Отголоски прошлого. 5 часть
Доброго времени суток мои дорогие читатели, друзья, слушатели и собеседники! Да, именно собеседники, так как мы общаемся через слово писателя, которое вы читаете. Я опять с вами со своей шкатулкой памяти, моего дневника записей - крупинок чьих то слёз, боли и воспоминаний. Память - это всё, что у нас остаётся после нас, до тех пор, пока о нас помнят. Один из заключённых Гулага, сказал:
- Пока обо мне помнят - я живу...
Пока помнят... Если вы не забыли, то позвольте и мне напомнить - меня зовут Иваном Поликарповичем. Я писатель со времён, когда был сброшен "железный занавес" - дав свободу слова. Я родился после смерти вождя всех народов, но мне кажется, что его тень, всё ещё витает над нашей страной в мозгах людей, в воспоминаниях, как отголосок прошлого, а так-же в засекреченных архивах, на которых НКВД поставило свой гриф " Совершенно Секретно". Обычно, я постоянно в движении, в поездах дальнего следования, в теплоходах по широким и бескрайним сибирским реках. Где по приглашению, а где по зову сердца, чтобы пополнить свой сундучок памяти воспоминаний тех, кто прошёл путь репрессий Гулага.
Я часто думаю над определением - "враги народа". В моём понимании враги, это те, кто пропагандой подрывает целостность страны, основанной на действующем режиме. Если репрессивных причислять к разрушению сталинского режима, то тогда становятся понятным аресты в годы репрессий. Идеология Сталина основанная на тоталитарном режиме, запрещала народу думать, жить и дышать свободно. Высказывания своего мнения. или неудобные власти вопросы, грозило арестом и ссылкой в лагеря Гулага.
В одной из моих статей, я описывал случай, когда за картошку выращенную своими собственными руками, человека арестовали, как "врага народа", подрывающим общественный режим страны. Cогласно сталинской конституции, народ не имел право иметь излишек, так как это подрывало социалистическую обстановку единства народа, а так-же тоталитарный режим - держать народ в узде. В 1936 году "врагами народа" по сталинской конституции определялись те, кто покушался на общественную, социалистическую собственность. Это определение действовало до Брежненской конституции 1977 года, и имело определение "Вор". Возникал вопрос:
- Те, кто прошёл Гулаг, на чью собственность и каким образом покушались?
На этот вопрос, я даю возможность ответить моим читателям и собеседникам. По прошествии многих лет cмерти Сталина, я понял - всё дело было не в стремлении единства народа, а в самой идеологии построенной самим Сталиным. В подтверждении своих мыслей, я нашёл определение конституции тех лет. В Конституции 1936 года на 138 странице написано: " Утвердилась идея в том, что в интересах строительства социализма и для блага народа, можно и нужно проводить репрессии". И всё для блага народа! По сути идеология - это оправдание всех репрессий и массового террора - мера по устрашению населения страны.
В сочетании со сталинской конституцией и репрессиями 1937 года, как под копирку звучит определение римского права, где написано, что "враги народа" - это буквально враг общества, предполагавший объявление лица вне закона, и подлежащим безусловному уничтожению. Выходит в годы репрессий сталинская конституция приравняла понятие "враги народа" к римскому праву, что позволяло уничтожать народ как вражеского солдата, воюющего против сталинского режима, которого объявляли вне закона, что давало возможность оправдать репрессии.
Сегодня мы живём во времени, когда сталинский режим ушёл в прошлое, как уходит вчерашний день. Режим не ушёл со смертью Сталина. Нет. Он ощущался ещё долгие годы, пока с площади Лубянка не слетел бюст Железного Феликса - Дзержинского. Сталинский режим ушёл тогда, когда на площади Победы в 1991 году произошёл переворот - тогда рухнул железный занавес СССР. Собирая по крупицам воспоминания тех, кто прошёл "Большую чистку" хочется думать, что сталинский режим больше не повторится никогда.
Говорят время лечит душу. Согласен, но оно имеет и обратную сторону - способность забывать. И многие забыли... Возможно, поэтому я собираю все крупицы памяти прошлого, чтобы помочь вспомнить, чтобы не повторить, потому что до сих пор звучат слова из страны под названием "Гулаг" - Пока помнят, я живу...
Они звучат в каждой встрече с бывшими репрессированными, в каждой извилине памяти их родственников, в каждом клочке бумажки сохранённом кем то - не давшим уйти в забвение. Они, как осенние листья опадают, чтобы возродиться вновь. Листочки памяти... В моей блокноте есть письма, воспоминания, рассказы моих случайных попутчиков, но я ещё ни разу не держал в своей руке далёкую, но полную надежды память. И вот они в моих руках...
Казалось простые короткие слова, в спешке брошенные фразы, но сколько в них боли, cлёз, надежды, что когда нибудь, они дойдут до адресата, а если нет, то хотя бы кто то посмотрит и подумает, что они были, не пропали, не ушли в забвение - те кто их писал. Читая эти строки, я понял, что те, кто нацарапал на клочке бумаги всего лишь своё имя, хотел только одного - чтобы его не забыли. Если вам интересно узнать, как они попали ко мне, то присаживайтесь рядом со мной у камина, и слушайте...
- Я ехал на дачу в последние дни сентября, купаясь в лучах "бабьего лета". Хотелось подышать осенним воздухом, вдохнуть аромат скошенной травы и походить по просеке в поисках грибов. Так, как моя машина была в автосервисе на диагностике, я взял такси. Шофёр оказался разговорчивым и весёлым, но не в анекдотах, а в общении. Когда разговор дошёл до воспоминаний о прошлом, он посерьёзнел. Я заметил его перемену, и сказал:
- Память, она штука серьёзная. Захочет забудет и отпустит, но, если напомнит, то так вспыхнет, что про сон забудешь.
- Это вы точно заметили Иван Поликарпович. Есть такие воспоминания, при которых cовесть гложет. И вроде не мои эти воспоминания, а отца, но совесть гложет меня, будто мог бы, но не сделал. С таким же чувством умер мой отец, передав мне их как эстафету. Я хочу сказать, что они как наследство передается от отца к сыну, и далее, пока не завершится их путь. Вы уж извините, в философию меня потянуло, потому что долго над ними размышлял. В процессе размышления пришёл к выводу - передать их тому, кто может дать им ход. Я не писатель, а всего лишь кручу баранку не один десяток лет, как и мой отец, а вы можете дать ход воспоминаниям.
Георгий, так звали шофёра, вытащил из "бардачка" маленькую коробочку, и протянул её мне. Я бережно взял в руки, как что то ценное, не измеримое в денежном эквиваленте. В коробочке лежали маленькие клочки, разного формата кусочки бумаги. С рваными краями, в спешке вырванные из газеты, а некоторые из одежды. С немым вопросом, я посмотрел на Георгия, ожидая разъяснения. И тогда, он продолжил:
- В тридцать седьмом отец работал на автобазе шофёром. У него уже была семья и двое детей - я с сестрёнкой. Мама работала на заводе штамповщицей, а отец шоферил. Однажды на автобазу пришли люди в штатском, но все знали, что это сотрудники НКВД. Они долго просматривали документы на каждого из водителей. Наконец вызвали отца. Ему не предлагали, а поставили в извесность, что его забирают для особо секретной работы, а оплатой будет жизнь его семьи. Пока он будет работать и молчать, с его семьёй ничего не случится. Отца увезли на долгое время. Они не обманули и сдержали своё слово. Каждый день, кого то из соседей увозили в неизвестном направлении, но её не трогали. Мама плакала, но ничего нельзя было никому говорить о муже. Она просто ждала. Он приехал через два года - весь седой, хотя ему не было и сорока. Мама уже не надеялась увидеть его живым, но всё равно ждала...
Он ничего не говорил, а только грустно смотрел на маму, и крепко обнимал её за худенькие плечи. Мама недоедала, а свой паёк выданный на работе, отдавала детям. Все годы, пока не было отца, она надеялась, что он жив. И дождалась...Он пришёл неожиданно, как первый снег, но она не узнала его. На её вопрос, чем он занимался всё это время, он только отвечал:
- Шоферил... Перевозил специальные грузы, но об этом молчок. Может когда нибудь, я тебе всё расскажу, но не сейчас, ещё не время.
Мама, так и не дождалась его рассказов. Она умерла от рака уже после войны. Все годы, он не смог ей рассказать где он работал. Только гладя её волосы повторял одни и те-же слова:
- Пока мы молчим - мы и наши дети живы.
- Только много лет спустя, перед распадом СССР, он заговорил и передал мне эту коробочку. Отец рассказал, что его привезли на какую то автобазу, где стояли крытые машины. Его закрепили к одной из них с сопровождающим капитаном. На машинах не было никаких номеров, только на лобовом стекле пропуск со штампом НКВД. Приставленный к нему капитан, никогда с ним не заговаривал. C cамого начала он предупредил, что шофёр должен слушать его команды, и следовать предписанию - не совать свой нос, куда не следует. От него шли только команды трогаться в путь, от одного пункта назначения, до другого. И так каждый день с переодичностью на обед и сон. Отец не знал, что это был за груз, но явно не ящики со снарядами или продуктами. Когда шла погрузка или выгрузка, сопровождающий отводил его в сторону. Это был живой груз, но об этом он узнал позже. Однажды, следуя по графику пути, он услышал стук, а потом крики о помощи. Отец хотел остановить машину, но сопровождающий приказал не останавливаться. Более того, он на всю громкость включил радио с песней звучащей по всей стране. C суровым видом, он смотрел вперёд, будто не слыша того, что творилось в кузове. А через минуту, сказал:
- Григорий, думайте о своей семье. От вас зависит их безопасность. Запомните, в машине не люди, а враги народа!
И отец стиснув баранку так, что побелели костяшки пальцев, вёл машину по неизменному маршруту. А из динамика звучала песня, стараясь перекричать тех, кто молил о помощи. Когда "груз" вывели из машины, лейтенант сказал её почистить. Под лавкой, отец заметил маленький башмачок от детской ножки. Взяв его в руки, он увидел там маленький клочок бумажки, на котором было торопливо написано лишь два слова:" Помните о нас." Отец не стал его выбрасывать, а торопливо сунул себе в карман. Батя говорил, что с каждым рейсом, он находил эти маленькие, кричащие болью клочки бумажки, но не всегда мог их взять. За ним велось постоянное наблюдение. Он понимал, что рискует своей семьёй, и всё-же не мог бездушно пройти мимо, на пропитанный болью крик, небрежно лежащий на полу машины. Когда была возможность, он их поднимал, и прятал в потаённый карман. И вот, вы Иван Поликарпович, держите их в своих руках. Отец не мог рисковать своими детьми и молчал. Он дал подписку о неразглошении. Cами знаете, время было такое - опасное! Я не оправдываю своего отца, но и не обвиняю, потому что в тех обстоятельствах, он совершил невозможное - не выбросил, а несмотря на опасность своей жизни, сохранил их. Перед смертью, отец сказал:
- Передай тому, кто может дать им ход.
Георгий уехал, а я сижу у камина и смотрю на маленькие, крошечные листочки, мысленно представляя тех, кто их писал. Главное в их словах было одно, что объединяло, то что хотели донести до нас - мы не виноваты!
В завершении хочу привести слова Сталина из 1937 года на репрессии "врагов народа", где стояла его подпись:
- " Нет, мы правильно поступаем, что так сурово наказываем националистов всех мастей и расцветок. Они лучшие помощники наших врагов, и злейшие враги собственного народа."
Иосиф Сталин.
Начало:http://proza.ru/2025/03/23/1212
-
Свидетельство о публикации №225083101364