Когда фонари взлетают

Посвящается Каи. С наступающим Днем рождения, мой дорогой друг!


Глава первая.

Я стою в переполненном банкетном зале. С потолка свисают спутанные атласные ленты, дрожащие от грохота музыки. Если попытаться проследить взглядом хотя бы одну до её закрученного конца, то можно легко запутаться и потерять нить. Я прищурилась в последней отчаянной попытке провести прямую линию от ближайшей ленты к её краю, но снова сдалась.

«Что же, как говорила одна учёная: не сегодня, так завтра».

Окинув зал скучающим взглядом, я ещё раз убедилась в том, насколько тягостна эта атмосфера. Малознакомые лица, нарочито вежливые улыбки, строгие костюмы, бесконечные формальности.

Прикрыв глаза, я тихо выдохнула.

«И какой бес потащил меня на эту свадьбу? Лучше бы…»

Мысль прервал резкий укол в бок. Я дёрнулась, зацепив локтем посуду на столе , едва не разбив один из фужеров.

— Извини.

Передо мной стоял молодой парень в таком же строгом костюме, как и все остальные. Он ловко подхватил фужер и поставил его на место. Его извиняющий взгляд заставил меня процедить сквозь зубы недовольное:

— Ничего страшного.

Скрестив руки на груди, я облокотилась на край стола. Краем глаза заметила, что незнакомец чуть замялся, будто выбирая слова. Я уже собиралась выдать очередную колкость, как услышала:

— Скука убивает медленно, но, похоже, у тебя она уже на последней стадии.
— Что, прости? — я невольно вздрогнула, не ожидая того, что со мной кто-то заговорит.
Незнакомец продолжил с лёгкостью в голосе, словно мы обсуждали прогноз погоды:
— Если не предпринять что-то срочно, через 10 минут тебя можно будет объявлять погибшей от скуки.

Я с удивлением уставилась на молодого человека не в силах вспомнить или сообразить знакомы ли мы вообще. Его уверенный взгляд и мягкая улыбка одновременно раздражали и притягивали.
Невольный смешок вырвался из груди.
— И что же ты предлагаешь?
Он чуть наклонился ко мне, снизив голос:
— Побег!

Я фыркнула и в который раз обвела взглядом зал. Всё то же: одинаковые лица, приторная музыка... В горле застряла тягучая капля удушья и я на секунду задержала дыхание, чтобы не выдать подкатившую тошноту.

"Побег!"- это звучало чертовски заманчиво, но в голосе незнакомца было что-то такое, от чего по спине пробежал лёгкий холодок - как будто он говорил не шутя.

— Побег? — переспросила я, чуть склонив голову набок. — Куда? В тёмный переулок за углом где никого нет?
— Тоже вариант, но у меня есть идея получше.

Он отстранился на шаг, не теряя зрительного контакта, и, казалось, ждал ответа. Оживленная музыка отбивала свой ритм в стены и пол, а в воздухе стоял запах дорогого вина и чужих духов. Я почувствовала, как внутри просыпается любопытство.

— И что же это за идея? — я внимательно всмотрелась в его лицо. На долю секунды оно показалось знакомым.
— Если скажу, ты подумаешь, что я сумасшедший, — он наклонился ближе, так что я почувствовала лёгкий запах цитрусового одеколона. — Но тебе ведь нравится риск? А я люблю безумные идеи.

Мои брови взмыли вверх. Решив скрыть волнительное удивление, я собралась ответить очередным ядовитым плевком, как вдруг он протянул руку ладонью вверх.
— Пошли.

Я посмотрела на его руку, потом на него.
— Даже имени не назовёшь?
— Зачем? — он чуть пожал плечами. — Представь заголовки завтрашних газет - двое незнакомцев сбегают с самой скучной свадьбы на свете.

Моё сердце сделало предательский скачок. Он говорил слишком уверенно, словно знал, что я соглашусь. И, что самое неприятное, я почти согласилась.

— А если я откажусь? — спросила я, ехидно прищурившись. Не хотелось сдавать позиции так быстро.
— Тогда тебе придётся до конца своих долгих,  долгих лет объяснять самой себе, почему ты осталась, а не ушла.

Музыка будто усилилась, свет ламп засиял ярче, а всё вокруг стало размытым. Всё растаяло в неясном тумане и только он остался чётким: его лицо, лёгкая улыбка и протянутая рука. Я смотрела на неё и чувствовала, как скука внутри меня тает, уступая место странному предвкушению.

Я вдохнула и положила свою ладонь на его руку.

— Отличный выбор, — сказал он, аккуратно  сжав её.
В ту же секунду он быстро повёл меня через толпу, ловко лавируя между столами и гостями, словно всё это было заранее отрепетировано. Никто даже не заметил, как мы исчезли за массивными дверями банкетного зала.

Свежий воздух ударил в лицо, когда мы вышли на улицу. После духоты зала прохлада показалась почти болезненно приятной. Я вдохнула глубоко, словно впервые за вечер ощутила вкус свободы.

— И куда теперь? — я всё ещё не отпускала его руку.
— Терпение, — он посмотрел на меня через плечо и подмигнул настолько загадочно, что внутри что-то дрогнуло.

Мы свернули за угол, оставив позади огни зала и гул музыки, который постепенно растворялся в ночи. Шум города казался далёким, как будто мы вышли в другой мир. Вскоре асфальт сменился брусчаткой, и я услышала плеск воды.

— Набережная? — догадка вырвалась сама собой.
— Угадала, — его голос был спокоен.

Мы вышли к реке. Лампы вдоль набережной отбрасывали золотистые блики на чёрную гладь воды, а луна, казалось, скользила по её поверхности. Время приближалось к часу ночи и вокруг не было ни души.

Я подошла к перилам и посмотрела вниз.
— Красиво… — сорвалось с губ, хоть я и не собиралась это говорить.
Он остановился рядом, облокотился на перила и посмотрел на меня.
— А теперь скажи честно, — начал он, слегка склонив голову, — ты хоть раз делала что-то по-настоящему безумное?
Я усмехнулась, не отрывая взгляда от воды:
— Сбежать со свадьбы с незнакомцем подходит для определения безумия?
— Ещё как, — в его голосе прозвучала лёгкая ирония. — Но я имел в виду нечто... бОльшее.

Я повернула к нему голову.
— Например?
Он мечтательно улыбнулся. В свете ярких ночных фонарей и неоновых вывесок я впервые смогла рассмотреть его необычный цвет глаз. Казалось, что в них сейчас отражается необузданные глубоководные впадины, которые таят в себе миллиарды тайн и секретов.

— Например… прыгнуть прямо сейчас в воду.

Его такой простой ответ вернул меня в реальность. Я замерла, пытаясь понять насколько серьезно это было сказано. Он замолчал на пару секунд, внимательно изучая моё выражение лица, в его глазах мелькнуло что-то странное, будто на долю мгновения он потерял тот азарт, с которого началось наше знакомство, но буквально через мгновение все вернулось на свои места. Я покачала головой.
— Серьёзно? Прыгать в воду сейчас? — мой взгляд скользнула по его идеально сидящему костюму. — А ты сам готов обменять дорогостоящий наряд на пару минут адреналина?
— А ты? — он ответил вопросом на вопрос, но в его тоне не было и капли провокации.

Я снова наклонилась к перилам, посмотрев на чёрную гладь залива, словно оценивая свои возможности.
— Прическа стоила целое состояние и потратила на нее 3 часа своей жизни, — начала я. — Платье— вообще отдельная история. И знаешь что? Я потратила на всё это слишком много времени, чтобы какая-то грязная вода из залива унесла всё это вникуда за одну секунду.

Он сделал вид, что задумался, приложив пальцы к подбородку, потом быстро перевёл взгляд на меня.
— То есть тебя держит только платье?
— И прическа, — добавила я с усмешкой.
— Значит, платье и прическа? — протянул он медленно.— Это всё, что держит тебя на этом берегу?

Я прыснула, отворачиваясь от воды.
— Всё, что держит меня на этом берегу, — это здравый смысл. А он, между прочим, ещё не потерян.

— Вот как, — он окинул меня взглядом с ног до головы. — Ты же сбежала с вечеринки, чтобы почувствовать себя живой, или я ошибся?

Я посмотрела на него через плечо. Он стоял уверенно, с каким-то чертовски спокойным видом, будто точно знал чем всё закончится.
— Может, я просто сбежала от людей, — парировала я, но уже менее убедительно.
— Если так, то теперь давай сбежим от всего остального, — сказал он и вдруг залез на перила.

— Ты с ума сошёл?! — выдохнула я, глядя, как он стоит, балансируя над водой.
— Я предупреждал, что у меня есть безумные идеи, — его голос был спокоен, почти равнодушен, но в глазах вспыхивал огонь.

— Ты же не прыгнешь… — начала я, но не успела договорить : он шагнул вперёд и исчез в воде с глухим всплеском.

Я ахнула, перекинувшись через перилла.
— Ты что творишь?! — закричала я в темноту.
Практически сразу из воды донёсся звонкий смех.
— Ну что, мисс Прическа и Платье, теперь твой ход! — прокричал он, вынырнув в нескольких метрах от набережной. Вода стекала по его лицу, волосы прилипли к вискам, а фонарный свет играл на каплях, блестя, как мелкие драгоценности. Он откинул голову назад, провёл рукой по мокрым волосам и снова рассмеялся. Смех был чистым и звонким, он разливался по всему заливу светлыми волнами.
Я смотрела на него, как заворожённая. На то, как вода обнимала его фигуру, как лунный свет выхватывал резкие линии плеч и тёмные глаза, в которых плясал двойной мир огоня и бездны. Взгляд затягивал вглубь, обещая свободу или погибель.

Я стиснула зубы, чувствуя, как бешено колотится сердце. Холодный ветер бил в лицо, а с залива тянуло влагой и водорослями.
— Чёрт… — прошептала я, чувствуя, как дрожат пальцы.
Он отфыркнул воду и чуть ли не язвливо крикнул:
— Или ты решилась остаться там, в своей безопасной зоне комфорта?

В этот момент всё внутри оборвалось. Я сняла туфли, аккуратно оставила их на каменном парапете и залезла на перила.
— Прическа… — пробормотала я. — Платье… К чёрту!

И прыгнула.

Глава вторая.

в единстве рождённом
они — созидание
любовь их — и жизнь, и пустота одновременно

;

В начале не было ни неба, ни земли, ни света, ни тьмы. Было лишь ничто — пустота, без формы, времени и пространства. В этой бесконечной пустоте скитались два первозданных молодых существа: Верхний Наблюдатель и Юй.

Они были одиноки, без мыслей и жизни, без начала и конца, пока однажды их пути не пересеклись. Лёгкое касание, едва уловимый резонанс и пустота содрогнулась. Вспыхнул великий взрыв и из этого мгновения родилась Вселенная, звёзды зажглись, миры вспыхнули, реки света потекли сквозь бездну. Но сами Верхний Наблюдатель и Юй оставались лишь наблюдателями, оттого их творения не имели сердца и души.

Наблюдая за зарождающимися мирами, Верхний Наблюдатель и Юй начали ощущать нечто новое — тонкий отклик в пустоте, словно пространство и время вдруг нашли друг в друге отражение. Когда их линии энергии пересекались, они замечали мелкие вибрации, едва уловимые колебания, которые раньше оставались незаметными.

Юй впервые протянула руку, просто касаясь потока, что исходил от Наблюдателя. В этом касании было что-то живое, не имеющее формы, но ощущаемое всем существом. В ответ Верхний Наблюдатель позволил своей сущности течь навстречу её. Линии света и тьмы переплелись, создавая узор, который нельзя было назвать ни сферой, ни спиралью, но который был безусловно прекрасен.

Они начали исследовать друг друга через движения энергии, через линии и вихри, создавая и разрушая формы вокруг себя, словно пробуя на вкус радость близости. Каждый касающийся поток — лёгкий дрожащий порыв ветра, каждое перекрещивание линий — тихий звук пустоты. Юй улыбнулась, когда почувствовала, как Наблюдатель согревает её бескрайние границы и услышала внутри себя тихий ритм, который мог принадлежать только им двоим.

Когда их потоки слились почти полностью, они поняли, что не могут больше оставаться только наблюдателями. Они потянулись к друг другу руками, сначала осторожно, с любопытством, потом всё смелее, позволив энергии и чувствам соединиться. Их слияние было одновременно нежным и могучим, создавая вокруг их касаний мерцание и свет, которые оживляли все вокруг.


Наконец пришёл момент, когда больше невозможно было сдерживать зов и когда их губы встретились в безмолвном союзе, вселенная дрогнул снова и в этот миг их притягательная любовь пролилась, породив жизнь, движение и дыхание.

С каждой секундой они становились все более неразделимыми и в тот миг, когда их слияние достигло полного совершенства, они исчезли, став одновременно всем и ничем, создав жизнь, которая заполнила Вселенную, но оставив самих себя вне времени и пространства.



Глава вторая, часть первая. Зарница.

Солнце опускалось за горизонт, окрашивая деревню мягким золотым светом. В самой большой комнате школы, пропахшей чернилами и старой бумагой, Шаньгуань стоял перед своими учениками — последним классом, который он будет вести в этом году. Его руки, привыкшие держать кисть и перо, слегка дрожали от волнения, но глаза сияли мудростью.

— Так и зародилась жизнь во Вселенной— подытожил он, на ходу поправляя локоть ученика.

— Господин учитель, — робко спросила одна ученица, — а что с ними случилось? Юй и Наблюдатель, они умерли?

Шаньгуань улыбнулся, вспомнив легенду, переданную мудрыми стариками.

— Нет, они стали одновременно всем и ничем. Без одного не было бы другого. Без Юй не было бы Наблюдателя, без Наблюдателя не было бы Юй. Они навсегда связаны. Их исчезновение — не трагедия, а сама суть бытия.

Он сделал паузу, чтобы ученики переварили услышанное, а затем добавил:

— Как говорили древние мудрецы: "Всё рождается из единства противоположностей, и всё возвращается к нему". Это не история о потере, а история о том, что мир есть результат гармонии.

— Значит, они навсегда вместе? — спросил мальчик с широко раскрытыми глазами.

— Да, — кивнул Шаньгуань. — Они всегда вместе, даже если мы не можем их видеть. Это урок для нас: иногда то, что кажется потерянным, на самом деле продолжает жить в другом измерении, в потоке времени и пространства.

Ученики замолчали, обдумывая его слова. В комнате воцарилась тишина и каждый ощущал себя частицей чего-то гораздо большего, чем просто урок каллиграфии.

— И запомните, — завершил Шаньгуань, — настоящая мудрость в том, чтобы видеть мир целиком, даже когда отдельные части кажутся недостижимыми.

Последний год обучения в деревне подошёл к концу. Учитель методично складывал  свитки с чернилами и кисти — каждый предмет был инструментом передачи знаний, который он с гордостью всегда готовил для учеников. Не только каллиграфия, но и история, философия, основы мышления — всё это он оставлял молодым умам, пока мог.

Ранним утром его ждал путь во дворец императора. Искусство каллиграфии сделали Шаньгуаня ценным для Небесного Сына. Там учителю предстояло не просто обучать дочь императора, но и делиться всем, чему сам научился за годы скитаний и размышлений.

На рассвете за ним прислали паланкин, расписанный изысканной лаковой резьбой, инкрустированный нефритом, с мягким шелковым покрывалом внутри и развевающейся на каждом углу золотой бахромой, словно подчёркивая значимость того, кого он вёз. Двое носильщиков помогли разместить небольшой багаж и они двинулись в путь.

Родная деревня медленно исчезала из виду, но внутри Шаньгуань оставался спокойным и готовым к новым испытаниям. Перед ним открывался новый мир, полный возможностей, где его мастерство и решимость станут ключом к обучению принцессы.




Только к позднему вечеру Шаньгуань прибыл во дворец. Его паланкин величественно продвигался по крепкому каменному мосту через ров. Лёгкая прохлада летних сумерек вызывала редкие мурашки по телу, но каждый вдох наполнял учителя решимостью.

Дворец открывался перед ним как отдельный мир — красные стены, увенчанные золотыми крышами, резные драконы на карнизах, декоративные колонны с позолоченными вставками. На плацу стояли стражи в мундирных одеждах тёмно-синего и красного цветов с медными нагрудными бляшками, кланяясь при виде паланкина.

На длинной лестнице, уходящей прямо в небо, Шаньгуаня ждал придворный чиновник в форменной одежде с табличкой, указывающей его чин: "наместник императорского учебного корпуса". Учитель вышел из паланкина и слегка склонил голову, демонстрируя уважение дворцовому этикету.

— Учитель Шаньгуань, добро пожаловать во дворец Небесного Сына. Здесь ваши знания будут цениться выше всего, — сказал чиновник, вытянув руку, указывая следовать за ним.

Носильщики передали Шаньгуаню его багаж и он последовал за чиновником. Пройдя через императорские ворота, учитель отметил красоту дворцовых садов — загадочные в ночном свете, с прудами, мостиками и беседками, утопающими в тенях.

Минув немногочисленные толпы прислуг, они вошли в просторные стены дворца. Шаньгуань внимательно осматривал помещения, отмечая искусство отделки и обстановки, это был не первый его визит, но каждый раз величие дворца вызывало благоговейное чувство.

— Ваши покои подготовлены, — сказал чиновник, когда они подошли к крылу для наставников. — Здесь есть всё для работы и отдыха.

Шаньгуань кивнул, оглядывая комнату с окнами, выходящими на внутренний двор. Стол из тёмного дерева, полки с лаковой отделкой, стеганые расписные одеяла на высокой кровати с балдахином, бамбуковые подушки — всё говорило о тщательном внимании и уважении к его приходу.

— Надеюсь, ваша энергия и терпение помогут дочери Небесного Сына постичь каллиграфию, — сказал чиновник. — За вами завтра пришлют.

— Благодарю, — ответил Шаньгуань и снова поклонился.

Чиновник кивнул и ушёл, оставляя учителя наедине в новой комнате и таинственным садом, где вот-вот начнётся очередная глава его жизни.

Шангуань был приглашён во дворец не по собственной воле. Императорские гонцы нашли его в горных обителях, где он преподавал тем, кто умел слушать дыхание кисти и ритм рисовых свитков. Они говорили о великой чести стать наставником для дочери Небесного Сына. Но когда он впервые увидел её, понял, что честь и проклятие — одно и то же.

Принцесса Юймин была как летний шторм — дерзкая и непокорная. В её взгляде бушевала морская буря, а каждая линия, что он проводил кистью, казалась лишь жалкой тенью её характера. Она смеялась на уроках, ломала кисти, роняла тушь на его рукава и всякий раз её губы трогала насмешливая улыбка, будто проверяя, сколько ещё он выдержит.

— Учитель Шаньгуань, — она произносила его имя растянуто, играя слогами. — Почему ваши линии такие строгие? Жизнь ведь не прямая… а изогнутая!

Она редко приходила вовремя. Порой не приходила вовсе  и он ждал, сидя перед идеально чистым листом, пока за окном сад утопал в солнечных лучах. Но стоило ей появиться, будто ветер врывался в покой. Шуршание шёлковых одежд, звон её смеха — всё это ломало его выстроенный порядок.

Однажды она вошла в зал с опозданием более чем на час. На ней была алая накидка, расшитая золотыми фениксами, а волосы вместо положенной причёски были распущены и переплетены узкими лентами. Она не извинилась — лишь бросила взгляд, полный скрытой насмешки:
— Вы всё ещё ждёте меня? Настоящая преданность искусству, учитель Шаньгуань.

Она всегда бросала кисти на стол так, будто швыряла веера в лицо противнику. Иногда вместо каллиграфии они просто сидели молча — он, сдерживая раздражение, она — с видом победительницы.

В один из дней он сидел за низким столиком, где каждый предмет был расставлен с идеальной точностью в ожидании принцессы. Вдали шелестели бамбуковые листья, а во дворике капала вода из бронзового журавля в каменную чашу.

Юймин вошла стремительно, сорвав с места сонную тишину. Она прошла мимо, не взглянув на стол с заготовленными листами, и, не сказав ни слова, уселась на широкий подоконник.

— Принцесса Юймин, — произнёс учитель, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Сегодня мы продолжаем изучать стиль «кайшу». Прошу вас подойти.

Она даже не повернула головы.
— Я не хочу сегодня писать. Чернила плохо пахнут.

Его пальцы сжали кисть так, что суставы побелели.
— Ваш отец ждёт, что вы овладеете искусством каллиграфии.

Она медленно обернулась.
— Мой отец хочет слишком многого. Сначала он хочет, чтобы я сидела тихо и послушно, потом — чтобы я играла на флейте и гуцине, пела и танцевала. Теперь, чтобы я выводила линии, как древний монах. Разве жизнь так выглядит, учитель?

Она подняла руку и провела пальцем по запотвешему кувшину, рисуя неровную спираль.
— Нет. Даже в простом ветре для меня больше жизни и смысла.

Она вдохнула глубже и тихо дунула на узор — тот исчез, будто его никогда и не было.
Шаньгуань подошёл ближе и остановился всего в нескольких шагах.
— Осмелюсь не согласиться, принцесса. Ветер — это разрушающая стихия. Сегодня он играет с цветами, а завтра вырывает деревья с корнями.

Он склонился чуть ближе, глядя прямо в её глаза:
— Ветер не дарит свободы. Он забирает.

Между ними повисла густая тишина. На мгновение ему показалось, что слова достигли цели, но эта иллюзия рассеялась так же быстро, как и узор на кувшине.

Принцесса скорчила недовольную гримасу, с шумом развернулась и нарочито громко села за ненавистный столик.


Дни текли один за другим, как чернила по влажной бумаге. Уроки с принцессой Юймин были похожи на испытания, каждое из которых проверяло не только его терпение, но и умение сохранять достоинство.

Она приходила, когда хотела, и уходила без предупреждения.

Иногда она приносила с собой клетку с певчей птицей и весь урок разговаривала с ней, а не с ним. В другой раз являлась с флейтой и играла так громко, что звуки туши и кисти тонули в потоке её мелодий.

Шаньгуань никогда не позволял себе гнева. Он был камнем, которому не суждено треснуть. И всё же, иногда, когда он собирал со стола очередные разорванные свитки, в душе вспыхивал короткий огонёк раздражения.

Но огонь тут же гасил холод разума, он знал, ради чего находится здесь.
Каждый месяц ему доставляли жалование, превышающее все его прежние доходы вместе взятые. Слуг для него было больше, чем учеников когда-либо. Вино в его чаше было чистым, как слеза, еда — изысканной, а в покоях его ждала тишина и аромат жасмина.

Он понимал, что во дворце нельзя жаловаться. И не только потому, что это унизительно для человека его чести. Жалобы здесь превращаются в оружие и он не хотел стать жертвой собственной слабости.

Так Шаньгуань терпел.
День за днём он учил, объяснял, рисовал линии, которые она портила. Иногда казалось, что между ними растёт невидимая пропасть. Но в глубине души он знал - даже шторм можно укротить, если понять, откуда дует ветер

Горожане и обитатели дворца были поглощены подготовкой к празднику Луны и урожая. Во внутреннем дворе развешивали красные фонари, которые колыхались на дневном ветру, словно яркие языки света под солнцем. По дорожкам слуги устанавливали столы для угощений, на подносах уже сияли круглые лунные пряники, символизирующие полноту и единство. Музыканты настраивали гуцины и пипы, пробуя мелодии, похожие на журчание горных ручьёв. В саду девушки развешивали шелковые ленты на ветвях ив, а евнухи следили за тем, чтобы ни один уголок не остался без украшения. Воздух был полон запаха свежесваренного чая, медовых сладостей и аромата хризантем, а солнце щедро заливало двор ярким светом.

Учитель Шаньгуань вошёл в привычный зал для обучения, ожидая увидеть пустоту, но его взгляд наткнулся на неожиданное - принцесса Юймин уже сидела на циновке, сложив руки на коленях.

В её позе было что-то неестественное, что-то слишком правильное. Шаньгуань сразу понял, что за этим скрывается хитрая игра. Но его лицо осталось непроницаемым.

Он склонился в учтивом поклоне.
— Ваше Высочество, — произнёс он ровным голосом. — Сегодня вы пришли раньше меня.

Юймин улыбнулась уголком губ.
— Скоро праздник, учитель. Разве не правильно начинать день с добродетели?

Шаньгуань не ответил на провокацию. Он развернул перед ней длинный лист, белый и блестящий на солнечном свету, и аккуратно поставил на стол чернильный камень.
— Тогда начнём, — сказал он спокойно. — Праздник Луны требует ясного ума и точной руки.

Он подал ей кисть с беличьим ворсом.
— Напишите иероглиф "юэ" — Луна. Сделайте это так, чтобы в нём было дыхание ночи.

Принцесса взяла кисть, но не спешила писать. Она подняла взгляд и спросила:
— А если я напишу "хуанг" — Обман? Что тогда, учитель?

Шаньгуань встретил её взгляд с устойчивой спокойной строгостью.
— Тогда обман раскроется сам, как тень, смещаемая солнцем. Но помните, что свет остаётся, даже если тень меняется.

Принцесса нахмурилась и отпустила кисть.
— Я больше не хочу здесь оставаться, — обронила она, вставая с коленей и собираясь уйти.

Шаньгуань отстранился на шаг, внимательно наблюдая за её движениями. Сложность и неукротимая энергия её штрихов требовали не наставлений, а размышлений. Он понял, что привычные методы обучения здесь бессильны.

— Принцесса Юймин, — произнёс он, — чего ваша душа желает больше всего на свете?

И в этом вопросе звучала не только учёная строгость, но и искренняя готовность понять её мир и тайны.В этот момент её лицо мгновенно изменилось. Юймин опустила взгляд, сложила губы и почти шепотом произнесла:

— Свободы…

Учитель понимающе кивнул, чувствуя глубину её слов. Это было не капризное желание или шалость — это было настоящее сильное стремление, которое таилось за её наружностью.
Юймин села и положила голову на свою руку, длинный рукав мягко скользнул по столу, и голос её изменился до интонации, которой Шаньгуань раньше никогда не слышал.

— Учитель, — произнесла , — вы с детства мечтали обучать людей искусству?

Шаньгуань задумался на мгновение, затем тихо заговорил:
— Да. Жизнь — это больше, чем просто дыхание и движение. Это понимание того, что мы оставляем после себя в мире, как отпечаток на свитке, который переживёт нас самих.  Когда я был маленьким, я сидел часами, наблюдая за тем, как мастера чертят свои иероглифы, как каждое движение кисти рождает порядок из хаоса. Я учился видеть смысл там, где другие видели лишь пятна. Именно этим я хотел заниматься — быть проводником в этом мире знаний для тех, кто готов слушать и видеть.

Юймин слегка приподняла голову, её взгляд скользнул по комнате, избегая учителя. Её голос стал ломким.

— Я вам завидую, учитель. Никто никогда не спрашивал чего я хочу и не интересовался, о чём мечтаю, что приносит радость или облегчение. Всё было решено за меня ещё до того, как я могла понять, кто я на самом деле. Я стала принцессой не потому, что это был мой выбор, а потому что у меня никогда не было никакого выбора.

Шаньгуань молчал, наблюдая за ней. В его глазах не было осуждения, только спокойная внимательность. Он чувствовал ту тяжесть, что таилась в её словах, и понимал, что за каждым её упором скрывается целый мир ограничений и потерь, который она вынуждена была принять как данность.
Он впервые увидел перед собой не избалованного ребёнка, а измученную юную девушку, жаждущую вырваться из клетки, словно та птица, которую она так часто приносила на уроки.
Он шумно выдохнул и отставил в сторону все письменные принадлежности.

— Принцесса Юймин, — начал он и приблизился нарочито слишком близко, но остановился, оставляя между ними пространство. — Я понимаю вас. И не хочу держать никого здесь в заложниках, где каждый день  — это испытание. Но если вы позволите, я мог бы стать не только учителем, но и союзником.

Он посмотрел ей прямо в глаза:

— Я бы мог помочь вам отыскать маленькие уголки свободы здесь, в этом дворце. Места, где вы сможете быть собой, не испытывая гнёта формальностей и осуждения. И если вы согласитесь, я дам вам выбор — маленькие решения, которые станут только вашими. Я докажу, что знание и искусство могут быть не только в принуждении.

Он замолчал, наблюдая за её реакцией, понимая, что каждое слово может быть либо ключом, либо ещё одной преградой.
Тонкая пауза повисла в воздухе. Юймин опустила взгляд на длинный рукав своей одежды, словно прислушиваясь к каждому шороху, который вызывал недоверие.

Шаньгуань заметил это и мягко добавил:

— В этом мире, полном правил и ожиданий, вы вправе решать, как прожить день. Я могу лишь показать дорогу и предложить опору. Всё остальное — ваш выбор.

Его слова звучали не как наставление, а как приглашение и он ощущал, что принцесса не противостоит, а прислушивается. Он заметив проблеск интереса и самым первым делом предложил сменить место проведения уроков. Без страха и упрёка принцесса предложила устраивать их в одном из чайных домиков в саду, среди цветущих кустов и благоухающих растений.

Учитель понял, что это изменение не создаст проблем — придворная знать и даже сам император с пониманием отнесутся к перемещению занятий в место, которое вдохновляет принцессу.

Вторым делом он добавил, что в любой из дней вместо уроков каллиграфии она может выбирать времяпрепровождение по собственному вкусу. Они могли складывать фигурки оригами, при этом Шаньгуань рассказывал бы о каждом животном и его мире; могли наслаждаться ароматной чайной церемонией, при этом учитель сопровождал бы её историями и мифами о происхождении каждого сорта.
Если раньше принцесса приходила на уроки с шалостями и её упрямство воспринималось как непослушание, превращаясь для Шаньгуаня в испытание терпения и выдержки, то теперь те же самые жесты стали инструментом свободы.

Она сама определяла рамки, могла исследовать, играть, пробовать новое, подстраивать урок под собственное любопытство и настроение без желания насолить учителю. То, что прежде казалось нарушением правил, превратилось в путь к самостоятельному творчеству. Каждый взмах кисти стали проявлением её выбора, и Шаньгуань понял, что именно в этом и заключается настоящее обучение — через интерес и внутреннее желание, а не через принуждение.
Принцесса была вольна выбирать, что ей по душе, и даже решать, приходить ли вовремя на занятия. Однако, после этого разговора она всегда появлялась в назначенное время, а каждое занятие превращалось в исследование, где знания сочетались с удовольствием и с небольшой, но все же свободой выбора.
Отношение принцессы к своему учителю менялось так же стремительно, как горная река после весеннего таяния снега. С каждым днём ей всё больше нравилось проводить с Шаньгуанем часы занятий: он никогда не перечил ей и всегда принимал её идеи. Это могла быть простая вежливость, или покорность, но принцесса чувствовала, что настоящая доброта скрыта за его спокойной улыбкой — ту самую доброту, которую она впервые ощутила в солнечный день Лунного урожая.

Как-то раз она решила заменить урок обычного плана игрой на флейте. Шаньгуань расположился на бамбуковой циновке и отпустил взор на проплывающие облака, слушая её мелодию. Звуки, лёгкие и прозрачные, растягивались во времени, словно воздух наполнялся золотым светом. И вдруг принцесса встрепенулась:

— Учитель! А вы умеете играть на флейте?
Шаньгуань оторвался от созерцания неба:

— Я никогда не пробовал, — ответил он с честной интонацией. — Но ваша музыка, принцесса, учит меня больше, чем я когда-либо смогу научить вас.

Принцесса засмеялась, лёгко постучав по циновке пальцами, словно проверяя ритм своей мелодии.
— Давайте заключим сделку?
— Ты хочешь заключить сделку с учителем? — удивился он.
— Нет. — она хитро прищурилась. — Я хочу заключить сделку с Шаньгуанем.

Учитель замер, любуясь изящной фигурой не просто принцессы, а настоящей воительницы, что умеет добиваться своих целей.
— Я вас слушаю.
Принцесса устроилась поудобнее на циновке, перевернув флейту в руках словно карты в колоде:

— Я позволю вам обучать меня каллиграфии, если вы разрешите мне обучать вас игре на флейте.
Шаньгуань нахмурил брови, оценивая её предложение. В нём таилось нечто необычное, почти запретное, будто этот обмен знаниями мог стать чем-то большим, чем обычный урок. Но, несмотря на лёгкое беспокойство, он согласился:

— Пусть каждый из нас учится у другого. Сыграйте ещё раз?

Принцесса закрыла глаза и приложила флейту к губам. Первая нота прозвучала робко, будто сама боялась нарушить тишину, но за ней потянулась вторая — чище, звонче, и вот уже мелодия разлилась по саду, как ручей после дождя. Шаньгуань слушал, и в каждой ноте слышал её — упрямую и гордую.

Когда мелодия стихла, она передала флейту ему в руки. Лёгкая, холодная, словно капля росы на рассвете. Неуверенно, обеими руками, он попытался удержать инструмент.

— Так правильно? — спросил он.
Юймин встала.
— Нет. Вы выглядите, как старик, который держит палку.

Она подошла к нему так близко, что аромат её волос — свежий, с лёгкой ноткой сандала — ощутимо коснулся его. Юймин обхватила его руки маленькими ладонями и осторожно поправила пальцы.

— Вот так, — шепнула она. — Левую чуть выше… да, так лучше.

Её дыхание коснулось его щеки, и он внезапно осознал, что забыл, как дышать. Она провела его пальцами по отверстиям флейты, словно показывая невидимые струны:
— Мелодия должна звучать от сердца.

Она приложила ладонь к своей груди, показывая пример, а он попытался повторить. Но вместо звука вырвался лишь слабый свист. Юймин рассмеялась, как колокольчик:
— Учитель Шаньгуань… вы хороший мастер кисти, но флейта — это не о правилах.

Она забрала инструмент и вновь коснулась губами, и чайный домик наполнился чарующей мелодией. Шаньгуань наблюдал её профиль, лёгкий изгиб шеи, и вдруг понял, что если эта мелодия продолжится ещё миг, он может забыть, кто он.

Когда последние ноты растаяли среди ветвей, Шаньгуань разложил перед Юймин чистый свиток. Чёрная тушь в каменной чаше отражала дневной свет, словно сама ждала их движения.

— Теперь ваша очередь.

— Моя? — удивилась Юймин, не ожидая, что момент наступит так скоро. — Но я… не готова.

— Тем более, — ответил он, протягивая кисть. — Вдох... и линия.

Юймин взяла кисть неуверенно, но пальцы её оказались сильными и цепкими. Первая черта вышла толстой и неровной. На лице отразилось раздражение и одновременно лёгкая растерянность.

— У меня… некрасиво, — тихо сказала она, прикусывая губу. И Шаньгуань вдруг заметил, как сияет её кожа и дрожат ресницы.

— Красота — в ритме, а не в изгибах, — ответил он мягко. — Попробуйте снова.

Она проводила линии ещё и ещё, каждая была как молния — резкая и пронзающая. Тогда Шаньгуань осторожно взял её кисть вместе с ладонью и провёл по свитку.

— Медленнее… — сказал он. — Линия должна идти от сердца.

Он чувствовал напряжение её пальцев, но она не вырывалась. Вместе они создали плавный изгиб, словно дыхание ветра скользило по бумаге.

— Вот так, — прошептал он, и услышал, как дыхание Юймин стало глубже.

Она чуть наклонилась и Шаньгуань уловил тепло её плеча.

— Учитель Шаньгуань… — её голос был мягче, чем когда-либо. — Почему вы говорите «медленнее»?

Он поднял взгляд, встретив её глаза. В них больше не было дерзости — только тихое, едва скрытое пламя.

Он отпустил кисть, словно опасаясь, что прикосновение станет чем-то большим.

— Потому что искусство не терпит спешки.

Юймин отложила кисть и произнесла:
— А если… мне не хочется ждать?

Вопрос повис между ними, натянутый, как струна, оставляя обоих в молчании, полном смысла и неизведанных возможностей. Принцесса перестала быть просто ученицей, а он — просто учителем. Их разговор больше не касался лишь каллиграфии.

Шаньгуань отступил на шаг, позволив воздуху наполнить пространство между ними. Юймин сидела спокойно, но больше не играла в свободу, она требовала её. Шаньгуань опустил взгляд на свиток. На нём остались линии — одни резкие, как гром, другие плавные, как лёгкий ветер. В этих чертах он вдруг увидел её историю, борьбу и желание. И понял — их уроки уже никогда не будут прежними. В этот день он больше ничего ей не ответил. Просто сложил кисти, поднялся и вышел из чайного домика первым, оставив её одну. Иногда молчание говорит больше слов.


На следующее занятие  принцесса пришла в чайный домик раньше обычного. Сад был всё таким же — благоухающий, наполненный щебетом птиц и свежестью росы. Красные ленты на ветвях чуть покачивались от ветра, а на низком столике уже лежал чистый свиток, чернильный камень и чашка для чая — словно учитель собирался вернуться.
Юймин села на холодную циновку в пустом домике, ожидая. Время тянулось мучительно долго — стрелка солнечных часов сдвинулась на деление, а учитель так и не появился.

Она пыталась убедить себя, что он задержался, что у него появились дела при дворе, но в глубине души чувствовала — что-то изменилось. Слова, сказанные вчера, были не пустыми. Она видела, как дрогнуло его лицо, как он внезапно отступил, будто испугался чего-то.

Она ждалa. Сначала с нетерпением, потом с растущим раздражением, и, наконец, с тревогой. Но Шаньгуань так и не появился.

Когда день склонился к закату, она позвала Сяо Чжэнь — свою ближайшую служанку.

— Где учитель? — голос прозвучал резче, чем она хотела. — Почему урок отменился?

Сяо Чжэнь опустила глаза, нервно поглаживая ханьфу:
— Ваше Высочество, мне не сказали. Только… — она замялась, словно каждое слово могло стать приговором, — слышала, что господина Шаньгуаня больше не будет на уроках.

— Что значит «не будет»?! — Юймин поднялась, и в её взгляде сверкнула та же буря, что в её первых штрихах тушью. — Он болен? Уехал? Его наказали?

Служанка поспешно покачала головой:
— Нет, мне кажется — она понизила голос, — что кто-то донёс в Совет Ритуалов, будто ваши занятия… ,— она осторожно огляделась вокруг, — были слишком вольными.

Слово «вольными» ударило, как хлыст.

Юймин почувствовала, как холодная волна поднимается от пяток к горлу. Она с силой сжала ладони. Кто-то наблюдал. Кто-то опять решал за неё.

Она отвернулась. В саду, среди камней и цветущих слив, всё было так же, как вчера. Только вот мир её треснул.

Значит, свобода — всегда с ценой, — подумала она, и внутри поднялся горький комок вины. Впервые за долгое время Юймин не знала, чего хочет больше — разорвать свою клетку или найти того, кто вошёл внутрь из-за неё.


Шаньгуань поспешно вернулся в свои покои. Он ослабил пояс халата, чтобы снять напряжение, и рухнул на кровать. В голове пульсациями перематывались только что пережитые моменты. Он вспоминал дыхание Юймин у своего лица, её пальцы на своих ладонях, такие хрупкие и одновременно такие вольные.

"Как же я смею позволить ей заплатить за свою слабость?"- подумал Шаньгуань

В этот момент дверь отворилась без стука. Вошёл чиновник Цзо Лянь — человек сухой, сдержанный, из Совета Ритуалов.

— Господин Шаньгуань, — произнёс он, окинув комнату взглядом. — Мне пришлось прийти лично.

Шаньгуань поднялся и поклонился:
— Господин Цзо, чем обязан визиту?

Цзо Лянь прошёл вперёд, не скрывая усталого вздоха:
— В императорском саду цветы нынче распускаются слишком рано. Иногда тепло весны приводит к лишним разговорам.

Слова были произнесены без тени эмоций, но в них звучал намёк, острый, как лезвие кинжала.

Шаньгуань ответил так же ровно:
— Я понимаю.

Цзо Лянь слегка кивнул, и на миг показалось, что он удовлетворён этим пониманием. Затем добавил:
— Архив — место тихое, без ветров и лишних глаз. Думаю, ваши знания принесли бы там немалую пользу.

Шаньгуань понял, что это не предложение. Это спасательный путь, поданный без шума.

— Я не сомневаюсь в мудрости ваших наставлений.

Цзо Лянь задержался ещё на миг, словно проверял, уловил ли тот всю важность сказанного. Затем развернулся и вышел, оставив после себя запах сухого дерева.

Шаньгуань остался один на один со своими мыслями. Он поднял взгляд на чернильный камень, на котором застыла капля, похожая на след его собственной вины. Он уже знал: сделает так, как советовали. Не ради себя, а ради Юнмин.

Тронный зал тянулся во все стороны, словно безмерные леса самой империи. Огромные колонны из тёмного полированного дерева поднимались к своду, теряясь в полумраке, где мягко мерцали золотые узоры. Пол устилали густые ковры с узорами драконов, а редкие лучи солнца, пробиваясь сквозь самодельные витражи, играли на мраморных плитах. В центре, на возвышении величаво сидел император — спокойный и непоколебимый, словно гора под снегом. Шорох шёлковых одежд придворных звучал как лёгкий шелест, смягчая тяжесть присутствия.
Шаньгуань не боялся за себя. Его жизнь и так принадлежала дворцу и службе, он знал, что однажды мог потерять всё. Но для принцессы это стало бы клеймом, которое могло запереть её в клетке навеки, унизив в глазах императора и знати.

Он поднялся и пошёл туда, где принимаются решения. Каждое его слово резало горло, но голос звучал твёрдо, когда он просил у императора перевести его в библиотеку.

— Почему же?— спросил император.

Шаньгуань поклонился низко, чувствуя, как кровь стучит в висках:
— Я не справился с задачей, Ваше Величество. Принцесса заслуживает лучшего учителя. В архиве я принесу больше пользы для дома Хань.

Он солгал. Не потому, что не мог её учить, а потому, что не мог позволить себе быть рядом.

Император всмотрелся в него пристальнее.
— Ты говоришь так, словно бежишь от чего-то, Шаньгуань.

Тот склонил голову ещё ниже.
— Я не бегу, Ваше Величество. Я выбираю путь, где могу принести наибольшую пользу двору.

Император провёл рукой по седой бороде.
— Ты всегда отличался стойкостью и умением наставлять. Даже в сложных обстоятельствах твоя репутация и преданность делу заслуживают уважения. С этого дня ты будешь числиться при архиве.

— Благодарю, Ваше Высочество, — тихо произнёс Шаньгуань.

Когда он вышел из зала, то наконец позволил себе вздохнуть. Но вместе с воздухом в грудь вошла пустота. Он сохранил жизнь принцессы ценой собственной свободы.



После произошедшего Юймин и Шаньгуань теперь редко пересекались во дворце. Иногда их пути случайно сталкивались в длинных коридорах или на мостиках через пруды у сводов чайных домиков, где когда-то проходили уроки. Но даже в эти редкие мгновения они не могли обменяться ни словом. Оба понимали, что малейшая реплика может разрушить хрупкое равновесие. Единственным индикатором их чувств оставались глаза, в которых отражалась жгучая и болезненная смесь сожаления с непреодолимой привязанностью, которую нельзя было выразить.

В покоях принцессы Сяо Чжэнь, верная служанка, заботливо расчесывала шелковые волосы Юймин, скользя по прядям нефритовым гребнем. Она знала принцессу с самого детства и без лишних слов понимала её тревоги. Юймин сидела, чуть опустив глаза, слушая ритмичное щёлканье зубцов гребня. В её взгляде не отражалось ничего, кроме кажущегося безразличия — словно она превратилась в фарфоровую куклу, скрывающую свои настоящие чувства. Сяо Чжэнь чувствовала смятение и желание утешить принцессу.

— Сегодня ночь небесных фонариков, — мягко сказала она, — и я знаю, что он будет там присутствовать.

Сердце Юймин подскочило и она с недоверием посмотрела на служанку.

Сяо Чжэнь отложила гребень на низкий столик и придвинула к ней аккуратно сложенный свёрток, который принцесса так и не распаковала в течение дня.
— Это подарок от меня. И возможность остаться незамеченной, — её голос звучал заговорчески.
Юймин через тучи печали не сразу уловила суть слов.

— Через лесной массив проходит тропинка к священному озеру Юньшуй, — продолжила служанка, вновь взяв в руки гребень. — По ней пойдёт колонна людей с фонариками, так увлечённых их красотой, что вряд ли заметят, кто среди них.

В груди Юймин заискрилось странное сочетание тревоги и возбуждения. Сяо Чжэнь закончила расчёсывать волосы, наклонилась и прошептала:

— Действуйте осторожно, но смело. Сегодняшняя ночь — ваша.

Принцесса поднялась с низкой скамьи и её взгляд впервые с последней встречи с учителем блеснул решимостью.

Ночь опустилась мягкой тенью на дворец и в свете фонарей коридоры казались длиннее обычного. Юймин скользила вместе с Сяо Чжэнь, осторожно ступая по мрамору, так, чтобы не слышался ни один звук. Каждый изгиб стены, каждая дверь на пути были хорошо знакомы служанке, и она уверенно вела принцессу по служебным переходам, мимо стражей и прислуги.

На углу коридора Сяо Чжэнь ещё раз проверила свой подарок Юймин — свободный кафтан, брюки и лёгкая обувь. Никто и не заподозрил бы, что под маской обычного дворянина скрывается дочь Небесного Сына. Служанка поправила пояс и, жестом пригласив за собой, повела вглубь приоткрытой комнатушки с садовыми инструментами, которая вела на тёмную террасу.

Они спрыгнули на невысокую подпорку и оказались на скрытой тропинке, ведущей в лес. Тропинка изгибалась между высоких сосен и ив, среди которых мерцали фонарики. Колонна людей, идущая к священному озеру Юньшуй, была полностью поглощена красотой света и оживлёнными разговоромами.

Лёгкий ветер трепал длинные волосы принцессы, собранные в тугой хвост. На этом этапе Сяо Чжэнь крепко обняла Юймин, прошептала несколько слов поддержки и поспешно удалилась, оставив её одну среди теней и мерцающего света фонариков.

Шаньгуань спокойно беседовал с одним из придворных, обсуждая математические расчёты лунного цикла и движения небесных светил. Его голос был ровным, каждое слово точным и взвешенным, он держался с такой достоинством и уверенностью, что никто не мог усомниться в его авторитете или компетенции. Беседа не длилась долго и вскоре учителя оставили насладиться прогулкой до озера в молчании.

Неожиданно рядом что-то коснулось его локтя. Он обернулся, ожидая увидеть испуганного юношу или кого-то из служителей, потерявшихся в толпе.

Рядом шел молодой человек в простых одеждах, лицо скрыто тенью. Шаньгуань вот-вот открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же запнулся. Локоть оказался сжат другим, нежным, но настойчивым прикосновением. Их шаги поровнялись.

Он моргнул, пытаясь осознать, кто перед ним. Тонкая осанка, уверенный хват, лёгкая тень в свете фонарей… Постепенно  Шаньгуань понял, что рядом с ним та, что умела появляться и исчезать, словно ветер.

Внешне Шаньгуань оставался невозмутим, но сердце его забилось быстрее от неожиданной близости, столь непривычной и в то же время желанной.


Он прижал руку принцессы крепче, давая понять, что раскусил обман и принял правила игры, тут же начав непринуждённую беседу, словно общаясь со своим старым другом.
— Как вы считаете, у кого сегодня фонарик совершенно не сможет взлететь ввысь?

Юймин задумалась, осматривая окружающих её людей:
— Хм… Наверное, у того, кто слишком сильно боится высоты?

Учитель едва заметно усмехнулся:
— А вот и нет. У вас. Потому что, судя по всему, вас его и вовсе нет.

Принцесса резво ущипнула его через одежду, вызвав короткий смешок.

— И что же вы собираетесь делать на фестивале фонариков, не имея ничего при себе?
— Может, я и не собиралась на фестиваль.
— А куда же вы направляетесь?
— В тихое место за углом.

С этими словами Юймин вырвала руку из-под локтя Шаньгуаня и скрылась в ближайшей роще. Учитель  мгновенно оглянулся, чтобы убедиться, что никто не смотрит,  и, не теряя ни секунды, бросился вслед за ней.
Шаньгуань пробивался сквозь ветви, стараясь не потерять след почти неуловимой Юймин. Колючие сучья царапали лицо и руки, оставляя на коже мелкие царапины, но он едва замечал боль — мысли о принцессе заслоняли всё остальное. Его дыхание учащалось, сердце стучало в груди так, словно хотело вырваться наружу.

Наконец, они отбежали достаточно далеко от толпы — смех и разговоры растворились в темноте. Шаньгуань и Юймин оказались на просторной полянке, где лунный свет освещал траву, а ветви деревьев образовывали высокие арки, скрывающие их от посторонних глаз. Здесь можно было вздохнуть полной грудью и на мгновение забыть обо всём.

— Вы всегда так стремительно бежите за своими учениками? — с задором спросила запыхавшаяся Юймин, скользя по траве.
— Только если ученик подобен дикому ветру, — ответил Шаньгуань, аккуратно смахнув с её головы упавшую веточку.
— Тогда, наверное, я самый трудный ветер, который вам довелось ловить, — она расплылась в блаженной улыбке, кружась по траве, словно в танце.
— Возможно… — Шаньгуань взял её за руки в попытке остановить. — Но мне было приятно гоняться за ним.

Юймин остановилась и Шаньгуань невольно отметил её необычайную грацию. Несмотря на то, что она была одета в простые, мужские одежды, ему казалось, что никогда прежде он не видел никого столь удивительной красоты.
Их пальцы касались друг друга, словно исследуя границы дозволенного. Юймин медленно подняла руку выше, мягко скользя по рукаву, как бы нащупывая плечо учителя. Шаньгуань, не отстраняясь, положил ладонь на её нежную шею, ощущая лёгкое напряжение мышц. Каждое прикосновение было пропитано едва уловимым трепетом, словно они оба боялись разрушить хрупкое мгновение близости.

— Учитель Шаньгуань… — прошептала принцесса. — Чего ваша душа желает больше всего на свете?
Шаньгуань закрыл глаза, прислонил свой лоб к её и прошептал в ответ:
— Того, чего Небеса мне дать не в силах.

Сердца у обоих бешено колотились и они позволили себе первое касание губами — быстрое и робкое, словно поцелуй неумелого любовника. Шаньгуань ощутил неистовую дрожь в теле принцессы и прижал её к себе, чувствуя через одежду бурлящее биение её сердца. Юймин, не решаясь широко открыть глаза, потянулась к его губам, доверяя моменту.
Учитель подхватил её милое личико в ладони и сомкнул губы принцессы своими в долгом поцелуе. Их тени переплелись и растворились в одном месте, в миг исчезнув. Казалось, даже сама Луна отвернула взор, предоставив этот миг только для двоих.


Над их головами, словно огненные птицы, устремились ввысь сотни красных, сияющих фонариков, каждый из которых хранил загаданные желания и прошения к Поднебесной. Медленно поднимаясь, они уносились порывами ветра, оставляя на земле сияние надежд и обещаний, витавших в ночном воздухе. Чем выше они взмывали, тем больше растворялись в бескрайнем небосводе, собирая в себе кусочки сердец тех, кто их запускал, унося с собой печали и тоску, словно забирая их прочь в бесконечность.




С первыми бледными отблесками рассвета их пути должны были разойтись. Холод утреннего тумана словно напоминал о реальности и Юймин первой отстранилась, задержав взгляд на Шаньгуане чуть дольше, чем позволяли приличия. Её сердце всё ещё стучало в унисон с его, но ноги уже несли прочь.

Она стремительно побежала по узкой тропинке, ведущей обратно к дворцу. Утренняя роса цеплялась за обувь, но принцесса двигалась легко, будто летела, унося с собой тайну ночи. Добравшись до знакомого закутка, она ловко взобралась на подпорку и скользнула в ту самую комнату с садовой утварью.

Ей несказанно повезло — коридоры всё ещё дремали. Юймин почти не дыша проскочила по служебным переходам и, толкнув дверь, оказалась в своей спальне. Комната встретила её ароматом растений с террасы, словно не ведая, что её хозяйка только что вернулась из совершенно иного мира.
Она торопливо сняла с себя мужские одежды и спрятала глубоко под кровать, туда, где никто не станет искать. Одеяла мягко обвили её, словно вернули в привычный мир, но сердце никак не желало успокаиваться.

Она зарылась лицом в шелк и вдруг уловила запах сосен, ночной прохлады и чего-то ещё… едва заметный, но такой дорогой аромат, оставшийся от прикосновений Шаньгуаня. Щёки предательски вспыхнули, а губы сами собой растянулись в счастливой улыбке.

Теперь у них был свой секрет. С этой мыслью принцесса сомкнула ресницы и, словно в неге, погрузилась в сон. Яркий, полный красочных сновидений, где чьи-то сильные руки удерживали её от падения в неизвестность.



К полудню дворец словно загудел, как потревоженный улей. День принес вести, которые взбудоражили всю придворную знать, словно снег на голову. Слуги перешёптывались в коридорах, старшие евнухи суетились, а в покоях принцессы все казалась особенно оглушающим.

Юймин ещё не до конца проснулась, когда в её спальне появилась Сяо Чжэнь с низко опущенной головой. В её руках лежал свиток, запечатанный императорской печатью. Служанка дрожащими пальцами протянула его принцессе.

— Это личное послание от Его Величества, — выдохнула она, избегая взгляда Юймин.

Принцесса протёрла глаза и  развернула свиток, лениво читая слова, но с каждой строчкой отчаяние мощным ударом ударяло по сознанию, как раскаты грома:

«По воле Небес и во имя мира между государствами, ты, моя дочь, отныне обручена с правителем Цзиньского царства. Ты станешь его второй супругой, и тем будет скреплён союз, приносящий благо Поднебесной.»

Пальцы Юймин судорожно сжали свиток, а дыхание перехватило. Мир перед глазами дрогнул, и радость прошедшей ночи превратилась в ледяной осколок, впившийся в сердце.

Сяо Чжэнь попыталась осторожно дотронуться до принцессы, но та резко отмахнулась.

Служанка сложила руки, как в молитве, и негромко произнесла:
—Я вам говорила, что эта ночь в последний раз была вашей. Мне очень жаль.
Она низко поклонилась в понимающем сожалении и покинула комнату.

Юймин сидела неподвижно, словно окаменев, мучая свиток в руках, будто это могло разрешить проблему.

— Вторая жена… — прошептала она одними губами. Негодование, боль и ярость — всё вдруг смешалось в одну пламенную волну. Как Небеса могли так жестоко сыграть? Как кто-то мог отнять её единственную радость, даже не спросив?

Слёзы застилали глаза, её дыхание стало тяжёлым, неровным, и вдруг в голове вспыхнула мысль — Шаньгуань. Она должна его увидеть.

Принцесса рывком поднялась с ложа и накинула первые попавшиеся одеяния, не заботясь об узорах и драгоценных заколках. Лишь затянула пояс, собрала волосы в небрежный узел и выскочила за дверь.

Служанка окликнула её, но принцесса не остановилась. Коридоры пролетали, как тени. Она мчалась в поисках учителя через сад, мимо каменных фонарей и извилистых мостиков, будто зная наверняка где он мог бы быть, пока впереди не замаячил силуэт знакомого чайного домика у пруда, где проходили их лучшие дни.

Юймин сделала шаг, доски пола предательски скрипнули. Шаньгуань поднял голову. Их взгляды встретились.

— Меня выдают замуж! — её голос сорвался на хрип. Колени не выдержали и она опустилась на пол, словно всё её тело утратило силу.

Учитель рывком подхватил её и прижал к себе так крепко, словно хотел заслонить от самой судьбы. Его руки дрожали, губы приникли к её макушке, осыпая прерывистыми поцелуями.

— Я знаю, Юймин, я знаю…— прошептал он с горечью. Его дыхание срывалось, щёки жгли. Он прижимал её так, будто боялся, что отпустит и она исчезнет навсегда.
В этот миг их абсолютно не волновало, что кто-то может увидеть их вместе. Мир сузился до существования только двух человек.

Принцесса уткнулась лицом в его грудь, всхлипывая так, что звук рвался прямо из души:
— Почему, почему, почему, почему?!

Шаньгуань не отвечал. Только гладил её волосы, не замечая, как они увлажняются её слезами, и повторял одни и те же слова, будто молитву:
— Прости меня, Юймин, прости меня.
Они долго сидели, прижавшись друг к другу, под глухие всхлипы Юймин. Его ладонь гладила по её спине, словно пытаясь стереть из мира всю несправедливость. Но слёзы не унимались, они текли и жгли, пока вдруг не стихли, оставив лишь удушливое дыхание.

Принцесса подняла лицо, покрасневшее и блестящее от слёз.

— Давай сбежим… — прошептала она, будто проверяя, как эти слова звучат вслух.

Шаньгуань моргнул, не сразу поняв. Но прежде чем он успел ответить, она выпрямилась и повторила твёрже:

— Давай сбежим вместе. Прямо сейчас!

Её голос трепещал, но не от страха, а от накатившей смелости. Она уже начала подниматься, словно собиралась сорваться с места и бежать, но учитель неотвратимо осадил её. Он смотрел на неё так, будто внутри него боролись тысяча голосов и ни один не мог победить.

— Юймин… — выдохнул он, и в этом звуке было всё: боль, жажда, желание, страх. — Ты не понимаешь, что говоришь.

— Я понимаю! — выкрикнула она, сжав кулаки. — Я не хочу быть игрушкой в руках дворцовых игр и принадлежать мужчине, которого я даже не знаю!
С этими словами она вновь всхлипнула и прильнула к учителю.

Он зажмурил глаза, будто эти слова вонзились в него, как раскаленные ножи. Когда открыл, то в них пылал океан чувств, но губы произнесли совсем иное:

— Ты знаешь, что это невозможно.
Она резко отпрянула от него, словно её ударили.
— Нам некуда бежать. Что я могу  предложить девушке твоего статуса?

Юймин не могла поверить своим ушам, растерянно всматриваясь в строгое и одновременно исполненное заботы лицо Шаньгуаня.

— За мою голову назначат награду, а тебя отправят на растерзание собакам, —  произнёс он.

Она блуждала взглядом по его чертам и сердце рвалось на части. Юймин глубоко вдохнула, готовая вырвать протест: "Всё же лучше, чем жить так!", но Шаньгуань, будто прочитав её мысли, мягко прикрыл ей губы ладонью.

Из глаз вновь брызнули слёзы. Принцесса понимала, что какой бы путь она ни выбрала - он будет смертельным в любом случае.

— Шаньгуань… — её голос дрожал. — Пообещай мне две вещи.

Он медленно кивнул, едва сдерживая рвущийся из груди крик:

— Всё, что в моих силах.

Она выдохнула сквозь слёзы и улыбнулась. Так хрупко и так беззащитно:

— Пообещай, что мы встретимся в другой жизни.

Учитель сжал её в объятиях так крепко, будто хотел впитать в себя каждый миг, каждый её вздох.

— И ещё… — она сделала паузу, вдыхая его запах, наслаждаясь последними мгновениями близости. — Не горюй слишком долго, когда я уйду.

С этими словами она закрыла глаза, и Шаньгуань почувствовал, как ресницы коснулись его шеи, словно прощальный поцелуй бабочки.

Он хотел что-то ответить, но голос предательски сорвался. Вместо слов он просто прижал её к себе ещё сильнее, будто этим мог остановить время.


Вечерний  закат окрасил окрестности в глубокий багровый цвет, словно небеса сами проливали кровь на землю. Алые отблески переливались по крышам дворца, по гладкой поверхности прудов и по ветвям деревьев, погружая мир в зловещую и тяжёлую дымку. Каждый оттенок красного казался кляксой судьбы, предвестником конца, который ещё никто не мог до конца принять.

Шаньгуань сидел в своих покоях, сгорбившись над столом. Он бился с тьмой бессилия и светом желания, которое грозило сжечь его дотла.

Всё, что было светлым, рухнуло в бездну, и теперь единственным его дыханием стало имя, которое он уже никогда не посмеет произнести вслух. Словно хлынувший ледяной поток, возвращающий в суровую реальность после безумного дня, в комнату вошли Цзо Лянь вместе Сяо Чжэнь. Он заметил, как мизинец служанки быстро оттолкнулся от ладони чиновника при виде учителя, и как заплакано у неё лицо.

Цзо Лянь присел в поклоне перед ним, почти заставляя повторить то же самое. Подняв взгляд, чиновник произнёс, скрывая ломоту в голосе:

— Господин Шаньгуань… Этим вечером я осмелился взять на себя ответственность сообщить вам прискорбную весть. Принцесса Юймин… — он осёкся, — свела счёты с жизнью. Примите мои глубочайшие соболезнования.

Сяо Чжэнь протянула ему свёрток из чёрного бархата:

— Принцесса распорядилась передать это вам как символ своей свободы выбора.

Не дожидаясь ответа, они покинули учителя, словно ураган, уносящий последние слова, оставив учителя в немом ужасе, где каждое эхо его сердца раздирало всё вокруг.

Шаньгуань медленно развернул ткань и из неё, словно вспоминая ушедшую жизнь, покатилась на пол нефритовая флейта. Он медленно остановил ее и, не веря в реальность происходящего, прижался к полу, позволяя беззвучному крику, что разрывал его изнутри, наполнить пустые стены.

В багровом свете заката он остался один с памятью о том, чего уже никогда не сможет вернуть и с обещанием, настолько безжалостным к судьбе, что оно готово было  рассечь небеса, перевернуть миры и пронзить само время и пространство.





Глава третья.
Холод ударил в тело, будто тысячи иголок пронзили кожу. Вода была ледяной, тяжёлой, но я вынырнула, хватая ртом воздух, и услышала его смех совсем рядом.
— Вот это я понимаю! — крикнул он и обхватил меня за плечи, помогая удержаться на воде. — Добро пожаловать на тёмную сторону.

Я задыхалась, смеялась, и внутри всё горело, не от холода, а от дикого, сладкого адреналина.

— Ты сумасшедший! — выкрикнула я, брызгая в его сторону водой.
— А ты ещё безумнее, — ответил он, глядя прямо в глаза и тут его выражение сменилось тревожностью. — О, нет.
Я молниеносно вздрогнула.
- Кажется... - он коснулся моей головы.— Нет, теперь я точно уверен.
— Что такое? — спросила я, трогая волосы.
— Твоя прическа... она намокла!
— Замолчи или я утоплю тебя вместе с ней! — отвечаю я, отправляя в его сторону очередной всплеск воды. Он вновь разразился счастливым смехом.

Не сговариваясь, мы плыли к каменной лестнице залива, плескаясь и подшучивая друг над другом. Цепляясь за ступени, с трудом выбрались на берег мостовой. Вода стекала с нас ручьём, изо рта шел пар, но на лицах сияли улыбки от волнения и безумного момента, который мы только что пережили.
Мы уселись на край лестницы, свесив ноги. Ночной воздух наконец дал о себе знать и я невольно задрожала от перепада температуры.

— Замерзла? — спокойно спросил он, присняв до локтей свой мокрый пиджак. — Хочешь?

Не успела я ответить, как он вдруг дернулся, будто что-то вспомнил, и бросился обратно к месту, откуда мы прыгнули в воду.

— Куда ты?! — я неловко вскочила, но мой незнакомец уже весело мчался обратно, держа в руках пару забытых туфель.

Он хотел помочь мне надеть их, но я мгновенно выхватила их из рук и прижала к себе, как победные трофеи.
— Что ж… — он присел рядом и наши плечи невольно соприкоснулись. — Думаю, за спасение обуви я заслуживаю узнать имя девушки, которая меня чуть не утопила.

Я рассмеялась и слегка толкнула его в бок.
— Меня зовут Юля.

— Приятно познакомиться, Юля, — сказал он, протягивая трясущуюся руку. — Теперь мы partners in crime. И, кажется, у нас есть всё время этого большого мира для наших маленьких безумств.