со среднюю собаку встали полукругом. Добрая дурочка не только напоила меня эликсиром силы, но и оставила фонарь. И в его свете я видел оскаленные жёлтые зубы и горящие неистовой злобой глаза.
- Ну, нападайте, мерзкие твари! – воскликнул я, сжимая кулаки, ибо никакого оружия у меня не было.
Твари не заставили себя упрашивать дважды. Одну мне удалось сбить кулаком на лету, зубы второй вырвали кусок кожи с моего плеча.
Крысы исполняли вокруг меня бешеный танец, да с такой скоростью, что рябило в глазах. Я тоже не стоял на месте, вертясь как волчок, нанося удары и уворачиваясь от зубов. Мне удалось добежать до противоположной стены, где стояла садовая лопата. Теперь я был вооружён!
Фонарь давно был опрокинут на пол, но продолжал гореть. Увидев в моих руках лопату, грызуны стали проявлять чудеса ловкости, чтобы избежать удара.
Я не слышал, как поднялась крышка люка, и кто-то спустился вниз.
- Герр Генрих! – раздался громоподобный голос. – На пол! Быстро!
Повинуясь чему-то неосознанному, я упал на пол. Прямо надо мной стоял Тобиас Ланге и держал в руках странное оружие, которое мы обнаружили с ним в деревянном ящике.
Я не был на войне, но видел, как стреляют из ружья или пистолета. Довелось пострелять и мне. Но чтобы пули вылетали из дула с такой скоростью и в таком количестве! Скорей всего дело в эликсире, которым угостила меня Агата. Он увеличивал скорость восприятия действительности.
- Вставайте, герр Генрих! Вы в порядке?
Сильные руки подняли меня. Оглушённый грохотом и ничего не видя из-за порохового дыма, я беспомощно вертел головой.
- Пойдёмте наверх.
- А крысы? Ты убил всех, Тобиас?
- Конечно.
Дым немного рассеялся, и я увидел четыре туши изрешечённые пулями.
Яростное возбуждение, вызванное двумя глотками эликсира, не торопилось покидать меня. Я разразился гневной филиппикой, обращаясь к Тобиасу, ибо кроме него слушателей у меня не было.
- Видит Бог, этот дом проклят! Дьявол творит в нём свои мерзкие козни, и даже такая безобидная дурочка, как Агата, ступив под эти своды, превратилась в чудовище. Я уничтожу это вместилище нечистой силы!
Я схватил фонарь, лежавший на полу и со всей силы грохнул его о стену. Искры полетели во все стороны, в углу загорелась солома.
- Что вы делаете, герр Генрих? Магистрат назначит расследование, и вы угодите в тюрьму за поджог.
Добрый старик принялся затаптывать пламя. Я наблюдал за ним остановившимся взглядом.
- Идёмте. Вам надо отдохнуть.
Он обнял меня за плечи.
- Ты не понимаешь, Тобиас! Этот дом надо разрушить!
В раздражении я скинул с себя его руки. И видно не рассчитал своих сил. Смотритель отлетел к стене, ударившись об неё затылком, стал медленно сползать вниз. А я схватил лопату и принялся яростно лупить по толстым каменным стенам, пока в моих руках не остался обломок черенка. Затем выскочил из подвала и взялся крушить всё, что попадалось под руку; стулья, кухонную утварь. Пока не потерял сознание.
Серые волны неспешно набегали на скалистый берег и разбивались об него на мелкие осколки. Вот и наша жизнь подобна недолговечной морской волне. Как же легко разбить её!
Для меня таким негостеприимным скалистым берегом оказался этот проклятый дом, доставшийся от отца. И ту меня осенила мысль: а не он ли и явился причиной смерти моего батюшки? А что, собственно, я знаю об этом?
В марте этого года, будучи в Геттингене, я получил письмо с извещением о смерти моего отца, Августа Бреннера, уважаемого члена любекского городского совета. Мчался из Геттингена на перекладных, но всё равно опоздал, батюшка мой уже был похоронен за счёт городской казны. В магистрате сказали, что причиной смерти стала остановка сердца. Утром слуги пришли в дом и обнаружили тело в одной из комнат на втором этаже. Вот, собственно, и всё. Я постоял у могилы на кладбище Христа, имея в голове одни философические мысли, да лёгкую грусть о скоротечности бытия. Всё-таки с батюшкой мы не были близки, как ни печально это признавать.
- Как вы, герр Генрих?
Я с трудом оторвал взгляд от маленького окошка, за которым плескалось море, и увидел огромную фигуру, сидящую в плетёном кресле. К затылку смотритель прикладывал мокрую тряпку.
И тут я всё вспомнил. И свои безумные выходки, бешенство, охватившее меня. Рывком я скинул ноги на пол и сел на кровати, закрыв лицо руками.
- Ах, Тобиас, простишь ли ты меня?
- Вы были не в себе. Будто нечистый влез к вам внутрь.
- Это всё Агата. Она угостила меня этой дрянью, от которой взбесились крысы.
- Эта бедная дурочка, приживалка аптекаря?
Не отрывая рук, я кивнул.
- Значит, жид и ведьма вступили в сатанинский сговор?
Тут я взглянул на Ланге с жалостью, вспомнив о своём университетском образовании. И тут же стыд пронзил меня. А не сам ли, не далее, как час назад обзывал обычный дом вместилищем нечистой силы?
- Может, обратиться в полицию? – спросил я смотрителя.
- В полицию? Да хитрый еврей купил, наверное, всю полицию Ганзы. Или вы забыли, как резво они примчались ему на выручку и потащили нас в околоток?
- Знаешь, Тобиас, от всех этих событий, обрушившихся на меня за последние пару месяцев, голова моя скоро лопнет. Тем более я не понимаю их сути. Может, я сошёл с ума?
- Моя чудом не лопнула, когда вы меня швырнули о стену.
Я лишь глухо застонал.
- Да не переживайте вы так. Мы – Ланге всегда были крепкие, особенно на голову. А что касается сумасшествия… Не забывайте, что не вы один. Значит, мы оба сошли с ума. А Цербер? Бедного пса разорвали бешеные крысы.
- А что, и такое может быть. Может, в здешнем воздухе носятся миазмы, вызывающие безумные галлюцинации. Крысы взбесились и покусали до смерти пса. Тебе каждую пятницу чудятся призраки. Я в подвале вижу товары из далёких стран. Кстати, сейчас там пусто. Бессловесная дурочка Агата, попав сюда, меняется, обретает дар слова. Но какой? Несёт околесицу. И откуда ей знать такое словосочетание, как биологическая лаборатория?
- А это что?
- Bios, так древние называли жизнь. Это недавно появившаяся наука о различных формах жизни. Но откуда она известна необразованной девушке, к тому же умственно отсталой?
- Не знаю, как вы, герр Генрих, но я считаю, что во всём виноват проклятый аптекарь. Гнать его надо из этих мест! Решил на всех порчу колдовскую навести, и начал с вашего дома.
- Успокойся, мой горячий друг.
Я встал и вышел из домика смотрителя. Холодный ветер тут же атаковал меня, заставив поднять воротник сюртука.
Я смотрел на море и меня посещали очень нехорошие мысли. Жизнь в двадцать четыре года казалась бессмысленной и недостойной продолжения. Серые буруны волн манили меня, как аргонавтов пение сирен, как крыс флейта гамельнского крысолова.
- Герр Генрих!
Я в раздражении обернулся. Взгляд Тобиаса выражал тревогу. Он, что, мысли мои читает?
- Предлагаю пропустить по стаканчику шнапса. У меня как раз есть бутылка яблочного. Уверяю, он вам понравится.
Шнапс сделал своё дело. Через час я сидел в домике смотрителя, с тихой грустью глядя в окно, и смотрел на волны, мелкими брызгами, разбивающимися о скалистый берег.
- «Вот так и проходят годы нашей жизни, - думалось мне. – Один достигает своего берега и разлетается брызгами, а следом спешит второй».
- Ну и силища у вас, герр Генрих, - говорил Тобиас, осторожно касаясь затылка. – Отшвырнули меня как пушинку, а я ведь ни много, ни мало, а вешу целых двести пятьдесят фунтов.
- Это всё Агата. Она влила мне в рот эликсир Франкенберга. От которого крысы увеличиваются в размерах и впадают в ярость.
- Немая дурочка? Интересно, зачем она это сделала?
- Понятия не имею. Она говорила о каком-то Сталине, который тоже поит своих солдат этим эликсиром. И ещё, что солдаты каких-то оборонительных сил[1], чтобы не покончить с собой от побочных действий этого эликсира, пьют шнапс.
Произнеся последнюю фразу, я бросил быстрый взгляд на смотрителя. А ведь не просто так он предложил мне выпить? А что, если ему тоже известно об эликсире?
Но, увидев простодушное лицо Тобиаса, смотревшего на меня серо-голубыми глазами, устыдился своих мыслей. Он всё-таки спас мне жизнь.
И опять картинка недавнего прошлого встала перед глазами. Тобиас ловко стреляет из странного оружия, пули из ствола сыплются, как горох из дырявого мешка.
- А как у тебя получилось выстрелить из этой штуковины из деревянного ящика, который неизвестно кто затащил в мой подвал?
Некоторое время смотритель молчал, и в его молчании я почувствовал некоторую растерянность и смущение. Или это мне показалось?
- Видите ли, герр Генрих. Я с детства имел тягу ко всякого рода механизмам. Очень меня интересовало как всё внутри устроено. Вот и ваша машина, которой вы так ловко поджарили крыс не даёт мне покоя. Признаюсь, взял я себе одну из этих штуковин. Ну, чтобы разобраться.
- Если верить виденному мной в подвале, тебе это удалось.
- Два дня мучился. Дуло у этого странного оружия слишком узкое, пришлось отлить пулю поменьше. Но только некуда порох сыпать в казённую-то часть. А потом понял; там пули прямо в рукоять вставляются. Да и сами пули крепко соединены с патроном, который железный. Всё это вставляется в казённую часть. Затем курок отводится назад, первая штуковина идёт в ствол. А потом только и делов, что жать на спусковую скобу, а пули сами вылетают. Волшебство, да и только. Хотите попробовать?
- Лучше завтра.
Я зевнул. Две кружки шнапса изменили цвет моей меланхолии с чёрного на светло-серый. Наступила апатия, и меня всё сильнее стало клонить в сон.
А за окном стало темнеть, короткий ноябрьский день подходил к концу. Я положил тяжёлую голову на жёсткую подушку, и последнее, что видел, как Тобиас накрывает меня суконным одеялом.
Когда проснулся, за окном была глубокая ночь. Смотрителя в комнате не было. Должно быть, пошёл проверить башню. Я взял фонарь и вышел из дома.
Ветер стих, и море успокоилось, отражая в своих водах полную луну. Недалеко от берега стояла рыбацкая шхуна.
Я решил подняться наверх, чтобы полюбоваться оттуда лунной дорожкой, пересекающей морскую гладь. У самого основания башни, со стороны моря, прямо в земле увидел дыру среди зарослей можжевельника. Рядом лежала каменная плита, открывая чёрный зёв уходящего во тьму подземелья. Вниз вели сырые каменные ступени.
Не знаю, что заставило меня ступить на них. Ступеней было немного, всего дюжина. Дальше шёл коридор футов пять в ширину и столько же в высоту. Пока я раздумывал, идти мне вперёд, или вернуться, наверху раздался голос Ланге. Фраза, которую он произнёс, была вроде и на немецком, но я понял далеко не всё. Кроме нижнемецкого диалекта, я хорошо понимал и обердойче[2], ведь матушка моя была родом из имперских земель. Но диалект, на котором Тобиас задал вопрос невидимому собеседнику, не относился ни к тому, ни к другому.
И тут я понял. Это был язык немецких евреев.
- Вы всё вынесли? – спросил Тобиас.
- Да, - ответил кто-то.
- Тогда закрывайте.
Смысл этого короткого диалога дошёл до меня лишь тогда, когда тяжеленная плита легла между мной и надземным миром.
Я остался стоять во тьме подземелья, и лишь фонарь образовывал около меня небольшой круг света. О том, чтобы сдвинуть каменную глыбу в несколько сот фунтов весом, нечего было и думать. Здесь не обойтись без пинты чудесного эликсира для увеличения силы и ярости.
Делать нечего, и я двинулся вперёд по коридору. Через сотню футов упёрся в стену. Но ведь не может такого быть, чтобы подземный тоннель заканчивался тупиком?
Рычаг нашёлся в углу. Стена со скрежетом отошла в сторону, и я оказался в комнате. В углу стоял знакомый деревянный ящик со странными толи ружьями, толи пистолетами.
После недолгих поисков я нашёл ещё одну потайную дверь, и очутился в своём подвале. Я даже не удивился. Дом мой был похож на русскую матрёшку. Я видел эту забаву в Геттингене у одного русского студента. Внутри у этой куклы точно такая же, только поменьше. Открываешь её, а там ещё одна. Я насчитал их семь.
Так что, вполне возможно, что обнаружу в этом доме ещё что-нибудь. Например, площадку для монгольфьера[3] на крыше.
Я сел на ступеньки и принялся размышлять. Собственно, если бы кому-то удалось подслушать мои мысли, он бы счёл их бредом преследования. Я слышал об этом делириуме[4] от одного знатока душевных расстройств. Размышления сводились к следующему; была ли служанка Франкенберга Агата и женщина, разговаривавшая со мной прошедшим днём в этом подвале одним и тем же лицом? И ещё одна мысль касалась смотрителя. А тот ли он, за кого себя выдаёт?
Делириум мой прервал звук открывающейся наверху входной двери и тяжёлых шагов.
- Герр Генрих! – услышал я зычный голос смотрителя маяка.
Сам не знаю, почему, я спрятался под лестницу. Некоторое время Тобиас ходил наверху, затем деревянные ступени заскрипели под тяжестью его тела. Свет фонаря заплясал на стене подземелья.
Мой большой друг подошёл к проходу, откуда я вышел полчаса назад. Стараясь ступать неслышно, я двинулся следом. Когда осторожно выглянул из-за стены, то обнаружил в комнате с ящиком лишь фонарь сиротливо стоявший на полу. Может быть, Ланге решил проделать обратный путь по подземному коридору? Но зачем оставлять зажжённый фонарь?
Я взглянул на стену, у которой стоял фонарь, и волосы на моей голове встали дыбом. В воздухе виднелись расплывчатые контуры огромной фигуры смотрителя. Яростно я потёр глаза, и привидение исчезло.
Что это? Остаточное действие эликсира? Может быть, я недостаточно проспался?
Но чему я научился за годы пребывания в университете, так это упорству в поисках истины. Теологи учат, что в полном объёме её понять невозможно, Истину знает один лишь Господь, но как все мы, и грешники, и праведники греемся под солнечными лучами, то и Истину можно познавать по крупицам. Иначе, просто сойдёшь с ума.
Странное оружие отражало вороненым стволом свет фонаря. Как там рассказывал Тобиас? Пули вставляются в рукоять. Рукояти на этом оружии имелось две. Задняя была на вид не полая, а вот передняя…
Я несколько минут возился с ней, пока не нащупал маленький рычажок, и железная рукоять отделилась. Так есть, внутри поблескивали конические пули. Ещё какое-то время ушло на то, чтобы выковырять одну из них.
Смотритель не знал об открытии Говардом гремучей ртути, и о том, как Форсайт с её помощью сконструировал капсюль. А может быть, знал?
Эта пуля составляла с патроном как бы одно целое. Причём сама пуля была свинцовой, а патрон стальным.
Попытка вставить рукоять с пулями обратно была неудачной, но моя въедливость помогла. Надо было просто отвести скобу назад и вставить в специальный вырез. Затем я снял затворную скобу с выреза, направил ствол в сторону стены, где несколько минут назад видел призрак смотрителя и нажал спуск.
О мой Бог! Пули вылетали из ствола с бешеной скоростью. Подвал наполнился пороховым дымом и гарью. Оружие плясало у меня в руках, пули впивались в стену, кроша старинный кирпич.
Затем всё стихло. Оглохший и ослепший я не сразу понял, что кончились патроны. А сами они пустые валялись у моих ног! Вот это оружие! Армия, вооружённая такими ружьями будет непобедима.
Дым рассеялся, а я всё стоял. И нисколько не удивился, когда вновь увидел перед собой призрак Ланге. Но на этот раз он не исчез. Смотритель появился, будто из-за стены.
- Герр Генрих…
Я наставил на него пустое оружие.
- Тебе придётся мне всё объяснить, Тобиас.

                ***
(1)Wehr – оружие, оборона; Macht - сила
(2)Oberdeutsch (верхненемецкий). На этом диалекте говорили уроженцы Южной Германии и Австрии.
(3)Конструкция воздушного шара, придуманная братьями Монгольфье в 1783 г.
(4)Delirium (лат.) – бред.