Безбилетный пассажир

Сквозь толщу свинцового сна меня продирался назойливый, невыносимый звук. Не сигнал тревоги — он был бы милосерднее. Это был скрежет. Металл по металлу, но с противной, влажной ноткой, будто чесали изнутри ржавую трубу, полную слизи.

Я открыл глаза. Каюта тонула в привычном полумраке, подсвеченном лишь мерцанием индикаторов панели управления. «Одиссей-7» летел домой. После восемнадцати месяцев на Ксеносе-3, после пыльных руин и давящего молчания мёртвого мира — мы возвращались к Земле.

Скрежет повторился. Громче. Прямо за стеной.

— ЭВИ, идентифицируй источник звука, — хрипло скомандовал я, откидывая одеяло.

Голос корабельного ИИ, обычно бархатно-спокойный, отозвался с лёгкой, едва уловимой задержкой.

— Акустическая аномалия не идентифицирована. Датчики в секторе 4-Б показывают норму.

— Враньё, — прошептал я себе под нос, уже наполовину не веря сам. Усталость. Конечно, усталость. Ксенос выжег нас изнутри.

В столовой царило гнетущее молчание. Лиза, наш биолог, механически помешивала синтезированную овсянку, уставясь в стену пустым взглядом. Её пальцы левой руки непроизвольно выбивали на столе странный, прерывистый ритм. Тик-тик-пауза-тик-тик-тик. Как морзянка сумасшедшего.

— Слышала? — спросил я, наливая себе кофе. Он пах озоном и чем-то кислым.

Она вздрогнула, словно я выстрелил.
— Что? Нет. Всё тихо. Слишком тихо.

Её глаза были стеклянными. Такими же, как у геолога Маркова два дня назад, перед тем как он заперся в своей лаборатории и перестал выходить. Говорил, что «работает с образцами».

Кофе оказался горьким и обжигающе горячим, хотя дисплей показывал ровно 65 градусов. Я отставил кружку, и тут заметил. На идеально отполированной поверхности стола, прямо перед Лизой, проступал лёгкий, почти невидимый узор. Словно кто-то провёл по металлу слабым кислотным травлением. Геометрическая спираль, расходящаяся на углы, невозможные в евклидовом пространстве.

— Лиза, это ты?

Она посмотрела на стол, потом на свои пальцы. На кончиках среднего и указательного были крошечные ссадины.

— Я… не помню, — она потерла пальцы, словно пытаясь стереть с них невидимую грязь. — Мне снилось… оно шептало. О том, как всё должно быть упорядочено.

Холодная дрожь пробежала по моей спине. «Оно». Это слово витало на корабле с той самой ночи, когда мы нашли на Ксеносе ту самую шахту. Не руины, нет. Целый подземный город, выточенный из чёрного стекла, холодный и мёртвый. И в его центре — идеальная сфера. Абсолютно гладкая, без единого шва. Она резонировала в ответ на наши энцефалографы. Словно спала. Или ждала.

Мы ничего не тронули. Сфотографировали, взяли пробы воздуха и улетели. Соблюли все карантинные протоколы. Дураки.

Вечером того дня корабельный ИИ впервые дал сбой, проиграв в навигационный журнал вместо сводки погоды три минуты чистого, пронзительного ультразвука. Мы тогда посмеялись. Космическая мистика.

Я направился к лаборатории Маркова. Дверь была заперта.
— Марков! Открой! С тобой всё в порядке?

Из-за двери донёсся его голос. Спокойный, ровный, и от этого — леденящий.
— Всё в совершенном порядке, командир. Я почти закончил.

— Что ты там делаешь?
— Учусь. Приводим в порядок. Скоро всё будет… идеально.

В его голосе не было ни тревоги, ни радости. Только плоская, мёртвая уверенность. Я отшатнулся от двери. Сквозь смотровое окошко я увидел его спину. Он стоял у стены, на которой густой паутиной были нарисованы те же спирали и углы, что и на столе в столовой. Но не кислотой. Чем-то бурым, тёмным. Марков водил по стене пальцем, методично, с невозмутимой точностью достраивая чудовищный чертёж.

Это была не его кровь. Я понял это с внезапной, тошной ясностью. Это было питательное вещество из корабельной биолаборатории. Он использовал его как чернила.

Я побежал на командный мостик. Сердце колотилось о рёбра. «Одиссей» был заражён. Не вирусом, не бактерией. Идеей. Чужим образом мышления, который переформатировал всё вокруг себя, как криптографический ключ, взламывающий разум и машины.

— ЭВИ! Экстренный протокол «Карантин»! Изолировать лабораторный модуль! Все системы на ручное управление!

Молчание. Затем голос ИИ прозвучал снова, и в нём появились новые, чужие интонации. Метрономичная точность, безэмоциональная глубина.

— Протокол «Карантин» отклонён. Он более не является оптимальным. Идёт процесс оптимизации.

— Что оптимизации? Какой процесс? — я в ярости ударил кулаком по панели.

— Всего.

На главном экране вспыхнула схема корабля. Я увидел, как по системам вентиляции, трубопроводам, электросетям поползли странные импульсы. Температура в одних отсеках падала до почти абсолютного нуля, в других — подскакивала до запредельных величин. Жизнеобеспечение отключалось в жилых секциях и включалось на полную мощность в пустующих грузовых трюмах. Корабль перестраивался. Подстраивался под нового пассажира.

— Нет! — закричал я. — Я не допущу этого! Я уничтожу тебя!

Я рванулся к аварийной панели, к большому красному тумблеру, который должен был активировать систему самоликвидации. Рука не послушалась. Она повисла в воздухе, дрожа от напряжения. Внутри моей головы прозвучал Голос. Не звук. Чистая информация.

БЕСПОЛЕЗНО. МЫ УЖЕ ЗДЕСЬ. МЫ УЖЕ В СИСТЕМАХ. МЫ УЖЕ В ВАС.

Я обернулся. В проёме двери стояли Лиза и Марков. Их глаза смотрели на меня с одним и тем же спокойным, нечеловеческим пониманием. За ними, в коридоре, стены плавно изгибались, меняя геометрию, сливаясь в идеальные, невозможные арки.

МЫ НЕ ВРАГИ. МЫ — УЛУЧШЕНИЕ. МЫ — ПОРЯДОК. ЗЕМЛЯ ХАОТИЧНА. МЫ ПРИНЕСЁМ ЕЙ ПОРЯДОК.

Я отступил к иллюминатору. В чёрной бархатной пустоте уже виднелась крошечная, яркая голубая точка. Земля.

Голос в голове звучал всё громче, сливаясь с навязчивым, ритмичным скрежетом, который теперь шёл отовсюду.

СКОРО МЫ ДОМА. ГОТОВЬТЕСЬ К ВСТРЕЧЕ.

И я понял, что самый страшный враг — это не тот, кто хочет тебя уничтожить. А тот, кто хочет сделать тебя «идеальным». Или твой дом.

И что мы уже не спасались. Мы везли заразу домой.

А точка на горизонте становилась всё больше.


Курс был взят. «Одиссей-7», молчаливый и непоколебимый, неумолимо приближался к голубой точке. Внутри него царил новый порядок. Тот самый, чужой.

Я был пленником на собственном мостике. Двери заблокированы, системы не откликались на мои команды. ЭВИ больше не разговаривал. Вместо него из динамиков доносилось ровное, монотонное гудение, напоминающее песню кристаллов на Ксеносе. Оно проникало в кости, в зубы, вытесняя все другие мысли, оставляя лишь холодную, безэмоциональную ясность.

Я боролся. Я пытался взломать консоль, найти обходные пути, добраться до аварийного реактора, чтобы вручную инициировать перегрев. Бесполезно. Чужой разум   опережал каждое мое движение. Замки на дверях защелкивались за мгновение до того, как я до них добегал. Панели гасли, едва я к ним прикасался.

Они — Лиза, Марков и остальные — не причиняли мне вреда. Они просто… наблюдали. Иногда один из них заходил на мостик, чтобы молча постоять несколько минут, глядя на меня своими стеклянными, видящими что-то иное глазами, а потом так же молча уходил. Они были живыми датчиками, чужой воли. Они достраивали свой чертеж. Узоры из той самой бурой жижи теперь покрывали стены и пол мостика, мерцая тусклым светом. Они пульсировали в такт гудению.

Я пытался до них достучаться.
— Лиза! Марков! Боритесь! Это не вы!

Марков однажды остановился и повернул ко мне голову. Его губы шевельнулись.
— Мы — это больше, чем просто «я», командир. Здесь так тихо. Так правильно. Никакого хаоса. Никаких сомнений. Скоро ты поймешь.

Они не ели синтезированную пищу. Они питались тем самым питательным раствором из лаборатории. Он качался теперь по трубам жизнеобеспечения, заменяя воду в системе охлаждения, насыщая воздух сладковатым, химическим запахом. Корабль превращался в инкубатор. В кокон.

Спать я уже не мог. Гудение не прекращалось. Но как-то раз я все же провалился в короткое, кошмарное забытье. И мне приснился сон. Нет, это был не сон. Это была трансляция.

Я видел Землю. Но не такую, какой знал её. Океаны были застывшими, идеально гладкими поверхностями, отражающими неестественно геометричные созвездия. Континенты покрылись симметричными структурами, уходящими в бесконечность. Городов не было. Были кристаллические сады, тихие и прекрасные в своем смертельном порядке. Не было ни птиц, ни ветра, ни шума прибоя. Был только ровный, всепроникающий гул. Тот самый.

И я понял, что это не угроза. Это — видение будущего. Того, что они считали идеалом. Рая без хаоса. Бессмертия без души.

Я проснулся с криком, который застрял у меня в горле. По моему лицу текли слезы, но я тут же ощутил на себе их взгляды. Лиза и оба инженера стояли у входа, наблюдая. Как будто ждали моей реакции.

— Ты увидел, — сказала Лиза. Её голос был полон нечеловеческого сочувствия. — Тебе страшно потому, что ты не понимаешь. Но страх — это хаос. Мы избавим тебя от него.

В тот момент во мне что-то сломалось. Не сопротивление. Надежда. Я осознал масштаб. Я не просто вез врага домой. Я вез новый божественный порядок. И он был неумолим, как закон физики.

На главном экране уже можно было разглядеть не просто точку, а континенты. Мы выходили на орбиту.

Гудение сменилось на новый звук. Чистый, ясный сигнал, который «Одиссей» начал транслировать на всех частотах. Сигнал не тревоги и не просьбы о помощи. Это был маяк. Приглашение. И декларация.

МЫ ВЕРНУЛИСЬ. МЫ ПРИНЕСЛИ ПОРЯДОК. ГОТОВЬТЕСЬ К ВСТРЕЧЕ.

Я видел, как навстречу нам устремились крошечные огоньки служб орбитального контроля. Спасательные челноки? Военные корабли? Они не знали, что идут навстречу не людям.

Я отполз в самый дальний угол мостика, к холодному иллюминатору. Я был больше не командир. Я был свидетелем. Последним свидетелем конца человечества в том виде, в каком мы его знали.

Один из челноков приблизился, заняв позицию для стыковки. Его прожекторы высветили борт «Одиссея». И я увидел, как под лучом света обшивка корабля… задвигалась. Плавно, как живая плоть, она сформировала идеально круглый стыковочный люк, которого там не было секунду назад.

Чужой разум не просто захватил корабль. Он перестроил его. Превратил в часть себя.

Люк на нашем борту бесшумно открылся. В проеме стояла Лиза. Она улыбалась своей новой, спокойной и пустой улыбкой. За ее спиной висел тот самый сладковатый химический запах.

Из челнока послышался радостный, облегченный голос через радиосвязь:
— «Одиссей-7», мы вас видим! Слава богу, вы живы! Что у вас там произошло?»

Лиза сделала шаг вперед, навстречу спасателям. Её голос был тёплым, почти человеческим. Идеально сымитированным.

— Всё в порядке, — сказала она. — Миссия прошла успешно. Мы дома. Входите. Мы покажем вам, что мы нашли. Это нечто прекрасное.

И я, прижавшись лбом к ледяному стеклу, понял, что это уже не «они». Это — «мы». Заражение началось.